Часть II

Книга: Последние дни Джека Спаркса

Назад: Глава 7

Дальше: Глава 15

Глава 9

Много плохого успело произойти с тех пор, как я садился за эту книгу.

Кровь на простынях.

Кровь на моих руках.

Мне нужна помощь.

Я боюсь, что с минуты на минуту услышу голоса полицейских в коридоре. Что выломанная дверь разлетится в щепки.

Столько сил ушло на то, чтобы набрать на телефоне номер Шерилин Честейн. Руки трясутся, как от Паркинсона. Когда она взяла трубку, я уже с трудом мог связать пару слов.

В голове каруселью крутились эти злотворные слова. Они грозили сорваться с губ. Рвались из пальцев на клавиатуру, с клавиатуры на экран.

Эта тварь хочет, чтобы я дал волю словам и печатал их без конца, вечно. Это страшнее ломки. Когда тащишь такую ношу и не видишь конца и края, рано или поздно ноги подкосятся. Но я не дамся.

Я возьму себя в руки. Я себе не позволю.

Шерилин говорила с невозмутимым спокойствием, и это сильно помогло. У нее был твердый голос, и она сказала мне дышать глубже.

Она знала, что так случится. А как же, она ведь пыталась предупредить меня. Почему я не послушался, когда она умоляла меня бросить Эксперимент Ая? Потому что я дурак и сам навлек это на себя. И на других. Боже, боже.

Между некоторыми клавишами – Й и Ц, Л и Д – кровь протекла тонкими ручейками. Подо всеми клавишами – озеро. Все, что я пишу, может с тем же успехом быть написано кровью. Смешно. Смеяться приятно. И важно: важно обратить все в шутку, чтобы как-то заставить себя сохранять спокойствие.

Я больше не позволю себе.

Шерилин обещала прилететь ближайшим рейсом. Я так жалок, что расплакался от благодарности.

А пока я жду, я запишу все в точности так, как оно было. Теперь уже не важно, что дальше, но случившееся должно быть задокументировано. Я боюсь, как бы эта тварь внутри меня не захватила надо мной полный контроль, и на этот раз уже окончательно. Если это произойдет, я не смогу смотреть на вещи трезво. Я буду мешком костей и мяса биться в конвульсиях на полу в специальном учреждении, кричать эти слова и никогда ничего, кроме этих слов.

До этого момента я описывал события, искажая некоторые факты.

Я преуменьшил влияние наркотиков.

Я умолчал о страхе, слезах, тошноте, медленно накатывающей из самого нутра.

Я не сказал, почему я на самом деле пишу «Джека Спаркса в погоне за сверхъестественным».

Вернемся к тому, что случилось после того, как я обнаружил бойлерную. Когда это было – три, четыре дня назад? С тех пор я ничего не успел написать, потому что дни мои были заняты Аей, а ночи – Бекс.

Мне нужно заново пережить то, что я чувствовал и думал в то время, даже если сейчас это будет казаться глупым и ограниченным. Но теперь я могу быть честен – и с вами, и с самим собой. Ведь во многом я даже себе не хотел признаваться. Бравада часто выручала меня, но если использовать ложь против себя, ты загоняешь себя в капкан.

Надеюсь, если сосредоточиться на письме, это поможет мне продержаться сутки до приезда Шерилин. И заодно – уложить произошедшее в голове.

А эта тварь внутри лучше пусть не вылазит, а то я не побоюсь снова взять в руки лезвие.

– Вот скажи, ублюдок, почему бы мне прямо сейчас не вызвать полицию, а?

Марк Ховитц – острый и угловатый человек, как нравом, так и бритвенно-острыми скулами. Комната утопает во властолюбии. Даже для управляющего отелем это как-то перебор. Мраморный стол, холодный мраморный пол, вся мебель – отлакирована и отполирована до полусмерти. Он восседает тут в костюме от Версаче и мнит себя Тони Монтаной.

Первые лучи рассветного солнца оставляют белые полосы на бездушных обоях. Брэндон отволок меня к начальству сразу, как только нашел в подвале, и я даже не успел сочинить какую-нибудь легенду, которую не стыдно было бы скормить Ховитцу. Я до сих пор не могу прийти в себя от открытия, что бойлерная из видеоролика по чистой случайности пряталась в недрах моего отеля. Мне страшно и не по себе. Так, наверное, чувствовал себя Тони Бонелли.

Неужели это он вчера разговаривал со мной по телефону? Нет, не может этого быть. Ну да, можешь и дальше себе это говорить.

Немного преувеличивая, я рассказываю Ховитцу, что провел много месяцев в безрезультатных попытках разгадать происхождение видеоролика, вру и говорю, как «по чистой интуиции» спустился в подвал отеля. Я заканчиваю рассказ, и Ховитц откидывается на спинку директорского кресла из коричневой кожи, переваривая мои слова. Как будто пережевывает их челюстями. Он кайфует, тянет время.

Надменным тоном он произносит:

– Тревожно слышать, что кто-то проводил съемки в закрытой от посторонних глаз части нашего отеля без соответствующего разрешения. И по вашим словам, это якобы связано с… привидениями. Я похож на человека, который верит в привидений?

Я говорю, что и сам не верю в привидений. Пальцами ног я скатываю кусочки подвальной грязи на коже и молюсь, чтобы он не заметил серых следов на красивом полу. Еще я молюсь, чтобы он не почуял, как от меня несет спиртным, и не заметил хлопьев белого порошка на волосках в моих ноздрях. Вы же не поверили, что после реабилитации я и впрямь забросил кокс? После Италии я употребляю каждый день, и мне становится все хуже и хуже. В последние дни я начинаю еще до обеда.

Он просит посмотреть пресловутое видео, и я подсказываю, по каким ключевым словам найти его в Интернете. Он оседает и поворачивает кресло на девяносто градусов к монитору, досадуя на то, что под рукой нет человека, который выполнил бы за него этот тяжкий физический труд.

Перед тем как он включает ролик, я прошу его сказать мне, если он услышит какие-нибудь слова на заднем плане. Есть еще кое-что, чего я не рассказал вам, дорогие читатели: никто, кроме меня, не слышит этих трех слов. Только я. Я молчал, потому что боялся, что схожу с ума. Я бы и о Марии Корви в Гонконге промолчал, если бы она не была таким важным поворотным моментом в истории. Но эти три демонических слова… Это было еще тяжелее… Еще страшнее. Еще коварнее. А теперь, когда я окончательно сошел с ума и все полетело в тартарары, все это уже не важно. (Элеанор: Забудь о том, что я писал ранее, и не удаляй слова из текста. Извини. И заодно прости меня за то, как с тобой обращался.)

– Сатанахия, – говорит голос на видео, громко и четко.

Голос похож на Марию Корви. Ховитц ничего не говорит ни про Сатанахию, ни про Манию – ведь он их не слышит.

– «О боже, вот оно», – говорит он в какой-то момент. – Я слышу, как кто-то сказал «О боже, вот оно».

– Ну да, – отзываюсь я поникшим голосом.

Ховитц что-то говорит, но я не слушаю, уйдя в собственные мысли. Как это возможно, чтобы только один человек слышал эту аудиодорожку на видео? Есть ли на планете хоть кто-то, кто услышит это, кроме меня? Может, для этого нужна какая-то особенно редкая группа крови? Бред какой-то. Я даже и не знаю свою группу крови.

– Земля вызывает мистера Спаркса. Я говорю, что наша бойлерная – определенно место действия на этом видео.

– Благодарю за подтверждение, – говорю я, пытаясь сохранять спокойствие в голосе. Меня рубит, и мне срочно нужна доза. День предстоит долгий.

– Стало быть, вам неизвестно, кем оно сделано? – спрашивает Ховитц. – Потому что это – несанкционированное проникновение на частную территорию, за чем вас сегодня и поймали.

– Скажем так: у нас с вами общая цель. Мы оба хотим установить личность того, кто проводил съемку. И мне для этого понадобится ваша помощь.

Хлопнув ладонью по столу, Ховитц заявляет:

– Нарушение границ частной собственности противозаконно. Откуда мне знать, может, вы пытались взорвать мой отель?

Я туплю, не зная, на кого перенаправить его самодурскую истерику.

– А вдруг видео снял кто-то из вашего персонала? Наверняка среди ваших сотрудников найдется хотя бы один начинающий кинорежиссер. Или актер. Такие люди не моргнув глазом нарушат любые ваши правила, лишь бы заявить о себе.

Что-то проскакивает в его угрюмом взгляде. Ему явно не нравится мысль, что кто-то из его послушных и угождающих подчиненных хулиганит за его спиной и снимает тупые видеоролики с ужастиками в подвале отеля. Сам я не думаю, что это так, но главное, семя сомнений посажено.

– Позвольте мне побеседовать с вашими сотрудниками, – предлагаю. – Вдруг я смогу что-то выведать.

– Хватит действовать мне на нервы, Спаркс. Я о тебе впервые слышу.

– Привидения не пойдут во вред бизнесу. Когда я нашел это видео, оно обрело мгновенную популярность – два миллиона просмотров с Хэллоуина. Том Круз и Ким Кардашьян делали репосты. Джей Лено шутил об этом в своей передаче! И когда станет известно, что к ролику причастен «Сансет-Касл»…

Ховитц почесывает свою стильную щетину, чувствуя соблазн, но недовольный этим. Телефон внутренней связи звонит так резко, что аж подпрыгивает на столе. Директор больше не видит во мне потенциального террориста. Теперь я просто отвлекаю его от работы.

– А, пес с тобой, поступай как знаешь. Джонсон и Гонсалес как раз только вышли на смену, иди их подонимай. Вы, придурки, найдете общий язык.

На пороге мне в спину летят последние словесные снаряды:

– Главное – держись подальше от подвала, а не то получишь по самое не балуй.

Углубившись в территорию «Сансет-Касла», кажется, что попал на темную сторону Луны.

Открой калитку с пометкой «Только для персонала» у бассейна, пройди через нее и шагай, пока не выйдешь на тыльную сторону отеля, лишенную парадного лоска, скрытую от глаз Бульвара Сансет и постояльцев. Там толстые ржавые трубы стелются по земле и впиваются в кирпичную стену. Мусорные баки размером с танк источают зловонные пары.

Там и сидим мы с Джонсоном на ступеньках решетчатой лесенки. Я не успел подумать о том, сколько сотрудников могу опросить, но когда выяснилось, что Джонсон – техник в бойлерной, я пулей метнулся к нему. Найти его оказалось несложно: выцветшая коричневая униформа, загрубевшие от мозолей руки, привычные к любой работе.

Джонсон попадает в бойлерную отсюда через старую служебную дверь, покрытую въевшейся грязью.

– Ого, ничего себе, – протягивает он, наливая мне горького кофе из фляги. – Англичанин берет у меня интервью! Обожаю англичан. Вы что, пишете книги про бойлерные или как?

Джонсону под полтинник, но взгляд у него горящий и свежий. Не знаю, может, это оттого, что в кои-то веки кто-то захотел его выслушать. Не успеваю я сделать и глотка, как он огорошивает меня внезапным вопросом:

– А о привидениях писали?

Чтобы не смущать своего свидетеля, я стараюсь скрыть изумление.

– Почему вы спрашиваете?

Джонсон доволен собой, как слон.

– Ох, какую историю про привидений я могу вам рассказать!

Но он не рассказывает байку про загадочный случай в Альбукерке или где-нибудь еще, нет. Понижая голос до шепота, он говорит:

– В нашей бойлерной живет привидение. Настоящее.

Я вспоминаю увиденную вчера мельком тень и дрожу всем телом. Я завел этот разговор, чтобы мне внятно подтвердили, что в подвале нет и не было никаких призраков. Но нет, Джонсону надо было разбить все мои надежды.

– Я уже пять лет как обслуживаю эту бойлерную. Эту, и еще в «Стандарте», и в «Бест-Вестерне»… В последнее время в «Сансет-Касле» стало твориться что-то не то. Я видел такие вещи… Тень, что движется сама по себе, никому не принадлежа.

Я кручу пальцем в воздухе, подгоняя рассказ. Он выдавливает две сигареты из пачки «Лаки Страйк» и протягивает одну мне. Закуривает.

– В подвале я всегда работаю один. Подкручиваю гайки, а вокруг тишина. Но с недавних пор я, простите мне мой французский, вечно вижу какую-то хрень краешком глаза. Что-то где-то движется. Черное такое. А когда я оборачиваюсь поглядеть – так быстро-быстро движется, и все приходит в порядок, и снова неподвижно, как… как…

Он подыскивает, с чем бы таким сравнить самые неподвижные вещи. Мне это не очень интересно, так что я перебиваю его:

– Могут это быть крысы?

– Нефиговые же должны быть крысы! – Он смеется, заходится никотиновым кашлем и хлопает себя по груди. – Извиняюсь за выражения. Крыс-то я б услышал. К тому же я повсюду ставлю ловушки и разбрасываю яд. Всегда так делаю.

– А если это люди приходят без спроса? Дети, например? – Я киваю на служебную дверь: – Вроде не самый охраняемый объект.

Он выдувает дым ноздрями.

– Нормально охраняемый. Когда я спускаюсь в подвал, то всегда запираю за собой. И прежде чем вы спросите, так вторая дверь, которая ведет на первый этаж… Короче, когда я вижу это существо, та дверь тоже всегда закрыта.

– Когда вы впервые заметили эти двигающиеся тени?

Он хмурит брови:

– Какое у нас сегодня число? Пятнадцатое ноября? Думаю… пару недель назад было в первый раз. Да если по правде, привидение в подвале – это не так уж и плохо. Скрашивает будни.

Я прихожу к выводу, что Джонсон – слабоумный и нельзя принимать его слова за чистую монету. Его показания противоречат сценарию, который оформился в моей голове, так что я отмахиваюсь от него. Журналистика как она есть, друзья мои.

Бекс, моя прекрасная Бекс, свернувшись калачиком в кровати, в темноте, смотрит по телевизору «Доброе утро, Америка», рядом – стакан воды и полупустая пачка таблеток.

– Я больше никогда не буду пить, – заявляет она из-под вороха рыжих волос. – Никогда.

С порога я чувствую странное напряжение между нами. Пока не знаю, помнит ли она наши вчерашние поцелуи, или помню только я, и сам нервничаю, чем, в свою очередь, смущаю ее. Я не хочу рисковать и решаю вести себя так, как будто ничего не произошло, и зову ее завтракать.

На террасе под алым навесом она любуется панорамой южной части города. Я решаю не рассказывать ей о том, что чем южнее ты находишься, тем выше шансы, что тебя изрешетят в бандитской перестрелке.

– Неслабо для первого дня отпуска, – говорит она за беконом, яичницей и кофе.

– Хорошо все помнишь? – спрашиваю я беззаботно.

Она забыла надеть солнечные очки, но ее глаза, к сожалению, ничего не выдают.

– Первую половину вечера – да. После этого – не сказала бы.

Наши минуты вызывающего поведения в общественном месте отправились прямиком в мусорную корзину ее памяти. Черт. И все же лучше уж так, чем если бы Бекс проснулась в ужасе от случившегося.

Она пьет кофе, смеется, когда я прячу в карман миниатюрные бутылочки «Табаско» из набора на нашем столике (дома у нас целая корзина таких бутылочек из разных американских отелей), и я решаю, что пора рассказать ей новости о видеозаписи.

Некоторое время она молча сидит, открыв рот, и наконец говорит:

– Ты приехал в Голливуд, и оказалось, что видео было сделано здесь. Ты остановился в этом отеле, и оказалось… что видео было сделано здесь.

Она тычет вилкой в темные полоски бекона на тарелке, пытаясь все осмыслить, и спрашивает:

– А ты сам выбрал этот отель?

– А вот это, – говорю, – очень хороший вопрос.

Глава 10

На седьмом этаже делового центра в Калвер-Сити профессор Спенс промокает носовым платком лоснящийся лоб и озвучивает свои мысли:

– Я и подумать не мог, что весь ваш эксперимент уложится в две недели, что я здесь! Наша команда только на медитации потратила год. А… Слушайте, я все-таки спрошу, нельзя ли что-нибудь придумать с этим проклятым кондиционером?

– Ваш медитационный период не дал конкретных результатов, сэр, – отвечает Астрал, сидящий напротив. – Прочитав вашу книгу, я пришел к выводу, что медитации были стратегической ошибкой. Все интересное началось потом, когда вы подошли к делу под новым углом.

– Но медитации послужили важным базисом для дальнейшей работы, – возражает профессор. – Я настоятельно рекомендую вашей команде не пропускать этот этап. Хотя бы попробуйте.

Элисандро – тот, которого я раньше называл Повелителем Драконов, – цокает языком:

– Я сильно сомневаюсь, что нам это поможет.

Паранормальные по-разному относятся к профессору Спенсу. Большинство проявляют к нему должное уважение за его достижения в семидесятых, но в то же время считают, что Эксперимент Ая должен использовать более современный подход. И только Элли (она же Горячая Мамаша) и Паскаль смотрят ему в рот. Я? Мне все равно. Что он есть здесь, что его нет – его поезд уже ушел.

– Мы столько времени проводили в медитациях, – не унимается Спенс, – чтобы думать о Гарольде. О его характере. Мы целый год старательно концентрировали на нем наши мысли. Должен сказать, меня терзают смутные сомнения, что вы не слишком четко видите перед собой личность этой Аи. Вы бежите впереди паровоза.

Еще чуть-чуть, и можно будет увидеть, как слова профессора, начертанные шрифтом Comic Sans, болтаются в воздухе и вскоре рассыпаюся в прах. Поджав губы, он вздыхает. Я задавливаю смешок, радуясь про себя, что попытки старого хрыча продлить программу не находят отклика. (Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, насколько глупо себя вел и я, и все остальные за тем столом. Мы сами вымостили себе путь к катастрофе.)

Спенса не поддерживает ни одна душа, и мы с наскока приступаем к фазе эксперимента, которая в семидесятых шла под номером два: ждем появления фантома.

Спенс и его коллеги провели в медитациях год, ожидая появления Гарольда, но – безрезультатно. Они уже готовы были опустить руки, но, вдохновившись британскими парапсихологами, изучавшими психокинез, передумали. Британцы, которые, в свою очередь, вдохновлялись эстетикой викторианских спиритических сеансов, выдвинули гипотезу об элементах, которые могут способствовать проявлению феномена. Вера, уверяли они, играет первостепенную роль. А расслабленная, неформальная обстановка даст нужные результаты с большей вероятностью, чем усиленная медитация.

– Так что будем просто общаться, – говорит Астрал. – Профессор Спенс, напомните нам, что вы делали в этот период?

Спенс вскидывает брови, мол, теперь вас интересует мой опыт.

– Например, – начинает он осторожно, – мы рассказывали друг другу анекдоты, пели песни, просто беседовали. Иногда о Гарольде, но не всегда. Старались разнообразить. Иногда читали стихи.

– Благодарю, профессор, – говорит Астрал, жуя чипсы в режиме интенсивной стирки. – Значит, будем все это делать начиная с сегодняшнего дня.

– Может, хотя бы без стихов, – ворчит Элисандро.

– Эй, – Элли игриво толкает его локтем, – у меня отличные стихи.

– А, – отвечает он. – Так вот что это такое, – и кладет руку ей на спину. – Шучу, малыш.

«Как же ты меня бесишь», – думаю я, уставившись на него.

Спенс добавляет, что в семидесятых они раскладывали по комнате связанные с персонажем Гарольда предметы. Шпаги, сладости, антикварные подушки. Он говорит, что все это делалось с целью «помочь нам представлять персонажа с предельной ясностью».

Если его и слышат, то никто не слушает. Всем важно только то, что хотят сказать они сами. Вещание на публику – наше агрегатное состояние.

Лиза-Джейн (Архетипная Готка) просит профессора в трех словах описать атмосферу, которую удалось взлелеять его коллегам. Он задумывается, делает жест, как будто держит рукой невидимую трубку, и изрекает:

– Компанейская. Беззаботная. Шаловливая.

Прокатывается волна смешков. Как дети малые. Я смеюсь вместе со всеми над устаревшим значением необдуманно выбранного слова, и на лице профессора последовательно отображаются недоумение, догадка, обида и отдаление. Он во всех смыслах человек из прошлого века, и тем не менее именно он – голос разума в нашей компании.

Но никто не хочет ничего слышать.

Мы откроем глаза, только когда будет уже слишком поздно.

Расслабиться в нашей компании оказывается непросто. Паранормальные отнюдь не типичные калифорнийцы. Это заряженные кофеином маргиналы на обочине общества. Так что процесс создания компанейской, беззаботной и шаловливой обстановки в этом безликом официозном конференц-зале идет, мягко говоря, со скрипом. А когда не со скрипом, то просто наперекосяк. Хоуи (Бездельник) без умолку талдычит о своем маниакальном соседе – со всей искренностью, конечно, но как-то задает неверный тон.

Мы обсуждаем и дополняем блеклую жизненную историю Аи. Ее неблагодарного мужа, ее унылое существование в офисе Сиэттла, скрашенное только связью с коллегой по имени Джереми (не я предложил это имя). Каждый день они обменивались взглядами через офис. Урывки запретных отношений, перераставшие во что-то большее. Чем-то большим оказалась смерть Аи. Потому что глухой зимой 2004 года, когда она торопилась на тайное свидание с Джереми, ее сбил грузовик. Прощай, Ая. И даже моя идея с грузовиком в итоге пригодилась. Элисандро и Хоуи особенно воодушевлены сценарием. Если читать между строк, думаю, им обоим когда-то изменяли, и в Ае они видят козла отпущения.

Наша история, может, и банальна, но Ая – как булыжник из фильма про Индиану Джонса. Катится, катится, и так просто ее уже не остановишь и не передумаешь. Теперь мы должны придерживаться придуманной нами легенды. Да и потом, нам не терпится перейти к самому интересному.

Так что мы пропускаем подробности несчастливой семейной жизни Аи и ее вечно угрюмого супруга, которого Йохан (Служивый) в редком проблеске ясного рассудка предложил назвать Иваном. Морской пехотинец Йохан все еще шугается каждого шороха и подолгу уходит в себя, но постепенно успокаивается, сбегая от реальности в историю Аи. Может, затем ему и нужен эксперимент – чтобы уйти от реальности. Мне так и не удается расшевелить его, хотя я особо и не напрягаюсь.

Вперемешку с обсуждением Аи мы с удовольствием обсуждаем себя и свои интересы. Я рассказываю о своем бестолковом путешествии на «кузнечике» по стране, которым так мечтал обратить на себя внимание. Потом передаю эстафету и думаю о своем, когда другие что-то рассказывают. Но сейчас, когда я сижу в номере отеля и проигрываю записанный в тот день аудиофайл, мне хочется их слушать.

Глазастая Элли рассказывает о народной медицине. Говорит, что переняла это искусство от дедушки из Нового Орлеана.

– Он служил медиком во флоте. Даже после того, как вышел в отставку, всегда следил, чтобы аптечка была полной. Мы называли ее дедушкиной поликлиникой. В детстве мы с сестрами не смели и заикнуться о порезе на пальце, потому что в ход сразу шел йод.

Одному Элисандро интересен монотонный рассказ о том, что Элисандро узнал о цифровых проекциях за время работы в местном кинотеатре. Только Астралу кажется увлекательной новость о «прикольной сети», которая открылась в районе и может посоперничать с бургерными In-N-Out. Всем плевать на задумку Йохана выпустить свою серию ДВД о фитнесе под вдохновением от сериала «Инсанити» Шона Ти. Чужие монологи не отвлекают от чтения комментариев в Интернете.

Сессия подходит к концу, а ничего сверхъестественного так и не происходит. Никто не хочет стучать по нашему столу. Профессор не произнес ни слова с той поры, как мы над ним посмеялись. Глядя, как старый академик направляется к лифтам с поразительной для его возраста прыткостью, что-то мне подсказывает, что он не вернется. И я оказываюсь прав. Завтра же он покинет отель и вернется домой в Торонто за свой счет. Решение, которое спасло ему жизнь.

Паранормальный Голливуд больше не вспоминал о нем.

Перед тем как мы расходимся, я делюсь с остальными своими новостями.

– Прошлой ночью я узнал, что бойлерная из видео – это бойлерная моего отеля.

Отпрянув, они делают глаза – безупречная имитация людей, застигнутых порывом ветра. Я практически верю им.

Но моя паранойя уже вызрела в подозрение. Дело в том, что, когда я сообщил Астралу о своем приезде, он скинул мне ссылку на предварительно отфильтрованный список «прикольных» гостиниц. Мне показалось это любезным и радушным жестом.

Угадайте, какая гостиница красовалась наверху списка под самым привлекательным описанием и самыми выгодными ценами?

Вот-вот. О том и речь.

Ах, Астрал, толстый фокусник. Мастерски разыграл этот козырь.

Вот я и стою перед Паранормальными в твердой уверенности, что они сами сняли это видео. Может, у них даже найдется сообщник в «Сансет-Касле». Может, Джонсон вовсе не такой дурачок, каким прикидывается.

Просто Паранормальные прознали про итальянский экзорцизм, про тему моей книги и решили оседлать этого конька, чтобы как следует нагреть руки на моей популярности. Паскаль взломал мой аккаунт на YouTube, залил видео, а потом уже Астрал начал настойчиво агитировать меня приехать в Голливуд. Может, у них даже был запасной план на случай, если я не выберу «Сансет-Касл». Под каким-нибудь предлогом, но они выманили бы меня туда, чтобы я все-таки сделал это открытие. Они даже вынудили меня проспонсировать большую часть эксперимента. Я раньше не признавался в этом, но теперь-то какая разница? Эксперимент Ая был гораздо важнее для меня, чем вы думаете. Мне очень-очень нужно было знать, мог ли я нафантазировать Марию и облако дыма в Гонконге.

Сценарий, который они хотят разыграть, довольно банален, отчего мне еще досаднее, раз я купился – в буквальном смысле – на такое. Журналист становится одержим страшной видеозаписью, и некая незримая сила тянет его в тот самый отель, где была сделана видеозапись. И тут появляется Паранормальный Голливуд на белом коне и изгоняет духа «Сансет-Касла»! Я уже молчу о том, как они присосались к моей славе, моим подписчикам и моему банковскому счету. Весь день они донимают меня онлайн, требуя лайков, репостов и прочих радостей, но я решил игнорировать их запросы.

«Астрал приглашает Вас оценить его страницу».

Игнор.

«Лиза-Джейн Спинкс приглашает Вас оценить ее страницу».

Игнор.

«Элисандро Алонсо Лопес приглашает Вас оценить его страницу».

Ну, вы поняли. Но все-таки продолжу им подыгрывать. Хочу посмотреть, куда это заведет нас дальше.

– Не заинтересует ли вас мое предложение провести сеанс в бойлерной сегодня вечером? – предлагаю.

Слова «Черт возьми, да!» произносятся столько раз, что успевают потерять свое значение.

– С управляющим я как-нибудь договорюсь, – говорю я и добавляю как бы невзначай: – Или, может, вы знакомы с кем-то из сотрудников?

Немая сцена.

Отлично держитесь, ребятки. Всем по Оскару. Как же я хочу пробиться через ваши панцири и выбить из вас чистосердечные признания. Потому что, несмотря на всю вашу псевдонаучную ахинею, такие, как вы, дают людям ложные надежды.

Я стою перед Паранормальным Голливудом и хочу, чтобы кульминацией моей книги стал разгром и разоблачение самого аутентичного призрачного видео в истории Интернета. Я хочу записать на пленку момент, когда они скажут вслух, что сами сняли видео и чего хотели этим добиться.

Я этого еще не знаю, но я превратился в Салли Стронга.

Помните Салли Стронга из шестой главы «Джека Спаркса среди бандитов»? Тот парень, которого я пытался вразумить во время нашего полуночного разговора на перевернутых ящиках в залитой лунным светом подворотне? Этот паренек из детройтской «черной» банды мнил себя благородным воином, сражающимся за правое дело, неуязвимым и непогрешимым. Бескомпромиссный бунтарь, который отринул прежнюю систему ценностей. Однако на деле он был обычным серийным убийцей с красивым титулом, чьи дни были уже сочтены.

Я этого еще не знаю, но моя внутренняя слепота уже достигла такого масштаба.

Когда Шерилин Честейн звонит мне на телефон автомобиля, мои волосы взлохмачены ветром автострады – несмотря на ноябрь, я раскатываю в «Крайслере» с откинутой крышей. Я в хорошем настроении и решаю потешить сумасшедшую Шерилин – женщину, которая через несколько дней останется моей единственной надеждой на избавление, – и в кои веки беру трубку.

– Джек, я видела твои записи об эксперименте. Не участвуй. Я серьезно. Откажись.

– А что такое, Шер? Боишься, что Паранормальные займут больше места в моей книге, чем ты и твои флакончики?

– Прекрати проецировать на меня свое поведение, кретин. Я беспокоюсь о тебе и твоей безопасности. Неужели ты не чувствуешь, Джек? Ты летишь в пропасть!

Я вдавливаю гудок и объезжаю водителя, решившего проскочить на красный.

– Скотина! – кричу я через плечо и не уточняю, что не имел в виду Честейн.

Ее искаженный аппаратурой голос настаивает:

– Экзорцизм был только началом, Джек. Это еще не конец, поверь мне на слово. Ты уже догадался про слова с видеозаписи?

Мне требуется время, чтобы найти ответ.

– Это все наркотики. Крыша немного отъехала. Мне еще потом Мария Корви в гостиничном номере примерещилась. И вообще, без обид, но я за рулем.

Мой палец зависает над кнопкой отбоя. Что-то сдерживает меня. Даже когда я так одурманен слепым высокомерием, во мне зиждется толика здравого смысла. Я хочу послушать, что она скажет про явление Марии.

– Наркотики ни при чем, ты и сам знаешь, – говорит она. – Видео, Мария, эксперимент – все взаимосвязано. Скажи, перед тем как сжечь книгу, ты прочел главу о себе?

Картинка перед глазами на секунду расплывается, а потом фокусируется обратно. Я стискиваю руки на руле и держусь из последних сил. Я не осмелился прочесть ту главу. Я лишь прочитал предисловие Ди Стефано, в котором о моей жизни говорилось в прошедшем времени. Этого хватило, чтобы на борту самолета меня захлестнула истерика. В глубине души я до сих пор теперь думаю, что книга – это чей-то гадкий розыгрыш, но я был на борту летящего самолета, я чувствовал запах гари – меня накрыло приступом паники. Жаль, что тогда в Брайтоне я передумал и не сжег книгу дотла.

Если та глава пережила пламя моей зажигалки, читала ли ее Честейн? Знает ли, что я должен умереть?

Я нажимаю отбой.

Честейн набирает меня еще три раза, но я не отвечаю и закапываюсь поглубже в свою уютную норку. Твержу себе, что Честейн – аферистка, которая хочет завоевать мое доверие. Мария Корви – убийца, но не одержимая же дьяволом убийца. Тони Бонелли не звонил мне с угрозами, а может, и вовсе не умирал. Видеоролик – дело рук горстки манипуляторов, гоняющихся за призраками в Лос-Анджелесе. Эксперимент Ая – хорошая тема для книги.

И можно с чистой совестью забыть о словах, которые слышны мне одному.

Все в порядке.

Мой защитный панцирь прочен как никогда. Многие живут, не снимая такого панциря, и не мне их винить.

Думаете, мои причины не расследовать убийства в больнице и исчезновение Марии звучат как глупые отмазки? Вы правы. Я твержу себе те же самые слова оправдания, что написаны на этих страницах, но мысль о возвращении в Италию ужасает меня. С того момента, как Мария Корви выследила меня в Гонконге… нет, с того момента, как она сказала «Счастливого пути» устами Тони, я жалею, что встретил ее в своей жизни. Мне кажется, будто я активировал что-то и теперь стены смыкаются вокруг меня.

Я закатываю эти потаенные страхи в кокон бравады, тщетно пытаясь заглушить в мыслях строчку из «Нирваны»: «То, что ты параноик, еще не значит, что за тобой не следят».

Помните, я писал, что просыпаюсь от одного и того же сна и смеюсь над ним? Сплошная бравада. Каждую ночь в 3.33, и ни минутой позже, я пробуждаюсь, дрожа всем телом. Потом я не могу заснуть без сигарет и щедрого глотка водки.

Я всегда боялся «Изгоняющего дьявола». Даже от обложки пластинки Slayer мне не по себе.

Комнаты страха для меня – своеобразная терапия по работе над фобиями. Я бы ни за что не набрался смелости сесть на такой аттракцион, если бы рядом не было Бекс.

Пока она не прилетела в Лос-Анджелес, я спал с включенным светом. Говорил себе, что не хочу споткнуться спьяну по дороге в ванную и пораниться.

Я говорил это себе с юных лет.

Как ловко мы умеем себя обманывать. Утешаем себя рассудительными отговорками, которые придумываем, чтобы заполнить пустоту внутри.

Я думал, что попал в «Шоу Трумана» во время экзорцизма, но кости у меня все равно похолодели.

Я рассмотрел все реалистичные варианты, как Мария могла оказаться в моем номере, но когда она исчезла за дверью, я разрыдался от непонимания.

Я сказал, что звонок от покойного Тони Бонелли был розыгрышем, но я никогда не чувствовал себя так одиноко в толпе людей.

И да, я записывал эти оправдания на бумагу.

Я лгал вам и тем самым утверждался во лжи самому себе.

Кокаиновое онемение творит чудеса. Без понюшки я бы в жизни не последовал за голосом в подвал.

А больше всего на свете мне придает силы моя тайная миссия. Она заставляет меня продолжать расследование вместо того, чтобы сбежать в Брайтон и спрятаться дома под кроватью. Миссия, о которой я буду готов рассказать и вам, когда подойдет час.

И пусть я качу в Бербанк к доктору Санторо, самоуверенно от всего отнекиваясь, но где-то внутри, спинным мозгом я понимаю, что Шерилин предупреждает меня неспроста. Происходящее отнюдь не психологические «ниточки и узелочки». Я действительно что-то запустил тогда в Хэллоуин. Тони дотянулся ко мне из могилы, чтобы сказать, что я получу по заслугам. И как написано на страницах книги священника Примо Ди Стефано, которой еще не должно существовать на свете, я заслуживаю смерти.

Но ты, Джек, просто крути баранку. Занюхивай свою жизнь химической эйфорией. Лезь на рожон, строчи в Интернете, что сверхъестественного не существует.

Все в по-ряд-ке.

Никакие усилия доктора Санторо не помогают мне выбраться из этой цельнометаллической оболочки. Я явился на прием только потому, что хочу найти рациональное объяснение для Сатанахии, Мании и Баракияла, но Санторо знает, где кость зарыта, и начинает копать.

– Как бы вы описали свое детство?

– Никак.

В нашу первую встречу Санторо не смог разговорить меня о родителях. Теперь я отказываюсь обсуждать и Марию Корви. Я знаю, что должен поделиться с ним, правда, знаю, но не могу себя заставить. Я говорю себе: в следующий раз, обязательно, только высплюсь сначала, как только, так сразу…

Салли Стронг мной бы гордился.

Питбуль Шерон тоже на месте. Странно. Теперь, когда я пишу эти строки на забрызганной кровью кровати отеля, описание ее смешных повадок кажется бессмысленным.

– Все взаимосвязано, – говорит Санторо. – Вы, конечно, не обязаны говорить со мной о детстве. Но вы же не можете прийти к остеопату с жалобами на боль в шее и не позволять ему прикасаться к вашим плечам. Одно вытекает из другого, как нитка в клубке.

Ниточки, узелки.

– Я уже сказал, что хочу поговорить про видео. Вы помните, то…

– Видеоролик из Интернета, да, – обрывает меня Санторо и сверяется с заметками.

Вот в таком мире мы живем сегодня, что даже ваш психиатр не дает вам договорить до конца.

Когда я говорю о трех словах, которые слышу только я, складывается впечатление, что доктор понятия не имеет, что на это ответить.

– Думаю, вы понимаете, что все это – имена демонов?

Я киваю.

– А как вы относитесь к демонам и дьяволу? – продолжает он.

– Так же, как и к богу, – отвечаю я, а в голове крутится мысль, не выдаю ли я мимикой лица собственной лжи. – Воображаемые друзья для взрослых. И воображаемые враги.

– А сама концепция дьявола внушает вам страх или тревогу?

Мария Корви марионеткой вскакивает с пола церкви.

Мария Корви ловит машину и шепчет «Счастливого пути» в тумане.

Мария Корви произносит все три слова на видеозаписи – молчи, молчи, молчи.

Но ты ведь и сам знаешь, что это она, девочка из твоих кошмаров.

Знаешь.

Молчи!

Я проглатываю комок страха.

– Концепции – это просто… концепции.

Часы протикивают три доллара под стук ручки Санторо по странице блокнота. Стоит мне обратить внимание на эту привычку, и каждый стук начинает отдаваться эхом в моей голове, как удар молотка.

– Каков этот голос? – спрашивает он. Мои ладони мокнут: он что, прочел мои мысли? – Мужской? Женский? Юный? Старый?

– Не знаю.

Я хочу, чтобы все это поскорее осталось позади. Могу думать только о паре дорожек кокаина – белоснежных и нежных, как перышки ангелов.

Санторо хмурится и опускает глаза в блокнот. И снова: тук-тук-тук. И я знаю, что он сейчас тоже связывает ниточки в узелки. Психотерапевты всегда так делают. Собирают из отдельных фрагментов общую легенду, точь-в-точь как журналисты и фанатики сверхъестественного.

– Этот голос похож на голос Марии Корви?

Ни слова о М**** К****, Санторо, а не то сам кончишь, как в «Крепком орешке».

Лицевыми мускулами я принимаю удивленное выражение.

– Хм! Сложно сказать.

Уходи оттуда, Джек. Уходи и не возвращайся.

Тук-тук-тук.

– А за рамками видеозаписи вы когда-нибудь слышали голоса?

Ну, начинается. Голоса. Как же психиатры любят голоса.

Для начала, как насчет голоса, который звал меня за собой, заманивая в бойлерную? Нет, не будем усугублять. Я уже сознался в том, что слышу слова, которых не должен слышать. Слова дьявола, ни много ни мало. «Псих», – сигналит клаксон прямо надо мной.

Голоса. Проверки мозга. Диагнозы. Шизофрения. Опухоль.

Спокойный как удав доктор говорит, что хочет выписать мне направление в медицинский центр. Я могу сам выбрать любой такой центр, деньги-то все равно плачу я, но он готов порекомендовать хорошую клинику.

– Самая обыкновенная проверка, – он стучит ручкой, а я поднимаюсь на резиновых ногах и вяло плетусь к выходу.

Да, я встаю и ухожу. Я иду быстро, и вскоре голос Санторо смолкает за мной:

– Разве вы сами не хотите найти этому объяснение?

Я иду до тех пор, пока глоток токсичного воздуха Лос-Анджелеса не спасает мне жизнь.

Потому что в трудную минуту вы всегда можете рассчитывать на Джека Спаркса и на то, что он уйдет.

Глава 11

Бекс стоит вверх тормашками у стенки в нашей комнате, широко расставив ноги.

Ее лицо покрыто испариной. Мускулы, удерживающие на себе вес ее туловища, дрожат от напряжения. Зрелище меня не удивляет: я привык возвращаться домой и заставать ее в сомнительных позах. Так она поддерживает себя стройной и гибкой. Напротив, все это слишком знакомо. Мы снова откатываемся на территорию добрососедских отношений.

Поздоровавшись, я ухожу в ванную. Если вы не хотите, чтобы кто-то услышал, чем вы занимаетесь, нужно нажать смыв в унитазе и быстренько втянуть порошок ноздрями, пока шумит вода. Кокаинщики, прибегающие к этой маленькой хитрости, считают себя ужасно изобретательными.

С мастерством, которое не прекращает меня удивлять, Бекс спускается со стойки на руках и выпрямляется. У меня перед глазами снова встает Мария Корви, когда она зловещей марионеткой вскочила с пола церкви, но в который раз за сегодня я отмахиваюсь от воспоминания. Я слишком хорошо научился отворачиваться от проблем. Стыд и вина – в них мне нет равных.

Допамин растет, зрачки расширяются, я падаю на кровать и лежу на обертках дорогих продуктов, которые еще недавно лежали в корзинке у мини-бара.

– Извини, – говорит Бекс. – Из-за похмелья я слишком много ела сегодня. Я не виновата. Это все похмелье. Из-за него я еще и телевизор много смотрела.

– Ты что, даже не выходила на улицу?

– Дошла до журнального киоска после обеда. А потом решила, что лучше дождусь тебя.

Я стараюсь сдержать прилив нахлынувшей надежды. Нет ничего страшнее ложных ожиданий.

– Тогда, – говорю я, – начнем сегодняшний вечер с самого шикарного места.

– Серьезно?

– А то. Там очень атмосферно. И горячо.

– Круто, – говорит Астрал, обливаясь потом, и тычет пальцем в одинокую лампочку на потолке. – Ну прям «Зловещие мертвецы».

Паранормальные шарятся в полумраке и так стараются ничем не выдать, что уже бывали в этом подвале, что просто умора.

– Видно намного больше, чем на видео, – замечает Хоуи, ковыляя к трубам, и щупает приборы, как будто попал в декорации «Тардис» на съемочной площадке Би-би-си. – Я не знал, что тут есть лифт.

Я верю в искренность Бекс, и больше ни в чью. Она ничуть не огорчена, что я привел ее в подвал, и с восторгом разглядывает все вокруг. Но с самого первого просмотра она верила в реальность видео и теперь боится отходить от меня далеко.

Сверху до нас добирается запах сигарет – это Джонсон курит за мусорными баками. Вместо того чтобы просить разрешения у Ховитца, я соврал Джонсону и сказал:

– Мы с парой экспертов хотим провести спиритический сеанс сегодня у вас в подвале. Мистер Ховитц велел мне спросить разрешения у вас.

– Да ладно?

– Да, он назначил вас официальным координатором мероприятия.

Мне все равно, уволят Джонсона после этого или нет.

Отперев служебную дверь, он ведет нас вниз по полуобсыпавшейся каменной лестнице. Мы с Йоханом помогли ему вынести из подсобки в бойлерную старенький стол. Остальные разобрали упиравшуюся в потолок башню из составленных стульев. Джонсон потоптался немного, надеясь на приглашение присоединиться, пока я не предложил ему пойти подышать воздухом. Я пообещал, что он первым узнает о результатах.

– Только не крутите тут ничего, – предостерег он напоследок и потащился наверх.

Там уже начинало смеркаться.

Сейчас я просто стою и наблюдаю за пантомимой Паранормальных. Я сразу вспоминаю их выпуски на YouTube, где они посещают «таинственные» места Америки. Нашествие парапсихологических супергероев.

– Я явно чувствую здесь чье-то присутствие, – заявляет Астрал и опирается обеими руками на шаткий столик. – Как вошел, так сразу и почувствовал, еще на лестнице.

Его соратники согласно кивают.

– Слишком холодно тут для бойлерной, – говорит Йохан.

Все снова соглашаются. Элли замечает, что в помещении нет окон. Бекс как-то странно притихла. Я понимаю, что их наблюдения пугают ее, и она зажимается. Я подмигиваю ей, и она храбро улыбается мне в ответ, чем трогает меня до глубины души.

Лиза-Джейн привинчивает камеру к штативу, хотя я недвусмысленно предупредил не выкладывать запись в Интернет без моего разрешения. Паскаль и Элисандро настраивают остальные игрушки.

Элли с довольным видом вытаскивает потрепанную и выцветшую от солнца спиритическую доску.

– И куда же без нее. Она передавалась в моей семье из поколения в поколение.

Действительно, почему я думал, что мне удастся написать книгу о сверхъестественном, в которой не будет фигурировать спиритическая доска? Так я им и говорю. Выходит недружелюбно, как всегда. Раздрай в моих мыслях мне уже знаком. То же самое я чувствовал, когда однажды Бекс предложила посетить сеанс американского медиума в Брайтоне. Головой я понимаю, что сейчас Паранормальные выдадут очередное представление – финал их коварного плана. Понимаю, что все это будет поддельным и игрушечным. Но мое бешеное сердце твердит совсем иное. Я присоединяюсь к остальным, намеренно подсаживаясь поближе к Бекс.

Сам не знаю, чего я боюсь больше: того, что мы вызовем настоящее привидение, или того, что меня втягивают в водоворот чужой лжи.

Во всем надо винить мою тайную миссию.

Астрал забирается на стул, строя из себя хозяина банкета, и устраивается так, чтобы внимание камеры было приковано к нему. Я даже слышу, как он командует Паскалю подправить объектив, чтобы лучше попадать в кадр. Я в кадр, естественно, не попадаю вовсе – явно намеренный ход с их стороны.

– Нам нужно расширить сознание, – сообщает Астрал и бросает взгляд в мою сторону. – Чтобы мы могли подключиться к обитающему здесь духу. Все готовы?

Я киваю, принимая их правила. И жду, когда они сделают неверный шаг.

Мы кладем указательные пальцы на планшетку – это деревянная стрелка на доске с прозрачным стеклянным глазком в центре. Чтобы лучше видеть буквы, которые будет произносить дух. Наши кулаки образуют плотное кольцо вокруг окошка. Я правша, Бекс – левша, и мы касаемся друг друга большими пальцами. Я обхватываю ее палец своим и сжимаю. Говорю себе, что это для ее поддержки.

Вокруг нас мигают лампочки. На соседнем мониторе тянется тоскливая линия в ожидании посторонней активности.

Астрал опускает театрально дрогнувшие веки.

– Мы просим встречи с обитающим здесь духом. Мы видели тебя на YouTube и очень заинтригованы. Весь Интернет тоже.

Он что, сейчас скажет духу, сколько просмотров и уникальных посещений набрало видео? «Каспер, чувак, твой рейтинг просто заоблачный».

Слышно только шум компьютеров и извечный гул генераторов. Все неподвижны. Только я чувствую, как Бекс незаметно притягивает мой палец ближе. Интересно, ей нравится или она раскаивается, что пришла сюда? Интересно, где нахожусь я на этой шкале.

– Ты сейчас здесь? – спрашивает Астрал в темноту. – Ответь нам через доску. Ты здесь?

Не меньше тысячи ударов моего подгоняемого кокаином сердца проходит, прежде чем планшетка сдвигается с места.

Хотя я отчетливо ощущаю, что сам нисколько не давлю на стрелку, я читал научное объяснение движущейся планшетке: это называется идеомоторный акт. Это когда мозг подсознательно, даже против нашей воли, запускает вашу моторику.

Впрочем, в нашем случае и так понятно, что планшетку двигают семеро присутствующих (все, кроме Бекс), которым известен заранее спланированный финал этой истории.

Планшетка отползает от верхушки доски и движется вдоль алфавита.

Паскаль смотрит на свои датчики. Я тоже вижу, как плоская линия дала первый рывок.

– Электромагнитная энергия – десять, – сообщает он. – Понижение температуры – десять.

– Оно и видно, – говорит Элли.

Стало действительно холоднее. Я вглядываюсь в аппаратуру Паранормальных, пытаясь понять, какая из этих машин незаметно качает холодный воздух.

Когда планшетка останавливается, в глазке отображается буква «Я».

Все тихо произносят ее вслух. Мы ждем продолжения.

Планшетка двигается с места, но вместо того, чтобы перейти к новой букве, она остается на прежней.

Планшетка не покидает букву «Я».

Она медленно-медленно обводит ее кругом.

Астрал кашляет:

– Это первая буква твоего имени?

Кажется, я понимаю. Сейчас планшетка тронется к слову «ДА», которое зафиксировано на доске с другими полезными словами – «НЕТ» и «ПРОЩАЙТЕ». Чтобы разрядить обстановку, я бормочу, что актуально было бы написать на доске «OMG» и «LOL». Смеются только Бекс и Паскаль.

Планшетка продолжает двигаться, но не сходит со своего курса.

Она упорно обводит кругом «Я».

Некоторое время Астрал пытается выбить из духа бойлерной хоть что-то еще.

Он спрашивает, сколько ему было лет, где он родился.

Возражает ли он, что мы с ним связались? Мы что-то делаем не так?

Нет ответа.

Я…

Когда мы решаем, что пора сворачиваться, сожалением переполнены все, и даже я. Где шоу, где пантомима? Где кульминация хитроумного плана Паранормального Голливуда?

Я предпочитаю не разговаривать с Астралом без лишней надобности, но сейчас спрашиваю:

– Вам раньше когда-нибудь отвечали одной буквой?

– Тут обычно или пан, или пропал, – отвечает за него Элисандро. – Или вообще не ответят, или сыплют ответы как горох.

– Всего одна буква, – недоумевает Хоуи. – Почему одна? Почему именно «Я»?

Йохан пожимает плечами:

– Может, это в самом деле первая буква его имени. Начал – а потом струсил.

Астрал с тяжестью поднимает свое грузное тело из-за стола.

– Можно еще разок попробовать через несколько дней.

Ага, значит, сегодняшний вечер – это лишь начало долгосрочной аферы. Со стороны показалось бы слишком ладно и складно, если бы наше «привидение» начало трещать как трещотка после первого же вопроса. Викторианские медиумы тоже иногда заявляли, что мертвые не хотят общаться, чтобы набить себе цену, когда благодаря их удивительным талантам духи все-таки выходили на связь.

Разбившись на небольшие группы, мы тихонько переговариваемся между собой. Своеобразная коктейльная вечеринка. Лиза-Джейн и Йохан вешают мне на уши лапшу о своих былых приключениях за спиритической доской. Я их не слушаю. Я гляжу по сторонам, отмечая, что даже дополнительно выставленный нами свет не смог пробиться в некоторые углы подвала.

А потом я обращаю внимание на Астрала и Бекс. Они стоят в стороне от остальных, у дверцы лифта, и разговаривают. Они далеко, и я не слышу слов, но Астрал стоит, прислонившись в стене, в такой позе, как будто клеит ее.

Как же, как же. Удачи, толстячок.

Опускается ночь. Бульвар Сансет залит огнями фар, ярким неоновым светом и прожекторами на высоких рекламных щитах. Мы с Бекс ждем, когда электронный светофор позволит нам перейти на противоположную сторону дороги к «Карнис», ресторану быстрого обслуживания, уместившемуся в желтом вагончике на обочине.

Нужно было сначала поесть, а потом уже нюхать кокс, но после сеанса столоверчения мне приспичило. Нужно было привести себя в норму и подзарядить свою самоуверенность, или браваду, зовите, как хотите. И теперь я вообще не хочу есть.

Бекс уверяет, что страшно ей совсем не было.

– В подвале было жутко, но эти, как их, Парапланеры… они просто хотят, чтобы ты написал о них книгу. У них у всех такие глаза, будто они пришли на прослушивание в реалити-шоу.

– Спасибо, – говорю я. – То есть я все-таки не сошел с ума.

Мы переходим улицу, и я добавляю:

– Если тебе не было страшно, почему тогда ты так притихла?

Она не отвечает и тихонько улыбается себе под нос.

– Странное дело, – выдает она, когда я повторяю вопрос. Мы поднимаемся на три ступеньки и заходим в «Карнис». – Я так смущалась! Обычно я так себя не веду.

Я не понимаю.

– С чего бы ты смущалась?

Пауза.

– Как зовут этого парня? В самом деле, что ли, Астрал?

В меня как будто воткнули раскаленные гвозди.

– Допустим… И что?

А Бекс смеется на это.

– Мне все тебе разжевывать надо?

Мы стоим перед окошком заказов внутри вагончика, и нас приветствует парень в фирменной футболке и кепке:

– Добро пожаловать в «Карнис», что будете заказывать?

Я не обращаю внимания.

– Да, Бекс, будь добра, разжуй.

– Ну хорошо, мне он понравился, доволен? Он милый хиппи.

Раскаленные гвозди разрывают мне селезенку, высвобождая поток желчи.

– Ты ведь шутишь, да?

– У него красивые глаза.

– Вы заказывать будете? – возмущается один из ребят в спортивных майках в очереди за нами.

– Да, – говорю. – Мне, пожалуйста, десять чизбургеров и десять картошек фри.

У Бекс лезут глаза на лоб:

– Десять, мне не послышалось?

– Ну да, – говорю я громко, не контролируя себя из-за наркотиков. – Если этого, оказывается, тебе не хватает, то надо поскорее набрать вес.

Атомная бомба разрывается в моей голове. Это глупо и стыдно, но я убегаю из вагона, выскакиваю на улицу и оставляю Бекс позади.

Я шагаю к перекрестку, чертыхаюсь вслух, чуть не пар валит из моих ушей. Вообще, как мне ни противно, это даже логично: если в анус тому же Закку Уайлду всунуть носос и надуть его, получится вылитый Астрал.

Я перехожу проезжую часть. Скрип тормозов. Возмущенные гудки.

Когда я ступаю на тротуар, мимо бредет безумная старуха – та самая, что и вчера, когда все на свете казалось возможным. Она смотрит на меня, как будто видит впервые.

– Я б на твоем месте… – начинает она и умолкает, заметив, что я так же безумен, как и она. Нет смысла читать проповеди тем, кто уже в твоем лагере.

– Джек! – слышу я крик с противоположной стороны бульвара. – Джек!

Я не для того уходил, чтобы Бекс бросилась меня догонять. Я уходил затем, что я всегда ухожу. Был период в моей жизни, когда я научился не делать этого – тогда я выслеживал членов уличных банд и брал у них интервью, и в меня не раз смотрело дуло пистолета и острие ножа. Но ведь это затевалось ради моего собственного благополучия. Серьезная социальная тема, чтобы заявить о себе как о серьезном большом авторе. Меня никогда не интересовали банды. Впрочем, меня никогда не интересовали фокусники, сожженные в Доминиканской Республике, люди, винящие бесов в гомосексуализме, анорексичные филипинки, убитые неудачным изгнанием демонов, – ни одна из проблем, о которых я вам тут рассказывал.

Меня никогда никто не интересовал, кроме Джека Спаркса.

Там, где у других людей находится сострадание, у меня – выжженная дотла дыра.

Прошлым летом моя жизнь сделала крутой поворот. С тех пор я был в разладе с собой, потому что выстроенная мной система перестала удовлетворять моим требованиям. Я понимал, что единственным способом отказаться от наркотиков станет написание «Джека Спаркса в погоне за сверхъестественным».

Вы не поймете, да я и не прошу вас понять. Я еще даже толком не объяснился с вами.

К тому моменту, как Бекс настигает меня, я заперся в ванной нашего номера.

Ее голос звучит в равной степени недоуменно и сердито:

– С каких пор ты бегаешь от меня? Что у тебя там, наркотики?

– Да, – отвечаю я, вынимая пакетик с двумя граммами из потайного кармашка в бумажнике. – И ты меня не остановишь.

– Боже! Что, вся реабилитация насмарку? Я же просто сказала, что он мне симпатичен, и вообще, какое тебе дело?

С помощью кредитки я отделяю чуть-чуть порошка от кокаиновой горки и рублю его над раковиной.

Я ровняю дорожки, а Бекс допрашивает меня из-за двери. Ее голос стихает, потом возвращается, еще более пронзительный, чем прежде. Все мое внимание сосредоточено только на порошке. Какое же облегчение – сосредоточиться на чем-то. В последнее время мои мысли так противоречивы, что я расклеиваюсь по швам. Я хочу запустить свой мозг в космос, а все остальное пусть догнивает на земле.

Две снежных взлетных полосы ждут меня на фаянсовой раковине. Я вынимаю из кошелька доллар и сворачиваю в трубочку.

Чудом мне удается разобрать крик Бекс:

– Джек! Да что с тобой такое?

Я ворчу, швыряю доллар в раковину и одним движением снимаю щеколду и распахиваю дверь. Кокаин остается за спиной. Бекс отступает назад и напрягается, ожидая любого развития событий. Ее страх отбивает у меня всякую охоту говорить обидные слова. Я хватаюсь за косяк и подбираю слова.

– Ты даже не помнишь, что случилось прошлой ночью, правда? – говорю я. Вижу, что застал ее врасплох, вижу неуверенность в ее глазах и добавляю: – Или ты жалеешь об этом?

Сначала мне кажется, что Бекс пытается припомнить, о чем я. Но дело не в этом. На самом деле она анализирует ситуацию и собирается с духом.

Наверное, я не только чувствую себя уязвимым, но и выгляжу так же, потому что она вдруг подходит ко мне. Я вздрагиваю, когда она кладет руки мне на бедра. Простой человеческий контакт вызывает во мне странные чувства. Приятные, но странные. Восхитительные. Не убирая рук с моих бедер, она смотрит мне прямо в глаза.

– Я думала, ты забыл, – говорит она.

Потом мы целуемся. Страстно, безудержно.

Хватаемся пальцами за пуговицы и молнии.

Сходит лавина ощущений.

Я не стану вам описывать того, что случится той ночью. Вы, поколение, выросшее на интернет-порно, как-нибудь сами догадаетесь. К тому же я уже более чем достаточно эксплуатировал ее образ в своих книгах.

Да, давайте я раскрою вам правду о Бекс. И пусть издательство думает что хочет по этому поводу.

Я никогда не был влюблен в Бекс.

Страсть была. Любви – не было.

С момента нашего знакомства и ее переезда ко мне пять лет назад я думал только своим членом. Но я же знал, что книгам пойдет на пользу, если я буду в нее влюблен. Также я решил, что книгам пойдет на пользу, если она будет инструкторшей по фитнесу, а не… господи… чем она вообще занимается.

Я всегда знал, что я – эгоистичный урод. И понимал, что люди будут более благосклонны ко мне, если продемонстрировать им человечную сторону своей натуры, даже если ее и не существует в природе. Тогда я вписал свою вымышленную безответную любовь к Бекс в «Джека Спаркса верхом на кузнечике», и читателям понравилось. Может, даже слишком. Комментаторы на Амазоне не оценили семь сошедших с меня потов и поврежденный позвонок, с которым я остался в результате этой затеи, но зато они как заведенные строчили отзывы обо мне и Бекс. О том, как они ждут, когда же мы сойдемся. Читатели проглотили все и попросили добавки, даже те, кто обычно не читает книги моего жанра. Мужики на автограф-сессиях интересовались, спим мы или нет. Девчонки спрашивали, можно ли с ней подружиться.

Так что я продолжил развивать эту легенду в последующих книгах. Если в этот период я с кем-то встречался, я удалял все свидетельства об этом. Даже если бы мы с Бекс переспали, я бы не стал писать об этом в книге, ведь тогда умерла бы всякая романтическая интрига. Журналисты удаляют из текста все, что замутняет выбранный нами тон повествования, и оставляют все, что сохраняет его чистоту – или вписывают от себя. Когда Бекс встречалась с другими парнями, я превращался в тоскующего Джека на страницах «Джека Спаркса среди бандитов», в страдающего Джека – на страницах «Джека Спаркса под веществами». Многие читатели поверили в то, что Бекс стала истинной причиной моего наркотического марафона, что было очень кстати, ведь я не собирался раскрывать настоящую причину.

Спору нет, я должен быть влюблен в Бекс. Я всегда любил ее как друга и человека. Но для меня всегда было приоритетом трахнуть ее. Чем недоступнее она была, тем яснее я видел в ней приз, которого нужно добиться. ВИП-билет, который нельзя заполучить. Знаю, цинично. Я использовал ее как героиню своих книг, чтобы предстать в более выгодном свете. Раз такая умная и классная девчонка, как Бекс, готова терпеть меня и даже живет со мной вместе, значит, не так уж я плох, верно? Все-таки хорошо, что Бекс не читает моих книг, не то ее мог бы спугнуть сохнущий по ней сосед.

Я никогда не умел любить, никогда не понимал сам принцип любви. Накогда не оглядываться – такой урок преподал мне отец. Двигайся вперед с сердцем, холодным, как стужа. Ни к чему не привязывайся, никогда не вспоминай того, что бросаешь позади.

В бездонных архивах моей памяти отцу посвящены лишь самые смутные воспоминания. От него осталась только тень. Иногда меня будоражит запах, или что-то резонирует со мной, и я догадываюсь, что это – напоминае о нем, потому что больше ничего не приходит на ум. Или я замечаю в себе отрицательные качества, которых не было у мамы. И это все.

Нет, он был не против одного ребенка – тем более такого умницы, как Алистер. Но потом на свет появился второй орущий мешок с говном и соплями. Я стал последней каплей. Умом я сейчас понимаю, что, наверное, проблема этим не ограничивалась, но для моей психики уже слишком поздно. Я запрограммирован. Можно досконально изучить строение бейсбольной биты, но она все равно существенно корректирует форму твоего черепа.

В три года восемь месяцев и семнадцать дней после дня моего рождения отец свалил в закат, и мы о нем больше не слышали. Когда мне было четыре, мама сожгла все его фотографии в садовой жаровне. Я до сих пор помню, как запах дыма разъедал горло.

Я готов поклясться, что мое первое воспоминание – это мамины вопли в тот день, когда она осознала, что ее муж больше не вернется. Она заперлась в спальне и стала истошно голосить. Как животные, которых заживо режут на бойне.

Мы с Алистером были в гостиной и все слышали. Я был слишком мал, чтобы понимать, что происходит, но я отчетливо помню взгляд, которым Алистер наградил меня перед тем, как пойти к маме.

Боже, этот взгляд…

«Слышишь? – говорил этот взгляд. – Слышишь, как наша мать надрывается? Это ты виноват. Из-за тебя отец ушел».

Мое первое воспоминание – вот эта бейсбольная бита.

С тех пор домашняя жизнь покатилась под откос. Бывали и хорошие времена, но Алистер все-таки ненавидел меня, а я, наверное, ненавидел его за то, что он больше времени успел провести с отцом. Однажды мама выхлебала целую бутылку вина и кричала мне через дверь моей комнаты, как жалеет о том, что родила меня. Мне было семь.

Папиного лица я почти не помню, но оказалось, что и незачем. Достаточно просто посмотреть в зеркало. Ну конечно же, из нас двоих именно я должен был вырасти похожим на него.

Моя мать едва могла взглянуть на меня.

Все сожженные в саду фотографии вернулись мучить ее, воплощенные в моем лице.

Глава 12

Внутри воющей человеческой капсулы, в ревущем туннеле гладкого белого пластика слишком покойно. Слишком много времени наедине с собой.

Неужели нельзя как-то придумать, чтобы МРТ-сканеры не были так похожи на гробы?

Прошлой ночью мне не снилась Мария. Я проснулся только утром, чувствуя теплую наготу Бекс у себя под боком. Счастье давно не навещало меня, но этим утром оно прошло поблизости.

Две жирные дорожки кокаина манили меня из ванной. Одним взмахом ладони и одним поворотом крана я смыл все в сток. Я сразу почувствовал укол сожаления, знакомый всем наркоманам, но я даю себе слово исправиться. Пора смотреть на мир трезво. Хватит сворачивать на легкую тропу.

Так я тут и очутился, с тревожной кнопкой в виде резиновой груши в руке. Следуя предписаниям доктора. Отчаянно желая отмести малейшую возможность, что что-то не так с моим мозгом. Но сканирование непросто перенести человеку, который предпочитает забывать. Здесь мне, охваченному кокаиновой ломкой, только и остается, что вспоминать о плохом и думать о смерти. Вина. Стыд.

Прошлое лето. Алистер все более выходит из себя с каждым новым сообщением на автоответчике.

«Джек, мне кажется, тебе стоит мне перезвонить».

«Джек, не знаю, чем ты занят, но нам нужно поговорить».

«Джек, да что с тобой?!»

Электронным письмам от него нет конца. Я пропускаю их мимо и только некоторые пробегаю вялым кетаминовым взглядом; стремительным кокаиновым взглядом; сонным накуренным взглядом с обратной стороны космоса.

Удалить, удалить, удалить.

Я только рад отвлечься на мягкий голос медсестры. Она говорит мне в наушники оттуда, из мира живых:

– Вы почувствуете легкую царапину на тыльной стороне ладони. Это просто оцифровка сигнала, о чем мы предупреждали.

Если есть ад на земле, он полон запертыми в гробах людьми, которых бросили наедине со своими мыслями и худшими воспоминаниями.

Моя мать сидит за реечным деревянным столом. Дрожащей рукой зажигает сигарету.

Я веду машину под проливным дождем. Алистер орет что есть силы.

Мне в вену вонзается иголка, и я начинаю паниковать от какофонии внутри этой гробницы. Я хочу стиснуть грушу. Хочу потрогать зажигалку, но зажигалка в кармане пиджака, который меня попросили снять.

Наверное, медсестра замечает мои дергающиеся беспокойные ноги, потому что в мои уши возвращается ее голос:

– Осталось не больше двадцати минут, мистер Спаркс. Постарайтесь представить себя в любимом месте.

Мне кажется, на свете нет любимого мне места. С тоской я думаю, как было бы хорошо иметь такое.

Я представляю, что сижу на пляже. Но в таком шуме он неизбежно превращается в пляж рядом со стройкой.

Я переключаю программу и оказываюсь в шумном пабе, где наливают бесплатно и без ограничения и насыпают бесконечные дорожки кокаина прямо на барной стойке. Я представляю, как напиваюсь и нанюхиваюсь, чтобы почувствовать себя на вершине мира.

Это тоже не помогает. Сначала я пугаюсь, а потом понимаю, что паб – это не мое любимое место. Это место, куда я бегу от реальности.

Лицо Бекс занимает все мое воображение. Никакого пляжа, никаких пабов – только наша брайтонская квартира. Мы сидим на желтом диване. Она держит меня за руку, смотрит мне в глаза и говорит, что все будет хорошо.

Ребекка Лоусон была моим якорем весь год моей наркозависимости и остается им до сих пор. Она – мой кокаин из плоти и крови.

Но как же я ее использовал. Все эти годы я видел в ней тело, которым хотел овладать, видел костыль, на который можно опереться, того, кем можно манипулировать.

Я обещаю не остаться перед ней в долгу.

Может, из этого еще выйдет что-то прочное, надежное.

Я не умею любить, но, может, я смогу построить нормальные отношения.

– Спасибо, что зашли, – говорит Роджер Корман.

Я ерзаю на стуле в его офисе на Бульваре Сан-Виченте, гадая, что он может мне сказать.

Когда я покинул медицинский центр, немного огорчившись из-за того, что ждать результатов придется целых три дня, я с удивлением обнаружил на телефоне сообщение от ассистента Кормана с просьбой встретиться. Я перезвонил немедля. Этот восьмидесятилетний человек – легенда малобюджетного кинематографа, подарившая миру свыше четырехсот фильмов, многие из которых отмечаются жанром «ужасы» в описании: «Пиранья» (1978), «Дети кукурузы» (1984). Первые успехи таких величин, как Фрэнсис Форд Коппола и Джек Николсон, случились под его крылом. К тому же он бог маркетинга и родом из того поколения, которое еще умело использовать трейлеры, чтобы кино продавалось лучше, вне зависимости от того, все ли из этих трейлеров можно было найти в готовой кинокартине.

Вблизи он оказывается радушным человеком, одетым с иголочки в черный костюм с белоснежной рубашкой. Его кинокомпания «Нью Хорайзонс Пикчер Корпорейшн» вошла в число студий, которые получили от меня письмо с вопросом о видео. Кроме них, никто не попросил меня о личной встрече. К этому моменту ответить успели уже все – по телефону ли, письмом или мне в лицо: «Нет, мы не снимали этого видео, придурок».

Неужели в результате моих поисков окажется, что за этим стоит Роджер Корман?

– Я бы хотел обсудить с вами видеоролик, – говорит он спокойным голосом.

Сидя за столом напротив меня, он делает заметки на желтой блокнотной бумаге. Я вижу заголовок вверх тормашками: «ВИДЕО С ПРИВИДЕНИЕМ».

Он продолжает, а я стискиваю подлокотники своего кресла.

– Этот ролик заработал весьма внушительное количество просмотров. Солидный результат для киноработы, вы не находите?

Я больше не могу томиться:

– Это ваших рук дело?

Он усмехается:

– О, я хотел задать вам тот же вопрос.

Как ни парадоксально, я испытываю облегчение.

– Нет, я вроде как нашел его. Или оно меня нашло. Кто-то залил его на мою страницу.

– Ясно. То есть у вас нет на него авторских прав?

– Нет.

Мы беседуем еще какое-то время, но я вижу, что для Кормана тема уже исчерпана.

Вверх тормашками я вижу запись на листке бумаги: «ОБЩЕСТВЕННОЕ ДОСТОЯНИЕ???»

Я захожу в наш конференц-зал в Калвер-Сити с высоко поднятой головой. Секс, встреча с Корманом и крепкий сон придают мне сил.

Всю дорогу я настраивал себя на хороший лад. Я не могу контролировать все плохое, что натворил за последние годы, но я могу контролировать, что я творю сейчас.

Я могу прожить по-новому этот день и каждый последующий.

Я могу докопаться до сути истории с видеозаписью и Паранормальными, и даже до сути своей паранойи.

Я могу сделать так, чтобы все получилось с Бекс.

Все в порядке – и это правда.

Первую вмятину в моей титановой обшивке делает Астрал. Он отводит меня в сторону и спрашивает:

– Слушай, эта девчонка, Бекс… Вы вместе?

Я отвечаю на автомате:

– Да, мы вместе.

– Круто, – он энергично кивает. – Ну, тебе повезло, конечно.

– Спасибо, – говорю. – Я сохраню в сердце эту нотку удивления.

И я награждаю его холодным взглядом, чтобы ему сразу стало понятно, что тема закрыта. Я-то прекрасно знаю, что мы с Бекс не вместе, но я ни за что не позволю Астралу вмешаться.

Разозленный таким нахальством, я сажусь и жду, пока все выговорятся. Паскалю хватает ума пуститься в длинный монолог о том, как благодаря квантовой физике путешествия во времени стали не таким уж невероятным делом.

– Есть версия, – говорит он, – что те, кого мы принимаем за привидений, на самом деле – путешественники во времени. Может быть, спиритические сеансы – это безопасный для них способ общаться с нами.

В ответ на это замечание все принимаются кивать и чесать подбородки. Такую же реакцию получает Элли, предположив, что их эксперимент может привлечь и «настоящего духа, пролетевшего мимо».

Психопаты. Они поздравляют Астрала с конкурсом, который тот затеял в социальных сетях, в котором призом является ответная подписка от самого Астрала. Эту идею он подсмотрел у меня. Команда также «в восторге» от местного радиошоу, на которое пригласили Астрала и Элисандро поговорить об эксперименте. Я даже не знал, что такое интервью планируется. Меня наверняка не упомянули.

Я проверяю телефон и обнаруживаю, что все мои страницы в Интернете… исчезли.

Просто… пропали.

Я пытаюсь зайти на них через телефон, но ни один логин не срабатывает.

Лишившись дара речи, я вылупился в экран. Я жду, что картинка поменяется. Расцветает новое подозрение: а вдруг не случайно этот взлом произошел на следующий день после того, как я отказался продвигать профили Паранормальных на своей странице? Дружелюбный компьютерный гений Паскаль избегает моего взгляда или мне кажется?

Я перескакиваю с приложения на приложение, без конца щелкаю одни и те же кнопки, но результат остается неизменным. Мой интернет-профиль разрушен до основания. Остался только YouTube.

Эти люди высосали из меня бешеные тысячи подписчиков, а теперь решили перекрыть мне кислород. Если кто-то следит за нашим экспериментом, они остались единственным источником. Паранормальные вскарабкались мне на голову и заткнули мне рот. Мне, единственному человеку, который мог поставить под сомнение серьезность эксперимента.

Меня затягивает черная дыра. Щеки полыхают, как острые перцы.

Остальные продолжают толкать монологи о себе, любимых.

Я – Везувий в 79 году от Р.Х.

В тот момент, когда я уже готов вцепиться им в глотки и размазать их по стенке, стол начинает двигаться, и в воздухе возникает лицо.

– Лицо? То есть как это – лицо?

Бекс сидит рядом со мной на высоком стуле в баре у бассейна «Сансет-Касла». Она расправляется с пина-коладой и не теряет праздничного настроения. Видно, как мои слова шокируют ее. Любой двигающийся стол – чепуха по сравнению с выражением ее лица.

– И что, прямо в воздухе?

Потирая синяк на челюсти, я киваю, а потом описываю то, что сейчас прочитаете и вы.

Лиза-Джейн рассказывает, что однажды она прислала Мэрилину Мэнсону флакон своей мочи, как вдруг угол стола поднимается сам по себе.

Слова съеживаются и высыхают у нее на губах.

Слышно, как у нас коллективно учащается пульс.

– Так, – протягивает Астрал с нервной дрожью в голосе. – Ребята, продолжаем разговаривать.

Я встаю со стула и, опустившись на корточки, пытаюсь пристроиться так, чтобы мне были видны колени всех собравшихся одновременно. Я слежу за тем, как стол приподнимается с двух ножек на одну, потом снова на две, потом снова на одну.

Завидев мое недоуменное выражение лица, Лиза-Джейн хмыкает:

– Что, пора расширять сознание?

– Если под расширением сознания ты имеешь в виду поверить вам, то даже не подумаю, – отвечаю.

Она раздувает ноздри.

– В каком таком смысле?

– Эл Джей, – бросает Астрал командным тоном, – давай не отвлекаться. Что, говоришь, ты сделала, когда моча пролилась тебе на пальцы?

Я сажусь обратно за стол. У всех ладони лежат на поверхности стола, который то поднимется и опустится с одной стороны, то с какой-нибудь другой. Когда одна ножка с силой опускается на покалеченную ногу Хоуи, его болезненный вопль теряется среди наших восторженных восклицаний.

Да, я сказал «наших». Я тоже немного забылся. Почему бы и не получить удовольствие от процесса? Это не помешает мне уничтожить репутацию Паранормального Голливуда. Да: остальные радуются тому, что их специально сконструированный волшебный стол функционирует исправно. Нет: мы не смогли бы добиться такой динамики в любом другом месте.

Видимо, внутри стола спрятаны небольшие моторчики. Крошечные гироскопы. Приемники дистанционного управления на пульте в чьем-то кармане. Или пультом управляет сообщник извне, который наблюдает за происходящим через камеру, спрятанную в одном из устройств Паскаля. В современном мире ты можешь включить отопление у себя дома, находясь на другом конце света. Или вколоть соседу смертельную дозу инсулина через блютус, если верить Хоуи. Заставить стол ходить ходуном – не так уж и маловероятно.

Лиза-Джейн кивает на камеру:

– Умоляю, скажи, что она включена.

Паскаль кивает.

Кажется, Элли первой замечает лицо.

Она говорит что-то вроде: «О боже, ребята, ребята…» Но я не уверен, потому что сцена слишком шокирует меня. Вскоре все ахают, чертыхаются и шарят в поисках телефонов.

Я покрываюсь гусиной кожей. Парящее лицо смотрит прямо на меня.

Оно висит так высоко в воздухе, что нам приходится задирать головы. Это лицо размером с человеческую голову, только бесполое и неясное.

То есть у лица есть два глаза, два уха, нос и рот, но вид каждого элемента без конца меняется. Плавно, неторопливо, постоянно. Глаза перетекают из карих в голубые, в зеленые. Уши, нос и губы меняют размер и очертания. Даже цвет кожи пребывает в движении, темнея и светлея.

Неизменной остается лишь настроение фантома.

Он ухмыляется.

Он не усмехается приветливой улыбкой, о нет. Его ухмылка говорит: «Допрыгались, ублюдки, теперь я здесь. Повеселимся». Глаза сверкают. Ая рада видеть нас не меньше, чем Паранормальные – ее.

Точно ли это та самая Ая, плод наших фантазий? Фантом даже не похож на женщину. Хотя, если так подумать, мы даже не удосужились обсудить ее внешность. Мы хотели сразу получить результат. Престиж.

Наш первый порыв – не пообщаться с фантомом, а запечатлеть его.

– Твою в душу мать, – говорит Астрал, стуча жирными пальцами по экрану телефона. – Нужно сделать кадр для «Фокс Ньюс».

Элисандро наклоняет камеру на штативе вверх, намереваясь заснять Аю крупным планом. Элли наворачивает круги и говорит, что хочет позвонить ведущему «Американского идола».

Я не знаю, как должен себя чувствовать. Внутри все как будто ходит ходуном. Что это за тварь?

Мои эмоции раздирают меня в разные стороны – и так с самого начала работы над этой проклятой книгой. Один нескончаемый внутренний бой. Вокруг телефоны щелкают цифровой имитацией фотозатвора, а я не знаю, куда отвести глаза. Я заворожен парящим лицом и в то же время лихорадочно соображаю, где может быть спрятан голографический проектор. Хотя голограммы получаются только в темных помещениях при специальном освещении. Может, передо мной последнее слово техники в мире голограмм? Возможно ли это физически? Какими голограммами были Тупак и Майкл Джексон?

Если Паранормальные уже видели этот фантом во время многочисленных репетиций, то я опять-таки не могу не восхититься их актерской игрой. Как они ахают, разинув рты, и фотографируют лицо, и мне самому хочется сфотографировать их, чтобы запечатлеть искреннее потрясение на их лицах.

Но я стряхиваю с себя оцепенение, потому что и мне нужно сфотографировать Аю. Я быстро прихожу к тому же выводу, что и остальные. Когда я жму на экран, чтобы взять фокус на ее лицо, квадратик фокусировки не появляется. Как будто он не видит того, на чем ему сфокусироваться…

– Блин, – вздыхает Йохан, вглядываясь в экран. – Ее не видно.

Я делаю снимок, и все вместе мы отсматриваем фотографии.

Мы нащелкали пачку фотографий потолка, потолка и ничего, кроме потолка. Элисандро с поникшим видом проверяет запись на видеокамере, и оказывается, что лицо не запечатлелось и там. Весь свой гнев он направляет на меня:

– Ну вот, мистер Популярность! Вот поэтому у нас и нет настоящих записей с привидениями.

Астрал подхватывает.

– Да, кое-что на пленке не выходит, – говорит он невесело, потому что теперь ему нечего продать теленовостям.

Лицо Аи лыбится, как будто довольное трениями в коллективе.

– Почему оно смотрит на меня? – удивляюсь я вслух.

– Вовсе нет, – отзывается Астрал. – Оно смотрит на меня.

– Чушь, – возражает Хоуи. – Оно прямо на меня уставилось.

Все говорят одно и то же. Каким-то образом Ая смотрит на каждого из нас одновременно, отчего мне становится дурно. Может, нам всем нужно пройти МРТ? Мне точно не помешает дорожка порошка и стопка текилы.

– Ая, – зовет Лиза-Джейн и нервно хмурит нарисованные брови, растеряв все хладнокровие. – Это ты? Кивни, если это ты.

Астрал ворчит и открывает рот, чтобы отчитать Лизу-Джейн за инициативу. Рот так и остается открытым, когда лицо Аи кивает.

Мы ликуем, как команда, забившая выигрышный гол.

Контакт установлен.

Дисциплина трещит по швам, уступая место хаосу, и мы засыпаем лицо вопросами.

Элли:

– Ты правда Ая, которую создали мы, или ты просто дух, пролетавший мимо?

Йохан:

– Есть ли жизнь после смерти?

Паскаль:

– Ты путешественник во времени?

Хоуи:

– Ты не знаешь, хочет ли мой сосед меня убить?

Я тоже хочу задать свой вопрос, но все такие шумные, а у меня в горле пересохло, как после наждачки, и в висках стучит, как от отбойного молотка.

Все выкрикивают свои вопросы, и слова смешиваются в общую кашу.

Элисандро складывает руки вместе и затем разводит их с криком:

– Хватит!

Ая исчезает. Не мгновенно, а как бы тает в воздухе.

Во мне вспыхивает какое-то отчаяние. В той части меня, которая верит, что Ая действительно фантом. Я скалюсь и рявкаю на Элисандро:

– Отличная работа, придурок.

Элисандро бросается на меня через весь стол и въезжает мне кулаком в челюсть.

Я хватаю его и, потеряв равновесие, валюсь на спину, тащу его за собой, не видя ничего перед собой от бешенства. Еще до того, как мы сталкиваемся с землей, мой кулак врезается во что-то круглое, твердое и мелкое среди толщи мягкой плоти. Элисандро издает задыхающийся звук, обрушивается на меня всем телом, и мне становится нечем дышать. Он в ужасе отстраняется и отползает по ковру в сторону. Элли садится на корточки и вытягивает к нему руки, как мамаша к ребенку.

– Скотина, – плюет она в мою сторону.

В глазах у Йохана – расплавленная сталь. Все его тело сжато, как единый мускул, когда он делает шаг в мою сторону, потом останавливается, бормочет себе что-то укоризненное и присоединяется к толпе вокруг Элисандро. А я – катаюсь по ковру, пытаясь отдышаться, и проверяю, работает ли моя челюсть.

Элисандро хрипит, обхватив горло. Элли обнимает его сзади.

Его физическая боль пройдет и кажется мне несущественной по сравнению с моей эмоциональной агонией.

Меня швыряет из стороны в сторону.

Наука всегда готова подставить свое плечо, чтобы я мог на него опереться, как делал это с пятилетнего возраста. С ударом кулака Элисандро я вспоминаю, что наш эксперимент – не какие-то детские игры. Я вспоминаю о моем намерении разоблачить их за фальсификацию видео.

Я разрываюсь на части.

Гнев и страх выплескиваются из моего горла, как лава из жерла вулкана.

– Вы думаете, я не знаю, что все это – вранье? Вы правда думаете, что я купился на ваши фокусы?

Смятение от встречи с Аей подбрасывает хвороста в эту словесную бойню. Я мечу молнии и обвиняю Паранормальных в подтасовке всего эксперимента. Я говорю, что они специально избавились от профессора Спенса, чтобы он не заподозрил обмана, когда стол начнет качаться. А он наверняка заподозрил бы, ведь он и вся его честная компания прибегали к аналогичным приемчикам еще в семидесятых. Профессор был нужен на момент раскрутки, а потом можно было игнорировать его, вынуждая его уйти.

Астрал багровеет, пытается перекричать меня и призвать к порядку, Лиза-Джейн вопит, что я «наркоман и параноик», а я продолжаю повторять одно и то же, пока весь этот мощный выплеск ненависти не осядет в их пустых головах.

– И я знаю, – говорю я напоследок больным от крика горлом, тыча в них пальцем, как пистолетом, – что это вы, сволочи, подделали видео. И это еще ох как выйдет вам боком.

Бекс вращает соломинку в очередной пина-коладе, пока зонтик не вываливается из бокала.

– Ничего себе, – говорит она. – Тоже мне, подыграл и не выдал себя, называется.

– Ну да, – я ощупываю языком надколотый зуб. – Об этом можно забыть.

– Так это все случилось сегодня днем? И что они ответили на твои обвинения?

– Ну, было много криков, круглых глаз, американских лозунгов, пока мы в конце концов не устали ссориться. Тогда мы переместились во второй конференц-зал, где нет стола, составили стулья в круг и решили все обсудить как взрослые люди.

Терпение Бекс подходит к концу:

– И чем это кончилось?

Несмотря на сильнейшую ломку, я умудряюсь улыбнуться:

– Я разозлил их еще больше.

– Я надеюсь, ты шутишь, – говорит Йохан.

Остальные ошеломлены не меньше, включая Паскаля.

– Я совершенно серьезно, – говорю. – Или мы переносим эксперимент, или я сваливаю. И ни словом не упомяну этого в книге. А вам останется выйти на панель Бульвара Голливуд, если вы хотите найти деньги на остальное.

Хоуи не нравится мое невежество.

– Бульвар Голливуд? Ты имеешь в виду Сепульведу.

Он вздыхает с облегчением, когда Лиза-Джейн нарушает воцарившееся молчание:

– И как же, по-твоему, мы сегодня достигли эффекта парящей, мать ее, головы, а, Джек? Мне не терпится это услышать.

Я пожимаю плечами:

– Кто знает эти ваши навороченные приборчики.

– С радостью проведу для тебя ликбез по второму разу, – отзывается Паскаль.

Даже мой любимчик вооружился пассивной агрессией.

– Чувак, послушай, это же контрпродуктивно, – говорит Астрал. – У нас только что произошел величайший прорыв. Мы должны праздновать это дело, но нет, тебе надо было испортить всю малину. – Он проговаривает каждое слово, тягуче выговаривая по слогам, полагая, что я недоразвитый. – Так что слушай сюда. Мы не снимали твоего видео.

Мои руки снова сжимаются в кулаки.

– Кто-то покончил с собой, потому что принял этот ролик за доказательство жизни после смерти. Ваша рекламная выходка стоила людям жизней. Вы дали им ложную…

Слова застревают у меня в горле, и мне нужно успокоиться, пока я не задохнусь и не выйду из себя окончательно.

Паскаль говорит:

– Джек, послушай, ты ошибаешься. Нам нужно как-то решить эту проблему и двигаться дальше.

– Я уже предложил вам, как это сделать, – выдавливаю я из себя. – Я считаю, что вы как-то чем-то напичкали эту комнату и этот стол. Значит, завтра мы переместимся в студию моего приятеля на холмах. Ранчо «Большой Койот». Возьмем новый стол, который вы никогда в жизни до этого не видели, оборудование не подключаете.

Я предупредительно поднимаю вверх палец, останавливая поток возражений.

– Для начала. Потом посмотрим, как пойдет. Если сегодняшний феномен повторится, я лишусь дара речи и уверую. Никто ничего не потеряет.

Получая удовольствие от козыря, который у меня есть, я добиваю свое предложение словами:

– Если это не научный подход, то что тогда?

Со всех сторон нехотя раздаются знаки согласия. Элисандро встает, швыряет свой стул об стену, выходит из комнаты.

– И еще одно условие, – говорю я оставшимся, выразительно глядя на Паскаля. – Самое важное. Верните все мои интернет-страницы в прежнее состояние.

Паскаль искренне не понимает, о чем я.

Бекс делает контрольный в голову, когда мы шагаем по Бульвару Сансет к «Дому блюза». Я не хотел никуда выбираться сегодня – я бы предпочел остаться в номере и задать взбучку пружинам в матрасе. Недосып последних дней давит на отяжелевшие веки, и меня ломает без пары дорожек и социальных сетей. Алкоголь не кажется мне лучшей идеей.

– Ты говоришь другим, что мы встречаемся? – спрашивает она, атакуя без предупреждения. Как пантера, выскочившая из-за куста.

Я останавливаюсь как вкопанный, будто передо мной выросла бетонная стена.

– Кто тебе сказал?

Оказывается, Астрал сегодня добавил Бекс в друзья. Знал ведь, что моя страница упала и я не засеку его жульнического хода. Потом он написал Бекс и как бы между прочим поинтересовался, давно ли мы вместе.

– Так ты говорил ему, что мы встречаемся? – спрашивает она.

– А ты что ему написала?

– Отвечай на вопрос.

Каждой клеточкой своего тела я хочу выследить его и поколотить.

– Как бы ты отнеслась, если бы я сказал ему это?

– Джек, сколько раз мне нужно повторить «Отвечай на вопрос», чтобы ты, наконец, ответил на вопрос? Ты говорил Астралу, что мы встречаемся, или нет?

– Только потому, что он сам спросил, прощупывал почву, скользкий жук.

Она смущенно улыбается, почти смеется.

– Давай… не будем пока менять статус наших отношений, хорошо?

Самооценка даже не падает, она сигает с моста, как прыгун на канате.

– О нет, – говорю. – Разумеется, нет.

– Ты не против, если мы снова будем просто друзьями? – добавляет она, затягивая на канате петлю. – Ты один из самых близких моих друзей, и я бы не хотела все испортить ради какого-то… курортного романа.

– Совершенно тебя понимаю, – говорю я, не в силах осознать, как она могла отвернуться от будущего, которое я представлял для нас. – Я ни о чем другом и не помышлял.

Мы шлепаем по лужам желтоватого света, разлитого фонарями. Не находя слов от шока, я машинально проверяю социальные сети, в очередной раз забывая, что моих страниц больше не существует. Это так бесит – не иметь возможности достучаться до внешнего мира. В моей голове вылупляются мысли для новых интересных записей и роятся в моем черепе, не находя выхода. В печенках растет плотный ком нереализованного самовыражения. Мои подписчики, наверное, решат, что я мертв. Я планирую завести везде новые страницы, но на такие штуки нужно время. После того как Бекс решила разорвать нашу связь, мне уже не хочется заниматься съемками нового видео для YouTube. В кадре намного сложнее скрыть свое горе.

Остаток вечера тянется вяло, но мы справляемся. Помогают выступления групп на сцене душного и шумного «Дома блюза» – можно хоть на что-то отвлечься. Когда на нас надвигаются неловкие паузы, грозящие заглотить нас целиком, мы отбиваемся от них первыми попавшимися словами. Обмениваетмся никому не нужными наблюдениями о посторонних. Мы оба понимаем, что избегаем проблемы, возникшей между нами после секса, но это препятствие кажется крепче кирпичной стены.

Но алкоголь льется рекой, и со временем былая динамика между нами восстанавливается, хотя и кажется натужной.

– Если бы тебе пришлось заняться сексом с животным, то с каким? – вопрошает Бекс.

Не могу придумать смешного ответа.

Она обдумывает свой же вопрос.

– Я бы выбрала жирафа, чтобы не смотреть ему в глаза.

Наш официант приходит в восторг от нашего происхождения.

– Вы из Англии? – восклицает он. – А вы знакомы с Нейлом Йетсом?

Мы глядим на него и стараемся не прыснуть со смеху. Бекс прикрывает рот ладонью. Официант в недоумении уходит, все еще полагая, что Англия – это деревня.

Сегодня я сплю на диване, а Бекс – на кровати. Вторую ночь подряд мне не снится Мария, что совершенно замечательно. Если у нее остались ко мне какие-то претензии, то чего она дожидается? Мне кажется, будто мое проклятие было снято. А может, моим единственным проклятием был кокаин.

Несмотря на неявку Марии, наутро в моей голове кипит злоба. Мало того, что Астрал саботировал меня онлайн, он вдобавок решил уничтожить мои отношения с Бекс, не дав нам ни малейшего шанса.

Теперь это личное.

До сегодняшего дня я хотел разоблачить Паранормальный Голливуд и Астрала.

Теперь я хочу их уничтожить.

Глава 13

Паскаль поворачивает мой телефон так, чтобы я мог видеть себя на экране. На этом настоял я – хочу полностью контролировать ситуацию.

– Чуть левее, – указываю я, отмахиваясь от сволочных насекомых, которые все жужжат вокруг нас. – Еще чуть-чуть.

Паскаль поправляет очки на переносице.

– Честное слово, Джек, мы не делали всего того, в чем ты нас обвиняешь.

– Я сказал, левее. Вот так. Готов? Три…

В кадре за моей спиной видно бревенчатую крышу ранчо «Большой Койот». Видно крыльцо, идеальное для того, чтобы сидеть на его ступеньках и бренчать на банджо. Может, все здесь и выглядит по-деревенски, но в этих стенах студийного оборудования на миллионы долларов.

– Два…

Вне кадра за спиной Паскаля видно туманную холмистую панораму. Гряда валунов предупреждает об обрыве, где широкий гребень возвышенности ныряет глубоко в запретные каменистые устья, сквозящие между холмами. Пугающе крутые серпантины вьются вниз, уводя к далекому мегаполису. С этой точки Город Ангелов похож на комплекс решеток, сдвинутых вместе с омерзительной аккуратностью.

– Один…

Ранчо почти на самой вершине Малхолланда занимает несколько акров. Соседей – мало. После всемирного экономического кризиса студии звукозаписи отправили своих музыкантов записываться в менее престижные места, но мой заморский приятель Род, хозяин «Большого Койота», пошел против течения. На этой неделе студия будет свободна, так что он передал мне два комплекта ключей, а сам – свинтил. Доверчивый он парень. Впрочем, мы с Родом знакомы еще с девяностых, когда упоминание о «Большом Койоте» в одной моей важной статье в «NME» прославило студию.

– …Мотор.

Я слышу сигнал, натягиваю «экранное» выражение лица и начинаю читать текст. Я все еще надеюсь, что Бекс передумает, так что сегодня заряжен исключительно кофеином. Может, разговор о статусе наших отношений просто выбил ее из колеи и это пройдет. Так что лучше не притрагиваться к порошку, хотя я уже на пределе. Сегодня с утра искушение было так велико, что я даже почувствовал его меловой привкус в горле, как будто мой организм самостоятельно выработал экстренную дозу. Но если мне нельзя кокаин, мне можно хотя бы насладиться вниманием миллионов пар глаз в YouTube, пока я наношу Астралу удар под дых.

– Я нахожусь на ранчо «Большой Койот», – рассказываю я в камеру, – в сопровождении команды охотников за привидениями, чье название вылетело у меня из головы. Я передислоцировал Эксперимент Ая из Калвер-Сити на Голливудские Холмы во избежание мошенничества с их стороны. Никогда не доверяйте фанатикам, даже если они зовут себя учеными умами. Давайте зайдем внутрь и посмотрим новый стол, который мы будем использовать. И заодно попробуйте угадать, кто из этих ребят – замаскированный Джабба Хат…

Я вхожу в дверь, которую с обеих сторон подпирают торговые автоматы, как два сияющих центуриона, Паскаль с телефоном шагает следом. Звезда и оператор, мы пересекаем просторный холл, где стоят голые черные кожаные диваны и ящики с оборудованием Паранормальных. Вся команда собралась вокруг нового стола квадратной формы и бросает на меня свирепые взгляды. Конечно, как только они замечают, что их снимают, все сразу подбираются. Ага, сразу хотят заявить о себе как об интересных персонажах.

Я не упускаю шанса унизить их всех. Они думают, что могут замолчать обо мне в рекламе Эксперимента Ая, как будто я – их грязный секрет. Обходя стол, я играю на камеру, издеваюсь, дергаю за ниточки. У Астрала я спрашиваю, близок ли ему персонаж Джаббы Хата. У Йохана интересуюсь, важна ли мертвецам спортивная подготовка. У притихшего Хоуи – не убил ли его сосед. Застигнутые врасплох глазом Интернета, они не стирают с лиц приклеенных улыбок и только краснеют, ерзая на стульях.

Как только съемка закончена, улыбка сползает с лица Астрала.

– Ты доволен?

– Доволен я буду, когда вам придет конец, – говорю я, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не наброситься на него с кулаками, и отбираю свой телефон у Паскаля. – Надеюсь, вы подготовили оправдания. «Ах, Джек, мы поверить не можем, что Ая так и не появилась – это все ты виноват, ты изменил локацию!»

Астрал нечленораздельно бормочет, я прошу повторить, но вмешивается Элли:

– У нас точно ничего не получится, если мы будем весь день собачиться. Компанейская и беззаботная атмосфера, не забывайте.

– Ага, вы ведь все такие душки.

Элли обиженно плюхается на стул, слегка переигрывая.

– Держите руки на виду, – напоминаю. – Оборудование пока останется в ящиках.

Лизу-Джейн хлебом не корми, только дай глаза позакатывать.

– Как скажете, надзиратель.

Когда остальные заводят скованный разговор, Астрал переводит на меня полный яда взгляд. Ну наконец-то он ненавидит меня так же сильно, как я – его. Я смотрю на него в ответ, и он отводит взгляд первым.

Я заглядываю в телефон, чтобы посмотреть комментарии к моему свежайшему эксклюзиву с ранчо. Я поменял настройки, и теперь все, что я снимаю, автоматически заливается в Интернет. Даже мысль о том, что может понадобиться второй дубль, не приходит мне в голову.

Я хлопаю глазами, как будто морганием можно решить проблему. Моя последняя запись не загрузилась, потому что моего аккаунта на сайте больше не существует. Кто-то взломал мою страницу и удалил ее.

За столом все напрягаются, когда в них упирается мой взбешенный взгляд.

Но тут стол отрывается от земли с такой силой, что мы отдергиваем руки. Он поднимается выше и выше до тех пор, пока не упирается в потолок.

Куски штукатурки сыплются вниз, и мы вскакиваем на ноги и отпрыгиваем назад вместе со стульями. Стол остается висеть под потолком, никуда не двигаясь, плотно прижатый к потолку. Исаак Ньютон был бы недоволен.

В кои веки никто не находит слов.

Изумление. Шок.

Когда стол отлепливается от потолка, он не падает – он швыряет себя вниз. Ножки шмякаются в ковер с такой силой, что рикошетят от пола, и стол криво заваливается.

Одна ножка врезается Астралу прямо в пузо. Еле дыша, тот пытается удержать стол на месте. Но стол вырывается. Один угол с силой бьет Астрала в челюсть – выбитые зубы, реки крови.

Элисандро и Йохан бросаются на помощь, чтобы обуздать этого дикого скакуна.

Я замечаю ее под самым потолком.

Ая вернулась.

Я не знаю, что это за сущность, но она вернулась.

Безумное летающее лицо приобрело некоторую остроту. Или, скорее, оскал, от которого у меня перехватывает дыхание.

– Матерь божья, – произносит Хоуи, тоже замечая Аю. На него не обращают внимания, полагая, что он комментирует ситуацию со столом.

– Ая, – произносит лицо. – Ая.

Как бы описать этот голос – не знаю. Искаженный, не вполне человеческий. Не то чтобы мужской, не то чтобы женский – точно как все время меняющееся лицо.

Мы смотрим на фантом, разинув рты, потрясенные первыми словами нашего ребеночка.

От фантома наше внимание отвлекает стол, который бьется еще сильнее, противостоя силе троих человек – жилистого Элисандро, мускулистого Йохана и массивного Астрала. Втроем они дрожат от напряжения, пытаясь удержать эту штуку под контролем.

Элисандро бросает взгляд в нашу сторону:

– Присоединяйтесь в любое время. Не торопитесь.

– Не поможет, – кряхтит Йохан. – Эта хреновина сошла с ума.

Мы – наблюдатели – не двигаемся с места и не издаем ни звука. Нас сковала безмолвная нарастающая паника.

– Ая, – говорит лицо. – Ая, Ая, Ая.

Кровь капает с губы Астрала на подбородок, на ковер. Пять слов вырываются из него, как одно:

– Большенемогувсебегите!

Лиза-Джейн, Элли, Паскаль, Хоуи и я стряхиваем с себя ступор и бежим к ближайшему выходу. Никогда не видел, чтобы Хоуи передвигался с такой скоростью. Пока мы бежим, лицо Аи заходится в кричащем стаккато:

– Ая! Ая! Ая! Ая!

Мы с Элли выскакиваем за дверь и оказываемся в коридоре, вдоль стен которого развешены золотые диски в рамках. Остальные выбрали другой маршрут. В приоткрытую дверь через щель не шире моего кулака я выглядываю в холл. Совершенно сюрреалистичное зрелище: трое здоровых мужиков борются со столом, а над ними висит бестелесное лицо.

Астрал, Йохан и Элисандро считают до трех и бросаются врассыпную.

– Ая! – От ее крика у меня даже на таком расстоянии начинает звенеть в ушах. – Ая!

Когда троица отпускает стол, тот вздымается на одну ножку и начинает вращаться, как обезумевшая юла. Набрав скорость, стол превращается в смазанное ромбовидное пятно.

Я отступаю на шаг в сторону, и вся троица цепочкой вваливается в нашу дверь. Сгрудившись у противоположной стены, они походят на жертв автокатастрофы.

Я спешу запереть за ними дверь на случай, если стол вздумает броситься в погоню.

Последнее, что я вижу в холле, – лицо Аи под потолком. Она молчит и все так же скалится мне.

Я захлопываю дверь с такой силой, что ранчо грозится обрушиться на нас.

Элисандро хватает меня за грудки, разворачивает на сто восемьдесят градусов, так что я оказываюсь прижат к стенке.

Он кричит мне в лицо, пытается вывести меня на конфликт, но я как будто сомнамбула.

Я не слышу, что он говорит.

Я не чувствую, что он со мной делает.

Я могу только думать о том, что Ая ведет себя совсем не так, как положено порядочной мыслеформе.

Я вспоминаю вопрос, заданный Элли в Калвер-Сити: «Ты правда Ая, которую создали мы, или ты просто дух, пролетавший мимо?»

Только я видел дым в Гонконге. Только я видел Марию Корви в своем номере. Только я видел Тони Бонелли в музыкальном магазине. Сомнения умирают последними, если всегда видишь такие сцены в полном одиночестве.

На этот раз нас восемь человек. Мы все видим один и тот же фантом, возникший в обстоятельствах, не подвергшихся воздействию со стороны коллектива.

Элисандро сверлит меня взглядом и хмурится, когда на моем лице расползается широченная улыбка.

Кажется, моя тайная миссия – такая тайная, что только я знаю о ее существовании, – оказалась обречена на успех.

Да, кажется, я нашел доказательства существования сверхъестественного.

Глава 14

УЖАСТИК Спаркса (Учет Животрепещущих Аномалий: Список Теорий И Концепций).

Люди могут утверждать, что сталкивались со сверхъестественными явлениями по следующим причинам:

1) Они обманывают других.

2) Другие обманывают их.

3) Они обманывают себя (проекция вины? опухоль мозга?).

4) Невероятные и необъяснимые результаты коллективного психокинеза (см. далее).

Не получив от меня желаемой реакции, Элисандро грубо отпускает меня, скривившись от омерзения.

Я падаю на стену коридора, завороженный новыми возможностями.

Теперь-то я знаю наверняка, что Паранормальный Голливуд непричастен к фальсификации эксперимента – для такого им пришлось бы нанять по меньшей мере самого Стивена Спилберга.

Тот момент, когда все происходящее еще можно было списать на подставу, остался далеко за чертой. Стол выбил Астралу зубы. И к тому же все так органично реагировали на происходящее.

Все органично реагировали и в церкви, помнишь? И на лодке в Гонконге. Ты просто отказывался поверить своим глазам, потому что тебе было страшно. Страшно от неизвестности, страшно выставить себя на посмешище. Ты так хотел быть выше этого – невозмутимым, циничным репортером. Крутым популярным атеистом.

Я все еще считаю, что Паранормальные сняли видео в Интернете. Закинули удочку, чтобы потом я согласился принять участие в настоящем эксперименте. И я не забываю о том, что это они отрезали мне путь к комментариям. И мой канал они уничтожили, чтобы стереть улики, потому что знали, что я вышел на их след. Они не мои соратники, и доверять им все еще нельзя.

Мы собираемся в кабинете Рода. Паранормальные так взинчены, что даже не замечают плакатов с обнаженкой из «Хастлера» на стенах. Я нахожусь в одном помещении с семью пучеглазыми пришельцами с планеты Истерика. Я взбудоражен не меньше, но стараюсь этого не показывать. Мне нужно знать больше – чем больше, тем лучше. Я хочу быть уверен на сто процентов.

Каждые несколько минут мы замолкаем и прислушиваемся, боясь услышать приближение стола. Никто не признается в этом страхе, но от него никуда не деться.

Фраза «Ну, теперь ты нам веришь, козел?» в семи вариантах возвращает меня в настоящее.

– Да, пофиг, проехали, – отвечаю. – Случилось что-то очень странное. Тут явно что-то происходит.

Услышав такие слова, Элисандро молитвенно складывает руки и издевательски шепчет что-то в потолок.

– Но, – продолжаю я, – могла ли это быть коллективная галлюцинация?

Астрал изучает два зуба на своей ладони. Рукав его джерси заляпан кровью, язык окрашен красным, и он шепелявит, когда говорит. Не могу найти в своем сердце сострадания.

– Интересная, однако, галлюцинация, – говорит он, но выходит: «Интеефная, офнако, галлюфинафия». Поберегу ваши нервы и в дальнейшем буду опускать фонетические подробности. – Вы помните, что в ходе Эксперимента Гарольд так и не удалось увидеть или услышать самого Гарольда. Мы вышли за пределы их открытия.

Да, это хорошо. Запределье – это замечательно.

Элли возится с Астралом. Выудив что-то из своего мешка с зельями, она закладывает это в полость его рта. Астрал вздрагивает.

– Чувак, – протягивает Элисандро. – Тут швы нужны.

Астрал только кряхтит в ответ.

– Ая может оказаться путешественницей во времени, – начинает Паскаль, но его перебивает Йохан:

– Или мы в самом деле создали психокинетическую сущность. Только она оказалась чересчур энергичной.

Расстроенный Хоуи наклоняется вперед, опирается локтями на колени.

– Мне не стыдно признаться, что это было страшно, – говорит он в пол. – Как-то все быстро вышло из-под контроля.

– Повторяю, Ае просто не понравилась смена локации, – возражает Элисандро, не желая оставить этот конфликт в покое. – Может, она еще утихомирится.

У всех в этом сомнения.

– Может, стоит взять паузу в эксперименте, – предлагает Паскаль. С нехарактерным для него упорством он поднимает руку, чтобы заткнуть волну протестов. – Только пока мы не узнаем конкретнее, с чем имеем здесь дело.

Я спрашиваю:

– Как мы узнаем, с чем имеем дело, если не будем продолжать?

Астрал отстраняется от влажной ватки, которую Элли поднесла к его рту.

– Ой. На этот раз я согласен с Джеком. Но можем проголосовать.

Элисандро подпрыгивает:

– Пусть те, кто считает, что нам нужно забросить величайшее событие в нашей жизни, поднимут руки.

– Все верно, – говорю. – Сохраняй этот дружеский беспристрастный тон и дальше.

Не отрывая глаз от ковра, Хоуи поднимает руку. Приободренный его примером, поднимает руку Паскаль.

Если бы пришлось, я бы переломал руки каждому отступнику. Я должен увидеть, что будет дальше. Даже если оставить в стороне мою личную мотивацию, это и впрямь обещает нам мировую славу.

Может, со временем удастся придумать способ заснять изображение Аи.

Я грежу о телекамерах. Больших телекамерах с логотипами телеканалов новостей. CNN, FOX, ABC, NBC, CBS. Я уже прикидываю, какой костюм будет гармонировать со значками на каждом канале.

– Похоже, дальше можно не голосовать, – заключает Элисандро. – Вы в меньшинстве.

Хоуи опускает руку, как будто обжегшись. Паскаль теребит цепочку от бумажника, тревожно поглядывая на нас.

– Мы будем продолжать, – говорю я, предвкушая новые результаты.

– Не сегодня, – говорит Элисандро, который только и рад в чем-нибудь мне возразить, хотя тут я с ним согласен. – Нашему здоровяку нужно в больницу. Я за рулем.

Когда я сообщаю, что выход здесь только один и путь к нему лежит через холл, все мужественно изображают невозмутимость.

– То есть черного выхода нет? – невозмутимо уточняет Элли. – Ну и ладно.

– Да все будет нормально, – Лиза-Джейн сама невозмутимость, когда мы приближаемся к комнате.

– Стол двигается только в течение сеанса, – говорит Паскаль, чья маска невозмутимости чуть слабее остальных, и он плетелся позади всех нас.

Мы находим стол в позе электростанции Баттерси: перевернутый на спинку, с торчащими вверх ножками. Лица Аи не видать. Несмотря на то что ее появление дало мне второе дыхание, мне страшно от мыслей о следующей встрече. Что-то в этой штуке, в этом существе, донельзя тревожит меня.

Мы пробираемся к выходу по самой дальней от стола стене и делаем вид, что просто идем. Гуськом, ни на секунду не выпуская стол из вида, с абсолютной невозмутимостью, пока не достигаем заветных дверей.

Солнце напоследок облило Лос-Анджелес ярко-розовым светом. Его кривые блестящие решетки преобразились. Даже шум насекомых кажется жизнеутверждающим.

Не могу дождаться, когда увижу Бекс. Она нужна мне, даже если мы просто друзья.

Элисандро и Элли ведут Астрала к своей «Хонде», Хоуи ковыляет прочь с Лизой-Джейн. Ребята подвозят его домой по очереди, потому что его коварный сосед якобы порезал ему шины, и у Хоуи нет денег на новые.

Мы заводим моторы. Потом киваем, машем друг другу на прощание, как будто все еще встретимся.

Со стоном я просыпаюсь на диване.

В комнате полностью одетая Бекс хлопает крышкой чемодана в тщетной попытке закрыть его. Но он под завязку набит вещами, и с каждой новой попыткой Бекс злится все больше.

Я спал без сновидений, а проснулся в кошмаре о том, что Бекс уезжает.

Слишком яркий экран телефона сообщает, что сейчас половина второго ночи. Не может быть, чтобы я проспал так долго. Что, черт возьми, случилось? Я опять был уставший как собака, так что мы выпили немного, поели китайской еды и рано легли спать. Нам все еще неловко общаться, но становится уже полегче. Пару раз я замечал знаки, что я ей все еще нравлюсь и она даже хочет меня.

Я сказал Бекс, что сегодняшний эксперимент был таким же фальшивым, как и вчера. Сказал, что мне не терпится изобличить их в своей книге. Она, конечно, заметила изменения, произошедшие со мной за последние дни. Она хотела, чтобы я все ей рассказал, но от одной мысли, что придется признаваться в своей секретной миссии, у меня отсыхал язык.

Бекс снова хлопает крышкой. Во рту все затянуто несвежим мерло, и слова получаются не сразу.

– Что ты делаешь?

Она не отвечает, но, судя по гневу в этих глазах, слышала она меня прекрасно.

– Эй! – я спускаю босые ноги с дивана на мягкий ковер. Мое полураздетое состояние сразу лишает меня уверенности. – Я сделал что-то не то?

Усмешка, которую она бросает мне, как гранату, напоминает о Марии Корви в церкви, которая переводит взгляд с витража на меня.

Я знаю такое, о чем ты и не догадываешься, сучонок.

– Бекс, почему ты пакуешь чемодан?

– Я еду в другой отель, а потом я еду в Брайтон, а потом мы никогда больше не увидимся. – Раскрасневшись, она бросает попытки застегнуть чемодан, потом кивает на мой ноутбук, открытый на столе. – Эта штука включает скринесейвер, если долго им не пользоваться.

Я не понимаю, к чему она это говорит, но мое нутро оказывается догадливее меня.

– А в режиме скринсейвера, – продолжает она, – ты настроил его проигрывать очаровательное слайдшоу из твоей папки с фотографиями.

Порно! Она увидела порно. Но Бекс ведь вроде не противница порно. Ей не нравится только всякий садо-мазохизм, но такое мне тем более не интересно.

– И вот я возвращаюсь из туалета в постель, – продолжает Бекс, – полусонная, как вдруг вижу фотографию девушки.

Кровь стремительно стынет у меня в жилах.

– И кого я вижу? Ту самую девушку, которая разрушила мои отношения с Лоуренсом. И даже ту самую фотографию, которая была в ее профиле. И вот я задаюсь вопросом: «Хм, с чего бы ей взяться у Джека на компьютере? Может, у нее и с ним что-то было, а?»

Я заперт подо льдом.

Выплеснув пар, Бекс возвращается к чемодану с более спокойной головой. Она замечает торчащие сбоку джинсы и запихивает их под крышку.

– Ставил бы ты пароль на него, что ли, – говорит она. – А то я посмотрела и нашла – ты не поверишь – текстовый файл с тем же самым сообщением, которое прислала Лоуренсу эта несуществующая шалава.

Я царапаю лед, но мои легкие насквозь промерзли. Я не могу говорить, не могу дышать. Я почти ничего не вижу перед собой.

– Так что я проплакалась, проблевалась, – говорит она почти нараспев. Это самое страшное: мысль о том, как Бекс плачет и мучается из-за моего подлого обмана, пока я мирно сплю на диване. – А потом хорошенько все обдумала.

Она застегивает молнию, и я слышу, как рвется ткань.

– Много времени не потребовалось, чтобы принять решение, – говорит она. – А потом ты проснулся, так что остальное ты знаешь. Прощай, Джек.

Она ставит чемодан на пол. Я в таком состоянии, что раздвижная металлическая ручка кажется бруском динамита. Я боюсь, что ноги не удержат меня, если я попытаюсь встать, и я просто сдаюсь с поднятыми руками.

– Прости. Я страшно облажался, но пожалуйста, не уходи.

Бекс катит чемодан к выходу. Понимая, что прощения мне не выпросить, я меняю тактику. Я бьюсь об лед, отчаянно желая глотнуть воздуха.

– Подожди! Он же сам согласился с ней встретиться. С этой девушкой. Пусть ее не существует, но он был готов на это. А он должен был отказаться, потому что ты потрясающая. Не забывай об этом! Он все равно изменил бы тебе!

Бекс щелкает замком на двери.

– Ты думаешь, что я хочу к нему вернуться? Черт возьми, да ты видишь только черное и белое. Плюс или минус.

У нее закончился заготовленный текст. Все слова, которые она проговаривала про себя, пока я спал, сказаны вслух, и теперь в ее голосе звучит только боль.

– Я возвращаюсь домой, чтобы начать новую жизнь. И ты прав. Я заслуживаю большего, чем какой-то бабник. Но я также заслуживаю больше, чем сволочной манипулятор вроде тебя.

Дверь распахивается с глубоким храповым звуком, и шипит вентиляция.

Бекс даже не смотрит на меня, когда уходит.

Назад: Глава 7

Дальше: Глава 15