ГЛАВА 46
Это конец. Мой мир наполнен болью, и, кроме боли, в нем ничего больше нет. Пульсирующая, пропитанная кровью боль, сдавившая тисками все, что я есть, все, чем была, и все, чем могу быть.
Темнота постепенно рассеивается. Я ощущаю, что лежу на полу. Голоса. Бен...
Укол в руку. Тепло разливается по венам, растекается по всему телу. Оно не уносит боль — эту боль унести не может ничто. Оно просто отвлекает меня от нее. Я открываю глаза.
— Ну, привет, — говорит мама и улыбается. — Вернулась.
— Ммм? — спрашиваю я, и все снова уходит в темноту.
— Бен! Вернулся.
Он улыбается.
— Не мог уйти не попрощавшись. — Он становится на колени.
— Не оставляй меня. Пожалуйста, не уходи. — На глаза наворачиваются слезы.
— Я не могу остаться, поздно. — Он снова улыбается, но только губами — глаза печальны. — Крепись, Кайла. — Он наклоняется, легко касается губами моих губ... Наш третий поцелуй.
Отстраняется. Я вижу струящийся сквозь него свет.
— Прощай, Кайла. — Голос тихий и нежный, и слова уплывают в молчание.
И вот его уже нет.
Наш последний поцелуй.
— Бен! — выкрикиваю его имя, пытаюсь сесть и... заваливаюсь на спину. Я в постели. В своей. В ногах Себастиан. Дверь приоткрыта, и из коридора сочится тусклый свет.
— Кайла? — Мама сидит рядом с кроватью на стуле. — Ну, привет. — Лицо у нее бледное, усталое. Я снова пытаюсь сесть, но волны боли тут же бьют в затылок. — Лежи смирно.
— Что с Беном?
— Об этом сейчас не беспокойся.
Стараюсь собраться с мыслями — и снова боль. Но за пределами моего мира есть что-то, что я должна знать.
— Скажи, — прошу я и ощущаю прохладную сырость на щеках.
— Тише. Домой тебя привез Джазз, и ты отключилась сразу же за порогом. Больше я ничего не знаю.
— «Скорую» вызывали? — шепотом спрашиваю я.
— Конечно. Тебе сделали два укола. Ты на секунду пришла в себя, а потом потеряла сознание.
Опасность.
Я закрываю глаза. Они узнают. Лордеры. Узнают, что я была там, у Бена. Парамедики сообщат, что я отключалась, а Бен — мой друг. Сложить два и два нетрудно.
Меня снова затягивает мрак.
Когда я открываю глаза при следующем пробуждении, в щелку между шторами заглядывает солнце, и в комнате никого больше нет. Мне удается сесть. Пульсирующая в голове боль притупилась, но не ослабела, и тошнота не отступает. Только не сейчас. Я сглатываю и делаю глубокий вдох.
Снизу доносится приглушенный шум. Голоса? Мама и кто-то еще.
Выскальзываю из-под простыни и, держась за стенку, добираюсь до окна. Внизу, на подъездной дорожке, черный фургон.
Лордеры.
Заряд адреналина бьет в кровь. Беги. Но сил едва хватает на то, чтобы оставаться на ногах. Возвращаюсь в постель. Самое лучшее, что я могу сейчас сделать, это сыграть мертвеца. Шаги по лестнице... дверь открывается.
— Кайла? — негромко спрашивает мама. Я не шевелюсь. — Говорю же вам, она спит. Это не может подождать?
— Нет. Разбудите ее, или я сделаю это сам. — Холодный мужской голос.
Шаги через комнату. Мамина рука на моей щеке.
Я моргаю, хнычу. Мама пристально, как будто хочет сказать что-то, смотрит мне в глаза. Что? У двери двое громил в сером. Закрой глаза. Что она сказала им? Что им известно? Если наши рассказы не совпадут...
Опасность.
— Не понимаю, почему вам так нужно говорить о ней сейчас. Бедняжка еще не оправилась. Повторяю, она беспокоилась из-за того, что этого Бена нет в школе, поэтому...
Этот Бен... Произнесено неодобрительно.
— Хватит! Разбудите ее. — Звучит как предупреждение.
— Кайла, милая, проснись. Ну же, будь умницей.
И снова скрытые послания. Мама подсказывает, как нужно сыграть. Глупая девчонка... отправилась к Бену... ей Бен не нравится.
Спасибо, мама.
Поворачиваюсь. Открываю глаза. Улыбаюсь сонной, глуповатой улыбкой. Моргаю.
— Живот болит, — жалуюсь я.
— Бедненькая. Послушай. Эти джентльмены хотят задать тебе несколько вопросов. Давай я помогу тебе сесть. — Мама возится с подушками. — Расскажи им то, что рассказывала мне. — Еще одно скрытое послание? Рассказать то, что знает она? Еще бы вспомнить, что она знает, а что нет.
Надевай маску. Я вызываю из памяти Себастиана и то выражение, что было в больнице на лице Феб: открытое, блаженное. Вешаю улыбку, которая соскальзывает при повороте головы.
— Да, мам. — Я поворачиваюсь к нетерпеливо переминающимся у двери мужчинам. Похоже, ждать они не привыкли. Может быть, и ждут лишь потому, что знают, чья мама дочь. И будь иначе, меня бы без церемоний увезли из дома и допросили в другом месте.
Младший из двоих заглядывает в нетбук.
— Вы — Кайла Дэвис?
— Да.
— Почему вы отключились вчера?
И даже не спрашивает, что случилось? Я удивлена, но стараюсь не подать виду.
— Я очень расстроилась. Мой друг, Бен, не пришел в школу, и другой друг отвез меня к нему домой — узнать, все ли в порядке.
— Другой друг? — спрашивает опять же тот, что помоложе. Время от времени он уважительно поглядывает на маму. Но беспокойство вызывает другой, постарше, поза которого говорит, что начальник здесь он.
Отвечать? Мама знала.
— Джазз Маккензи... Джейсон. Вообще-то он друг моей сестры, но присматривает и за мной.
— И что потом?
— Бену было плохо... очень плохо. — Я добавляю жалобную нотку. — Там стояли машины «Скорой», и Джазз сказал, что мы не должны им мешать и что мне надо домой. Но я беспокоилась из-за Бена и, наверно, поэтому отключилась.
— Этот Бен, — фыркает мама. — От него одни проблемы.
— Папа и мама сказали, что мне не надо бегать с ним, а я так люблю бегать. — Я смущенно улыбаюсь.
— Бен показывал тебе таблетки?
— Таблетки? Вроде бы нет. — Таблетки видела Эми. — Нет, подождите. У него были в сумке таблетки от головной боли. Он выпил одну в воскресенье, когда плохо себя почувствовал.
— Думаю, этого достаточно, — говорит мама. — Девочка еще не оправилась.
И, словно по команде, в животе закружилась карусель. Но теперь я не пытаюсь остановить ее и чувствую, как бледнеют щеки.
— Мама, меня сейчас вырвет. — Она успевает схватить ведро. Меня рвут конвульсии, и голова раскалывается от боли. Желудок практически пустой, но лордеры морщатся и отворачиваются.
— На сегодня хватит, — говорит мама.
Тот, что моложе, поворачивается к выходу, но второй, постарше, качает головой и поднимает руку. Первый останавливается.
— Не хватит. — Старший смотрит на младшего. — Обыщи комнату.
— Это действительно так уж необходимо, агент Коулсон? — ледяным тоном спрашивает она, делая упор на имени лордера и давая понять, что знает, кто он такой.
Он вскидывает бровь.
— Думаю, да, необходимо. Но сначала уведите ее. — Агент указывает на меня небрежным кивком.
Я все еще сижу над ведром.
— Она не может идти. Вам придется помочь ей, — говорит мама.
Младший лордер подходит ко мне, поднимает и, скривившись, словно держит на руках мерзкую канализационную крысу, несет меня в соседнюю комнату и кладет на кровать Эми.
Обыскивают мою комнату, наверняка ищут «пилюли счастья». Никаких таблеток они не найдут. Лежу на подушке, и сил нет ни думать, ни двигаться. «Рисунки», — шепчет внутренний голос, и я открываю глаза.
Под ковром у окна спрятаны мои рисунки с Джанелли, сделанные после того, как его забрали лордеры. Мама сказала уничтожить их, и теперь я так жалею, что не сделала этого. И еще там портрет Бена. Если они увидят его, изображать невинную малышку Кайлу будет уже бесполезно. Они поймут мои чувства к нему. Я закрываю глаза, отсчитываю минуту за минутой. Слышу, как мама выговаривает лордерам за беспорядок. Все спокойно, никто не кричит «посмотри, что я нашел!». Может, и вправду не найдут? Я уже надеюсь, хотя и не верю.
И вот наконец тяжелые шаги по коридору... вниз по лестнице. Минута, другая... звук мотора... Уезжают? Вот так просто? Почему-то мне кажется, что на этом их интерес ко мне не исчерпан.
Мама изобразила Бена таким, каким они хотели его видеть: опасный парень, от которого следует держаться подальше. И я подыграла ей. Поступила нехорошо, предала.
— Прости, Бен, — шепчу я, и слезы подступают к глазам. «Бен хотел уберечь тебя от неприятностей».
Я дремлю, не сплю и не бодрствую. Мысли плавают беспорядочно и бесцельно. Перед внутренним взором, словно стоп-кадры, мгновения: Бен на беговой дорожке. Сова его матери с раскинутыми крыльями. Бен в лунном свете моего сна.
Торопливые шаги вверх по лестнице. Дверь открывается. Пытаюсь открыть глаза, пошевелиться, но тело как будто налилось свинцом. Слышу неясное движение в коридоре, в моей комнате. Потом дверь снова открывается.
— Кайла? Я прибралась в твоей комнате. Идем. Эми вот-вот вернется. — Она помогает мне перейти из одной комнаты в другую. Здесь запах свежести и чистоты, на кровати новые, хрустящие простыни. Я почти забываю, что здесь были лордеры, что они лапали мои вещи.
— Спасибо, — шепчу я. За это и за все.
И снова проваливаюсь в темноту.
— Кайла? Я принесла супа. — Мама уже пришла в себя, от пережитого стресса не осталось и следа, как будто никаких лордеров в доме и не было.
— Не хочется.
— Тем не менее поесть надо.
Она помогает мне сесть, пытается кормить, но я отбираю у нее ложку и ем сама. Аппетита нет, но аромат и вкус томатов, апельсина и чего-то еще настолько хороши... Я ловлю себя на том, что проголодалась, а ведь этого не должно быть. Как можно есть после всего случившегося?
Доедаю суп.
— Нам нужно поговорить. Извини, тебе бы надо отдохнуть, но это не может ждать.
— Хорошо.
— Почему ты отключилась?
О том же спрашивали лордеры, но мама, конечно, заслуживает лучшего ответа.
Я откидываюсь на подушки. Что сказать? О чем не говорить? И как со всем этим справиться? Под ресницами набухают слезы, «Лево» начинает вибрировать. Но мама уже рядом — садится на край кровати, гладит по волосам.
Я открываю глаза и смотрю на нее сквозь слезы.
— Что ты знаешь?
— Джазз рассказал немного. Что ты беспокоилась из-за Бена. Что он отвез тебя к его дому, но ты не стала входить, потому что там стояла «Скорая помощь» и фургон лордеров. Что потом он привез тебя сюда.
Киваю и тут же морщусь от боли. Значит, насчет Джазза я не ошиблась: он не сказал, что я была с Беном.
— Что случилось с Беном? Пожалуйста, расскажи мне.
— Я не знаю наверняка.
— Мне нужно знать. Пожалуйста...
— Скажу, если что-то узнаю. Но ни в коем случае не спрашивай об этом у кого-то еще. Ты слышишь меня? Это очень серьезно. Не говори о Бене, не ходи с этим скорбным видом и никому ничего о нем не говори. Ни в школе, ни дома, ни где-либо еще.
Я смотрю на нее. Голова раскалывается, и боль становится невыносимой, когда я думаю о Бене. Как можно притворяться, что ничего не случилось? «Ты должна».
— Твоя единственная история — это то, что ты рассказала сегодня лордерам. Держись за нее, кто бы тебя ни расспрашивал: в Группе, в школе, дома.
Дома? Она имеет в виду Эми и папу. И это слово, история. Не правда, а моя история. Она знает больше, чем говорит.
Мама поднимается, идет к двери, но у порога останавливается.
— Да, Кайла. Я нашла тут недавно твой портрет Бена. Замечательный. Жаль, пришлось его уничтожить. — Она закрывает дверь.
Я тупо смотрю ей вслед. Спасибо, мам. Конечно, они нашли бы их. Но мама каким-то образом узнала, что они придут, и, пока я спала, обыскала комнату. И тут до меня доходит, что она нашла и набросок с Робертом и, должно быть, удивилась, откуда я знаю, как он выглядит. Откуда я вообще узнала о нем?
Защищает ли меня мама? Или, может быть, она мне не доверяет? И мою комнату обыскала сама, чтобы убедиться, что там нет ничего криминального, кроме нескольких неуместных рисунков.
А каково было бы ей узнать, что все случилось из-за меня? Что это я свела Бена с Маком и Эйденом, у которого он взял таблетки и позаимствовал идею, а потом попытался ее реализовать? Каково было бы ей узнать, что это я держала в руке инструмент, которым срезала «Лево»?
Ближе к ночи слышу урчание мотора. Уж не вернулись ли лордеры? Соскальзываю с кровати и пробираюсь к окну. Папа. Но ведь он должен был вернуться только через несколько дней? Снизу доносятся голоса. Похоже, папа рассержен. Очень.
Но когда я просыпаюсь следующим утром, его уже нет.
