Глава 21

Мы позвонили, чтобы предупредить их о нашем приезде и чтобы они сняли все заклинания на время визита. Весь ковен собрался в квартире Малины, куда мы приехали сразу после четырех.

– Это Богумила, – сказала Малина, указав на стройную брюнетку, которая не сводила с меня взгляда одного большого глаза; темная завеса волос скрывала второй и половину лица – мне стало интересно, что я увижу, если загляну за нее.

Она коротко мне кивнула, свет свечей, которые Малина так любила, замерцал на ее слегка волнистых волосах.

– На людях вы можете называть меня Мила, – сказала Богумила. – Американцы начинают пялиться, если слышат необычное имя.

Я коротко улыбнулся и кивнул, а Хал – чье полное имя было Халлбьорн – сказал:

– Я очень хорошо вас понимаю.

– На кухне Берта. – Малина показала на другую темноволосую женщину.

Берта, которую можно было назвать «веселой толстушкой», перекусывала и небрежно помахала нам при упоминании своего имени. Малина представила остальных ведьм своего ковена, все они оказались блондинками. Казимира – высокая, с длинными ногами, загорелой кожей и блестящими белыми зубами – видимо, она провела детство на пляжах Калифорнии, а не под облачными небесами Восточной Европы. Клаудия была миниатюрной, похожей на эльфа, с сонными глазами, пухлыми губами и короткой стрижкой, а блестящая, слегка растрепанная челка наводила на мысль, что она только что закончила заниматься сексом и сейчас ей просто необходимо выкурить французскую сигарету.

Раньше я носил с собой портсигар исключительно для того, чтобы угостить сигаретой такую женщину, как она, но постепенно обычай вышел из моды – теперь считалось, что, предлагая сигарету, ты подвергаешь человека опасности получить рак легких. Тем не менее я рассеянно похлопал по тому месту, где должен был находиться карман жилета с портсигаром, как во времена поздней Викторианской эпохи.

Последняя из польских ведьм, Роксана, так сильно стянула густые волосы серебряным кольцом, что они больше походили на шлем автогонщика, но на затылке превращались в роскошное облако локонов. Ее совиные голубые глаза внимательно смотрели на меня сквозь круглые очки. Она была в костюме с белой блузкой, в пурпурном пиджаке с подбитыми плечами, черных брюках и черных сапожках с острыми носами, которые я привык отождествлять с Малиной. Однако я тут же сообразил, что все они носят такие сапожки и у каждой есть пурпурная деталь в одежде, хотя в случае с Казимирой всего лишь брошь, которую она приколола к пиджаку над левой грудью.

Я представил Хала, поскольку некоторые ведьмы его еще не встречали. Он деловито вытащил из портфеля два экземпляра договора о ненападении и семь очень острых перьев, чтобы их подписать. Каждая ведьма и я взяли по перу и на кофейном столике, стоявшем перед диваном, разложили страницы договора для подписи. Ведьмы одна за другой кололи себя перьями в ладонь и подписывали договор кровью. Потом настал мой черед.

Сначала я некоторое время возражал против подписания договора кровью, ведь обычная ручка, с юридической точки зрения, делала договор легальным; я вообще не хотел, чтобы ковен получил мою кровь, и точка. Однако ведьмы громогласно возражали, и в конце концов я сдался. По законам магии такой договор накладывал на стороны серьезные обязательства и был более жестким.

– Люди постоянно забывают о законе, мистер О’Салливан, – заметила Малина. – В отличие от магических контрактов, те, кто нарушает их, живут после этого совсем недолго. Таким образом, подписание договора кровью нужно не только для нашей защиты, но и для твоей.

И все же, когда момент настал и шесть кровавых подписей темнели, высыхая, я колебался. Подписание такого договора противоречило тому, что я многие века считал «лучшей практикой», лишавшей ведьм возможности со мной покончить. Но, если честно, я не знал, как обойтись без их помощи, а мне был необходим мир для восстановления земли возле Хижины Тони. Боль от острого укола пера не проходила, но я не стал ее прогонять, и кровь потекла по ладони, пока я подписывал договор; мне показалось, что так будет правильно, я хотел все чувствовать.

Казалось, все в комнате испытали облегчение, когда я закончил, и на лицах ведьм появились улыбки.

Берта хлопнула в ладоши.

– Это нужно отпраздновать, – с улыбкой сказала она. – Кто хочет шоколад и шнапс?

Ее предложение все сочли превосходным, и она со счастливым видом направилась на кухню. Остальные ведьмы подошли, чтобы пожать руки мне и Халу, они благодарили нас за дальновидность и желание сотрудничать; говорили, что никогда не чувствовали себя такими ценными и уважаемыми и тому подобное.

Берта принесла на подносе горячий шоколад, шнапс и свежеиспеченное домашнее печенье. Малина свернула свой экземпляр договора, Хал положил мою копию в портфель, чтобы Берта смогла поставить поднос на кофейный столик. Половина ковена устроилась на диване, остальные придвинули стулья с другой стороны, так что получилось нечто вроде неровного эллипса. Все держали в руках чашки с горячим шоколадом, апельсиновые и кардамоновые свечи весело мерцали вокруг. Обстановка напомнила мне старую европейскую кофейню, вот только здесь было гораздо больше пурпурного, чем принято в Амстердаме или Париже.

Я похвалил Берту за шоколад, а потом попросил:

– Расскажите мне про die Töchter des dritten Hauses.

Лица ведьм стали серьезными.

– Что ты хочешь знать? – ровным голосом спросила Малина, но я видел, что она с трудом сохраняет спокойствие.

Казалось, она с трудом сдерживала гнев и даже не пыталась скрыть от меня свои чувства.

– Не могла бы ты рассказать, почему они вас ненавидят? – спросил я. – Ты говорила, это началось во время Второй мировой войны, но я практически ничего не знаю о том, чем ты тогда занималась. Ты открыла мне очень мало во время нашей первой встречи.

– А что именно я тебе тогда рассказала?

– Вы все встретились в Польше во время блицкрига, – ответил я. – Потом, когда прошло некоторое время, оказались в Америке.

– И только? Ладно, я расскажу. Мы все нашли друг друга в Варшаве, – сказала Малина. – Точнее, нас нашла и свела вместе Родомила. После того как мы образовали ковен, у нас начались споры о том, как поступить дальше. Мы постоянно пытались предвидеть будущее, понять, что произойдет, что мы можем сделать и куда нам следует направиться. Мы видели приближающийся ужас и знали, что в Польше ничего не сможем сделать – все зашло слишком далеко так быстро, что наши протесты будут бесполезны, а до нужных людей мы добраться никак не могли. Мы и тогда являлись весьма могущественными ведьмами, но даже нам было не под силу повернуть бронетанковые дивизии или остановить СС и не позволить им творить, что они пожелают. Однако мы понимали, где сможем принести какую-то пользу, поэтому покинули Варшаву за неделю до ее падения и отправились в Болгарию.

– В Болгарию? – Я нахмурился. – Она же входила в гитлеровскую коалицию.

– Да, но на каких условиях? Царь Борис Третий присоединился к коалиции, чтобы предотвратить вторжение в свою страну, но он так и не послал болгарских солдат сражаться. Гитлер хотел их использовать в России, чтобы усилить давление на Восточном фронте, но Борис оставил свои войска в Болгарии. Кроме того, он категорически отказался отправить пятьдесят тысяч болгарских евреев в лагеря смерти в Польше. Я думаю, мы неплохо там потрудились.

Когда я понял, что она имеет в виду, я разинул рот.

– Ты хочешь сказать, что это ваша заслуга?

– Мы обосновались в Софии и находились там до его убийства. Мы спасли много жизней.

Я не стал обращать внимания на ее похвальбу.

– О каком убийстве идет речь?

– Я имела в виду Бориса III.

– О, да. И как ты думаешь, кто его убил? Ведь во дворце в Софии не было покрытого травой холмика.

– Die Töchter des dritten Hauses.

Я покачал головой.

– Нет, извини, но мне кое-что известно о его смерти. Его тело эксгумировали и сделали вскрытие, которое подтвердило, что он умер от сердечного приступа и ничего больше.

– Вот именно, – резко сказала Роксана и тут же посмотрела на Малину, чтобы извиниться за то, что прервала ее. – Немцы его не отравили, как гласила одна из теорий заговора, не стояли за этим и русские. Именно немецкие ведьмы сумели проникнуть через наши защитные заклинания и убили его при помощи проклятия.

– У них есть проклятие, которое вызывает остановку сердца?

Польские ведьмы синхронно кивнули.

– Это заклинание омертвения, которое они направляют на сердце, – произнесла видимая часть рта Богумилы. – Заклинание поражает лишь небольшую часть тканей, но в результате отказывает коронарная артерия.

– Это их любимое оружие, – добавила Клаудия.

Значит, вот как они пытались меня убить и почему амулет всякий раз толкал меня в грудь. Должно быть, именно так они разобрались с Перри. Я понимал, что они применяют смертельное заклинание, но не знал, как именно оно убивает людей. Судебно-медицинские эксперты объявят, что Перри умер из-за необъяснимого сердечного приступа, и все.

– Это практически их единственное оружие, – фыркнула Берта, продолжая жевать печенье. – Они ни на что другое не способны без помощи демона.

– Да, но, к несчастью, слишком много демонов желает им помочь, – сказала Роксана. – Однако они всегда требуют плату.

– Подождите. – Я поднял вверх руки. – Вернемся к Борису. Почему, клянусь Девятой Преисподней, немецкие ведьмы его убили?

– Как и Гитлер, они хотели, чтобы он ввел свои войска в Россию, – ответила Роксана.

– Значит, речь идет об известных нацистских ведьмах из ада?

– Нет, нет, нет. – Малина покачала головой. – Они существовали задолго до появления нацистов и совершенно определенно их пережили. Эти ведьмы воспользовались нацистами, чтобы получить то, чего хотели.

– Иными словами, то, что они называют себя Дочерьми Третьего Дома, не имеет никакого отношения к Третьему Рейху?

– Насколько мне известно, – с сомнением ответила Малина, а Роксана подтвердила мое предположение.

– Они так себя называли еще до появления нацистов, – сказала она. – Но мы не знаем, что это значит. Они никогда не предлагали нам посидеть и поболтать о своем происхождении.

– Хорошо, но что они хотят? Зачем убили Бориса?

– Они хотели того же, что и Гитлер – точнее, Гитлер хотел того же, что они – Россию, – сказала Малина.

– Что? Из ваших слов следует, что он начал эту безумную военную авантюру под их влиянием?

– Именно. – Малина кивнула. – Они отправили к нему суккуба и наслали сны о Lebensraum – такие же, как и канцлеру Теобальду фон Бетман-Гольвегу перед Первой мировой войной. А когда дела на Восточном фронте пошли совсем плохо и Борис отказался послать войска в Россию в 1943 году – благодаря нашему влиянию, – немецкие ведьмы его убили, но все решили, что это сделал Гитлер.

– Однако все пошло не так, как они рассчитывали, – с мрачной улыбкой продолжала Роксана. – Они надеялись, что болгарский регент станет больше прислушиваться к ним, а нам будет труднее его контролировать, но он оказался до смешного глупым и слабым, и вместо того чтобы Болгария вторглась в Россию, Россия оккупировала Болгарию.

– Нас такой поворот событий вполне устраивал, – объяснила Малина. – Болгарские евреи не пострадали, планы hexen были разрушены, остальное значения не имело.

– Однако ведьмы все эти годы вынашивали планы мести, – сказала Роксана, – они до сих пор считают, что могли бы одержать победу, если бы Болгария вовремя вступила в войну.

– А почему они так сильно хотели вторжения в Россию?

Польские ведьмы переглянулись, чтобы выяснить, кто ответит на мой вопрос.

– Существует группа охотников на ведьм, которая базируется в России, – наконец заговорила Казимира. – Если бы они случайно нашли нас, то атаковали бы без колебаний, но они активно охотятся на die Töchter des dritten Hauses из-за того, что hexen регулярно используют демонов. Hexen надеялись, что СС разберется с охотниками на ведьм и покончит с этой страшной угрозой. Гиммлер увлекался оккультными науками, и он наверняка нашел бы охотников, если бы получил власть в России.

Я вдруг вспомнил русский акцент раввина Иосифа Бялика и его тайную организацию.

– Меня удивляет, что Сталин их не уничтожил. Вы знаете, как охотники на ведьм себя называют?

Леди задумчиво, но единодушно покачали головами, и у меня появилось жутковатое ощущение. Интересно, они тренируют такие вещи?

– А откуда вы знаете, что hexen мотивировали таинственные русские – точнее, их желание покончить с русскими охотниками?

Все ведьмы повернулись к Малине, как и я, дожидаясь ответа. Она опустила глаза.

– Мы сумели поймать ту, что убила Бориса III, и допросили ее. Тщательно. Допрос вела Родомила, – сказала Малина, имея в виду убитую предводительницу их ковена, – но я присутствовала. Она рассказала нам перед смертью. И это еще одна причина, по которой die Töchter des dritten Hauses так нас ненавидят.

– Понятно. Ну, складывается впечатление, что они имели большое влияние в Германии. Ты говоришь, у них был доступ к самому фюреру. Неужели именно они через суккуба или каким-то другим способом внушили ему чушь о «высшей расе»? Они предложили создать концлагеря?

– Мы не знаем, – ответила Берта, которая уже доедала третье печенье. – Они хотели использовать Германию как оружие против России. Они не были нацистами; они были лицемерами. Уж поверьте мне, я бы охотно приписала им все военные преступления, но самые страшные злодеяния совершили люди, не подвергавшиеся влиянию преисподней.

– Она права, – сказала Клаудия, – холокост не их идея. Но они не возражали. И охотно к нему присоединились, когда им было выгодно.

Я нахмурился.

– В каком смысле?

– Некоторое время они преследовали каббалистов…

– Каббалистов! – воскликнул я и хлопнул себя по лбу. – Так вот почему он не умер.

– Кто не умер? – спросили ведьмы в полифонической гармонии.

Они напоминали хор из греческих трагедий.

Я вздохнул и собрался с мыслями.

– С самого утра я знал, что уже встречал этих hexen прежде – или просто видел их работу. Они попытались убить меня возле моего дома тем же некротическим заклинанием, которое использовали против Бориса III, но моя защита с ним справилась. – Я совершенно сознательно не стал объяснять, что мне помог амулет из холодного железа. В нашем договоре о ненападении ничего не говорится о том, что я должен раскрыть истинную природу своей защиты. – В последний раз моя защита сработала во время Второй мировой войны.

Берта перестала жевать и изумленно посмотрела на меня.

– Неужели? И где ты был?

– В Атлантических Пиренеях, сопровождал еврейскую семью в Испанию, где они могли сесть на поезд и добраться до Лиссабона, а оттуда в Южную Америку.

Берта подняла руку.

– Подожди немного. Это звучит просто замечательно, – сказала она и вскочила с дивана. – Я сделаю попкорн. – Остальные ведьмы начали протестовать, они считали, что невежливо просить меня рассказать историю под закуску для кино, но Берта решительно от них отмахнулась. – Бросьте, он друид, ему нравится играть роль барда.

Последовали новые протесты, но не слишком искренние, и все закончилось тем, что ведьмы повернулись ко мне с виноватым видом, чтобы я простил их любопытство.

Если честно, это позволило мне стать ближе к ведьмам. За два тысячелетия не изменилось одно: люди любят слушать истории о войне – во всяком случае те, в которых твоя сторона побеждает. Боги тому свидетели, в той войне было совсем немного поводов для радости, если не считать окончательной победы. Но ковен ее пережил, как и я, и мы сражались в ней, несмотря на то что наше участие было необычным. Это создавало связь между нами, и я понимал, что мой рассказ ее усилит и станет фундаментом для новых совместных побед.

Зная, что мне предстоит долгий рассказ, я решил немного его изменить. Главная причина, по которой я не принял более активного участия во Второй мировой войне, состояла в том, что мне запретила Морриган. В тот период наши отношения были еще неопределенными.

– Ты знаешь, сколько сейчас сражений мне приходится наблюдать по всему миру? – спросила меня Морриган, когда я собрался пойти добровольцем в британскую армию. – Проклятье, я не могу постоянно беспокоиться о тебе и следить, чтобы ты не наступил на мину или не попал под бомбежку Люфтваффе. Держись подальше от войны, Сиодахан, и не привлекай внимания к своей особе – в особенности внимание фейри.

Нет, я не стану утверждать, что сейчас у нас с Морриган какие-то особые отношения, поэтому, когда Берта вернулась с тарелками с попкорном и попросила меня продолжать, я просто рассказал ведьмам полуправду. Все ведьмы наклонились вперед, как и Хал. Он тоже не знал, чем я занимался во время той войны.

– Вам известно, что в те времена я скрывался от Энгуса Ога, как почти всю нашу эру, и не мог творить магию, которая привлекла бы его внимание. Но совесть не позволяла мне прятаться на берегах Амазонки и ждать, когда все закончится. Поэтому я стал maquisard, вступив во французское Сопротивление на юго-западе, где проводил еврейские семьи через пустыню, чтобы спасти их от нацистов.

Члены моей сети знали меня как Зеленого Человека. Если же кто-то интересовался моим настоящим именем, я назывался Клодом и этим ограничивался. Семьи под моей опекой добирались до Испании быстрее и легче, чем с любым другим проводником. К тому же никто из них не болел. Всего мне удалось спасти семьдесят семь семей, иногда я проводил даже большие группы. Но мне далеко до ваших масштабов – пятьдесят тысяч евреев в Болгарии, – если честно, я не верил, что они должны считать это только своей заслугой, но таков был мой скромный вклад в общее дело. И не забывайте, что я находился в Гаскони, которая буквально кишела нацистами, вдали от основных сил maquisards. Часто вывести людей из города оказывалось сложнее, чем пройти через горы.

Только одна семья, которую я вел, не сумела выбраться из Франции. Я встретил их возле По, и мы намеревались пересечь Пиренеи через Коль дю Сомпор. Отец семейства, какой-то ученый, боготворил своих детей, но я не могу назвать их имена, даже если бы захотел. В большинстве случаев люди сохраняли анонимность – так было безопаснее для всех.

– Я сделал паузу, чтобы глотнуть горячего шоколада, который успел немного остыть, и Берта с нетерпением посмотрела на меня.

– Это была довольно молодая пара с тремя детьми: мальчик десяти лет, девочка восьми и пятилетний мальчик. Мальчиков одели в костюмы – лучшие, что у них имелись – а девочка была в сером шерстяном пальто поверх красного платья. Мать также надела в дорогу платье и тяжелое пальто. Отец нес портфель с бумагами и фотографиями, и больше у них ничего не было. Отец – я заметил в его ауре следы магии, но не дал себе труда их изучить, теперь я знаю, что он был каббалистом и у него имелась вполне достаточная защита, как и моя, чтобы отразить некротическое заклинание hexen – Gewebetod, ja?

– Ja. – Кивнула Малина, – именно это слово они используют.

– Шесть ведьм поджидали нас в засаде в ночь, когда мы находились на середине Коль дю Сомпор – по одной на каждого человека из нашего маленького отряда, из чего я сделал вывод, что нас кто-то предал. Мать и трое детей сразу упали, держась за грудь, на осеннюю палую листву. Я также упал, потому что почувствовал удар по моей защите и ждал, что сейчас последует взрыв гранаты или пулеметная очередь. Как только я оказался на земле, я сразу сотворил заклинание невидимости и осторожно отполз в сторону.

Мне удалось это проделать практически бесшумно. На ногах остался только отец, он выкрикивал имена детей и жены, потом присел рядом с ними на корточки и попытался привести их в чувство, пока я прятался.

– Его защитили каббалистические заклинания, – сказала Берта и знающе покачала головой.

– Верно. Однако тогда я этого не знал. Я не слышал, чтобы он произносил заклинания, и не удосужился внимательно изучить его ауру, и хотя я догадывался, что он особенный человек – почему еще к нему проявили такое внимание? – с тем же успехом он мог быть важен с политической точки зрения, а не магической. В любом случае, он был слишком охвачен горем, чтобы нанести ответный удар. Я не знаю, почему его семья не имела защиты – может быть, его способности оставались тайной даже для них; возможно, они бы это не одобрили. Я просто не знаю.

Однако вопрос о его силе очень скоро стал носить теоретический характер. Из леса появилось шесть фигур, – темные тени, парящие в темноте, – и они принялись стрелять в него из пистолетов с глушителями. Он замертво упал на тело жены, а когда патроны у них закончились, они перезарядили пистолеты и долго продолжали в него стрелять – в голову и грудь, так что тело получило такие раны, что никакая магия уже не могла ему помочь.

Потом они некоторое время стояли и смотрели на труп, чтобы убедиться, что не началось исцеление, и все это время я лежал за деревом, оставаясь совершенно неподвижным – нас разделяло девять или десять метров. В тот момент я ничего не мог сделать ни для кого из членов семьи. У меня не было защиты от пуль – если не считать способности к исцелению, – а стрелявшие уже продемонстрировали, что они станут делать, если у них возникнут какие-то сомнения; кроме того, я был вооружен только мечом. И не имел ни малейшего представления о том, кем являлись убийцы, если не считать того, что это ведьмы. Учитывая место действия, я решил, что на нас напал тайный отряд Гиммлера, посланный именно за этим человеком. Наконец одна из них заметила, что меня нет среди трупов.

«Gab es nicht sechs von ihnen? Ich zähle nur fünf Körper», – сказала она.

– Scheisse! – выругалась Берта по-немецки. – И что они сделали?

– Аттикус, подожди минутку, – вмешался Хал. – Я не говорю по-немецки. Что ты сейчас сказал?

– Их ведь было шестеро? А я насчитала только пять тел.

– О, дерьмо, – сказал Хал и схватил чашу с попкорном с колен Богумилы. Ее единственный видимый глаз раскрылся от удивления, но она не стала протестовать. – И что дальше? – спросил он, забрасывая попкорн в рот.

– Они оставили одну ведьму следить за мертвым каббалистом – вдруг начнется магическое исцеление, – все остальные отправились искать меня. Они не могли проникнуть сквозь мое заклинание невидимости, а потому быстро прошли мимо и углубились в лес.

– У них отсутствует способность видеть в инфракрасном свете и у них нет элементарного нюха? – спросил Хал.

Клаудия покачала головой и ответила ему:

– Как уже сказала Берта, они практически бесполезны в реальном мире, если рядом с ними нет демона. Будь с ними демон, они бы легко заметили Аттикуса. Вероятно, у них есть заклинание, улучшающее ночное зрение, но им не под силу проникнуть сквозь плащ.

Камуфляж – это не плащ, а камуфляж, – но я не стал ее исправлять.

– Я остался один на один с ведьмой, – продолжал я, – и у меня появилась возможность хотя бы частично отомстить за гибель всей семьи перед тем, как сбежать. Куртка мужчины была из натуральной ткани, поэтому я создал связь между левым рукавом и его боком, что привело к тому, что рука внезапно пошевелилась. Как вы понимаете, движение трупа сильно напугало ведьму, она закричала и выпустила еще одну обойму в тело несчастного. Воспользовавшись шумом, я быстро преодолел разделявшие нас десять метров и отрубил ей голову.

Мои слова вызвали радостные крики у польских ведьм, они принялись снова разливать шнапс, и я смог продолжить только после того, как все выпили.

– Она упала на землю рядом с убитой ими семьей, а я побежал в сторону По. Остальные ведьмы вернулись, чтобы выяснить причину криков. К тому времени, когда они обнаружили обезглавленное тело и поняли, что произошло, я уже был далеко. Они попытались преследовать меня, но им не удалось даже приблизиться. До конца войны я ни разу не пользовался перевалом Коль дю Сомпор и больше никогда их не видел. И только теперь, после того как вы поделились со мной новой информацией, я понял, почему они на нас напали.

– И что же произошло, когда они напали на тебя сегодня? – спросила Казимира. – Тебе удалось убить кого-то из них? – В ее голосе слышалась надежда.

– Нет, условия нашей встречи получились неблагоприятные, – ответил я, разочаровав весь ковен. – Но кое-что мне удалось добыть, – добавил я и вытащил из кармана волосы ведьмы-блондинки, – они позволят нам без особых усилий узнать больше.

– Это принадлежит им? – недоверчиво спросила Малина, не сводившая глаз с локона светлых волос, зажатого между моими большим и указательным пальцами.

– Одной из них, – сказал я. – Теперь вы сможете определить, где они находятся?

Все ведьмы одновременно кивнули.

– Да, совершенно точно.