В должный час снова наступил Мабон, и к этому времени руки Ирэн стали даже нежнее и чище, чем отцовские. Кожа у нее вновь приобрела детскую бледность, а волосы благодаря частому расчесыванию превратились в гриву черных кудрей. Летом она ела так мало, что ее талия была тонкой, как никогда.

Урсула тоже исхудала, но в ее случае привлекательности это не прибавило. На ее шее и руках выступали жилы, а щеки впали. Раз или два Ирэн ощутила неприятный укол сочувствия к матери, но устояла против него.

За час до полуночи они спустились в подвал – единственное, что они теперь делали вместе со дня рождения Ирэн. Урсула разложила травы, а Ирэн окропила все соленой водой. Урсула зажгла свечу и раскрыла камень.

Празднование прошло как обычно, за исключением того, что, пока Урсула напевала молитвы, живот Ирэн скрутило от боли. В конце, когда Урсула простерла руки над камнем и произнесла особую молитву, Ирэн стояла рядом с ней, склонившись над кристаллом, чтобы лучше видеть. Появился Себастьен, наполовину окутанный облаком дыма. У него на коленях лежала арфа, а вокруг собрались люди.

– Он играет, – вздохнула Урсула. – Хотела бы я это услышать.

Белые руки Ирэн взмыли вверх словно по собственной воле и мягко оттолкнули обветренные руки Урсулы. Она не собиралась этого делать, а когда простерла руки над кристаллом, как это сделала мать, боль распространилась по всему телу и обострилась так, что все внутри болело и горело. Ирэн закрыла глаза, чувствуя, как вместе с кровью по ней растекается жар, как он исходит от костей, от кончиков пальцев.

Когда послышалась мелодия – тонкие, призрачные отзвуки музыки, которую, должно быть, играл Себастьен, – Урсула охнула и пошатнулась, отчего платок соскользнул у нее с головы и упал на холодный пол.

Открыв глаза, Ирэн увидела полусогнутую мать. Руки ее все еще были вытянуты, как будто она забыла опустить их, рот приоткрыт от удивления. Обе прислушивались, напрягая слух, чтобы расслышать нить мелодии. Когда она закончилась и Ирэн убрала руки, изображение в кристалле на мгновение замерцало, словно кто-то коснулся пальцем зеркальной водной глади, и исчезло.

Урсула подняла глаза с припухшими веками на дочь.

– Твоя сила, – хриплым голосом произнесла она.

Ирэн стояла выпрямившись. Ее тело было охвачено пламенем силы.

– Да!

– С каких пор?

– С моего дня рождения.

– Ты мне не говорила.

– Нет.

– Но почему?

– Мне казалось, ты не будешь этому рада, маман.

– Не буду рада?! Часть моего долга, часть смысла моего существования – передать колдовское мастерство! Я думала, может…

– Может, я не унаследовала его, – перебила ее Ирэн и усмехнулась. – Но это не так. Я думаю, мое время пришло.

С чувством, которое Ирэн поначалу неверно истолковала как смирение, Урсула произнесла:

– Похоже на то.

Она отошла от кристалла и нагнулась, чтобы поднять оброненный платок. Снова надев его на голову, она кивнула в сторону камня:

– Выясним это?

Когда они поднялись из подвала, ночь уже прошла. На востоке начали исчезать звезды, ветер нес с собой осенний холодок. Они уже стояли на пороге, когда Ирэн заметила желтые лисьи глаза, неотрывно следящие за ней с опушки леса на другой стороне дороги, и попыталась осторожно привлечь внимание Урсулы.

– Что там?

Ирэн не ответила, просто ткнула пальцем.

– Что это?

– Лис. Великолепный черно-рыжий лис.

Урсула медленно и тяжело вздохнула:

– Итак, ты обрела и духа-покровителя.

– Да.

Когда мать сжала ее плечо грубой рукой, Ирэн не отстранилась и не запротестовала. Это был жест уважения, потому что заклинание пришло к ней и она произнесла его, – хотя обе не были уверены в том, что оно значит. Урсула, склонившись к уху дочери, негромко заговорила. При звуках ее речи лис навострил уши.

– Ты будешь сильнее, чем я, дочка. Будь осторожна с колдовством.

– Я собираюсь заниматься им.

– Я знаю. Но помни то, чему меня научила мать: если ты занимаешься колдовством, ты заплатишь за это свою цену.

– Оно будет того стоить.

– Во имя Богини, надеюсь на это.

На этом они расстались. Урсула вернулась к работе, а Ирэн – к праздности. Она задержалась в кухне, наливая чашку чая, которую унесла в свою комнату. Там она поставила ее на расшатанную тумбочку, которая служила прикроватным столиком, взяла гребешок и уселась на край узкой кровати. Расчесываясь, она обдумывала слова заклинания, которые тогда пришли ей в голову. По сути, прошли через нее. Она задалась вопросом, был ли такой опыт у других ведьм или ее случай уникален.

Стоявшая рядом с ней тогда Урсула увидела в кристалле вспышку света – только зарождающуюся, но она, без сомнения, была там. Шепотом она напомнила дочери: «Трижды по три раза», и Ирэн повторила заклинание, считая на пальцах количество повторений. Она подумала, что темный подвал – плохое место для храма. Однажды она создаст храм лучше, и ритуалы, которые она станет проводить, будут отличаться величием и церемонностью, которых заслуживают.

А пока она могла только спрашивать себя, каким образом воплотится в жизнь ее заклинание.

Ирэн была уверена, что так и случится, она знала это. И хотя она переложила на мать всю бесконечную работу на ферме, но не чувствовала вины за это. Она сражалась на войне, и война эта велась за ее жизнь. И, как на любой войне, жертвы были неизбежны.

Она услышала стук садовых ворот и, покинув спальню, подошла к кухонному окну. Урсула уходила по дороге, ведущей в Грандж. Седые волосы беспорядочно торчали из-под ее соломенной шляпы, в руках была корзина с тыквами и картофелем. Ирэн наблюдала за матерью, отметив обтрепанный подол ее платья, жесткий от садовой грязи фартук из грубой ткани, медленную походку в тяжелых сапогах.

Секунду спустя она поняла, что именно этого момента ждала так долго. Если Урсула отправлялась со своими продуктами в Грандж, ее не будет по меньшей мере два часа. Салли всегда угощала ее чашкой чая и парой штук печенья в обмен на приятную болтовню. У Ирэн было время, чтобы спуститься в подвал, изучить рецепт и собрать ингредиенты.

Выходя через дверь, она схватила фартук, чтобы не испачкать свое лучшее платье, толкнула наклонную дверь и помчалась по ступенькам вниз. Она решила, что быстрее будет вынести гримуар в кухню, где был хороший свет, и написать перевод старофранцузского текста. Разумеется, теперь Урсула не станет возражать. Ирэн доказала, на что способна. Это было ее право.

Поскольку она и раньше расшифровывала записи, ей потребовалось всего пятнадцать минут, чтобы переписать рецепт на современном французском языке:

Ирэн оставила гримуар на столе и побежала в кладовку посмотреть, какие травы там имелись. Она нашла все необходимое, кроме омелы, но видела большое туманно-зеленое облако этого растения, висящее на изгибе вяза с раздвоенным стволом. Она схватила шляпу, самый острый нож, какой нашла в кухонном ящике, и поспешила из дома.

Она подумала, что лис может показаться, чтобы помочь ей с выполнением этого дела, но его нигде не было видно. Это было неважно, Ирэн знала, где висит омела. Это было всего в пяти минутах ходьбы в глубине леса, а на то, чтобы срезать пару толстых стеблей, потребовалось несколько мгновений. Ирэн собрала их в фартук и вернулась в кухню. Не прошло и четверти часа. Еще в течение часа она нарезала, толкла, отмеряла и наконец поставила смесь завариваться в склянке из темного стекла. Закупорив склянку пробкой, Ирэн отнесла ее в подвал на алтарь и, прежде чем оставить там, на мгновение прижала пальцы к стеклу. Казалось, под кончиками пальцев оно завибрировало, словно в жидкости было что-то живое. Она прошептала последние строки своего заклинания:

Склянка задрожала с такой силой, что запрыгала по деревянной поверхности.

Ирэн довольно улыбнулась и вернулась в кухню за гримуаром. И тут в дверях появилась Урсула с уже опустевшей корзиной в руке. Она уставилась на книгу в руках дочери.

– Что это ты с ней делаешь?

Ирэн растерялась. Правда уже готова была сорваться с ее губ, как вдруг в голову пришла безопасная ложь. Она опустила глаза на запачканные чернилами руки.

– Я… я хотела поработать над переводом. Страницы блекнут так быстро.

– При таком свете они поблекнут быстрее, – сказала Урсула, повернувшись к кладовой. – Верни книгу в подвал, если закончила.

Ирэн поспешила послушаться, изумляясь тому, как просто рассказать кому-то то, что он хочет услышать. Да и зачем говорить правду, если многие предпочли бы ложь? Без сомнения, для всех жизнь стала бы легче.

Себастьен бы с этим не согласился. Но Себастьена, как обычно, рядом не было.

Появление Тома Батлера на пороге их дома на следующий день вызвало удивление только у Урсулы. Ночью Ирэн слышала лай лиса и чувствовала энергию приготовленного снадобья из подвала. Ее заклинание действовало. С первой утренней звездой она спустилась в подвал, чтобы забрать склянку и спрятать в своей спальне.

Теперь ей нужно было лишь открыть дверь объездчику лошадей и услышать, как будут разворачиваться события.

– Мисс Блодвин считает, что шайрский жеребенок слишком силен для нее, – сообщил объездчик, обращаясь к Урсуле и избегая смотреть Ирэн в глаза.

– Что она хочет, чтобы мы сделали, Том? – спросила Урсула.

Ирэн отошла в сторону и жестом пригласила его войти. Он снял шляпу и демонстративно вытер сапоги о лоскутный коврик у двери, хотя они были чище, чем те, что собиралась надеть Урсула.

– Урсула, вам это не понравится, – сказал он. – Мастер Хьюз решил продать его.

– Продать! – воскликнула Урсула. – Том, когда я согласилась отдать Арамиса на разведение, мастер Хьюз обещал, что жеребенок останется в Грандже!

– Я знаю, – ответил Том, – но мисс Блодвин… – Он развел руками и умоляюще взглянул на Ирэн. – Простите меня за то, что я сказал. Вы были правы. Мисс Блодвин никогда не сможет приручить Инира, а теперь она его боится.

– Надо бы забрать у нее хлыст, – решительно заявила Ирэн. – Он был напуган больше, чем она.

– Все еще не понимаю, чего вы от нас хотите, – сказала Урсула, повязывая грубый фартук поверх рабочего платья. – Жеребенка нужно дрессировать. Неужели вы не можете убедить своего хозяина позволить вам это сделать?

– К нему приезжают покупатели.

– Сегодня?

Том кивнул:

– Боюсь, что да. Мисс Блодвин рассказала ему об Ирэн…

Урсула нахмурилась:

– Что именно об Ирэн?

Ирэн изо всех сил старалась совладать со своим лицом, боясь, чтобы ее глаза не полыхнули победным огнем.

– Блодвин била жеребенка хлыстом, мама. Довела его до безумия. Я успокоила его.

– Это было как по волшебству, – добавил Том, что заставило Урсулу ошарашенно взглянуть на дочь.

– Это было просто по-умному, – возразила Ирэн. – Полагаю, мастер Хьюз хочет, чтобы я пришла?

– Так и есть. – Том мял в руках шляпу. – Для меня это тоже было бы большим одолжением. Инир чудный жеребенок, но нрав у него буйный.

– Погодите! – вмешалась Урсула. – Том, неужели с этим ничего нельзя поделать? Я могла бы держать жеребенка здесь, вместе с его родителем. Мы могли бы…

Он покачал головой:

– Урсула, мне очень жаль. Я пытался, но не смог убедить мастера Хьюза.

– Кто покупатели? – спросила Ирэн.

Когда Том ответил, в животе у нее начались боли, а в груди зашевелилось тайное ликование. Он сказал:

– Это двое мужчин из места под названием Морган-холл. Лорд Ллевелин и его объездчик лошадей.

– Как думаете, объездчик хороший?

– Похоже на то. Но мастер Хьюз желает, чтобы жеребенок показал себя во всей красе. Это позволит выручить за него приличную сумму.

– Том, дайте мне пять минут, чтобы переодеться, – сказала Ирэн.

– Ирэн… – начала было Урсула, но та ушла в свою комнату еще до того, как мать успела придумать какое-нибудь возражение.

Она заранее выстирала и выгладила саржевую юбку и провела несколько свободных часов, украшая вышивкой английскую блузку. Надев их вместе, она вполне сошла бы за некое подобие девушки Гибсона, а если бы ей еще и улыбнулась удача, то Блодвин с ее надменным взглядом не оказалось бы в конюшне. Мужчины могли и не заметить, что ее одежда была самотканой. Ирэн хотела, чтобы они восхищались ее тончайшей талией, высокой грудью, роскошными волосами, которые она за какое-то мгновение собрала в копну из крупных волн.

Ирэн бросила на себя последний критический взгляд, а затем спрятала закупоренную склянку со снадобьем в кармане плаща, который перекинула через руку так искусно, как только могла, и который, она надеялась, надевать не придется.

Когда они с Томом Батлером добрались до загона, то нашли там мастера Хьюза, приземистого мужчину с волосами красновато-коричневого оттенка. Он стоял у конюшни с двумя мужчинами: один был высоким и темноволосым, а тот, что пониже, – седеющим блондином с щетинистыми усами. Мастер Хьюз со старшим мужчиной курили сигары, а молодой стоял чуть поодаль. Его кепка для верховой езды была опущена на глаза, чтобы защититься от лучей заходящего осеннего солнца.

Когда Ирэн и Том подошли, старшие мужчины бросили сигары на гравий, а молодой выпрямился и снял кепку. У него оказались сонные темные глаза и копна черных волос, которые могли бы составить конкуренцию волосам Ирэн.

– Ирэн, вот и хорошо! – воскликнул мастер Хьюз и, повернувшись к своему спутнику, пояснил: – Милорд, это та самая молодая женщина, о которой нам говорил Том.

– Лорд Ллевелин, я полагаю, – отозвалась Ирэн и чуть присела в реверансе. – Я Ирэн Орчард.

Она говорила с аристократическим акцентом, о возможности воспроизвести который и сама не подозревала. Мастер Хьюз ничего не заметил. А вот Том, несомненно, да. Ирэн почувствовала его брошенный искоса полный удивления взгляд, как если бы он тронул ее за руку. И недоуменный взгляд второго объездчика.

Она одарила лорда Ллевелина холодной улыбкой.

– Мисс Орчард… – произнес он, склонив голову.

Никто не потрудился представить Ирэн молодого человека, равно как никто не заговорил с Томом.

Все вместе они направились в конюшню. Том кивнул головой, указывая на стойло Инира. Ирэн, через руку которой по-прежнему был переброшен плащ, подошла к дверце стойла, отодвинула засов и настежь открыла ее.

Жеребенок был привязан: две толстые веревки шли от холки к кольцам на стенах стойла. Веревки не позволяли ему вскидывать голову, но при виде Ирэн и мужчин, шедших за ней, Инир дернулся, прижал уши и взмахнул хвостом. Шея его неудобно вытянулась, он оступился и, не сумев подняться на дыбы, только ударил по воздуху ногой. Запах его застоявшегося пота почти перебивал аромат сена, соломы и покрытой маслом кожи.

Ирэн понимала, почему лорд Ллевелин хочет приобрести этого коня. Двухлетний жеребец был красавцем, еще великолепнее, чем Арамис, и лишь на пол-ладони меньше его впечатляющего роста. Из-за яблок его белоснежная шкура казалась присыпанной серебром. Хвост и грива у него были густыми и шелковистыми, а широкие копыта – однородного серого цвета и сверкающими, Лорд Ллевелин зашел в пустое стойло рядом с Иниром, оперся локтями о невысокую стенку, разделяющую стойла, и наблюдал за жеребенком. Тот фыркнул и, выбросив огромную заднюю ногу, с громким стуком ударил ею о стену. Лорд Ллевелин с негромким возгласом отпрянул, а Том подался вперед, словно желая защитить Ирэн. Она вскинула руку, чтобы остановить его, понимая, какое впечатление производит: стройная смуглая девушка на фоне огромного серебристого нервничающего жеребца.

То, что Ирэн сделала с Иниром в прошлый раз, было для нее самой такой же неожиданностью, как и для других, но сейчас она не могла позволить себе сомнения. Подойдя к жеребцу поближе, она прижала руку к корсету. Под вышитой английской блузкой был ее лучший лиф, а под ним – помятый оловянный медальон, найденный в кладовой, с завитком лисьей шерсти, связанной шелковой нитью. Ирэн носила его, дополнив розмарином и веточкой лаванды, чтобы получился амулет.

Она услышала, как Хьюз пробормотал, обращаясь к Тому:

– Ты уверен?

– Я надеюсь, сэр. Она уже сотворила с ним настоящее волшебство.

Том говорил образно, но именно в волшебстве она сейчас нуждалась.

Сделав еще один шаг, Ирэн оказалась лицом к лицу с огромным конем. Он, отпрянув, фыркал и бил копытом, швыряя в нее соломенной трухой. Ирэн накрыла ладонью амулет, крепко прижав его к коже, и выдохнула:

– Инир, Инир, ты меня знаешь. Помнишь? Ты меня знаешь.

Он сделал долгий вдох, раздув ноздри, и застыл на месте.

Ирэн осторожно подняла руку, боясь, что, стоит отпустить амулет, как Инир снова выйдет из себя. Он, напротив, вытянул шею, принюхиваясь к ее блузке, словно знал, что под ней спрятано.

– Молодец, – прошептала Ирэн. – Ты помнишь.

Она осторожно потянула за узел одной из веревок, что держали его.

– Берегись, – пробормотал Том.

Веревка упала, однако Инир не тронулся с места. Ирэн провела рукой по его могучей шее под гривой. От этого прикосновения он задрожал, но остался на месте. Дыхание его замедлилось и стало глубже. Она отвязала вторую веревку от кольца, еще раз заглянула коню в глаза и повернулась, чтобы вывести его из стойла.

Жеребец размеренным шагом последовал за Ирэн, покачивая шеей над ее плечом.

Мастер Хьюз обрадованно заявил:

– Видите, милорд? Я говорил, что Инир словно ягненок. Великан-добряк, вот он кто.

– Сейчас посмотрим.

С этими словами лорд Ллевелин сделал шаг вперед. От него отдавало сигаретным дымом и лавровишневой водой. Он выбросил руку вперед, словно желая ухватиться за чомбур.

Инир заржал и, вырвав веревку из руки Ирэн, бросился в сторону.

Лорд Ллевелин выругался, то же сделал Хьюз. Том застонал, но объездчик стоял молча, изогнув черную бровь в молчаливом ожидании.

Ирэн схватила веревку с усыпанного соломой пола и сказала:

– Мастер Хьюз, он не вел себя так, пока ваша дочь не начала стегать его хлыстом.

– Ирэн… – начал Том, но его хозяин прервал его:

– Иной раз лошадь нужно стегать.

Яго, объездчик лорда, впервые за все время подал голос.

– Нет, сэр, – возразил он. – Хорошие лошади обходятся без хлыста. – Он перевел взгляд сонных темных глаз на Ирэн и спросил: – Помочь тебе с ним, девочка?

Задетая таким обращением, в то время как лорд Ллевелин назвал ее «мисс», Ирэн скривилась.

– Разумеется, нет, – высокомерно ответила она.

Лорд Ллевелин откашлялся.

– Если мы не сможем справиться с ним, ведя на поводу, то никак не доставим его в Морган-холл. Туда два дня езды верхом.

Хьюз переминался с ноги на ногу. Ирэн истолковала это как признак беспокойства, что можно упустить из рук выгодную сделку.

– Дайте мне минуту, милорд, – произнесла она, и ей стало приятно от аристократичного звучания собственного голоса. – Мисс Блодвин была жестока с этим жеребенком. Ему всего лишь нужно быть уверенным, что больше не последует ударов хлыстом.

Хозяин пришел в негодование от таких слов, но она понимала, что деньги лорда Ллевелина значили для Хьюза больше, чем тень, которую она бросила на его дочь.

Прикрываясь складками плаща, который все еще был перекинут через руку, Ирэн залезла в карман и, возвращаясь в стойло, приоткрыла пробку на склянке из темного стекла. Инир вздрогнул, но подпустил ее к себе. Она сняла пробку, засунула два пальца в склянку и поднесла их к ноздрям Инира, прошептав: «Стой смирно». После чего мазнула снадобьем по его губам. Конь высунул язык, который казался неуместно розовым на фоне серого носа, и облизал их. Ирэн провела рукой по его морде и почесала за ухом.

Инир сделал глубокий, как у всех лошадей, вдох и опустил голову, чтобы она смогла почесать ему лоб под челкой.

– С жеребенком все будет в порядке, – сказала Ирэн. – Только, прошу всех вас, отойдите в сторону.

Мужчины, которые, казалось, как и конь, пребывали под действием заклинания, посторонились, когда она вывела шайрского жеребца из стойла и повела по конюшне навстречу прохладному солнечному свету. Мужчины, сохраняя уважительное молчание, последовали за ней. Привязывая чомбур Инира к столбу, Ирэн бросила на них быстрый взгляд из-под ресниц. Том, судя по всему, испытывал облегчение. Мастер Хьюз был озадачен и хмурился, но явно жаждал получить деньги. Сонные глаза Яго, объездчика лошадей, горели интересом.

Лорд Ллевелин стоял, скрестив руки на животе. На его довольном лице уже читалась гордость владельца. Откашлявшись, он сказал:

– Что ж, Хьюз, полагаю, мы договорились. Неплохо было бы выпить на посошок, как вы считаете? Возможно, мисс Орчард составит нам компанию.

– Вы очень любезны, милорд, – улыбнулась Ирэн. – Позвольте мне отправиться на кухню и… – она вовремя остановила себя, – отдать приказ.

Уходя, она чувствовала обжигающие спину изумленные взгляды мастера Хьюза и Тома и подняла голову, придерживая юбку одной рукой: она видела, что так делала Блодвин. «Леди», – напомнила себе Ирэн. Она была леди.

Если Хьюзу или Тому вздумается выдать ее, она превратит их в жаб.