22

Банк явилась домой где-то между полуночью и рассветом, феноменально пьяная. Она держала в руках коробку из пиццерии и распевала песни, имеющие мало общего с культурой. Причем до такой степени, что матросы бы покраснели, полагала Бритт-Мари. Она сидела на балконе; собака подняла на нее взгляд, и они смотрели друг на друга, пока Банк сквернословила и что-то бормотала, ковыряясь ключом в замке. Собака словно сожалела, что не может удрученно пожать плечами. Бритт-Мари ее очень понимала.

В первый раз внизу грохнуло, когда со стены слетела рамка, пораженная палкой Банк. В следующий раз за грохотом последовал звон – это упала на пол рама, и осколки стекла на фотографии девочки-футболистки и ее отца брызнули по полу. Разгром внизу продолжался около часа – с завидной регулярностью. Банк кружила по комнатам, методично разнося вдребезги воспоминания – не в ярости, не в бешенстве, а с последовательностью отчаяния. Одно за другим. Под конец остались только голые стены и осиротевшие гвоздики. Бритт-Мари замерла на балконе. Как же ей хотелось вызвать полицию! Но номера Свена у нее не было.

Наконец грохот стих. Но Бритт-Мари все сидела на балконе, дожидаясь, пока Банк угомонится и ляжет спать. Вскоре после этого послышались мягкие шаги на лестнице, скрип дверных петель, и Бритт-Мари почувствовала, как что-то шершавое коснулось ее пальцев. Собака улеглась рядом с ней – достаточно далеко, чтобы не быть назойливой, достаточно близко, чтобы они ощущали движения друг друга. Потом все затихло. А через несколько часов в Борг пришло утро – в той мере, в какой утро вообще может прийти в Борг.

Когда Бритт-Мари с собакой отважились спуститься по лестнице, Банк сидела на полу в прихожей, привалившись к стене. От нее пахло спиртным. Бритт-Мари не знала, спит она или нет и насколько уместно поднять ее темные очки и осведомиться об этом, так что Бритт-Мари просто принесла щетку и подмела осколки. Собрала фотографии в аккуратную стопку. Составила рамы в угол. Подала собаке завтрак.

Бритт-Мари уже накинула пальто и сунула список в сумочку, а Банк даже не шевельнулась. Собравшись с духом, Бритт-Мари все же поставила перед ней пиво.

– Это подарок. Я бы вам крайне не рекомендовала пить сегодня еще, поскольку вы, кажется, вчера выпили достаточно, так что теперь вам придется выкупаться в соде с ванильной эссенцией, если хотите, чтобы от вас пахло как от цивилизованного человека, – уведомила она Банк, – но это, как я понимаю, меня не касается.

Банк не шевельнулась и не ответила.

– Ах-ха. Как бы то ни было, я завернула пиво в целлофан, – добавила тогда Бритт-Мари. – Когда я наконец получила возможность все обдумать в тишине и покое, то пришла к выводу, что с учетом привходящих обстоятельств это может показаться невежливым, но могу заверить вас, что руководствовалась я самыми лучшими намерениями. Я просто хотела, чтобы оно выглядело понаряднее.

Банк сидела настолько неподвижно, что Бритт-Мари пришлось нагнуться, чтобы удостовериться, что та дышит. В чем и убедилась – струя перегара едва не обожгла ей роговицу. Проморгавшись, Бритт-Мари выпрямилась и внезапно услышала собственные слова:

– Приходится заключить, что вы не из тех людей, чей отец болеет за «Ливерпуль». Мне сообщили, что человек, чей отец болеет за «Ливерпуль», никогда не сдается.

К чему она это сказала, Бритт-Мари не знала и сама. Получилось как-то невразумительно. Для верности она тем не менее уточнила:

– Или старший брат. Я знаю, что в определенных случаях возможен и старший брат, который болеет за «Ливерпуль».

Она уже стояла на лестнице и оставалось только закрыть за собой дверь, когда из полумрака донеслось бурчание Банк:

– Папка болел за «Тоттенхэм».

Бритт-Мари решила не уточнять, что, вообще говоря, это значит.

От Личности, сидевшей на кухне пиццерии, пахло, как от Банк, но настроение у нее было получше. Кажется, она обратила внимание на забинтованную руку Бритт-Мари, но ничего не сказала. Зато вручила Бритт-Мари бумагу, которую оставил «какой-то из города».

– Что-то насчет кубка по футболу. «Тренеру».

– Ах-ха, – ответила Бритт-Мари и стала читать документ. Его она не очень поняла, только уловила что-то насчет «ответственного за регистрацию» и «лицензии».

Вникать глубже Бритт-Мари было некогда, дел у нее хватало, так что она сунула бумагу в сумочку и подала кофе мужчинам в кепках и бородах. Мужчины читали газеты. Спрашивать о приложениях с кроссвордами Бритт-Мари не стала, а мужчины их не предложили. Карл забрал посылку и тоже сел пить кофе. Допив, отнес чашку на прилавок, кивнул Бритт-Мари, не глядя на нее, и пробормотал: «Спасибо, очень вкусно».

От вопросов о том, что же во всех этих посылках, которые он постоянно получает на почте, Бритт-Мари, к счастью, удержало благоразумие. Ведь в них может оказаться все что угодно. Вдруг он бомбу делает. Бритт-Мари о таких читала. Карл производит впечатление молчуна, держится особняком и никому не мешает, но ведь это же самое люди рассказывают о своем соседе, когда выясняется, что он собрал бомбу. Составители кроссвордов любят бомбы, так что Бритт-Мари в курсе.

После обеда явились Сами и Псих. Псих со зловещим видом топтался в дверях, обшаривая взглядом помещение, словно что-то тут потерял и рассчитывал найти. Настроение у Бритт-Мари сразу испортилось, и это, наверное, было заметно, потому что Сами ободряюще подмигнул ей и повернулся к Психу:

– Сходи проверь, я не забыл телефон в машине?

– Зачем? – не понял Псих.

– Затем, что я тебя, блин, прошу.

Псих сделал губами, будто сплюнул всухую. Дверь за ним радостно звякнула. Сами повернулся к Бритт-Мари:

– Победили?

Бритт-Мари воззрилась на него в недоумении. Сами многозначительно ухмыльнулся, кивнув на ее повязку:

– У вас как будто махаловка вышла. Как там другая тетка? Жива?

– С твоего позволения, это был несчастный случай, – возразила Бритт-Мари, не склонная вдаваться в подробности.

– О’кей, коуч, о’кей, – рассмеялся Сами и нанес несколько боксерских ударов невидимому противнику.

Бритт-Мари принялась яростно счищать что-то с юбки. Сами вынул из пакета три футболки, положил на прилавок.

– Это Веги, Омара и Дино. Я стирал их несколько раз, но некоторые пятна ни фига не сходят, что бы я ни делал.

– Ты пробовал содой? – тут же спросила Бритт-Мари.

– А помогает?

На Бритт-Мари накатил такой энтузиазм, что ей пришлось схватиться за кассовый аппарат.

– Я… ну… я могу попробовать удалить пятна. Меня это не затруднит!

Сами благодарно кивнул:

– Спасибо, коуч. И расскажите, пожалуйста, что с ними делать. В смысле – с пятнами на одежде этих чертенят. Они, мать их, будто на дереве живут.

Бритт-Мари дождалась, пока он увел Психа, и отправилась в молодежный центр. От соды пятна сошли. Заодно Бритт-Мари выстирала полотенца и передник Личности, хотя Личность и возражала. Не потому, что полагала, будто Бритт-Мари трудно постирать для нее, – просто в принципе не считала нужным стирать передники. Они об этом немного подискутировали. Личность снова обозвала Бритт-Мари «Мэри Поппинс», а Бритт-Мари рассердилась и в ответ обозвала Личность «чумазым поросенком». Личность так смеялась, что дальнейший обмен аргументами сошел на нет.

Бритт-Мари выложила на тарелку сникерс для крысы, но не стала ее дожидаться: не хотелось рассказывать, как прошло свидание. Может, крыса и сама не стала бы спрашивать, но говорить об этом Бритт-Мари была в любом случае не готова. Поэтому она вернулась в пиццерию и поужинала с Личностью, потому что Личность вопросов не задает: ей либо слишком мало, либо слишком много дела до Бритт-Мари.

Свен этим вечером в пиццерию не пришел. Каждый раз, когда звякал дверной колокольчик, Бритт-Мари так подскакивала на стуле, что сердце подскакивало у нее в груди; она не рассердилась бы, даже если Свен пришел посреди ужина. Но это был опять не Свен, а кто-нибудь из ребят. Наконец все собрались, в чистых футболках, потому что у них дома определенно есть кто-то, кто о них заботится.

Что все же поддерживает в Бритт-Мари веру в Борг. В то, что даже здесь есть кто-то, кому не все равно, выстираны футболки или нет.

Дети уже шли на тренировку, когда в дверях возник тот мальчик, в клубной куртке с надписью «Хоккей». Один, без отца.

– Ты чего здесь делаешь? – осведомилась Вега.

Мальчик сунул руки поглубже в карманы и кивнул на футбольный мяч у нее под мышкой.

– Просто хочу поиграть.

– Вали в город и там играй! – фыркнула Вега.

Подбородок мальчика почти уперся в ключицы.

– Футбольная команда в городе начинает тренировку в шесть. А у меня в это время хоккей. Но я видел, что вы тренируетесь позже…

Установленное Бритт-Мари расписание явно потребовало ее защиты:

– Нельзя же тренироваться во время ужина!

– Во время хоккейной тренировки тоже нельзя, – заметил мальчик.

– Сумерки богов!..

Вега потеряла терпение и толкнула мальчика локтем:

– Ты же не местный, ты, блин, богатый папенькин сынок. А где уж нам до городской команды. Так что и валил бы к ним!

Мальчик не отступил ни на шаг. Вега медлила. Мальчик поднял подбородок:

– Мне плевать, хороши вы или нет. Я просто хочу играть в футбол.

Так складывается команда.

Вега (чей лексикон никак не назовешь цивилизованным), конечно, протиснулась в дверь первой, но Омар легонько толкнул мальчика в спину:

– Отнимешь у нее мяч – ты наш. Но тебе же слабо.

Мальчик бросился через парковку, не дослушав. Вега ударила его локтем в лицо. Мальчик упал на колено, из носа закапала кровь, но он вытянул другую ногу и выхватил мяч ступней, словно крюком. Вега проехалась всем телом по гравию и тотчас вскочила с пылающими яростью глазами. Омар толкнул Бритт-Мари в дверях пиццерии, возбужденно ткнул пальцем:

– Смотрите, сейчас Вега покажет подкат!

– Что это значит? – спросила Бритт-Мари, но в следующий миг все поняла: Вега бросилась через площадку, в паре метров за спиной у мальчика подпрыгнула и, проехавшись ногой по гравию, ударила его по ногам и отправила стремительным полувольтом в темноту.

Теперь Бритт-Мари знала, почему у всех детей в Борге джинсы разорваны на коленках. Вега поднялась и торжествующе поставила ногу на мяч. Мальчик в стороне отряхивал одежду, требующую чрезвычайного количества соды, и выбирал впившиеся в лицо острые камешки. Вега глянула на Бритт-Мари, пожала плечами, фыркнула:

– Все с ним в порядке.

Бритт-Мари достала из сумочки список.

– Если не затруднит – как тебя зовут? – спросила она.

– Макс.

Омар весьма серьезно указал на Вегу, потом на Макса:

– Когда мы играем на двое ворот, вам НЕЛЬЗЯ быть в одной команде!

Потом дети бегали «дурочку». Играли на двое ворот. Они – команда. Сами не приехал, но на месте его машины стоял грузовик и освещал фарами футбольно-парковочную площадку. Судя по количеству ржавчины на бортах, ржаветь он начал, как раз когда изобрели первый грузовик. В кабине сидел Карл. Бритт-Мари сходила в пиццерию, принесла ему кофе. Он кивнул. Она тоже.