38
– Прошу тебя, постарайся понять, что это неважный выбор, – сказала Бритт-Мари.
И, не получив ответа, пояснила:
– Понимаешь, это неважный выбор. Прошу тебя, постарайся не держать на меня зла.
Ответа Бритт-Мари, разумеется, не получила и на этот раз. Она прикусила щеки и расправила юбку.
– Здесь очень красиво. Не знаю, имеет ли это для тебя сейчас значение, но надеюсь, что имеет. Это невероятно чистое и красивое кладбище.
Сами не отвечал, но она надеялась, что он слышит ее слова:
– Я хочу, чтобы ты знал, мой дорогой мальчик: я никогда не пожалею о том, что приехала в Борг.
Наступила вторая половина субботнего дня. Дня, последовавшего за тем, когда муниципалитет поставил Бритт-Мари перед неважным выбором. Дня, когда «Ливерпуль» встречался с «Астон Виллой» за сотни миль от Борга. С утра Бритт-Мари пришла в молодежный центр. В понедельник на площадке перед центром встанут экскаваторы – муниципальные пиджаки это обещали. Кент заставил их пообещать, потому что иначе он обещал не пустить их обедать. И они поклялись страшной клятвой, что в Борге будет настоящее покрытие и настоящие ворота с сеткой. Настоящие меловые линии по краям поля. Да, выбор неважный, но Бритт-Мари помнила, что значит потерять родного человека, помнила это чувство беспомощности. И понимала, что поможет таким же беспомощным. Расчерченное четкими линиями футбольное поле.
Из открытой двери пиццерии доносились голоса, но Бритт-Мари туда не зашла. Почувствовала, что не стоит. В молодежном центре было пусто, но холодильник оказался приоткрыт. Целлофан на тарелке прогрызен, арахисовая паста и «Нутелла» слизаны до последней капли. На обратном пути крыса налетела на банку с пекарским порошком и опрокинула ее в раковину. В белой пудре остались следы лап. Две пары следов. У крысы была свиданка.
Бритт-Мари долго сидела на табуретке с полотенцем на коленях. Потом она вытерла щеки и вычистила кухню. Помыла, продезинфицировала, обеспечила свежесть. Погладила кофемашину, пострадавшую от выброса гравия, провела ладонью по схеме с красной точкой посередине – схеме, висевшей слишком низко и сообщавшей, где была Бритт-Мари.
Странно, но стук в дверь не застал ее врасплох. Появление девушки из социальной службы казалось совершенно естественным. Кому еще тут и быть?
– Здравствуйте, Бритт-Мари, я увидела свет. Надеюсь, я не помешала, – сказала девушка.
– Разумеется, нет. Я зашла только оставить ключи, – тихо уведомила ее Бритт-Мари, ощущая себя гостьей в чужом доме.
Она протянула ключи от молодежного центра, но девушка не взяла их. Только окинула улыбчивым взглядом помещение.
– Как здесь хорошо. Я понимаю, почему это место так много значит для Веги и Омара. Я захотела увидеть его, чтобы лучше понять их.
– Перед отъездом я убралась, как могла, – заверила ее Бритт-Мари.
– Обещаю сделать все, чтобы дать ребятам самое лучшее, – заверила ее девушка.
Бритт-Мари никак не могла справиться с ключами. Давила в себе то, что поднялось со дна души. Несколько раз проверила, все ли уложила в сумку, точно ли выключила свет в туалете и на кухне. Собралась сказать то, что уже несколько раз порывалась сказать, хотя благоразумие когтями и клыками пыталось этому воспрепятствовать.
Ей хотелось спросить: «А что, если кто-нибудь вызовется позаботиться о детях?» Разумеется, она знала, что это глупо. Разумеется, знала. Но успела открыть рот и сказать:
– С вашего позволения, я хотела бы, хотя это, разумеется, глупость, да-да, но я хотела бы узнать, насколько это вообще предположительно возможно, так вот узнать – что, если бы кто-нибудь вызвался…
Не успев добраться до конца фразы, она встретила взгляд родителей Жабрика. Они стояли в дверях. Мама – обхватив беременный живот, отец – с кепкой в руках.
– Здравствуйте, – сказала мама.
– Это вы собираетесь забрать детей? – пожелал узнать Карл.
Мама мягко ткнула его локтем в бок и повернулась к девушке из социальной службы:
– Меня зовут Соня. Это – Карл. Мы родители Патрика, который играет в той же футбольной команде, что и Вега с Омаром.
Весьма вероятно, что девушка из социальной службы собралась что-то ответить, но Карл не дал ей шанса:
– Мы позаботимся о ребятах! Мы хотим, чтобы они переехали к нам и жили с нами! Вы не сможете забрать их из Борга!
Соня посмотрела на Бритт-Мари. Возможно, и на ее руки, потому что прошла через всю комнату и, не спросив согласия, обняла ее. Бритт-Мари пробормотала, что у нее пальцы в средстве для мытья посуды, но Соня все равно обняла ее. Что-то скрежетнуло в дверном проеме. Девушка из социальной службы рассмеялась – казалось, она машинально смеялась каждый раз, когда открывала рот.
– Дело в том, что такой же вопрос я уже услышала и от мамы Бена, и от дяди… Дино… так его зовут?
Скрежет повторился, дополненный демонстративным покашливанием.
– Эти ребята! Могут жить у меня, ну? Они это, как его? Мои детки, ну?
У Личности был такой вид, будто она готова сразиться по этому вопросу с любым, кто есть в комнате. Она махнула рукой в сторону футбольной площадки – там еще висели на заборе белые футболки, и утром снова кто-то внимательный зажег свечи.
– Это, как его? Пословица. Дитя взрастить – целая деревня нужна! А у нас тут и есть деревня!
За спиной у Личности стояла Банк с собакой. Видимо, почувствовав взгляд девушки из социальной службы, Банк взмахнула палкой и яростно затрясла головой:
– Я пришла не мелких усыновлять. Я за пиццей.
Соня выпустила Бритт-Мари из объятий – неохотно, как отпускают воздушный шарик, если знают, что, как только его отпустишь, он улетит в небо. Карл, скомкав кепку в кулаке, строго наставил палец на девушку из социальной службы:
– Нельзя забирать детей из Борга, они же могут попасть к кому угодно! – в его голосе звучал не столько вызов, сколько ужас. – Они могут попасть к человеку, который болеет за «Челси»!
Тем временем Бритт-Мари положила ключи от молодежного центра на кухонный стол и выскользнула за спинами собравшихся на улицу. Если это и заметили – а это вполне могли заметить, – то позволили ей уйти не прощаясь, потому что она была им слишком небезразлична.
Вторую половину дня сменил вечер – стремительно и неумолимо, словно сумерки сорвали с себя пластырь из дневного света. Бритт-Мари стояла на коленях, припав лбом к надгробию Сами.
– Милый мальчик. Я никогда не пожалею, что я здесь.
Суббота; за сотню миль отсюда играет «Ливерпуль». В понедельник в Борг приедут экскаваторы.
Бритт-Мари не знала, верует она или нет, но полагала, что это хорошо – знать, что у Бога есть свой план для Борга. План футбольного поля.
В покрытых пятнами колготках Бритт-Мари одиноко брела по дороге через весь поселок. Белые футболки так и висели на заборе, под ними горели новые свечи. В молодежном центре светился телевизор, виднелись силуэты детских голов. В центре собралось больше детей, чем собиралось раньше. Теперь тут скорее клуб, чем команда. Бритт-Мари хотелось туда зайти, но она понимала, что это неуместно. Сознавала, что так будет лучше.
На площадке между молодежным центром и пиццерией стояли два неимоверно старых грузовика с горящими фарами. В свете фар бегали мужчины в бородах и кепках. Пыхтя и кряхтя, толкаясь и пихаясь. Бритт-Мари не сразу поняла, что они играют в футбол.
Есть такая игра.
Бритт-Мари пошла дальше. Сердце пропустило несколько ударов перед неприметным домиком в неприметном садике. Если не знать, что они здесь есть, то пройдешь мимо – и не заметишь. Этим дом очень напоминал своего хозяина. Полицейской машины перед домом не было, и свет в окнах не горел. Убедившись, что Свена дома нет, Бритт-Мари подкралась к двери и постучала. Потому что ей захотелось сделать это хоть раз в жизни.
И поспешила прочь, скрываемая тенями, и прошла последний отрезок пути до дома Банк. Клумба перед домом больше не пахла. И таблички «Продается» на газоне больше тоже не было. В прихожей пахло яичницей, собака спала на полу, а Банк сидела в гостиной в кресле, придвинувшись так близко к экрану телевизора, что Бритт-Мари хотелось предостеречь ее, объяснить, как это опасно для зрения, но потом ей пришла мысль получше.
– Можно спросить, кто сегодня играет?
– «Астон Вилла» с «Ливерпулем»! «Астон Вилла» ведет два-ноль! – возбужденно выкрикнула Банк.
– Ах-ха. Предположу, что здесь тоже болеют за «Ливерпуль», как, кажется, все дети в Борге.
– Рехнулась, что ли? Я болею за «Астон Виллу»! – процедила Банк.
– Можно спросить почему? – спросила Бритт-Мари – поразмыслив, она сообразила, что вообще впервые видит, чтобы Банк смотрела футбол по телевизору.
Вид у Банк был такой, словно она услышала полную чепуху. После некоторого раздумья она хмуро ответила:
– Потому что остальные за нее не болеют.
И добавила:
– А еще у них футболки красивые.
Второй аргумент представлялся Бритт-Мари чуть более рациональным. Банк подняла голову, убавила громкость телевизора. Отпила пива, откашлялась.
– На кухне есть еда. Если ты голодная.
Бритт-Мари покачала головой, крепко держась за сумочку.
– Скоро приедет Кент. Мы поедем домой. Он в своей машине, я – в своей, но он, конечно, впереди. Я не люблю водить машину в темноте. Лучше, если он поедет впереди.
Банк подняла брови, потом опустила. Встала, тяжко проклиная кресло, словно это кресла виноваты в том, что люди стареют.
– Не хочу вмешиваться не в свое дело, Бритт-Мари, но мне кажется, пора бы научиться водить машину в темноте.
Банк с собакой помогли Бритт-Мари снести вниз сумки и балконные ящики. Бритт-Мари вымыла посуду и прибиралась на кухне. Разложила столовые приборы. Почесала собаку за ухом. В телевизоре завопили, Банк ушла в гостиную, вернулась злая.
– «Ливерпуль» забил «Астон Вилле», теперь дваодин, – проворчала она.
Бритт-Мари в последний раз обошла дом, поправила коврики, шторы. Снова спустившись на кухню, сказала:
– Я не из тех, кто вмешивается не в свое дело, Банк, но я вряд ли могла бы не обратить внимания на то, что табличка «Продается» убрана с газона. Можно поздравить с продажей дома?
Банк горько рассмеялась:
– Издеваешься? Кто станет покупать дом в Борге? Бритт-Мари поправила юбку.
– Ах-ха. Прошу прощения, но если табличка убрана, то такое предположение вряд ли звучит неуместно!
Банк отвернулась к раковине, чтобы заняться посудой, но ее там уже не было.
– Ну, я собиралась-то в Борг ненадолго. Хотела поговорить с отцом. Думала, что теперь, когда он умер, это будет проще. Он не станет постоянно перебивать меня.
Бритт-Мари хотелось погладить ее по плечу, но было ясно – лучше этого не делать. В силу разных причин, хотя бы той, что палка Банк была в пределах досягаемости ее владелицы.
В дверь постучали, Банк выглянула в прихожую и ушла в гостиную, не открыв дверь, потому что знала, кто это. Бритт-Мари в последний раз окинула кухню взглядом. Ее пальцы почти коснулись стены. Приблизились настолько, чтобы ощутить ее, но не настолько, чтобы коснуться. Потому что они очень грязные. Бритт-Мари не успела отмыть их. Для этого ей пришлось бы провести в Борге больше времени.
Когда она открыла дверь, Кент с облегчением улыбнулся.
– Ну что, готова? – спросил он нервно, словно все еще опасался, что она передумает.
Она кивнула и уже взяла было сумочку, как вдруг мужчина в телевизоре заревел как безумный. Словно его кто-то ударил.
– Что там, господи? – выдохнула Бритт-Мари.
– Ну поехали же! А то пробки будут! – предпринял попытку Кент, но поздно.
Бритт-Мари вошла в гостиную. Банк на чем свет стоит крыла молодого человека в красной футболке, который носился кругами и орал так, что лицо у него стало лиловым.
– Два-два, «Ливерпуль» сравнял, два-два, – буркнула Банк и пнула кресло, словно это оно виновато.
Бритт-Мари была уже за дверью.
БМВ стоял на улице. Кент потянулся к ней из машины, но Бритт-Мари увернулась. Что, разумеется, выглядело в высшей степени неуместно – взрослая женщина бежит по улице, будто преступник от справедливого возмездия. Она, тяжело дыша, остановилась у бордюра: дыхание обжигало горло. Бритт-Мари обернулась, глядя на Кента; из глаз текли слезы.
– Что происходит, любимая? Пора ехать, – сказал он и умолк, увидев, в каком она состоянии.
Юбка мятая, но Бритт-Мари не расправляет ее. Волосы разлохматились – насколько вообще могут разлохматиться волосы Бритт-Мари. А благоразумие окончательно капитулировало – так что позволило ей повысить голос:
– «Ливерпуль» сравнял два-два! Я верю, они выиграют!
Большая голова Кента поникла, подбородок уперся в грудь. Кент весь сжался.
– Любимая, ты ведь не можешь их усыновить. А если бы и могла, то что? Когда-нибудь они перестанут нуждаться в тебе. Что тогда?
Она покачала головой. Упрямо и непокорно – не безнадежно и не скорбно. Словно задумала прыгнуть, хотя бы с бордюра.
– Я не знаю, Кент. Не знаю, что тогда.
Кент закрыл глаза и снова стал похож на мальчика на лестничной клетке.
– Я могу подождать только до утра, Бритт-Мари, – тихо произнес он. – Я живу у родителей Жабрика. Если ты не постучишь в их дверь завтра утром, я уеду домой один.
Кент пытался произнести это уверенным тоном. Хотя понял: он потерял ее, проиграл ей.
Бритт-Мари была уже на полпути к молодежному центру.
Омар и Вега увидели ее раньше, чем она их. Бритт-Мари пробежала мимо – и услышала, как они сердито зовут ее.
– Господи боже… «Ливерпуль»… я, конечно, не знаю точно, что они сделали, но у меня сложилось впечатление, что они одержат верх над… как их там. Вилла какая-то! – задохнулась Бритт-Мари; перед глазами все поплыло, так что пришлось упереться руками в колени – прямо посреди улицы! Соседи наверняка подумают, что она начала употреблять наркотики.
– Мы знаем! – с энтузиазмом подтвердил Омар.
– Ах-ха, – просипела Бритт-Мари.
– Два-два, мы победим! Мы смотрели в глаза Джеррарду, когда он забил, – значит, мы победим! – восторженно взвыл Омар.
Бритт-Мари подняла глаза, дыша тяжело, словно у нее мигрень.
– В таком случае прошу прощения, что вы, вообще-то говоря, делаете посреди улицы?
Вега стояла перед ней, засунув руки в карманы; она покачала головой, словно поняла, что Бритт-Мари определенно соображает медленнее, чем человек может себе позволить.
– Мы хотим, чтобы, когда мы вырвемся вперед, вы увидели это вместе с нами.
«Ливерпуль» так и не вырвался вперед. Матч закончился со счетом 2:2. Это не имеет значения – и значит все в этом мире.
Ночью на кухне у Банк они ели яичницу с беконом – Вега, Омар, Бритт-Мари, Банк и собака. Именно Вега попросила Омара убрать локти со стола. На какой-то миг они встретились взглядами, после чего Омар молча подчинился.
Потом они надевали куртки, а Бритт-Мари стояла в прихожей. Она поджала пальцы ног и так долго чистила одежду детей, что в конце концов им пришлось взять ее за обе руки.
Девушка из социальной службы дожидалась детей на газоне.
– Она нормальная. Футбол не любит, но она нормальная, – сказала Вега Бритт-Мари.
– Мы ее научим, – пообещал Омар.
Бритт-Мари прикусила щеки и кивнула.
– Я… дело в том, что я… я хочу только сказать, что я… что вы… что я никогда… – начала она.
– Мы знаем, – пробормотала Вега глубоко в ткань ее жакета.
– Все будет хорошо, – пообещал Омар ей в шею. Дети уже успели дойти до дороги, когда мальчик обернулся. Бритт-Мари замерла, словно желая сохранить их изображения на сетчатке. Омар спросил:
– Что вы делаете завтра?
Бритт-Мари сложила руки на животе. Постаралась вдохнуть и выдохнуть как можно дольше.
– Кент ждет, что я постучу в его дверь.
Вега сунула руки в карманы. Подняла брови.
– А Свен?
Бритт-Мари вдохнула. Выдохнула. Почувствовала, как Борг пружинит в легких, точно футбольный мяч.
– Он сказал, что каждый раз, как в его дверь постучат, он будет надеяться, что это я.
В свете уличных фонарей дети казались такими маленькими. Но Вега вытянулась, выпрямила спину и попросила:
– Бритт-Мари, сделайте мне одно одолжение!
– Да?
– Не стучите завтра ни в чьи двери. Садитесь за руль – и все!
Бритт-Мари еще долго стояла в темноте одна. Она ничего не сказала, ничего не пообещала. Знала, что сдержать такое обещание не сможет.
Она стояла на балконе дома Банк, чувствуя, как Борг ласково дует ей на волосы. Не настолько сильно, чтобы растрепать прическу, – но достаточно, чтобы ощущать ветер в волосах. Мимо, все еще в темноте, проехал почтальон с газетами. Старушенции с ходунками заковыляли к почтовому ящику. Одна из них помахала Бритт-Мари, Бритт-Мари помахала в ответ. Не всей рукой, конечно – сдержанно, едва заметно подняв ладонь. Как машут благоразумные взрослые люди. Дождалась, пока женщины снова уйдут в дом. Потом крадучись спустилась по лестнице и вынесла сумки к белой машине с синей дверью.
Еще не рассвело, когда Бритт-Мари постучала в дверь.
