31
Стокгольм
Прокурор Черстин Андерссон жила в Энебюберге в доме из зеленого мексиканского кирпича.
Томми прошел к двери по выложенной камнем дорожке. Он уже бывал здесь несколько лет назад, на празднике по случаю пятидесятилетия Черстин, с огромным букетом цветов. Тогда еще ее муж – тряпка нетрадиционной секс-ориентации – рыскал по всему дому в матросской куртке и угощал всех бутербродами.
Три звонка из хрипловатого динамика по ту сторону массивной деревянной двери. Прокурор Андерссон встретила его радушной улыбкой – ярко-красная помада на губах и вообще слишком много косметики.
– Ах, Томми…
Он проследовал за ней в зал по выложенному каменной плиткой полу. Черстин, как всегда, цокала на высоких каблуках – она была маленького роста.
Янссон озирался по сторонам. Лестницу охраняли два фарфоровых зверя в натуральную величину – ягуар и пума. Стены украшали яркие китчевые картины. Томми поморщился – ужасный вкус.
Навстречу им вышел отвратительного вида белый терьер.
– Ее зовут Вовсингер, – представила свою любимицу Андерссон. – Иди сюда, моя маленькая…
Голос у прокурора был громким и резким.
– Какая умница! – восхитился Томми.
Больше всего на свете ему сейчас хотелось пнуть наглого зверя с остатками какашки под хвостом. Но он держался…
– Может, посидим на воздухе? – спросила Черстин и, не дожидаясь ответа, направилась в сторону веранды.
Они вышли на деревянную крышу с бассейном – маленьким, дешевым и ненужным. Точно налитая дождем лужа в дальнем углу крыши.
Там, на крыше, они сели за стол друг напротив друга.
– Ты соорудила себе бассейн? – спросил Томми.
– Да, – кивнула Андерссон, давая понять, что не желает развивать эту тему.
Появился ее муж с подносом.
– Вы знакомы с Якобом? – улыбнулась хозяйка дома.
– Конечно, – кивнул Янссон. – Здравствуйте, Якоб.
– Привет, привет… – отозвался противный сладкоголосый хозяин.
На нем были слишком высоко подвернутые бежевые штаны и свежевыглаженная рубашка в полосочку. Муж Черстин был гомиком и одновременно не был им – как такое было возможно, Томми никак не мог взять в толк. Такие, как он, валяли дурака по телевизору в рождественских программах. Голубой – понятно с первого взгляда. Но с женой и детьми…
Уж не была ли Черстин лесбиянкой? Что, если их брак не более чем соглашение? Янссон терялся в догадках.
Ее муж поставил на стол стаканы и графин.
– Спасибо, Якоб, этого будет достаточно, – сказала прокурор и улыбнулась мужу, точно ребенку.
– Пожалуйста, – кротко, опять-таки как ребенок, отозвался тот.
И ушел.
Черстин посмотрела ему вслед, а потом перевела взгляд на Томми:
– Так почему ты захотел встретиться со мной именно у меня дома?
– Так удобнее, – ответил Янссон.
Андерссон улыбнулась одними губами, налила себе лимонада из графина.
– Нет, не поэтому. Зачем ты здесь, Томми?
Она отставила графин. Напускного радушия как не бывало. Теперь в голосе Черстин засквозили привычные агрессивные нотки. Янссон работал с ней много лет. Как руководитель она была далеко не подарок. Коллегам не нравились ее постоянные перепады настроения, а также привычка подтрунивать над сотрудниками. Поэтому люди бежали из ее отдела кто куда. Андерссон была карьеристкой – вечно в поиске, вечно недовольна и… никогда не устает. Все это Томми давно знал. И принимал в расчет, когда планировал эту беседу.
– Гектор Гусман скоро будет в Швеции, – сообщил он. – Его передаст нам полиция США.
Прокурор подняла удивленные глаза.
– Гектор Гусман?
Томми молчал.
– Рассказывай, – потребовала Черстин.
– Его взяли в Майами по неизвестной мне причине. Подозрение в убийстве – достаточное основание для выдачи.
– Что у тебя на него? – спросила Андерссон.
– Ничего такого, о чем бы ты не знала, – ответил ее собеседник. – Перестрелка в «Трастене» и непонятная роль в ней Гектора Гусмана.
– И что это значит?
Терьер так и вился у ног хозяйки – омерзительное, трусливое животное.
– В полиции нет ни проб ДНК Гектора Гусмана, ни даже его отпечатков пальцев, – продолжал Томми. – Их обязательно нужно взять. Может, хоть тогда что-нибудь прояснится.
– А если нет?
Где-то в небе застрекотал пропеллер. Янссон поднял глаза, но вертолета не увидел.
– Есть свидетель, – сказал он.
Черстин выкатила глаза.
– Свидетель?
– Свидетель, который был в тот день в ресторане «Дрозд».
– Кто же это?
Томми снова перевел взгляд на жалкую лужу, называемую бассейном:
– Как давно у тебя это?
– Что тебе до моего бассейна? Расскажи лучше о свидетеле.
– Свидетель сейчас вне зоны досягаемости, он прячется.
– Ты выражаешься странно, Томми.
Янссон выпрямился на стуле, почесал ухо и наморщил лоб, делая вид, что думает.
– Этот «Трастен» – самая большая задница за все время моей работы в полиции, Черстин. Не считая Гусмана, конечно. – Он замолчал, стиснув зубы, а потом заговорил снова: – Все, что успела сделать Гунилла, полетело к черту. Она погибла, и я взялся за это расследование. Но так и не смог никуда в нем продвинуться.
Томми поднял глаза на собеседницу.
– Мне стыдно, Черстин, по нескольким причинам. Не только как полицейскому, но и как другу и коллеге Гуниллы Страндберг. За то, что не смог завершить то, что она начала.
На лице Андерссон застыла непонимающая улыбка. Томми же продолжал:
– А теперь еще Гектор Гусман, который скоро будет в Швеции. И если я на этот раз допущу хоть малейшую оплошность, буду невнимателен или…
– Но я прокурор, – перебила его Черстин. – Мы работаем вместе, Томми. Или ты об этом забыл?
Собака растянулась у ее ног.
– Нет, не забыл. Но на этот раз я буду действовать на свой страх и риск. Так надо, Черстин. У нас нет права на ошибку.
Женщина прищурилась.
– Почему я тебе не верю, Томми?
В этот момент без какой-либо видимой причины терьер залаял. Черстин не обратила на это никакого внимания.
– Свидетель, – отчетливо проговорила она. – Кто он?
Собака заливалась, повернув морду в сторону сада. Янссон зажмурился – он не выносил громких звуков.
– Терпение, – сказал Томми. – Свидетель – наш главный козырь. Это будет твое обвинение, Черстин, твой процесс. И твоя сокрушительная победа.
Последняя его фраза потонула в собачьем лае. Вовсингер неистовствовала, срываясь на фальцет.
– Не хочешь унять своего пса? – проворчал полицейский.
Хозяйка дома так и застыла в кресле.
– Прости? – В глазах у нее мелькнула гневная искорка, но Черстин справилась. Это она умела. – К делу, Томми, – потребовала прокурор в следующий момент.
И рассмеялась. Последняя фраза прозвучала резче, чем она сама ожидала.
Янссон ненавидел сумасбродных женщин с их комплексами и неврозами, как ненавидел все, что не подлежало контролю. Все это обладало несокрушимой разрушительной силой, бывшей в его понимании источником всего зла на земле. Против нее у Томми не было никаких шансов. Все, что ему оставалось в таких случаях, – это уйти, сдаться. Но сейчас он не мог себе такого позволить.
Терьер продолжал лаять. Янссон собрался с духом и возвысил голос:
– Я очень надеюсь на криминалистов. Но с другой стороны…
Он остановился и покосился на терьера, словно одними глазами просил Черстин сделать хоть что-нибудь. Успокоить, призвать к порядку эту умную собаку. Увести ее в дом, запереть. Утопить в бассейне.
Но прокурор молча ждала окончания фразы.
– …ведь Гектор Гусман до сих пор на свободе, а значит, мы в дерьме, – договорил наконец Томми.
– Мне это неинтересно, – задумчиво произнесла Андерссон.
Вовсингер бушевала, взвизгивала, и Янссон заговорил еще громче:
– Это хороший старт для чего-то большего, Черстин. Не забывай…
Терьер, казалось, был до смерти чем-то напуган. Несколько секунд хозяйка смотрела на него, а потом издала два свистящих звука. Вовсингер тут же замолчала и легла у ее ног. Нависла пауза. Черстин улыбалась Томми. «Чертова сучка», – подумал он, сам толком не понимая, кого имеет в виду.
– Ну, – усмехнулась Черстин, – теперь ты не думаешь, что у меня невоспитанная собака?.. А муж? – Она показала пальцем в направлении удалившегося Якоба.
У ее гостя хватило самообладания изобразить улыбку.
– Нет, – мотнул он головой. – У тебя всё под контролем, Черстин.
– Не нужно указывать мне, что делать, – подхватила женщина.
Эта фраза прозвучала без вызова или злобы, просто как замечание по делу.
Томми смотрел на нее и чувствовал, что с ним что-то происходит. В нем как будто поднималась какая-то волна – агрессии? Злобы? Похоти? Так или иначе, непреодолимого желания поставить Черстин на место. Взять над ней верх.
– Томми? – позвала она его.
– Мне кажется, я тебя понял, – сказал следователь.
Андерссон откинулась на спинку кресла. Янссон вытер рот, откашлялся.
– Пойми, я ищу вариант, приемлемый для нас обоих. И не хочу понимать шумиху вокруг этого Гусмана.
– Почему?
– Я уже объяснял. Все это дело – позор и для прокуратуры, и для полиции. Гектор Гусман на свободе, а расследование инцидента в «Трастене» зашло в тупик.
Прокурор прищурилась, пристально глядя на Томми.
– Если свидетель даст нам то, на что мы рассчитываем, ему будет нужна хорошая защита, – продолжал Янссон. – Поэтому я не стал бы раньше времени допускать к процессу журналистов. Гектора записали под другой фамилией, его настоящая не разглашается. И я хотел бы, чтобы процесс над Гусманом проходил при закрытых дверях. Не нужно трубить в газетах о том, что касается нашей работы. В данном случае дорого время – надо брать, пока горячо. Газетчики все узнают, но не сразу. Если, конечно, у нас вообще что-нибудь получится…
– С какой стати меня должно волновать, чего ты хочешь? – спросила прокурор после короткой паузы.
– Потому что ты пойдешь дальше, Черстин. Ты ведь не собираешься всю жизнь просидеть на этой вилле, пусть даже и с бассейном. Я умею давить на людей, и у меня хорошие связи. И мне вполне по силам убрать всех, кто встанет у тебя на пути. Потому что, если тебе удастся посадить Гусмана пожизненно, это станет для тебя хорошим толчком в карьере. Но для этого нам нужна свобода. Никто не должен вмешиваться в наше расследование.
Томми снова выпрямился в кресле.
– Если, конечно, у нас получится, Черстин. Тогда ты продвинешься. Взлетишь туда, где тебя уже никто не достанет.
Женщина затрясла головой.
– Нет, это ты продвинешься, Томми. – Ее гость молчал, и она продолжила: – И это ты будешь во всем виноват, если ничего не получится.
Янссон снова вытер рот.
– Согласен.
– Отлично.
Черстин улыбалась. Томми – нет.
– Иди сюда, моя хорошая. – Прокурор хлопнула себя по бедрам.
Собака запрыгнула хозяйке на колени и лизнула ее в лицо. Янссона чуть не вырвало от отвращения.
– Ну… ну… ты и вправду любишь свою мамочку, – смеялась Черстин.
