Мужчины и русалки
Однажды в тихий день на атолле Френч-Фригат-Шолс – заповеднике дикой природы на Гавайском архипелаге – я сидела за обеденным столом с человеком, сопровождавшим меня в путешествии, – Биллом Кертзингером, специалистом по подводным съемкам. Он достал папку с фотографиями разных ракурсов обнаженной женщины, плывущей под водой в карамельного оттенка свете. Вскоре эта «русалочья» серия будет выставлена на обозрение в картинной галерее Портленда в штате Мэн, и он принес эти фотографии с собой, чтобы окончательно просмотреть их еще раз. Женщина-русалка с затененным лицом плывет в воде, обтекающей ее груди и живот; треугольник ее лобка окутывают призрачные стебли теней. Ее волнистые волосы поднимаются, словно облако дыма, а на некоторых кадрах она плывет под своим собственным отражением, созданным светом на поверхностном слое воды. Покачиваясь и плавно извиваясь в воде лагуны, плывущая женщина кажется настолько осязаемой, что вода вокруг нее выглядит еще прозрачней, а ее нагота воссияла сквозь тусклое пространство ее прошлого – стоило ей стать зыбучим песком и бурными волнами. Какое-то время я внимательно рассматривала эти фотографии, выискивая таящийся в них соблазн, – и не только для Кертзингера, мужчины лет сорока, кожа которого просолилась за годы, проведенные им под водой, но и для всех мужчин, где бы они ни жили.
Удивительно, что легенды о русалках появлялись во всем мире везде, где жили мореплаватели. Русалки – не мифические создания какой-то одной культуры, экспортируемые, как религия, экзотическая кухня или новая мода. В Норвегии, на острове Ньюфаундленд, в Новой Гвинее, в Океании, в Мексике, в Африке, на Гаити и в других странах – древние мифы о русалках существуют везде. В этих фантастических историях длинноволосые женщины с пышной грудью, узкой талией, изящными руками, но с рыбьей чешуей ниже бедер околдовывали мужчин, лишая их богатства, ума, сердца и души. И однако же, к ним, как правило, не относились как к силам зла, свирепым, подобным ведьмам существам. Совсем наоборот. Русалки – невиновные убийцы, женственные и соблазнительные. Околдованные их опасной чувственностью, как наркотиком, мужчины хотели их, как своего рода сексуальный героин, даже зная, что эта любовь плохо кончится. В лучшем случае они станут чужаками в обоих мирах и будут рожать детей, не пригодных ни для земли, ни для моря. В худшем – мужчины утонут в любви и объятиях русалок.
В древнейших религиях мир разделялся на две стихии – огненную и водную; фаллическая молния символизировала мужское начало, а подобное чреву море – женское. Зачастую боги, имеющие мужское обличье, держали в руках посохи или скипетры в виде молний. Древнейшие представления о сладострастии русалок коренятся в легендах о божествах в образе рыб – таких, как семитическая лунная богиня Атаргатис, само имя которой, если его произнести, лишает человека дыхания и заставляет его язык прилипнуть к небу. У Атаргатис были человеческие руки, женская грудь и красивая человеческая голова, но ее бедра плавно перетекали в переливчатый хвост золотой рыбы. Хотя и наделенная сверхъестественной силой, она, властвуя, прибегала к так называемым женским хитростям. Она была прекрасной, тщеславной, гордой, жестокой, соблазнительной – и при этом совершенно не доступной для земных мужчин, которые в нее влюблялись. Несколько позже приобрела известность Афродита – богиня, тоже рожденная морем, – и ей прислуживали русалки. Иногда в виде полуженщин-полурыб изображали и греческих сирен, и они укрепили представление о роковой притягательности русалок. Сверхъестественные обольстительницы, соблазнявшие моряков и приводившие их к погибели, сирены пели такие жуткие и восторженные песни – мелодические волны на морских волнах, – что моряки прыгали за борт и плыли туда, откуда раздавалось пение. А иногда сирены своими чарами гипнотизировали капитанов, и те вели свои корабли к скалистым берегам, где они и разбивались. Германцы называли русалок «морскими женщинами» (Meerfrau), датчане – «морскими девами» (maremind). У ирландских «морских дев» (merrow) были между пальцами маленькие перепонки. (Как бы мы отнеслись к нормальным во всех других отношениях женщинам с перепончатыми пальцами?) У финских «морских существ» (nakinneito) были пышные груди и длинные волнистые волосы.
Во всех легендах о русалках их грудь – самое важное, но это, пожалуй, совсем не удивительно. В XVIII веке Линней, естествоиспытатель и врач, человек изумительно четкого ума, с его страстью давать всему имена, решил назвать наш класс живых существ млекопитающими (по-латыни – mammalia, что значит «вскормленный грудью»). Однако заметим: это не просто грудь, но грудь зрелой женщины, способной выкармливать свое потомство. И это понятно, если иметь в виду Линнея, видевшего, как его собственная жена выкормила грудью семерых детей, и занималась этим в высшей степени естественным делом больше десятилетия. Во времена Линнея много говорили о том, к каким порокам развития приводит выкармливание младенцев кормилицами. Однако, выбрав женскую грудь официальным символом наивысшего и самого благородного класса живых существ, Линней полагал, что не делал ничего возмутительного. Женская грудь всегда восхищала и завораживала мужчин. (По Фрейду, это объяснялось тем, что свое первое наслаждение они испытывали, когда сосали грудь матери.) И как бы странно ни выглядели морские животные (а некоторые, например дюгонь с его раздвоенной мордой, имеют абсолютно нечеловеческий вид) – но именно женственная грудь наводила мужчин на мысль о том, что они достойны именоваться русалками. «Смотрите, у нее есть грудь!» – кричали матросы, почему-то не замечая плоской, как у моржа, морды дюгоня, «морской коровы».
Почему же подобные рыбам божества так зачаровывают нас, любителей фантазировать? Если мы посмотрим на Землю из космоса, то увидим, что в основном она состоит из воды, со скромными полосками земли там и сям. Нашу планету назвали неудачно. Нам следовало бы назвать ее Океаном. Да мы и сами – небольшие лагуны, жидкости и желеобразные массы которых омывают рифы скелета. Наши тела содержат соленую воду – готовый субстрат первобытных морей; наша кровь пульсирует и течет; у женщин происходят ежемесячные приливы. Девять месяцев плод плавает в уютном и влажном материнском лоне. Мы рождаемся водными созданиями, истинными амфибиями, русалками и водяными; наши тела на 97 % состоят из соленой воды. Именно поэтому нам, чтобы жить, надо пить воду. Вода текла и в телах наших предков, а сами они плавали по артериям земли. Люди перемещались по воде, выращивали урожай благодаря воде, крестили в воде. Мы с удовольствием шлепаем по лужам. Иногда мы слышим, как жидкости булькают у нас в ушах или в желудках. Мы – водные скульптуры, сосуды с водой. Если устранить всю воду из тела человека, весящего 68 кг, в нем останется меньше двух килограммов плоти. В этом смысле человек мало чем отличается от цветка, и тогда личность – это своего рода аромат живого существа. Так что неудивительно, что, когда рыбаки смотрели на таинственный, непредсказуемый океан, который, однако, давал им пищу, позволял спастись от опасности и определял их судьбу, они думали, что волнами правят эти божества.
Окружая человеческую жизнь плеском, океан сотней своих языков проникает в каменистые уста скал вокруг гаваней, где люди собираются и пьют вино. Но я не думаю, что именно обитатели побережий выдумали русалок как эротическую разновидность Матери-Земли. Судя по всему, русалки отчасти отражают те противоречивые чувства, которые мужчины испытывают к женщинам в целом. Женщины – прекрасные, таинственные, идеализированные существа, которыми мужчины мечтают обладать. Но при этом они возбуждают чувства, делающие мужчин уязвимыми и иррациональными, доводящими их до безумия. Они могут поработить даже самых сильных мужчин. И женщины ведут свою борьбу нечестно. Чем они красивее, тем больше у них сил. А когда они это знают, действуя хитро и наверняка, это может быть просто ужасно. Какими бы женщины ни были слабыми, они достаточно сильны, чтобы обречь мужчину на погибель. Это древнейшее представление о великолепных и роковых женщинах лежит в основе многих мифов и произведений искусства. И мифы о русалках – концентрированное выражение этого страха.
Во времена Средневековья европейцы предполагали, что русалки – существа такие же обычные, как феи или духи. Они обладали магическими способностями и жили долго, но были смертными существами и не имели души. В XVII веке рыбаки часто наблюдали за русалками с берега, и купцы возвращались из чужих земель с многочисленными свидетельствами, подтверждавшими их существование.
Одно из самых известных свидетельств принадлежит английскому мореплавателю Генри Гудзону. Опубликованное в 1625 году в Лондоне, оно произвело настоящую сенсацию. Во время плавания в поисках северо-западного торгового пути он сделал в своем дневнике такую запись:
Вечером [15 июня] один из наших моряков, взглянув за борт, увидел русалку. Он подозвал еще одного члена нашего экипажа, чтобы тот на нее посмотрел, и этот человек подошел. К тому времени русалка подплыла к самому борту судна и пристально смотрела на людей. Набежавшая вскоре волна ее опрокинула. По словам свидетелей, выше пупка ее спина и груди были как у женщины. Ее тело оказалось такого же размера, как у любого из нас, а кожа была белой-белой. Всю ее спину закрывали длинные черные волосы. Когда она ныряла, моряки увидели ее хвост: как у дельфина, и пятнистый, как у скумбрии. Тех, кто ее видел, звали Томас Хилс и Роберт Райнер.
Несмотря на весь рационализм XVIII века, люди обожали русалок и тогда. Капитаны судов то и дело встречали их в море; в них верили даже короли. В каждую эпоху люди придавали русалкам тот облик, который соответствовал их представлению о женственности. В эпоху рыцарства русалку изображали в виде принцессы; в начале XIX века – как романтический идеал, в XX веке – роковой женщиной.
Европейских русалок часто изображают с гребнями и зеркалами, потому что они долгими часами сидят на скалах и, купаясь в лучах солнца, расчесывают свои длинные волосы. Волосы всегда считались сексуальным символом, одной из приманок русалок. Распустив волосы и демонстративно расчесывая их перед мужчинами, русалки показывают, как они сексуальны. Говорят они редко, но могут петь так, что звуки их пения оказываются более волнующими и проникновенными, чем просто слова. В некоторых кельтских легендах русалки вырастали до чудовищного размера. Они разбирались в волшебных травах. Они жаждали губить людей и, резвясь около берегов и кораблей, доводили до безумия тех, кто не мог устоять перед их чувственностью. Поэтому считалось, что увидеть русалку – это дурное предзнаменование, которое предвещало бурю или кораблекрушение. Чтобы одержать верх над русалкой, у нее надо было похитить какую-нибудь из ее вещей – например, гребень или пояс, спрятать этот предмет – и русалка окажется у вас в подчинении. Но если она обнаружит потерянное, то вновь обретет свою силу и вернется в море. В мифах русалка почти никогда не остается с мужчиной, потому что ни он, ни она не могут жить в чужом мире, вдали от друзей, близких и привычной обстановки.
Однако существовали и водяные – особенно в легендах шотландских рыбаков, называвших их «шелки». В арабских сказках «Тысяча и одна ночь» есть «Сказка об Абдулле и Абдулле». В ней бедный рыбак по имени Абдулла обретает благодетеля в лице водяного, которого тоже зовут Абдулла. В легендах столь не связанных между собой стран, как Ирландия и Сирия, рассказывается о водяном, выходящем на берег, чтобы брать человеческих жен. В поэме Мэтью Арнолда «Брошенный водяной» (The Forsaken Merman) жена водяного, бросив его с детьми и вернувшись к людям, обрекает его на предельное отчаяние. У царицы Атаргатис был супруг Оаннес – полурыба-получеловек. Как сторонний наблюдатель и пришелец из другого мира, он учил людей быть более человечными. Оаннес был достаточно великодушен, чтобы научить людей проникновенному пониманию их искусств, наук и литературы. Вначале его изображали с человеческой головой, покрытой, как шапкой, головой рыбы; рыбью чешую он носил как плащ. Однако вскоре этот образ эволюционировал, и его стали изображать в виде существа, которое выше пояса было мужчиной, а ниже пояса – рыбой. В древних мифах он ассоциировался с солнцем – божеством, имевшим важнейшее значение для людей эпохи палеолита. Оаннес выползал на сушу на рассвете, а ночью нырял обратно в море, и, пока находился на суше, создавал для людей цивилизацию. Однако древние почитали Оаннеса как божество, а не превращали его в объект любви. Исторически женщин не очень-то возбуждала идея мужчины-рыбы. А вот мужчины были одержимы образом женщины-рыбы. Фантазируя о русалках, мужчина мог слиться с прекрасной и юной, как девочка, женщиной, а через нее – и со всем океаном, который она представляет. Он мог пренебречь человеческими обычаями и обществом, не имевшими в ее мире никакого значения. Она поверит всему, что он ей скажет; сделает все, о чем он ее попросит. Она станет его морской гейшей. Русалка только выглядит невинной и прекрасной, но по сути она – необузданное животное; ее не смущает чувство вины, ее не волнуют запреты; она жаждет лишь доставить ему удовольствие.
Изображенная на географических картах, вытатуированная на теле моряков, отпечатанная на этикетках консервных банок с тунцом, вырезанная из дерева и закрепленная на носу корабля, нарисованная на вывесках пивных, русалка стирает различие между человеком и животным. Строго говоря, от нее мало пользы: она не настолько женщина, чтобы ее любить, но не настолько рыба, чтобы ее жарить. В каком-то смысле она чудище, но ее чудовищность сладостна, как любовь. Для мужчин, уходящих в море, русалки символизируют и разрушительность океана, с которым они, несмотря ни на что, обручены, и их одиночество, их тоску по любимым, которых они оставили на суше. Океан – плодовитый, соблазнительный, подобный утробе, бархатистый, непокорный – кажется им существом женского пола. Его ритмы такие же древние и таинственные, как у женщины. У него случаются свои ежемесячные приливы; он в вечной истоме. Покачивая своими бедрами – сначала так, а потом иначе, – он осторожно поворачивается с боку на бок, как во сне: океан – это спящая женщина. Мужчина входит в женщину как в воду, отдаваясь ее влаге и охотно теряя себя в ее мягких, прозрачных объятиях. Океан очеловечивается и принимает его в себя – точно так же, как любящая женщина, когда она обнимает мужчину, становится в этот миг беспредельной, как море.