ГЛАВА 10

В Ос Альту мы направились не сразу. Следующие три дня мы перевозили груз через Каньон. Довольствовались тем, что осталось от военного лагеря в Крибирске. Когда Каньон начал расширяться, большинство войск отозвали. Для наблюдения за черным побережьем Неморя возвели новую сторожевую башню, а на доках оставили лишь опорную команду.

В лагере не осталось ни одного гриша. После попытки переворота Дарклинга и уничтожения Новокрибирска по Равке и рядам Первой армии прошла волна антигришских настроений. Меня это не удивило. Исчез целый город, его жители стали закуской для монстров. Равка не скоро такое забудет. И я тоже.

Одни гриши сбежали в Ос Альту, чтобы просить защиты у короля, другие скрывались. Николай подозревал, что большинство разыскало Дарклинга и перешло на его сторону. Но с помощью беглых шквальных Николая нам удалось осуществить два переплава через Каньон в первый день, три во второй и четыре в последний. Землеходные скифы отправлялись в Западную Равку пустыми и возвращались под завязку нагруженными земенскими ружьями, ящиками с боеприпасами, деталями для магазинных винтовок, похожих на те, что Николай использовал на борту «Колибри», и парой тонн сахара и юрды – все нажитое Штурмхондом во время незаконных вылазок.

– Взятки, – сказал Мал, пока мы наблюдали, как солдаты рьяно разбирают поставки, выгружаемые на доки, ухмыляясь и восхищаясь сверкающему набору оружия.

– Подарки, – возразил Николай. – Что бы ты ни думал, пули работают исправно, независимо от моих мотивов. – Затем он повернулся ко мне. – Полагаю, мы сможем осуществить сегодня еще одну поездку. Готова?

Нет, но все равно кивнула.

Принц улыбнулся и похлопал меня по спине.

– Я отдам приказ.

Я чувствовала на себе пристальный взгляд Мала, пока всматривалась в бурлящую тьму Каньона. Больше таких инцидентов, как на борту «Колибри», не случалось. Что бы я тогда ни увидела, – иллюзию, галлюцинацию, что-то не поддающееся объяснению – оно не повторялось. Тем не менее, каждую секунду, проведенную в Неморе, я была настороже и изо всех сил пыталась скрыть свой страх.

Николай хотел воспользоваться переплавами, чтобы поохотиться на волькр, но я отказала ему. Сказала, что все еще чувствую слабость и сомневаюсь, что моя сила гарантирует нам безопасность. Я действительно боялась, но все остальное было ложью. Никогда прежде я не чувствовала себя такой сильной. Сила текла по мне чистыми, мощными волнами, насыщенная энергией оленя и дракона. Но я не могла вынести даже мысли о том, что придется снова услышать эти крики. Я окружила скифы широким, сияющим куполом, и хоть волькры вопили и громко хлопали крыльями, подлетать слишком близко они не рисковали.

Мал сопровождал нас во время путешествий и не отходил от меня ни на шаг, держа ружье наготове. Он чувствовал мое волнение, но не требовал объяснений. Вообще-то со дня нашей ссоры в палатке он едва ли обменялся со мной парой слов. Я боялась, что, когда он наконец заговорит, мне не понравится, что он скажет. Я не передумала насчет возвращения в Ос Альту, но беспокоилась, что он передумал.

В то утро, когда мы должны были отбыть в столицу, я лихорадочно высматривала его в толпе, испугавшись, что Мал может просто не явиться. Заметив его, произнесла короткую молитву в знак благодарности. Он молча и прямо сидел в седле и готовился влиться в колонну всадников.

Мы вышли до рассвета: извивающаяся процессия из лошадей и повозок, бредущая по широкой дороге, известной как Ви. Николай достал мне простой синий кафтан, но я спрятала его в багаже. Пока он не наберет достаточно людей, чтобы охранять меня, я просто очередной солдат в свите принца.

Когда солнце вышло из-за горизонта, меня охватил трепет слабой надежды. Мысль о том, чтобы занять место Дарклинга, пытаться пополнить ряды гришей и командовать Второй армией, все еще казалась невероятно пугающей. Но, по крайней мере, я хоть что-то делала, вместо того чтобы просто бегать от Дарклинга или ждать, пока он меня схватит. У меня было два усилителя Морозова, и я направлялась в место, которое может дать ответ, где искать третий. Мал был недоволен, но, глядя на утренние лучи солнца над верхушками деревьев, я ощутила уверенность, что смогу изменить его точку зрения.

Мое приподнятое настроение не пережило поездку через Крибирск. Мы уже проходили через этот хилый портовый городок после кораблекрушения, но я была слишком потрясена и сосредоточена на другом, чтобы успеть заметить, как сильно он изменился. На сей раз это было неизбежно.

Несмотря на то что Крибирск никогда не отличался особыми красотами, ради которых стоило бы посещать его, здешние тротуары бурлили, полные странниками и торговцами, королевскими стражами и работниками доков. Вдоль шумных улиц шли ряды оживленных лавок со снаряжением для путешествий в Каньон, тут также располагались кабаки и дома терпимости, которые обслуживали солдат из лагеря. Но сейчас улицы были тихими и почти пустыми. Большинство гостиниц и магазинов заколочено.

Но настоящее откровение случилось, когда мы добрались до церкви. Я помнила ее как аккуратное здание, увенчанное ярко-синими куполами. Теперь побеленные стены были исписаны именами, ряд за рядом выведенными алой краской, которая, высохнув, стала напоминать кровь. Ступеньки усыпаны кучками увядших букетов, небольшими иконками и догоревшими молитвенными свечками. Я увидела бутылки кваса, груды конфет и брошенную кем-то детскую куклу. Подношения погибшим.

Просмотрела имена:

Степан Рушкин, 57

Аня Сиренка, 13

Мика Ласки, 45

Ребека Ласки, 44

Петр Озеров, 22

Марина Коска, 19

Валентин Емки, 72

Саша Пенкин, 8 месяцев

Им не было конца. Мои пальцы вцепились в вожжи, а сердце сжали ледяные тиски. Нахлынули непрошеные воспоминания: мать, бегущая с ребенком на руках, спотыкающийся мужчина с открытым в беззвучном крике ртом, поглощаемый тьмой, испуганная бабушка, потерявшаяся в истеричной толпе. Я все видела. И случилось это благодаря мне.

Они были жителями Крибирска – города, который когда-то располагался прямо напротив Новокрибирска, по другую сторону Каньона. Город-побратим, полный знакомых, друзей, деловых партнеров. Людей, работающих на доках и управляющих скифами, переживших не один переплав. Они жили на границе с ужасом, считая, что, находясь дома или гуляя по улицам своего маленького портового городка, они в безопасности. А теперь все погибли, потому что мне не удалось остановить Дарклинга.

Мал оказался рядом со мной.

– Алина, – ласково позвал он, – поехали дальше.

Я покачала головой. Мне хотелось запомнить их всех: Ташу Штоль, Андрея Базина, Шуру Рученко. Столько, сколько смогу. Их уничтожил Дарклинг. Терзали ли они его во снах, как терзали меня?

– Мы должны остановить его, Мал, – хрипло сказала я. – Любой ценой.

Не знаю, что я надеялась от него услышать, но Мал не ответил. Вряд ли он хотел давать мне какие-либо обещания.

В конце концов он поехал дальше, но я заставила себя прочесть каждое имя, и только тогда развернулась и направила свою лошадь обратно на пустые улицы.

По мере удаления от Каньона в Крибирске появлялось все больше признаков жизни. Несколько лавок оказались открытыми, а на участке Ви, известном как «Путь коробейников», раскладывали свое добро купцы. Вдоль дороги выстроились пестрящие яркими тканями прилавки, которые были завалены товарами: тут продавали башмаки и молитвенные шали, деревянные игрушки и тупые ножики в кустарно сработанных ножнах. Многие прилавки были усыпаны чем-то похожим на кусочки камня и куриные кости.

– Провинье ости! – кричали торговцы. – Аученье ости!

Подлинные кости. Настоящие кости.

Когда я свесилась с крупа лошади, чтобы рассмотреть товар получше, один старик крикнул:

– Алина!

Я удивленно посмотрела на него. Мы знакомы?

Ко мне тут же подъехал Николай. Подвел своего коня и забрал у меня вожжи, грубо дергая за них, чтобы увести меня от прилавка.

– Ничего не нужно, спасибо, – ответил он старику.

– Алина! – крикнул тот. – Аученье Алина!

– Подожди, – попросила я, изворачиваясь в седле, чтобы лучше рассмотреть лицо старика. Он поправлял товары на столе. Осознав, что мы ничего не купим, торговец резко потерял к нам интерес.

– Стой! – настаивала я. – Он меня узнал.

– Нет.

– Но он позвал меня по имени! – рассердилась я, забирая из рук принца свои вожжи.

– Он пытался продать твои мощи. Кости пальцев. Подлинная Санкта-Алина.

Я замерла, по телу прошла дрожь. Моя лошадь рассеянно трусила вперед.

– Подлинная Алина, – ошеломленно повторила я.

Николаю явно стало неловко.

– Ходят слухи, что ты умерла в Каньоне. Люди уже много месяцев продают части твоего тела по всей Равке. Из тебя вышел хороший амулет на удачу.

– Предполагается, что это мои пальцы?!

– Костяшки, пальцы ног, кусочки ребер.

Меня затошнило. Я оглянулась, надеясь увидеть Мала и поговорить с кем-то, кому я дорога.

– Конечно, – продолжил Николай, – если бы хоть половина из них действительно была твоими пальцами, у тебя должна была быть сотня ног. Но суеверия – мощная штука.

– Как и вера, – отозвался голос позади меня, и, обернувшись, я с удивлением обнаружила Толю, восседающего на огромном черном жеребце. Его лицо сияло торжественностью.

Это было слишком. Весь мой оптимизм улетучился. Внезапно показалось, будто само небо давит на меня сверху, загоняя в ловушку. Я пустила лошадь в галоп. Из меня всегда была никудышная наездница, но я крепко держалась в седле и не останавливалась, пока Крибирск не остался далеко позади и я не перестала слышать громыхание костей.

Той ночью мы остановились в гостинице в небольшой деревушке под названием Верность, где нас встретила вооруженная группа солдат Первой армии. Вскоре я узнала, что большинство из них были из двадцать второго – полка, в котором служил Николай и который в итоге помог провести северную кампанию. По всей видимости, принц хотел поехать в Ос Альту в окружении друзей. Я его не винила.

Он выглядел довольно расслабленно в их обществе, и я снова заметила, как изменилось его поведение. Парень с легкостью сменил роль бойкого авантюриста на высокомерного принца, а теперь стал любимым командиром, солдатом, который беспечно смеялся со своими товарищами и знал имя каждого простолюдина.

Солдат сопровождала роскошная карета, которую везла шестерка белых коней. Она была выкрашена в голубой равкианский цвет, на одном боку у нее красовался двуглавый королевский орел. С другой стороны Николай приказал нарисовать золотое солнце с лучами. Когда эта сверкающая штуковина заехала во двор гостиницы, я закатила глаза и вспомнила показное богатство Большого дворца. Похоже, дурной вкус – это наследственное.

Я надеялась поужинать в своей комнате наедине с Малом, но Николай настоял, чтобы мы трапезничали все вместе в гостиной. Так что, вместо того чтобы отдыхать у камина, мы оказались втиснуты локоть к локтю за шумный стол офицеров. Мал не проронил ни слова за вечер, зато Николай щебетал за нас троих.

Принявшись за тушеный бычий хвост, он начал перечислять места, которые хотел бы посетить по пути в Ос Альту. Даже просто слушать эту болтовню было утомительно.

– Не думала, что под «вербовкой людей» ты подразумевал встречу с каждым из них, – проворчала я. – Разве мы не спешим?

– Равка должна знать, что ее заклинательница Солнца вернулась.

– Как и ее блудный принц?

– И он тоже. Слухи разойдутся быстрее, чем королевское заявление. И кстати, – сказал он, понижая голос. – С этого момента ты должна вести себя так, словно за тобой наблюдают каждую секунду. – Он указал вилкой на нас с Малом. – Что ты делаешь в свободное время – это твое личное дело. Просто будь благоразумной.

Я чуть не поперхнулась вином.

– Что?!

– Одно дело, когда тебя сватают принцу, и совсем другое, когда люди думают, что ты спишь с крестьянином.

– Я не… это вообще не их дело! – яростно зашептала я и покосилась на Мала. Его челюсть задрожала, а кулак крепко сжал рукоятку ножа.

– Власть обязывает, – ответил Николай. – Так что это их дело, – он сделал еще один глоток вина, и я ошеломленно уставилась на него. – А еще ты должна ходить в подходящем цвете.

Я покачала головой, поразившись смене темы.

– Теперь ты и одежду будешь мне выбирать?

На мне был синий кафтан, но это явно не устраивало принца.

– Если планируешь руководить Второй армией и занять место Дарклинга, то должна выглядеть соответственно.

– Заклинатели ходят в синем, – раздраженно фыркнула я.

– Не стоит недооценивать силу широких жестов, Алина. Люди любят зрелище. Дарклинг это понимал.

– Я подумаю об этом.

– Как насчет золотого? – продолжил Николай. – Очень царственно и уместно…

– И очень безвкусно?

– Золото хорошо сочетается с черным. Идеальный символ и…

– Никакого черного, – перебил Мал. Затем встал из-за стола и, не проронив больше ни слова, скрылся в толпе.

Я отложила вилку.

– Я вот не пойму, ты специально создаешь мне проблемы или просто придуриваешься?

Принц взял еще кусочек со своей тарелки.

– Ему не нравится черный?

– Это цвет мужчины, который пытался убить его и регулярно брал меня в заложницы. Мой заклятый враг, помнишь?

– Тем больше причин присвоить себе его цвет.

Я вытянула шею, чтобы посмотреть, куда ушел Мал. Увидела, как он сел в одиночестве у стойки в соседнем помещении.

– Нет, – покачала головой. – Никакого черного.

– Как угодно, – кивнул принц. – Но ты должна выбрать какой-то цвет для себя и своей стражи.

Я вздохнула.

– Стража так необходима?

Николай откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на меня с серьезным выражением лица.

– Знаешь, как я получил имя Штурмхонд?

– Я думала, что это своеобразное подшучивание над твоей кличкой: «щенок».

– Нет. Это имя я заслужил. Первый корабль, который я взял на абордаж, был фьерданским торговым судном из Джерхольма. Когда я приказал капитану опустить меч, он рассмеялся мне в лицо и сказал, чтобы я бежал домой к мамочке, и что фьерданцы готовят хлеб из костей тощих равкианских мальчиков.

– И ты убил его?

– Нет. Я ответил ему, что равкианцы слишком брезгливы, чтобы есть мясо старых и глупых капитанов. А затем отрезал ему пальцы и скормил их своей собаке у него на глазах.

– Ты… что сделал?

В зале было полно шумных солдат, которые пели, кричали и рассказывали байки, но все это отошло на задний план. Я потеряла дар речи и уставилась на Николая. Он будто вновь изменился, и его маска очарования исчезла, обнаружив очень опасного человека.

– Ты слышала. Мои враги разговаривают на языке жестокости. Как и моя команда. После этого я выпил со своими людьми и поделил добычу. Затем вернулся в свою каюту, выблевал прекрасный ужин, приготовленный моим стюардом, и рыдал, пока не уснул. Но в тот день я стал настоящим корсаром, и именно тогда родился Штурмхонд.

– Вот тебе и щенок, – ответила я, борясь с рвотными позывами.

– Я был мальчишкой, выступившим с недисциплинированной командой из бандитов и мошенников против врагов, которые были старше, мудрее и безжалостнее. Необходимо было сделать так, чтобы меня боялись. Все до последнего. Иначе полегло бы много людей.

Я отодвинула тарелку.

– И чьи же пальцы ты хочешь отрезать с моей помощью?

– Я хочу, чтобы ты начала думать и вести себя как лидер, раз уж собралась им стать.

– Знаешь, я уже слышала это от Дарклинга и его сторонников. Будь жестокой. Будь злой. В будущем это спасет много жизней.

– Думаешь, я такой же, как Дарклинг?

Я окинула его изучающим взглядом: золотистые волосы, опрятный мундир, слишком хитрые карие глаза.

– Нет, – медленно произнесла я. – Не думаю. Но я уже ошибалась прежде.

С этими словами я встала и пошла за Малом.

Наш переход в Ос Альту больше напоминал медленное шествование измученной процессии, нежели бодрый галоп марширующей армии. Мы останавливались в каждой деревне у Ви, на фермах, маслобойнях, в школах и церквях. Приветствовали местных сановников и проходились по всем больничным отделениям. Ужинали с ветеранами войны и аплодировали женскому хору.

Было трудно не заметить, что в деревнях в основном оставались либо очень юные, либо очень старые. Всех годных к военной службе призвали в армию короля, сражаться в бесконечных войнах Равки. Наши кладбища разрослись до размеров городов.

Николай раздавал монеты и мешки с сахаром. Пожимал руки торговцам, целовался с морщинистыми матронами, которые звали его «щеночком», и очаровывал каждого, кто стоял поблизости. Принц никогда не уставал, никогда не сдавал позиций. Сколько бы миль мы ни преодолели, со сколькими бы людьми ни пообщались, он всегда был готов поговорить с любым желающим.

Казалось, Николай всегда знал, чего люди от него хотели – когда играть роль смеющегося мальчишки, когда золотого принца, а когда и бывалого солдата. Я предположила, что подобному учили всех членов королевской семьи, растущих во дворце, но наблюдать за ним все равно было странно.

Он не шутил насчет зрелищ. Принц всегда старался, чтобы мы приезжали на рассвете или после наступления сумерек, или останавливал наше шествие в тени церкви и городской площади – в любом подходящем месте, чтобы похвастаться заклинательницей Солнца.

Заметив, как я закатываю глаза, Николай подмигнул и сказал:

– Все считают тебя мертвой, дорогая. Теперь главное – красиво воскреснуть.

Я сдержала свою часть сделки и достойно играла роль. Любезно улыбалась и призывала свет, освещая и согревая им крыши, шпили и пораженные лица. Люди плакали. Матери приносили мне своих младенцев, чтобы я поцеловала их, а старики склонялись к моей ладони с мокрыми от слез щеками. Я чувствовала себя настоящей мошенницей, о чем и сообщила Николаю.

– В смысле? – искренне недоумевал он. – Люди любят тебя.

– Или они любят твою призовую лошадку, – проворчала я, когда мы выехали из очередного города.

– Ты хоть когда-нибудь выигрывала приз?

– Не смешно, – сердито прошипела я. – Ты видел, на что способен Дарклинг. Эти люди отправят своих сыновей и дочерей на войну с ничегоями, а я не смогу их спасти. Ты пичкаешь их ложью.

– Мы даем им надежду. Это лучше, чем ничего.

– Сказал человек, который понятия не имеет, что значит не иметь ничего, – отрезала я и отправила лошадь вперед.

Краше всего Равка выглядела летом, когда ее поля расцвечивались золотыми и зелеными оттенками, а воздух наполнялся сладковатым ароматом теплого сена. Несмотря на уговоры Николая, я решительно отказалась от удобной кареты. У меня отваливался зад, и бедра ныли от боли всякий раз, как я слезала с седла, но поездка верхом сулила свежий воздух и давала возможность присматривать за Малом. Он едва говорил со мной, но, похоже, уже начал оттаивать.

Николай рассказал всем о том, как Дарклинг пытался убить Мала в Каньоне. Это помогло Малу завоевать доверие солдат и даже получить небольшую порцию славы. Время от времени он отправлялся на охоту со следопытами из отряда и пытался обучить Толю охотиться, но у крупного гриша не очень получалось бесшумно красться по лесу.

По дороге из Салы, когда мы проезжали мимо рощи белых вязов, Мал прочистил горло и сказал:

– Я тут подумал…

Я выпрямилась и навострила уши. Он впервые заговорил со мной со дня отъезда из Крибирска.

Парень заерзал в седле, старательно избегая моего взгляда.

– Я тут подумал о том, кого можно выбрать в стражи.

Я нахмурилась.

– В стражи?

Он вновь прокашлялся.

– В твои личные стражи. Несколько человек из свиты Николая вполне подходят для этого, и, думаю, нужно также рассмотреть Толю с Тамарой. Они шуханцы, но и гриши, так что это не должно стать проблемой. И еще есть… ну, я.

Не думала, что когда-нибудь увижу, как он краснеет. Я расплылась в улыбке.

– Хочешь сказать, что набиваешься в капитаны моей личной стражи?

Мал покосился на меня, и уголки его губ приподнялись.

– А мне достанется крутая шляпа?

– Самая крутая, какую мы только сможем найти. И, возможно, плащ.

– А перья будут?

– О да, много перьев.

– Тогда я согласен.

Я хотела закончить на этом, но не сдержалась:

– Я думала… думала, что ты захочешь вернуться в свое подразделение и вновь стать следопытом.

Мал уставился на узел на своих поводьях.

– Я не могу вернуться. Надеюсь, Николай спасет меня от повешенья…

– Надеешься? – просипела я.

– Я дезертировал, Алина. Даже король не сможет вновь сделать меня следопытом, – произнес он уверенно и спокойно.

«Он привыкнет», – подумала я. Но в то же время знала, что какая-то часть его всегда будет тосковать по жизни, которая была ему предназначена, по той жизни, которая у него была бы, не свяжись он со мной.

Мал кивком указал на спину Николая, едущего далеко впереди и едва различимого в колонне всадников.

– И я ни за что не оставлю тебя одну с нашим Идеальным принцем.

– Думаешь, я не смогу противостоять его чарам?

– Я даже в себе сомневаюсь. Никогда не видел, чтобы кто-то умел так располагать к себе всех вокруг. Уверен, ему бы поклялись в верности даже скалы с деревьями.

Я засмеялась и запрокинула голову назад, чувствуя, как лучи солнца греют кожу, проникая сквозь сплетенные в вышине ветви. Затем прикоснулась к чешуе морского хлыста, надежно спрятанной под рукавом. Пока мне хотелось держать второй усилитель в секрете. Гриши Николая поклялись хранить молчание, и мне оставалось только надеяться, что они умели держать язык за зубами.

Мои мысли занимала жар-птица. Какая-то часть моего сознания все еще не могла поверить в ее существование. Выглядит ли она как на страницах красной книжки, с бело-золотым окрасом перьев? Или их кончики полыхают огнем? И какое чудовище сможет пустить в нее стрелу?

Я отказалась забирать жизнь оленя, и из-за этого умерло бесчисленное количество людей: жители Новокрибирска, гриши и солдаты, которых я бросила на скифе Дарклинга. Мне вспомнились высокие стены церкви, покрытые именами погибших.

Олень Морозова. Русалье. Жар-птица. Легенды оживали перед моими глазами и сразу же умирали. Я помнила, как вздымались и опускались бока морского хлыста, с каким тихим свистом выходили из него последние глотки воздуха. Он был на волоске от смерти, и все равно я медлила.

«Я не хочу быть убийцей». Но, возможно, милосердие – не тот дар, который может себе позволить заклинательница Солнца. Я встряхнула головой. Сперва нужно найти жар-птицу. До тех пор все наши надежды ложились на плечи одного неблагонадежного принца.

На следующий день появились первые паломники. Выглядели они как обычные городские жители, ожидающие у дороги королевскую процессию, но носили нарукавные повязки и держали знамена с восходящим солнцем. Испачкавшись после долгих дней в дороге, они взваливали на себя мешки, набитые немногочисленным имуществом. Увидев меня в синем кафтане и с оленьим ошейником, люди кинулись к моей лошади, бормоча «Санкта, санкта» и пытаясь схватить меня за рукав или подол. Иногда они падали на колени, и мне приходилось осторожничать, чтобы моя кобылка их не затоптала.

Я думала, что привыкла к такому вниманию к своей персоне, и к тому, что меня хватают руками незнакомцы, но сейчас все воспринималось иначе. Мне не нравилось, что меня звали «святой», и в их взглядах читалось что-то хищное, что заставляло меня сильно нервничать.

Чем глубже мы заезжали в Равку, тем больше людей нас встречало. Они стекались со всех сторон: из городов, пригородов и портов. Толпились на деревенских площадях и вдоль Ви. Мужчины и женщины, старые и молодые. Некоторые шли пешком, другие ехали на ослах или притулившись на тележках с сеном. Где бы мы ни оказывались, они везде взывали ко мне.

Я была и Санктой-Алиной, и Алиной Праведной, и Лучом Милосердия. «Дщерь Керамзина – кричали они, – Дщерь Равки!» «Дщерь Каньона». Называли меня и «Душой Двух Столбов» – в честь долины, в которой приютился безымянный поселок, где я родилась. Я смутно помнила руины, давшие название долине – два скалистых столба по бокам от пыльной дороги. Апрат усердно занимался изысканиями о моем прошлом и выуживал подходящие детали, чтобы скроить биографию святой.

Ожидания, возложенные на меня паломниками, пугали. Они считали, что я пришла, чтобы освободить Равку от врагов, Тенистого Каньона, Дарклинга, нищеты, голода, мозолей на ногах, комаров и всего прочего, что приносило им страдания. Они молили меня о благословении и исцелении, но я могла только взывать к свету, махать ручкой и позволять им коснуться моей ладони. Все это было частью представления Николая.

Пилигримы приходили не только для того, чтобы повидать меня, но и чтобы последовать за мной. Они присоединились к королевской процессии, и их разномастная толпа разрасталась с каждым днем. Они плелись за нами из города в город, ночуя в полях, и молились на рассвете за мою безопасность и спасение Равки. Еще чуть-чуть и их количество превзойдет армию Николая.

– Это дело рук Апрата! – пожаловалась я Тамаре за ужином.

Нас поселили в придорожном домике. Через окна виднелись огни от костров паломников и доносились крестьянские песенки.

– Эти люди должны быть дома, должны возделывать поля и заботиться о своих детях, а не таскаться за какой-то лживой святой.

Тамара повозила по тарелке кусочек пережаренной картошки.

– Мама говорила, что способности гришей – это божественная сила.

– И ты ей верила?

– Объяснения получше у меня не нашлось.

Я отложила вилку.

– Тамара, у нас нет никакого божественного дара. Сила гриша – врожденная, как большие ноги или красивый голос.

– Так думают и шуханцы. Что это нечто осязаемое, спрятанное в твоем сердце или селезенке, что-то, что можно достать и распотрошить, – девушка посмотрела в окно на лагерь паломников. – Не думаю, что эти люди с ними согласны.

– Пожалуйста, только не говори, что тоже считаешь меня святой.

– Не важно, кто ты. Важно, что ты можешь сделать.

– Тамара…

– Эти люди полагают, что ты можешь спасти Равку. Очевидно, что ты тоже, иначе бы не ехала в Ос Альту.

– Я еду в Ос Альту, чтобы возродить Вторую армию.

– И найти третий усилитель?

Я чуть не выронила вилку.

– Тише ты! – прошипела я.

– Мы видели «Историю святых».

Значит, Штурмхонд не держал сведения о книге в секрете.

– Кто еще знает? – спросила я, пытаясь взять себя в руки.

– Мы никому не скажем, Алина. Мы понимаем, насколько это рискованно. – Стакан Тамары оставил влажный кружок на столе. Она обвела его пальцем и выпалила: – Знаешь, некоторые верят, что все первые святые были гришами.

Я нахмурилась.

– Кто?

Тамара пожала плечами.

– Многие. Лидеры гришей были отлучены от церкви. Некоторых даже сожгли на костре.

– Никогда о таком не слышала.

– Это было давно. Не понимаю, почему эта теория так злит людей. Даже если святые были гришами, это не делает их поступки менее удивительными.

Я заерзала на стуле.

– Я не хочу быть святой. И не пытаюсь спасти мир. Мне просто нужно найти способ одержать победу над Дарклингом.

– Возродить Вторую армию. Одержать победу над Дарклингом. Уничтожить Каньон. Освободить Равку. Называй как хочешь, но все это подозрительно смахивает на спасение мира.

Ну, если рассуждать так, то звучит действительно впечатляюще. Я сделала глоток вина. На вкус оно было гораздо кислее, чем марочное вино с «Волка волн».

– Мал собирается предложить вам с Толей стать моими личными стражниками.

Лицо девушки озарилось чудесной улыбкой.

– Правда?

– Ты все равно сейчас, по сути, этим и занимаешься. Но если будешь охранять меня днем и ночью, то должна мне кое-что пообещать.

– Что угодно, – просияла она.

– Больше никаких разговоров о святых.