Глава 9

Прошло несколько недель с тех пор, как Москву бомбили последний раз, и переговоры с министром иностранных дел Великобритании Энтони Иденом, приехавшим с визитом в Советский Союз, Верховный проводил у себя в кабинете. Ради такого случая Сталин даже облачился в костюм с галстуком, который надевал крайне редко, и только для встреч с иностранными гостями.

Вождь уже знал от попаданца, что многомесячные дебаты о признании Англией довоенных границ СССР окажутся бесплодны, но для виду первый день переговоров настойчиво требовал включить данный пункт в соглашение. Хуже все равно не станет, а так всегда можно будет попрекнуть союзников, что, дескать, Сталин пошел им на встречу, а они уступать не захотели. Как заранее и планировалось, долгие дебаты закончились тем, что советские переговорщики дрогнули и уже не столь энергично отстаивали свою позицию.

На следующий день после первого заседания, точнее, в поздний вечер, состоялась вторая встреча. На этот раз фактически, тет-а-тет. Помимо Сталина с Иденом присутствовали только переводчики. Правда, с советской стороны переводил сам Майский, чрезвычайный и полномочный посол в Великобритании. Он в совершенстве владел английским языком еще с тех пор, как скрывался в Британии от царской охранки, и потому можно было обойтись без обычного переводчика.

Едва все обменялись приветствиями и уселись, как Сталин, пропустив протокольные вежливости, заговорил о деле. Начал он, впрочем, со второстепенного вопроса:

– В ответ на вашу памятную записку, господин Иден, по вопросу о курдах, могу сообщить, что мы не видим с нашей стороны оснований для беспокойства Турции. На территории Ирана, где расположены советские войска, беспорядков со стороны курдских элементов не случалось. Могу вас заверить, что принимаются все меры, чтобы не допустить столкновений между курдами и иранцами. Товарищ Молотов специально говорил по телефону с Баку и спрашивал, был ли там кто-либо из курдов.

– Они там были, – мягко, но настойчиво заверил Идеен. – Мне это достоверно известно.

– Курдские деятели действительно были в Баку, но по собственной инициативе и без политических целей. Они приехали лишь для того, чтобы ознакомиться с городом и азербайджанским театром. – При этих словах Майский не без труда подавил смешок и продолжал переводить с серьезным видом. – Согласитесь, было бы неудобно отказывать им в желании посетить Баку. Никаких политических разговоров с ними никто не вел, и никаких вопросов внутреннего порядка с ними не обсуждалось. И еще, почему-то к нам по этому поводу ни иранцы, ни турки не обращались.

Возразить было нечего, и Иден поспешил закрыть тему:

– Ну что же, если правительства Турции и Ирана продолжат проявляют беспокойство, то им целесообразно обратиться напрямую к советскому правительству.

Чтобы смягчить несколько натянутую атмосферу, министр поспешил подольститься к советскому правителю:

– Господин Сталин, позвольте выразить вам глубокую благодарность за разрешение вывести польскую армию в Иран и за прекрасную организацию эвакуации польских солдат и членов их семей. Мне известно, какие затруднения в транспорте испытывает сейчас ваша страна, и в связи с этим приношу вам искреннюю благодарность за такую исключительную энергию и желание, проявленные в решении данного вопроса.

– Англия наша союзница, и ей нужны польские войска, – скромно ответил Сталин на столь длинную тираду. – Пожалуйста!

– Вполне возможно, – продолжал разглагольствовать британец, – что через несколько месяцев польские дивизии вернуться на русский участок фронта, да еще и вместе с английскими войсками.

– Это вряд ли, – с демонстративным скепсисом возразил Верховный. – Скорее, их направят в Северную Африку или Бирму.

– Но, вне всякого сомнения, – увещевал Иден, несколько удивленный тем, что собеседник не ответил любезными словами, – ваша позиция укрепит дружбу между Советским Союзом и Польшей и создаст базу для политического сотрудничества.

– Не думаю, – с абсолютно равнодушным видом пожал плечом Верховный, как будто речь шла, к примеру, об использовании опавшей листвы для строительства домов.

Бывалый британский дипломат, а Иден, несмотря на свою относительную молодость, был очень опытен, все-таки непроизвольно сглотнул и на пару мгновения потерял дар речи.

– Простите? – растерянно переспросил он, все еще надеясь, что произошла ошибка перевода.

– К сожалению, – доброжелательным терпеливым тоном начал пояснять свою мысль советский лидер, – польское правительство совершенно не отличается благоразумием. Совершенно ясно, что белорусские и украинские земли, несправедливо захваченные Польшей два десятилетия назад, никогда снова к ней не вернуться. Полякам нечего рассчитывать на захват чужой территории и покорение чужих народов, и все честные люди должны поддержать освобождение покоренных народов западной Белоруссии и Украины. Если же Сикорский начнет упорствовать в своем стремлении, мы снова расторгнем с ним всякие отношения.

– Но вам же как-то надо будет договариваться с поляками после войны, – растерянно возразил Идеен.

– Вот с польским народом мы и будем договариваться, – едва заметно, но в то же время очень ехидно усмехнулся Сталин, – а не с беглым правительством, бросившим свою страну в минуту опасности. Вы же не станете возражать против того, что после освобождения от фашизма Польша должна выбрать себе новое правительство, не так ли? Мы же со своей стороны, поможем Польше встать на ноги, и будем активно участвовать в возрождении этой страны, независимо от ее внутреннего режима.

– Разумеется, но к выборам должны быть допущены все граждане Польши.

– Абсолютно согласен с вами, господин Иден. Мы обеспечим Польше все условия для создания демократических свобод, и никому не позволим вмешиваться в её внутренние дела. Поляки сами сделают свой выбор. И, конечно же, в этом новом правительстве будут представлены демократические силы, активно участвовавшие в освобождении своей страны. Те же люди, что предпочли отсиживаться или воевать на чужбине, вряд ли станут пользоваться популярностью.

С выражением полной искренности на лице и с кислой миной в душе британский министр поспешил согласиться с собеседником. Андерс со своей «армией» и со своим «эмигрантским правительством» рассчитывали обхитрить Сталина и отсидеться далеко в тылу, пока им не поднесут на блюдечке освобожденную Польшу. Но вышло так, что перехитрили их самих.

– Однако, – продолжал убеждать Иден, – до конца войны и новых выборов еще далеко. Что мы скажем полякам, если вы опять разорвете с ними все отношения? Вы не можете себе представить, как нам сложно вести с ними переговоры.

Министр ошибался. О том, что англичане вешают на уши полякам, советскому правительству регулярно докладывало разведуправление НКВД. Например, недавно польский посол в Союзе Станислав Кот пытался вызнать у советника английского посольства Баггалея, не собираются ли британцы удовлетворить интересы советского правительства за счет поляков. На это советник возмущенно ответил, что не понимает, как он даже мог подумать такое. С чувством оскорбленной невинности Баггалей объяснил, что Сталин никогда не просил согласия Англии в чем-либо, что затрагивало бы польскую границу.

– И как нам объяснить ситуацию общественному мнению в Англии, – привел Иден убойный, с его точки зрения, аргумент

– Вы знаете, мистер Идеен, – саркастически усмехнулся Сталин, – общественное мнение имеется не только в Англии. Если бы советский народ услышал дискуссии, которые мы вчера проводили, он бы пришел в ужас. Нам с Молотовым очень не поздоровилось бы, если бы мы отказались от границ сорок первого года.

– Но я же вам объяснял, что пока мы не можем признать их открыто. Для этого требуется время.

– Это просто нелепо, – повысил голос Верховный. – Советские войска уже подошли к Прибалтике и со дня на день могут занять её. А Великобритания, получается, начнет возражать против этого?

– Что вы, мистер Сталин, – в ужасе всплеснул рукам Иден. – Если ваши войска займут балтийские государства, это доставит мне величайшее удовлетворение. Но что касается вашего разногласия с Польшей по поводу границ, мы уважаем ваши интересы, но и вы должны понять нашу позицию.

– А ваше мнение в польском вопросе, – Сталин сделал длинную паузу, – не имеет никакого значения.

Иден с едва скрываемой паникой глянул на переводчика, но тот и сам был на грани обморока. Так разговаривать с представителем великой империи? Это неслыханно! Но советский правитель продолжал идти напролом:

– Вы, британцы, ведете себя так, как будто рассчитываете и после войны остаться великой державой.

Пораженный столь недипломатичной прямотой, Идеен буквально не знал, что и сказать, и ему осталось лишь выслушать собеседника до конца.

– Совершенно очевидно, что Британия будет сильно истощена войной, и США постарается занять монопольное положение в мире. Если вы не захотите проводить самостоятельную политику, а предпочтете зависеть от Америки и равнять свою политику по политике этой страны, то это будет означать конец всяких перспектив плодотворного сотрудничества с нами. Однако, – голос Сталина несколько смягчился, – в наших обоюдных интересах проводить выгодную политику тесного сотрудничества. Когда речь шла о наших границах, вы находили тысячу причин и постоянно ссылались на принципы Атлантической Хартии, хотя страны Прибалтики сами голосовали за присоединение к СССР, а Финляндия и Румыния заключили с нами договора о передачи спорных территорий. Но если так, то давайте вспомним: в Хартии сказано, что союзники будут уважать права всех народов самим выбирать желательную для них форму правления. Разве не справедливо было бы применить эти принципы к народам ваших колоний?

– Колоний Британской империи положения этой Хартии не касаются! – с мягкой непреклонностью произнес Иден.

– А разве там не живут народы? – удивился Виссарионыч. – Мне, откровенно говоря, не нравятся подобные двойные стандарты, – ввернул вождь популярное выражение из будущего. – Однако, как ваш союзник, я всячески поддерживаю своего союзника. Если бы кто-нибудь пришел ко мне и предложил выделить Индийское свободное государство из Британской Империи, я бы просто прогнал его. Так же, как я вчера упоминал, если Британия пожелает иметь базы в Бельгии, Голландии, Франции и Дании, то я, конечно, окажу ей в этом всякую помощь. Это важно как с точки зрения безопасности Англии, так и для гарантии независимости этих стран. Но обязательства должны быть взаимные. Вы тоже не должны никому помогать отнимать территории советского государства, и не должны возражать, если мы захотим содержать свои военные, воздушные и морские базы, например, в Норвегии и Южном Иране. Наши базы на берегу Персидского залива будут очень важны и после войны для обеспечения безопасности торговли Советского Союза с вашими колониями, в чем, безусловно, заинтересованы обе стороны. Ну, а в настоящее время это тем более крайне желательно. Ведь ваша страна развивает боевые действия в Африке, где фашистские захватчики заняли кроме Ливии еще и часть французской территории, а вести из Восточной Азии приходят все более тревожные. Боюсь, что ваши гарнизоны в Иране скоро придется перебросить ближе к фронту.

– Да, к сожалению, сообщения с Дальнего Востока с каждым днем все более обескураживающие, – печально согласился Иден, оставив без возражения прозрачные намеки насчет баз в Персидском заливе. – Гонконг и Кула-Лумпур захвачены, Малайзия почти потеряна, а боевые корабли потоплены. Впервые в своей истории Англии приходится переживать неприятное и необычное для нее положение: вести войну, не имея господства на море. А ведь наша оборона на Дальнем Востоке должна опираться на флот. У нас есть большая морская база Сингапур, но нет кораблей, которые могут в ней базироваться.

– Ошибаетесь, – не отказал себе в удовольствии сыграть роль пророка бывший семинарист. – Сингапур недостаточно подготовлен к обороне с севера, и японцы об этом хорошо знают. Так что не позже, чем через месяц, противник начнет планомерную осаду.

О некоторых малозначительных подробностях предстоящего штурма Сталин, естественно, упоминать не стал. Если заранее предупредить, что вместо длительной осады японцы сразу пойдут на приступ, англичане, чего доброго, еще смогут от них отбиться. Нет уж, чем больше Британия потеряет в Азии, тем сильнее станут позиции Советского Союза.

– Вы уверены? – недоверчиво переспросил министр.

– Увы, но это факт. Поторопите своих военных проверить систему обороны Сингапура, пока не поздно. Впрочем, боюсь, что город уже ничего не спасет.

– Да это событие вносит совсем новый элемент в общую ситуацию, – задумчиво согласился Идеен. – Боюсь, что весной Сингапур может пасть.

Помолчав с минуту, британский министр с надеждой спросил Верховного:

– Вы действительно считаете, что Япония может крахнуть уже через полгода?

– Если американское командование не наделает ошибок, то да. Но даже при самых неблагоприятных обстоятельств больше года японцы не продержаться, уж очень они истощены. Своей авантюрной политикой Япония поставила себя под угрозу разгрома, а если она нарушит нейтралитет и атакует Советский союз, то её конец придет еще скорее. Впрочем, – опять вернулся Сталин к послевоенному устройству мира, – в долгосрочном плане для вас это не имеет никакого значения. Доминионы поймут, за кем теперь сила, и станут союзниками США, а не вашими. А после окончания войны Америка начнет применять требования Хартии к вашим колониям, чтобы облегчить себе доступ к этому рынку.

Но Иден не хотел рассуждать на скользкую тему и вернулся к делам текущим:

– По крайней мере, вы понимаете, что из-за такой напряженной обстановки на наших фронтах мы не можем прислать вам обещанную помощь.

– Разумеется, – приветливо улыбнулся Сталин, – я совершенно не чувствую себя обиженным тем обстоятельством, что Англия не смогла создать второго фронта или отправить свои войска в СССР, как ваше правительство неоднократно обещало. Решение британского правительства употребить все ресурсы для наступления в Ливии является вполне разумным. Италия – это самое слабое звено в «оси». Если оно лопнет, развалится вся «ось».

– Я рад, что вы вошли в наш положение, – ответно расплылся в улыбке Иден.

Сталин, продолжая говорить все тем же благожелательным тоном, тем не менее, не упустил случая напомнить британцу о прежних ошибках его страны:

– Очень жаль, что Англия не атаковала Италию еще в тридцать шестом. Тогда бы сейчас она была хозяином Средиземного моря. Постарайтесь не упустить этот шанс на этот раз. Когда вы освободите Ливию, было бы хорошо, если бы вы заодно заняли весь Тунис. (* Формально принадлежащий Франции). В этом не было бы ничего аморального или нарушающего демократические принципы. Временное занятие каких-либо стратегических пунктов или территорий во время войны вполне допустимо и разумно.

– Я вполне с вами согласен, – облегченно вздохнул Иден, радуясь, что снова пришел к согласию с этим непонятным правителем. – Все, что помогает борьбе демократии, морально. Мы вот расстреляли французский флот, и это было нужно для победы.

– Да, это было правильно, – подтвердил Сталин. Военные действия имеет свою логику, и во время войны можно не стесняться занимать нужные стратегические пункты. Но, возвращаюсь к вопросу о втором фронте. Я не склонен требовать чего-либо невозможного, но желательно, чтобы военное соглашение было подтверждено определенными практическими действиями. Мы выдвигаем вам следующее предложение – совместная англо-советская операция на севере Норвегии. СССР даст для этой операции сухопутные силы, а от вас требуется помощь флотом и авиацией. Так же вы можете направить туда норвежских волонтеров. Вместе мы освободим Петсамо, никелевый рудник которого важен для военной промышленности, и создадим очаг сопротивления германской агрессии в Северной Норвегии.

Иден охотно ухватился за возможность реабилитироваться после всех уступок, на которые пошло советское правительство:

– Наша страна готова принять участие в операции в Петсамо. Было бы хорошо, если бы генерал Ней мог всерьез поговорить об этом с кем-либо из наших военных. Генерал ожидает в приемной.

Казалось бы, рыбка клюнула, но Сталин не спешил торжествовать. Сколько Британия раздавала обещаний, и в той, и в этой истории, и почти столько же их не выполняла. Но внешне он просто сиял от радости и даже довольно потер ладони:

– Если британское правительство готово принять участие в северной операции, то я могу незамедлительно устроить вашему генералу свидание с начальником советского Генерального штаба маршал Шапошниковым.

О печальных перспективах на будущее великой Британской империи Сталин больше не упоминал. Он заронил в душу Идена сомнения, и осталось только дождаться, когда они дадут всходы.

Эшелон выгружался в спешке. Едва связной крикнул, что можно приступать к разгрузке, как бойцы похватали свои вещмешки и попрыгали на землю. Состав остановился прямо в поле, где не имелось никаких платформ но, по крайней мере, были наготовлены настилы. Солдаты приставили их к вагонам и расторопно начали выводить лошадей, скатывать повозки и вытаскивать имущество батальона.

Разгрузившись, батальон без промедления отправился куда-то по проселочной дороге, вилявшей между сосен. Кругом лежали снежные сугробы, и лишь по утоптанной дорожной колее, вымощенной валежником, можно было нормально передвигаться. Уже на ходу комбат, у которого имелся маршрут движения, собрал ротных и вкратце объяснил, что от нас требуется:

– Батальон имеет задачу совершить марш протяженностью восемь километров, к четырнадцать ноль ноль сосредоточиться в районе западной опушки леса и там занять оборону на подготовленной позиции.

На вопросы, стоит ли ожидать нападения, что за части будут стоять рядом с нами, и где вся наша дивизия, Иванов ответить не смог, потому что и сам пока не знал.

Батальон шел неспешно, построившись плотной походной колонной, и было видно, что никаких боевых действия прямо сейчас не ожидается. О том, что война на этом участке закончилась, говорили закоченевшие трупы фрицев, кое-где валяющиеся на обочинах, и сломанные немецкие телеги с обглоданными подчистую лошадиными скелетами.

А вот и еще одно напоминание о разгроме фашистских войск – колонна из двух сотен пленных, бредущих навстречу нам. Примечательно, что конвоировали такую толпу не больше десятка солдат. Чтобы освободить нам путь, они остановили фрицев и согнали на обочину. Но батальон проходить мимо не спешил. Всем было интересно посмотреть на пленников, а мне, к тому же, еще и на конвойных.

Молодые толсторожие энкавэдэшники, гонящие на убой бедных политзеков, бывают только в фильмах, а в реальности весь боеспособный личный состав давно отправили на фронт, сменив женщинами, семнадцатилетними мальчишками и пожилыми вохравцами, непригодными к строевой службе. Ну а пресловутой толсторожести не способствовала голодная тыловая норма. Однако были среди конвойных и ветераны, прошедшие огонь и воду, посеченные пулями и осколками, пережившие отступления, окружения и а иногда плен. По здоровью они уже были непригодны к фронту, и поэтому их направили в НКВД.

Немцы, что удивительно, почти все обросли недельной щетиной, хотя в плен их захватили только недавно. Видать, дисциплина у окруженцев совсем на нуле, раз они дошли до такого. Да и вид у фрицев ну такой жалкий, сразу и не поверишь, что это те самые доблестные солдаты, покорившие Европу: Одеты в какое-то старое тряпье, сапоги обмотаны тряпками, а подошвы привязаны бинтом или проволокой. Тонкие немецкие шинелишки не грели зимой, и фрицевские вояки старались завернуться в одеяла и даже напяливали на себя женские платья для дополнительного обогрева. Они стояли понуро, как от физической усталости, так и от моральной подавленности. Однако, наиболее разумные из немцев понимали, что теперь их положение улучшилось. По крайней мере, появится хоть какое-то питание, и в них перестанут стрелять.

Какой-то фриц, воспользовавшись остановкой, хрипловатым от простуды голосом громко запел под аккомпанемент губной гармошки. Немецкий язык я все еще знал очень плохо, и Леонов перевел мне слова песни:

Если в окопах от страха не умру,

Если русский снайпер мне не сделает дыру,

Если я сам не сдамся в плен,

То будем вновь крутить любовь

Под фонарем, с тобой вдвоем,

Моя Лили Марлен.

Лупят ураганным, Боже, помоги!

Я отдам Иванам шлем и сапоги,

Лишь бы разрешили мне взамен

Под фонарем стоять вдвоем

С тобой, Лили Марлен.

– Ты что, на ходу можешь перевод рифмовать? – изумился я неожиданному таланту.

– Могу, – скромно ответил Алексей. – Но в данном случае я просто процитировал перевод Бродского.

Позиции батальона, которые нам указали, находились на берегу Чудского озера, и с ними была связана забавная история. Внешний фронт здесь достаточно редкий, а в одном месте в нашей обороне даже образовался разрыв между подразделениями, и эту дыру закрыли было армейским заградотрядом. Но вдруг командующий соседней армии решил, что нападения со стороны озера можно не опасаться, и забрал весь заградотряд себе, чтобы укомплектовать свои поредевшие дивизии. Комфронта генерал Масленников, конечно, вмешался и запретил самовольно растаскивать чужие части. (* Бывало такое в реальной истории) Но пока суд да дело, брешь решили временно заткнуть нашим батальоном, вот мы и заняли этот рубеж. Как нам обещали, всего на пару дней.

Наши предшественники успели отрыть конусные ячейки, тянувшиеся ровной цепочкой вдоль края леса. Окопчики были весьма надежно замаскированы кустарником и присыпаны снежком, так что бойцам не пришлось мучиться и долбить промерзшую землю. Не забыли здесь также соорудить дзоты и выносные пулеметные окопы. Правда, ходов сообщения почти не было, но за этот участок на берегу широкой водной преграды, пусть и замерзшей, особо беспокоиться не стоило.

До темноты мы успели освоить новый рубеж обороны и распределить участки. Двух рот вполне хватало, чтобы сомкнуть фланги с соседями, а третья рота осталась в резерве и заняла вторую линию траншей.

Нашлось и наше соединение. За ночь мы установили связь со штабом полка, который, как оказалось, расположился в нескольких километрах, и разыскали взвод боепитания. Дивизия явно прибыла в полном составе, потому что к утру нам даже привезли свежий формовой хлеб, выпеченный полевой дивизионной пекарней.

Еще до рассвета, ведь световой день сейчас очень короткий, рота начала подготовку. Взводы, оставив несколько человек в охранении, отрабатывали ведение наступательного боя, используя тактику отвлечения обороняющихся ложной фронтальной атакой, пока основные силы совершают фланговый обход. При этом особый упор на тренировках делался на технику переползания и метание гранат.

Между тем ротные, батальонные и полковые командиры, штабисты и хозяйственники носились со списками, выбивая друг у друга оружие, боеприпасы, фураж, продовольствие и обмундирование. Впрочем, армейское командование старалось обеспечить дивизию, готовящуюся к наступлению, всем необходимым. Конечно, одежду и валенки старались подсунуть бэушные и залатанные, а лыжи, которых нам привезли аж целый грузовик, оказались восстановленными после поломки. Впрочем, ремонтировали лыжи на совесть. Осмотрев несколько пар, я даже не смог найти место склейки, и служить они будут не хуже новых. Но самое главное, трофейных патронов для нас не жалели. Другим соединениям они все равно не нужны, калибр не тот. Поэтому даже на пассивную винтовку, то есть хозяйственникам, давали девяносто патронов, а на активную все полторы сотни.

Закончив со списками, командиры части всех уровней приступили к планированию. По предварительным сведениям, нашему 215-у полку предстояло идти во втором эшелоне наступления, расширяя прорыв, и было важно не растерять личный состав во время марша в сложной обстановке. Еще труднее нам придется, когда часть начнет действовать в глубине обороны противника в предвидении встречного боя. Чтобы подразделения могли мгновенно реагировать на изменения обстановки, штабы полка и батальонов разработали несколько вариантов развертывания в боевой порядок и проведения маневра на поле боя. Если при встрече с врагом нам удастся упредить его в развертывании, то мы сможем атаковать своими главными силами с фланга или даже тыла, и добиться победы даже над превосходящим по численности противником. Поэтому командиры заранее наметили план действий для нескольких возможных рубежей.

Зарывшись в карты и планы, комбат вместе с нами оценивал обстановку на возможном маршруте, рассчитывал время, распределял задачи подчиненным подразделениям. Определялись новые позывные радиостанций и командиров, а также сигналы оповещения и управления, как на марше, так и в бою.

Едва я, с гудящей от перенапряжения головой, вернулся в роту, чтобы довести все эти варианты и сигналы до личного состава, как Иванов снова затребовал меня к себе.

Если до этого вид у комбата был всего лишь усталый и замученный, то теперь он стал просто растерянный. Дождавшись, когда соберутся все ротные, он скривился, положил руку на стопку каких-то подозрительных папок, и начал официальным тоном:

– Как вам известно, товарищи командиры, задача нам предстоит тяжелая. В смысле, не озеро охранять, это лишь временно, а развивать наступление. И потому командование фронта, зная, что соединение нуждается в доукомплектации, расщедрилось подкинуть нам резервы. – После этих слов Иванов скривился, как от соленого огурца без водки, и добавил: – Конкретно нашему батальону, к сожалению, передали целую роту.

– Это ж хорошо, пополнение сейчас на вес золота, – оптимистично заметил Коробов.

– Даже если это гражданские, недавно призванные полевыми военкоматами, поддержал коллегу Сверчков. – А тут целая рота.

– Гм, штрафная рота, – уточнил комбат.

Насладившись нашим озадаченным видом, Иванов поведал нам историю создания сего специального подразделения, нежданно влившегося в наши ряды: – Сначала здесь на Новгородском фронте пытались сформировать в каждой дивизии по штрафной роте, но переменного личного состава на них не хватало. Максимум, набиралось тридцать человек, а чаще еще меньше. Куда их девать? Тогда Масленников решил сократить число штрафных рот в армиях, и собрал штрафников в сводные роты. Вот такое подразделение нам и подкинули. Я решил, что будет надежнее, если штрафников распределить по ротам, за ними же постоянный пригляд нужен. Так что, ребята, принимайте по взводу.

Упс, нет три раза упс. Двадцать восемь человек, из них всего трое постоянного состава. Прежде чем знакомиться с пополнением, я сначала потребовал передать мне личные дела осужденных и внимательно просмотрел. Что характерно, все они действительно были военнослужащими, и большинство фронтовиками. В начале войны уголовников в штрафных подразделениях было крайне мало, потому что еще летом сорок первого была проведена амнистия, по которой освободили полмиллиона человек, имевших небольшие сроки. Потом осенью последовала еще одна амнистия. Всех освобожденных направили на производство или на фронт в обычные части. В заключении остались лишь «политические» и осужденные за тяжкие преступления, которым, естественно, давать оружие никто не собирался. Вот и получилось, что роту сформировали только красноармейцами из действующих или тыловых частей фронта.

Просмотрев последнее дело, я захлопнул папку и мысленно выругался. Лишь теперь мне стало ясно, как нам до сих пор везло с личным составом. После труднейших боев в нашей дивизии остались только стойкие, отборные бойцы, не собирающиеся ни сдаваться, ни дезертировать. Те пополнения, которые мы получали, тоже были вполне на уровне, и легко вливаясь в коллектив. А тут на тебе – самые настоящие дезертиры, трусы, ворюги, самострельщики. Как я подозревал, наверняка были и те, кто просто поссорился с начальством, но это тоже не подарок. Во-первых, такие бойцы считают себя несправедливо обиженными, и возможно, так оно и есть. Во-вторых, если у них склочный неуживчивый характер, они и со мной могут вступить в конфликт.

Да уж, подвалило мне счастье. Помимо подготовки к наступлению еще придется заняться новыми бойцами. И ладно бы просто проверить их выучку, так самое сложное, это обязательно выявить у каждого штрафника настроение и политико-моральное состояние. Вообще-то, для подобных дел мы и держим политрука, но мне все равно надо познакомиться с пополнением, да и Михеев, в отличие от меня, не проходил тренинги по управлению персоналом. До сих пор эти знания мне особо не требовались, так как мотивированность личного состава роты была на высоте, но теперь придется вспомнить все, чему меня учили. А первое, что внушали на тренингах – у руководителя всегда должно быть время для сотрудника. У подчиненного проблемы? Так идите сюда, ведь мне платят за то, чтобы решать проблемы сотрудников!

В общем, пришлось поговорить с каждым с глазу на глаз. Да не просто побеседовать, а согласно новейшим методикам мотивации персонала. Ни в коем случае никого не ругать, а только хвалить, подбадривать и выражать полнейшее доверие. О проступках упоминать с сожалением, подчеркивая, что не ожидал такого от фронтовика, и обязательно говорить о прегрешении не как о свершившемся факте, а «по словам свидетелей» или «по данным следствия». Зато следует нахваливать все достоинства, о которых написано в деле, а если таковых маловато, то немножко и приврать. Или даже сильно нафантазировать, им-то все равно не удастся в эти папки заглянуть. Тут годиться все – и физические качества, и положительные моральные черты, и мастерство в гражданской профессии, и самое главное, имеющийся боевой опыт. И уф, обязательно надо каждому сказать что-то свое. Они же потом будут друг друга расспрашивать, о чем с ротным беседовали, и стандартные одинаковые похвалы не годятся. Поэтому для каждого заранее наготовлю и запишу уникальную фразу: «Вы ничем не хуже наших бойцов». «У вас отличная физическая подготовка». «Вы как рабочий, в механизмах разбираетесь. Сможете управиться и с пулеметом». «Охотой баловались, значит вас хоть сейчас можно и в разведку и в снайпера». «Ого, с первого дня на фронте!». «Сталинградец? Да мы земляки! Надеюсь, не опозорите меня и наш город». «Коммунист? Не беспокойтесь, восстановим в партии». «Семья дома ждет? Если что с вами случиться, напишем, что погиб в составе обычной части. Они будут вами гордиться, и льготы пойдут, как положено». «Вы белорус? Ничего, скоро и вашу республику освободим.» «Еще в Финской участвовали? Я рад, что мне повезло получить такого бойца». «Тут в вашем деле сказано, что вы лишь по пьянке такое учудили, а до тех пор были образцовым красноармейцем». «Студент? Ничего, после войны доучитесь». «Тоже в сентябре на Западной Двине стояли? А мы вашими соседями были». «Вы с Дона? Казак, выходит? Видели у нашего коновода неуставную шашку? Конечно, не только разрешу, а еще и выдам. У нас в полковом хозяйства завалялась парочка. Никому носить не положено, а отдавать трофейщикам жалко». «Артиллерист! Дай я тебя обниму. (Тут можно от восторга и на „ты“ перейти.) Будешь ротным минометом заведовать». «В деле написано, что вы по неосторожности своего сослуживца застрелили. Исправить уже ничего нельзя, но теперь вы должны воевать за двоих». И так для каждого, а потом для верности добавлю еще по одной индивидуальной заготовке.

Один за другим штрафники заходили в избушку, служившую мне штабом, и мрачно садились на табурет, не ожидая ничего хорошего. Все, как один, угрюмые, обозленные, равнодушные. И каждого надо расшевелить, чем ни будь воодушевить, чтобы солдат вышел от меня задумчивым, с надеждой в сердце и с желанием проявить себя в бою. Это, конечно, была та еще морока. Я, как мог, объяснял, что штрафников не станут использовать как пушечное мясо и мы пойдем в бой наравне с ними, что теплую одежду, обувь и питание будут распределять наравне со всеми, что они такой же взвод, как и два остальных. Говорил, что судимость будет снята, просил проявить себя, и обещал всем медали, а самым храбрым и ордена. Только двум бойцам, уже имевшим награды, нотации вообще не читал. Их я только спросил, за что наградили, уважительно покивал, напомнил, что медали вернут и отпустил.

В принципе, все оказалось не так уж и страшно. Да, контингент был специфическим, но либерастных баек и страшилок тут пока не придумали, и штрафники прекрасно понимали, что воевать они будут на общих основаниях с обычными бойцами. У них будут такие же задачи, такое же оружие, и такое же снабжение. Что еще нужно? Стоит заметить, что главный мотиватор нашего времени – деньги, тут, как ни странно не требовался. Ведь человеку нужны не купюры сами по себе, а то, что они дают. А дают они, во-первых, пищу, одежду и кров для самого человека и для его семьи, а во-вторых, статус и уважение. Во время войны деньги сильно обесценились, и важнее стало место службы и те льготы, которое оно дает. Так что нормальные условия службы, возможность снять судимость и заработать награду значили очень и очень много.

А это еще кого в нагрузку прислали? Красноармеец Бабаев из нашей же дивизии! Когда ж он успел в штрафники угодить, ведь нас буквально вчера привезли? А, понятно. Все с поезда отправились на фронт, а он рванул в противоположном направлении. Далеко, правда, не ушел. По лесам прятаться холодно, не май месяц, да и кушать там нечего, а в населенных пунктах повсюду бдительные патрули и недремлющие часовые. Подозрительного бойца, бредущего в тыл, сразу схватили и отправили прямиком в комиссию военного трибунала. Раньше таких беглецов зачастую расстреливали, но с появлением штрафным подразделений у них появилась альтернатива. Военюрист нашей дивизии товарищ Горин дезертира помиловал и разрешил искупить вину кровью, а тот, естественно, не возражал.

Ну, по крайней мере, Бабаев у меня много времени не отнял. Он клялся и божился, что подобное больше не повторится, что наша дивизия лучшая в мире, и что он горит желанием вступить в бой.

Последним из штрафников я беседовал с разжалованным по приговору трибунала интендантом.

– Как же так, – горячился он, доказывая свою невиновность, – я же не украл, не себе забрал. Все шинели остались на складе в полном соответствии с отчетностью. А они спрашивают, почему новое обмундирование красноармейцам не выдал? Отвечаю, им же завтра в наступление идти. Кто выживет, то получит, а погибшим уже будет все равно. Вот как выходит – я сберег народное добро, а меня к расстрелу! Это что, справедливо? Еще говорят – радуйся, что легко отделался.

Да, в логике ему не откажешь, но все-таки интендант не прав.

– Вы совершили сразу две ошибки: нарушили приказ в боевой обстановке и подорвали моральный дух бойцов, решивших, будто командование о них не заботится. Вот сходите разок-другой в атаку, и сами поймете.

«Знатоки» созывались на совещание регулярно, хотя им никогда не удавалось собраться в полном составе. То кто-нибудь на фронте, то в срочной командировке, или на совещании в своем наркомате. Даже Анна Жмыхова, которую никто никуда не посылал из Москвы, отсутствовала несколько дней и приехала в Кремль чуть ли не прямо с поезда. Она втиснулась за стол между обоими своими кураторами – наркомом иностранных дел Молотовым и первым заместителем наркома внудел Меркуловым, помощниками которых одновременно работала. К заседанию недоучившаяся студентка, в одночасье ставшая советником наркомов, приготовиться не успела, и вместо ценных записей держала в руках круглую баночку с леденцами, которые и уплетала с видимым наслаждением.

Все приглашенные уже собрались, но Верховный продолжал не спеша вышагивать по кабинету, едва заметно улыбаясь, и даже, кажется, мурлыкая какую-то мелодию. Обстановка на фронтах радовала, да еще по затопленному Руру пришла подробная сводка потерь. Остановившись у карты, Сталин снова бегло осмотрел положение линии фронта, и вдруг, не оборачиваясь, негромко спросил:

– Вячеслав, а почему товарищ Жмыхова сегодня такая веселая? Сидит, и в кулак тихонько хихикает.

Застигнутая врасплох Аня попыталась плотно сжать губы и сделать серьезное лицо, но получалось у неё плохо. Молотов строго погрозил подчиненной пальцем, как нашкодившей первокласснице, хотя и сам подозрительно покусывал губы, и пояснил вождю причину веселья:

– Сотрудники торгпредства узнали, что у моего помощника свадьба, и подарили ей «нужную» вещицу – активатор воды с радиоэлементом из урановой руды. Радий за рубежом уже несколько лет, как запретили к употреблению, а вот торий и уран все еще считаются полезными. Из них там даже косметику делают. Вот товарищи и расстарались.

– И как, помогает? – с настолько серьезным видом спросил Верховный, что Жмыхова снова прыснула.

– Померили экспериментальным дозиметром, и оказалось, что активатор поддельный. Никакой радиации в нем нет.

– И тут буржуи надули. – Теперь Сталин тоже не удержался и тихонько рассмеялся. – Хорошо, что у нас своего урана хватает. – С этими словами Верховный, наконец-то, повернулся к столу и ткнул пустой трубкой в сторону Меркулова. – А ваши подчиненные что подарили к свадьбе лейтенанту госбезопасности? Наверняка пистолет?

– Даже три, – подтвердила новобрачная. – В удостоверении уже места нет, чтобы все записать.

Видя, что вождь в благодушном настроении, Анна осмелела и даже протянула ему коробочку с леденцами:

– Будете, товарищ Сталин?

– А что мне еще остается, – с подчеркнуто несчастным видом вздохнул вождь, – если курить мне вы все дружно запрещаете.

Выбрав среди разноцветных леденцов парочку красных, Верховный закинул их в рот и перешел к делу:

– Ну, Вячеслав, твое ведомство заварило всю кашу с плотинами, так что ты и докладывай.

Поднявшись, Молотов раскрыл карту Рура, на ходу поясняя:

– Как только мы в сентябре получили описание Дамббастера и схему его применения, то сразу известили союзников. Надо отдать им должное, англичане не стали откладывать дело в долгий ящик и не тратили много времени на проверку информации. Всего за три месяца они полностью подготовили самолеты, обучили экипажи и собрали необходимое количество бомб. Потеряв десять самолетов, британцы смогли разрушить дамбы, в том числе Зорпе, с которой они в иной истории справиться не смогли. А ведь это водохранилище второе по величине в Руре, и содержит тридцать процентов водных запасов региона. Прошлый раз, хотя британцам и удалось выпустить воду из Мёне, немцам хватило оставшихся ресурсов. В этот раз компенсировать потерю Германии будет намного труднее.

– Когда немцы смогут исправить повреждения? – поинтересовался Куликов, пролистывавший метеорологический справочник.

– По сообщению Брайтенбаха, до весенних дождей плотины восстановить не успеют. То есть можно с уверенностью сказать, что Рур останется без воды почти на целый год. А если союзники помешают восстановлению плотин, чего они в той истории почему-то не делали, и регулярно будут сжигать строительные леса, то восстановление затянется на неопределенный срок.

Показав на карте водохранилища, ныне опустевшие, нарком продолжил:

– Возможно, что удачное уничтожение плотин, совершенное согласно нашим инструкциям, даст еще один положительный эффект. Теперь англичане будут внимательнее прислушиваться к нашим советам по ведению воздушной войны. А это особенно актуально сейчас, пока авиационный парк британцев весьма немногочисленный. Первое, что мы посоветовали – это не распылять бомбардировочные силы и выбирать приоритеты. Самой важной целью, безусловно, следует считать электростанции. Как рассказывал товарищ Соколов-Андреев, союзники почему-то считали, что у Германии имеются избыточные мощности производства электроэнергии, и поэтому электростанции не бомбили. Однако, в настоящее время немцы вынуждены ограничивать питание менее важных производств, так что после урона, нанесенного электростанциям в случае бомбардировки, часть заводов может остановиться. Кроме этого, особое внимание следует уделить химической промышленности и производству синтетического бензина.

Спросив, имеются ли еще вопросы по плотинам, Молотов скромно похвастал:

– Сегодня у меня появились интересные новости из Китая.

– Так, – заинтересовался Шапошников, – что там с этими маргариновыми коммунистами?

– Как вы все знаете, товарищи, нас давно настораживали национализм и антииностранные тенденции нынешнего председателя ЦК КПК. Он хочет быть независимым от всяческих советов и рекомендаций с нашей стороны. Но когда попаданец рассказал нам, что Мао Цзэдун собирается начать борьбу с просоветски настроенными коммунистами, то стало окончательно ясно – он не тот руководитель, который подходит для Китая. По линии моего наркомата, а также по линии Коминтерна, мы предупредили китайских товарищей о планируемой чистке. В общем, – Молотов виновато развел руками, – на Мао Цзэдуна и руководителя разведки КПК Кан Шэна было совершено покушение. Оба тяжело ранены, возможно, смертельно. Как утверждают, нападение совершили японские агенты. Убийц тут же уничтожили, но имевшиеся при них документы однозначно указывают на имперскую разведку.

– Неплохо сработано, – одобрительно заметил Берия. – Похоже, что выпускники Коммунистического университета трудящихся Китая умеют не только агитировать.

– Жить захочется, еще и не тому научишься, – вполголоса проговорил Молотов и продолжил: – После консультаций с нашим послом Панюшкином, в состав ЦК КПК снова ввели главного оппозиционера Мао Цзэдуна – Ван Мина. Вполне возможно, что его даже изберут новым руководителем.

– Хорошо бы, – мечтательно протянул Шапошников, уже мысленно представивший дружественный Китай будущего. – Но что скажут наши «друзья» о смене политического курса КПК? – поинтересовался.

– Ввиду резко обострившейся обстановки на Тихом океане и Дальнем Востоке американское руководство считает целесообразным способствовать заключению союза между Гоминьданом и КПК. Поэтому никаких претензий к коммунистам у США нет, лишь бы они воевали с Японией. А вот политика Чан Кайши вызывает явное неодобрение у Рузвельта. Мало того, что китайский генералиссимус не спешит заключить коалицию с КПК, так еще и сам декларирует стратегию «пассивного сопротивления». С нашей стороны также ведется работа по сближению с левыми силами Гоминьдана. В частности, маршал Фэн Юйсян не поддерживает курс своего руководства и выступает против конфронтации с коммунистами.

– Весьма благоразумная точка зрения, – неожиданно встрял Куликов, обычно обсуждавший лишь технические вопросы. Но для того и собирали всех провидцев, чтобы было высказано как можно больше точек зрения. – У нас уже есть планы по замене главнокомандующего Китая?

– Пока нет, – покачал головой нарком индел. – Не хотелось бы лишний раз раздражать Рузвельта, вмешиваясь в дела подконтрольного ему чунцинского правительства. Но можно подтолкнуть президента к мысли, что маршал Фэн Юйсян, ратующий за активные военные действия против Японии в союзе с коммунистическими войсками, принесет США больше пользы, чем клика Чан Кайши, которая открыто разворовывает военную помощь.

– К тому же, – на правах помощника наркома вмешалась в разговор Жмыхова, – в прессе регулярно появляются сообщения о якобы ведущихся Чунцином переговорах о заключении мира. Эти сведения, конечно, фейковые, ой, это я у мужа анахронизмов нахваталась, то есть, провокационные. Но после падения Гонконга события на Дальнем Востоке приняли новый оборот, и Чунцин действительно может пойти на сделку с Японией. Так что Рузвельт и впрямь должен засомневаться в надежности Чан Кайши.

– А по Югославии намечается смена руководства? – поинтересовался Шапошников, уже имея ввиду грядущее освобождение Балкан.

– К сожалению, – признался Молотов, – с Титом оказалось куда сложнее, чем даже с Китаем. Эту фигуру пока заменить некем. Попивода и другие патриоты пока не имеют достаточного авторитета, чтобы возглавить партизанское движение.

– И не будем менять, – кивнул Сталин. – Пока он нужен, пусть воюет. Если появится необходимость, то мы ему не спасательную операцию устроим, а наоборот, дадим распоряжение Брайтенбаху ликвидировать оппортуниста. А может, и оставим все как есть.

– Теперь несколько слов о политической ситуации на Средиземном море. В настоящий момент картина получается пестрая: в Египте и на Ближнем Востоке сидят англичане. В Ливии, Тунисе и Алжире – немцы. Формально Германия не аннексирует французские колонии, а защищает их от британцев, начавших свое неспешное наступление, которое, впрочем, скоро выдохнется. Кусочек Испанского Марокко успели занять, по нашему совету, британцы. Как они объявили, чтобы спасти его от аннексии Гитлером, благо, что германское вторжение в Алжир произошло на пару дней раньше. Уцепившись за этот предлог, любезно предоставленный немцами, Франко фактически не протестовал против захвата испанской территории. Ссориться с Англией, которая может блокировать морские поставки, испанцам невыгодно, так что они сделали вид, что все в порядке. А вот судьба Французского Марокко пока остается неясной. С военной точки зрения узкая полоска испанского Марокко весьма уязвима для атак с суши. Следовательно, обе стороны постараются занять все Марокко целиком, чтобы держать под контролем Гибралтарский пролив. Англичанам проще высадить морской десант, а немцам удобнее вторгнуться из Алжира. Вот только наличных сил, способных совершить задуманное, ни у тех, ни у других пока не имеется. В связи с этим важную роль в противостоянии могут сыграть местные французские гарнизоны. Если они перейдут на сторону голлистов, то союзники получат Марокко без боя. Вот только, к сожалению, настроения у вишистских войск, в основном, пронемецкие. Однако, в этой связи стоит сказать о визите в Марокко морского министра вишистов Франсуа Дарлана. Официально, он направился в колонию с инспекцией, проверить готовность гарнизонов к обороне. Но мы знаем, что в той истории Дарлан оказался в Алжире аккурат перед вторжением союзников и благосклонно принял предложение возглавить французскую администрацию в Африке. Поэтому определенно сказать о будущем Марокко пока затруднительно.

– Борис Михайлович, – попросил Сталин начальнику Генштаба, – выскажите и вы свою точку зрения на события в Средиземном море.

Поднявшись, маршал на несколько секунд задумался, и начал доклад:

– Сначала отмечу, что ориентироваться на послезнания все труднее, ход истории меняется стремительно. Так, например, обещанное попаданцем потопление авианосца «Арк Рояля» в «пятницу тринадцатого» (* 13 ноября 1941 г.) не состоялось. Похоже, британская эскадра вообще не столкнулась с роковой для неё немецкой субмариной.

– Может быть, Андреев перепутал год? – засомневался Вышинский.

– Да нет, он уверял, что это точно случилось в начале войны, незадолго до нашего наступления. Но, по крайней мере, подтвердилось его сообщение об уничтожении немцами одного линкора из состава Александрийского флота. Также итальянские боевые пловцы сработали не хуже, чем в прошлой истории, удачно разместив заряды и нанеся очень серьезные повреждения линкорам «Валиант» и «Королева Элизабет». Корабли фактически выведены из строя на несколько лет, если их вообще не спишут. А ведь мы предупреждали о диверсионной угрозе, но англичане самоуверенно заверили, что принятых мер вполне достаточно. Учитывая, что на днях немецкие субмарины потопили линкор «Малайя», а ранее в ноябре «Бархэм», английский средиземноморский флот остался практически без тяжелых кораблей. А ведь это означает усиление снабжения итальянских и немецких сил в Африке.

– Борис Михайлович, – прервал Шапошникова Сталин, – какой результат нам это в итоге дает – положительный, или нет?

– Наличных сил у фашистов в Африке недостаточно для захвата всего Ближнего Востока, – уверенно ответил маршал. – Перебросить туда резервы, предназначенные для пополнения армий восточного фронта Гитлер тоже не может. Теоретически остается возможность отправить в Ливию дивизии из Франции, но это чревато высадкой союзников на континенте. Атлантический вал Гитлера даже в сорок четвертом году был незакончен, а в настоящее время все побережье практически беззащитно. Конечно, высаживать и снабжать десант британцам будет непросто в связи с нехваткой тоннажа. Но морской путь тут короче, чем до Ближнего Востока, а близость аэродромов обеспечит поддержку с воздуха и поможет англичанам перепрыгнуть во Францию. Получается, любой вариант означает проигрыш для фашистской Германии.

Однако, Верховного продолжали терзать сомнения:

– Но если Роммель захватит Египет, то не станет ли Турция на сторону Гитлера, чтобы получить британские владения?

– Турки и в той истории весьма неохотно склонялись к сотрудничеству с Германией, обещая вступить в войну только после падения Сталинграда. Можно уверенно сказать, что после провала осеннего немецкого наступления Турция не только останется нейтральной, но даже и подумает о союзе с нами. Возвращаясь же к вопросу об угрозе Ближнему Востоку, могу заявить: Если допустить, что немецкие войска дойдут до Ирака, то даже один наш Закавказский фронт, без поддержки англичан, сможет их остановить, если будет поставлена такая задача. Мало того, выскажу предположение, что частичный захват Ирака Германией нам скорее выгоден, так как позволит ввести в Междуречье советские войска. В противном случае для установления контроля над Ираком в будущем придется прибегать к помощи местных повстанцев, таких, как Барзани, а это не самый надежный путь.

– Но если Роммель захватит Суэцкий канал, – продолжал сомневаться Сталин, – то Германия сможет выйти в Индийский океан и препятствовать американским военным перевозкам через Басру. А ведь этот маршрут поставок должен стать основным, пока самый короткий довоенный путь Мурманск – Лондон находится под угрозой. И эта угроза не будет решена без вытеснения немцев из Финляндии и Норвегии.

– Полагаю, англичане уделят проблеме канала самое серьезное внимание и своевременно выведут его из строя. Что касается совместной операции с союзниками, то английское адмиралтейство обещает выделить необходимые корабли в январе и, похоже, сдержит свое слово. Касательно же германского флота на севере, я как раз хотел обсудить морскую авантюру Гитлера. Как доложил Брайтенбах, булавочные уколы англичан в Норвегии достигли своей цели.

– Постойте, – воскликнула неугомонная Аня. – А герой этой операции офицер Черчилль случайно не родственник Уинстона Черчилля?

– Как нас заверили англичане, они всего лишь однофамильцы, – покачал головой Вышинский.

– Понятно, но возникает другой вопрос: Согласитесь, что воевать с луком и мечом в двадцатом веке несколько необычно. Это я вам как историк говорю. Интересно, он не из этих попаданцев? Кстати, что с ним стало?

– Немцы решили, что поймали родственника британского премьера и отправили его в Берлин. Однако, – Шапошников одобрительно улыбнулся, – капитан коммандос с помощью спичек и старой газеты устроил на борту самолета пожар. Летчики довольно удачно совершили вынужденную посадку, но британского капитана больше никто не видел. Но, с вашего позволения, товарищ Жмыхова, вернусь к итогам операции. Гитлер поверил, что Англия готовит вторжение на севере и приказал брестской группе линейных кораблей прорываться через Ла-Манш на восток. Мы тотчас оповестили наших союзников и, надеюсь, они примут все надлежащие меры для уничтожения линкоров. Также наших коллег уведомили о том, что французская группа сопротивления с позывным «Кошка» находится под колпаком Абвера и поставляет ложные сведенья о кораблях, якобы не способных выйти в море.

– О «Кошке» и её роли в прорыве кораблей через Ла-Манш мы услышали от попаданца, – уточнил Меркулов. – Британцы нам ответили, что данная группа, именуемая «Интераллье» действительно стала вызывать некоторые подозрения, но в целом она надежна.

– Нашей информации пока не всегда доверяют, – печально вздохнул Молотов. – Но послу и военному атташе даны указания настойчиво подчеркивать необходимость приготовления к прорыву линкоров. И, если будет необходимо, Майский встретится по этому вопросу с премьер-министром, если Черчилль все же решит направить в Африку самолеты-торпедоносцы, столь нужные в Ла-Манше.

– Да нам уже пора отправить в Лондон постоянного военного советника, руководящего действием союзной авиации, – полушутя заметила Жмыхова.

Все рассмеялись, хотя Шапошников и Молотов вдруг задумались и многозначительно переглянулись.

– К счастью, – продолжил маршал, – нам на руку играет поспешность немецкой операции. Прошлый раз немцы отвели на подготовку около месяца и смогли наладить четкое взаимодействие с авиационным прикрытием. А в этот раз ограничились всего несколькими днями. Так что у английской авиации имеется хорошая возможность уничтожить сразу два линкора и тяжелый крейсер противника. Если это случится, то у Черчилля будет меньше поводов бояться германского флота в северной Атлантике и задерживать отправку конвоев.

– А если корабли все-таки пойдут вокруг Шотландии, как и предполагали британцы? – нахмурился Мехлис. Начальника Главного политуправления армии только недавно ввели в курс дела, и на совещаниях он поначалу помалкивал. К тому же армейский комиссар тяжело переживал о своей неприглядной роли в крымском разгроме сорок второго, показавшего, что гениальным полководцем он не является. (* На самом деле попаданец сильно сгустил краски.) Но своего мнения Мехлис, будучи человеком абсолютно честным, никогда не скрывал.

– В таком случае у английского командования будет достаточно времени, чтобы уничтожить германские линкоры. Но, конечно, для достижения безопасной проводки полярных конвоев все-таки желательно освободить север Скандинавии.

– Значит, все упирается в выход Финляндии из войны, – подытожил Сталин. – Это вопрос не столько военный, сколько экономический, так как позволит обеспечивать пути, по которым США будут снабжать нас вооружением.

Верховный, по своему обыкновению, прошелся по кабинету, погрузившись в размышления. Все замолчали и сидели тихо, чтобы не сбить вождя с мысли. Лишь Жмыхова снова бесцеремонно достала жестянку с леденцами и принялась уплетать конфеты, не забыв, впрочем, угостить соседей. Взглянув на голодную советницу наркомов, Сталин притворно нахмурился, но тут же улыбнулся:

– Я думаю, не только дети успели проголодались. Наверно, не все товарищи сегодня даже позавтракали.

Уловив прозрачный намек, Берия проворно поднял трубку:

– Товарищ Поскребышев, обед готов? Пусть заносят.

Не прошло и минуты, как сурового вида официанты внесли столовые приборы, судки с горячим, целую батарею бутылок, хлеб и закуски, после чего, не говоря ни слова, бесшумно удалились.

Пока с большого стола сгребали карты и папки, Сталин первым подошел к судкам и полюбопытствовал, что там находится:

– Здесь уха. Ага, а вот тут щи. Вот их я и налью.

Взяв из стопки тарелку, Верховный зачерпнул половником самую гущу, налил и осторожно отнес к своему месту на углу стола. За ним в порядке живой очереди выстроились наркомы и маршалы. Молодежь – Жмыхова с Шелепиным, скромно пристроились последними. «Железного Шурика», несмотря на его молодость, тоже недавно включили в ряды «прозорливцев», благодаря протекции Андреева. Попаданец так красочно расписывал достоинства комсомольского активиста, что с его слов последний представлялся чуть ли не будущим главой государства. Не забыл он также упомянуть о роли Шелепина в освобождении из тюрьмы Василия Сталина, что не могло не импонировать Виссарионычу.

Быстро доев первое, сказалась военная привычка, Аня не мешкая поспешила за вторым. Кремлевские повара готовили отменно, и разваристая картошка с селедкой шли на ура, впрочем, еды на всех присутствующих хватало с лихвой. К тому же, на столе были соленые грибы, нарезанные ломтики сыра, красная икра и печенье. Не забыли официанты и стаканы с чаем.

Первые минуты все ели молча и сосредоточенно. У первых лиц государства, тем более во время войны, действительно не всегда находилось время покушать, и когда выпала такая возможность, ею пренебрегать не стоило.

Доев свою порцию, Сталин плеснул себе в маленький стаканчик «Цинандали», разбавил водой из графина, и предложил выпить за Победу. Отказаться от такого тоста никто не мог. Коньяк и водка, правда, остались нетронутыми, все-таки впереди еще предстоял долгий рабочий день, и все ограничились вином. На столе насчитывалось не меньше десятка сортов грузинского вина, но большинство присутствующих выбрали красное «Оджалеши», хотя некоторые, как Молотов, предпочли белое «Цигистави». Жмыхова, слышавшая от мужа хвалебные отзывы о настоящей Хванчкаре, которую еще делают в это время, растерянно оглядела стол:

– А почему «Хванчкары» нет, – шепотом спросила она у Меркулова.

– Это «Грузинское вино N 20». Но вам, Анна Николаевна, лучше виноградный сок пить. Вот, позвольте, я вам «Маджари» налью.

– Ууу, действительно сок, – согласилась Аня, рассмотрев этикетку. – Оно не крепче, чем пиво.

Когда все чокнулись и выпили, Куликов снова завел разговор о нефти, на которой в будущем строится вся политика:

– Что касается энергоресурсов, то кроме стран Персидского залива для нас очень важна Венесуэла, как первый экспортер нефти в мире.

– Сдвиги в отношении наших стран уже есть, – обнадежил замнаркома индел Вышинский, – хотя и медленные. В этом году в Венесуэле впервые с начала века прошли настоящие выборы, и главой государства стал не диктатор, а законно избранный президент. Политические преследования прекращаются, и коммунисты начинают возвращаться из эмиграции. После Перл-Харбора Венесуэла разорвала отношения с Германией и Японией, так что теперь мы с ней как бы в одной лодке. Конечно, до объявления войны фашистам ей еще далеко. В отличие от Центральной Америки, у всех стран Южной Америки остались сильные экономические связи с Германией. Немецкие концерны добывают железную руду, нефть и селитру. Так что, лишь когда союзники захватят господство в Атлантике, а наши войска приблизятся к Берлину, тогда южноамериканские страны и поспешат объявить Гитлеру войну.

– Еще Андреев упоминал, – напомнил Куликов, – что в Чили в семидесятые годы был чуть ли не коммунистический режим. Правда, недолго.

– Да, и он считает, что все проблемы чилийских коммунистов начались с того, что они связались с радикалами. Последнее уже подтверждается. После смерти чилийского президента Педро Серда в стране началась подготовка к новым выборам, и левые партии сформировали Демократический альянс. Его стержнем является радикальная партия, представителем который являлся покойный Серда, и которая снова выдвигает своего кандидата. То есть получается, что коммунисты поддержали радикалов. Правда, в настоящее время отношения между ними вполне партнерские. Но весьма вероятно, что после войны США обратят пристальное внимание на Чили и потребуют от радикалов вообще запретить компартию. Но это в будущем. А сейчас можно отметить, что в целом по региону Латинской Америки намечаются положительные сдвиги. Мексика выходит из изоляции и начинает восстанавливать дипотношения как с нами, так и с Великобританией. На этом же пути находятся Аргентина и, как я уже говорил, Венесуэла.

– С Венесуэлой стоит поторопиться, – пробурчал Куликов. – После войны там откроют нефтеносный бассейн на юге страны, и лучше, если это сделаем мы.

– Может…, - неуверенно начала Аня, но видя, что все смотрят на неё, решительно встала. – Может, нам проще зарегистрировать нефтяную компанию в США и вести разработку от её имени? Тогда получится, что Америке самой придется защищать интересы «своей» фирмы.

– Это разумно, – согласно кивнул Берия. – Выручка позволит напрямую финансировать наших сторонников в Штатах. Впрочем, следует иметь ввиду возможность национализации промышленности в Венесуэле.

– Знать бы только, когда она произошла, – проворчал Вышинский. – Явно задолго до Уго Чавеса, но когда конкретно, мы не знаем.

– Все равно события уже точно не повторятся, – включился в диалог Мехлис. – И, полагаю, в новой истории процессы пойдут активнее. Боливия с Мексикой уже подали пример национализации нефтяной отрасли, и это только первые ласточки. Лишь бы США не застопорили процесс. Хорошо бы активизировать в Латинской Америке деятельность коммунистических ячеек.

Молотов задумчиво поправил очки, и начал терпеливо объяснять принципы политэкономии:

– Надо помнить, товарищи, что ведущую роль в политике играет капитал, и следует исходить из того, что именно экономика диктует свои требования политикам. Да, в Южной Америке заметен рост антиамериканских настроений, связанный с грубыми методами, применяемыми США. Но дипломатия «доллара и большой дубинки», как цинично её называют сами американцы, сводит на нет любые попытки ослабить монопольные позиции США в регионе. Экономические и военные силы сторон просто несравнимы, поэтому прямые попытки добиться независимости закончатся, за редким исключением, военным переворотом или «дружественной интервенцией» северного соседа.

– Но с диктатом США надо что-то делать, – не выдержал Шелепин. – В конце концов, если они приберут к рукам Латинскую Америку, то лишь раздразнят свой аппетит и вскоре попробуют замахнуться на весь мир.

– Делать что-то надо, никто не отрицает, – согласился Молотов. – Но бороться с врагом можно и его собственными методами. Проблема региона в том, что в нем столкнулись две тенденции: С одной стороны латиноамериканские государства тесно связаны с США экономическими узами. Но с другой, постепенно укрепляются позиции местной буржуазии, тяготеющей к националистически-государственническому мировоззрению. Что это значит?

– Это означает, – опять вскочила с места Жмыхова, – поворот стран к политике протекционизма и, как это не странно, усилению госсектора. А еще Южная Америка не оставляет попыток сформировать свою собственную, без США, систему регионального стратегического сотрудничества и безопасности. То есть, хотя там правят точно такие же капиталисты, как и в Америке, но они пытаются править независимо и хотят всю прибыль оставлять себе, а не отдавать иностранным корпорациям.

– Верно, – подтвердил нарком. – И мы не должны сковывать себя предубежденностью к южноамериканским капиталистам, а наоборот, обязаны развивать с ними экономические отношения. Америка ратует за «равные возможности» в торговле? Замечательно, мы тоже «за». А если наш товарооборот с Латинской Америкой возрастет, то возрастут и симпатии к нам этих стран и, заодно, ослабнет зависимость от США. Вот такому внешнеполитическому курсу мое ведомство и собирается следовать.

– Правильно, – одобрил Сталин. – Такого курса нам и следует придерживаться. Тогда число наших сторонников в Южной Америке неизбежно вырастет. А скажи нам, Вячеслав, что за изменения начались в Британском правительстве?

Молотов неторопливо дожевал бутерброд с сыром, протер губы салфеткой, и по памяти начала перечислять:

– Во-первых, лордом хранителем печати и лидером палаты общин стал наш старый знакомый Ричард Криппс. После полутора лет пребывания в СССР на должности посла он начал оценивать нашу страну достаточно объективно, и выступает за сотрудничество. Замечу, что назначение его на столь важный пост произведено вопреки желанию премьера, считающего Криппса сторонником открытия второго фронта. Конечно, Черчилль не хочет прислушиваться к просоветски настроенному Криппсу, и мечтает при первой же возможности заменить его Иденом. Но сейчас позиции консерваторов слишком слабы, чтобы диктовать свою волю. Из состава кабинета также удалены посол в США Галифакс, министр финансов Кингсли Вуд, государственный казначей Ханки и еще некоторые остатки чемберленовских элементов. Для нас это обстоятельство благоприятно, потому что эти деятели стояли за политику пассивного выжидания. Кроме того, министром военного производства назначен Оливер Литтлтон

– Кто такой? – наморщил лоб Куликов, силясь вспомнить, где он слышал эту фамилию.

– Исполнительный директор компании «The British Metal Corporation», – подсказала Аня. – Эта корпорация получает огромные прибыли за счет правительственных заказов, а еще благодаря разрешению не согласовывать свои экспортные цены с правительством. То есть за свои поставки в Японию Бритиш Метал получает любую цену, какую запросит.

– А новый казначей кто? – продолжал расспрашивать дотошный майор госбезопасности.

– Один из лидеров лейбористов – Уильям Джоуитт.

– Вот как, – удивился Куликов, недоуменно потерев лоб. – А я думал, он консерватор.

– Верно, – хихикнула Аня. – Он успел побывать во всех трех партиях. У него слава жулика и пройдохи, а состояние себе Джоуитт нажил участием в разных темных делишках.

– Да уж, – недовольно поджал губы Мехлис, – в Уайт-холле собрались явно не сливки общества.

– Конечно, кабинет министров в Британии формировался не из коммунистов, – вполне серьезно ответил Вышинский. – Но в целом, новые назначенцы являются сторонниками немедленной помощи, причем не только поставками, но и действиями, пусть даже и с крупным риском для Англии.

– И в чем же причина столь внезапных отставок консервативных министров? – недоверчиво спросил подозрительный Мехлис.

– В целом, изменения в британском кабинете являются своеобразным маневром, с целью успокоить общественность. Народные массы Англии ожидают активных военных действий и видимость «полевения» правительства должна смягчить недовольство. Впрочем, даже консервативные круги в Англии уже не стремятся к ослаблению СССР, как полгода назад. Тяжелая ситуация на фронте, сложившаяся в первые месяцы войны, начала угрожать и самой британской империи. Ну а после того, как в войне наметился перелом, английское правительство все больше задумывается о послевоенном периоде. Ему становится понятно, что поражение Германии состоится, скорее всего, благодаря действиям советских войск, и наша позиция на континенте станет неприступной. К тому же британцы отдают себе отчет в том, что их поведение сейчас может повлиять на решение Советского Союза объявить или не объявить войну Японии. Отсюда и вышеуказанные перемены в военном кабинете. Англичане не хотят портить отношений с нашим правительством, недовольным отсутствием действенной помощи, и стараются угодить, заменяя министров, увеличивая поставки, а также сдерживают поляков. Возьмем, к примеру, нынешнего министра снабжения Бивербрука. Это крупный капиталист, консерватор и совершенно аморальный политик. Раньше он был нашим принципиальным противником, используя свой издательский концерн для антисоветских инсинуаций. Но в данный момент он делает все возможное для увеличения военного производства и искренне стремится увеличить помощь Советскому Союзу, понимая, что без нас Британской империи не добиться решительной победы.

– Британцы стали думать о будущем, – удовлетворенно кивнул Сталин, – это хорошо. Америка тоже начинает понимать, что с нами лучше дружить. Кстати, что Рузвельт говорит о послевоенных границах Польши?

– Также, как и Черчилль, успокаивает Сикорского, – иронично усмехнулся Молотов, – уверяя, что Советы ограничатся Эстонией и Латвией, а Литву, которую поляки считают своей, не тронут. Еще президент туманно обещает, что Вильно и Львов вернутся в состав Польши.

– Интересно, кто же устранил Сикорского, англичане или американцы, – тихонько, как бы разговаривая сам с собой, прошептал вождь. – Впрочем, это совершенно неважно. А какие меры предпримет Германия для продолжения войны?

Данный вопрос относился уже к епархии Меркулова, и глава госбезопасности к ответу хорошо подготовился. Отодвинув в сторону тарелки, замнаркома положил на стол таблицы, графики и разноцветные диаграммы, напоминающие компьютерные распечатки из двадцать первого века:

– Экономическая система Германии довольно своеобразна. Смотрите, к примеру, годовая выплавка стали у нее сейчас на уровне 20–22 миллиона тонн, а с оккупированными территориями даже 32. У нас же только восемь миллионов. И станочный парк у противника в три раза больше, чем у Советского Союза. Однако, танков в течение войны мы произвели в два раза больше. Получается парадокс: С одной стороны, в результате оккупации или присоединения многих стран Европы, возможности военной экономики Германии по производству электроэнергии, автомобилей, добыче руды и прочего, возросли более чем вдвое. С другой стороны, несмотря на увеличение военно-экономического потенциала, рост военного производства осуществлялся далеко не в полную силу. Причины сравнительно небольшого увеличения военного производства Германии в следующем: Гитлер слишком оптимистично оценивал перспективу войны с СССР, и в ожидании скорого наступления мирного периода не планировал расширения военной экономики. В результате, к примеру, производство гаубиц в Германии к концу этого года упало в пять раз и теперь производство артсистем значительно отстает от потребностей фронта. К тому же запасы боеприпасов с начала войны уменьшились на треть.

– Аукнулись немцам их молниеносные победы на западе, – злорадно заметила Жмыхова. – Расход боеприпасов тогда оказался столь низким, что они пересмотрели планы их производства, и теперь выпуск не обеспечивает потребностей на восточном фронте.

– К тому же германские монополии даже в условиях войны продолжали конкурентную борьбу, – продолжал Меркулов. – Стихийное капиталистическое хозяйство без единого планирования не позволяло создать по-настоящему эффективное управление военной экономикой. К примеру, лишь половина стального проката Германии использовалась на военные нужды. А ведь для восполнения нехватка металла немцы снимают железные ворота и даже оградки могил. Они также поднимают затонувшие корабли, чтобы пустить их на металлолом, но с трудом добытое железо используют нерационально.

При этих слова Шелепин неловко поерзал, не решаясь прервать главу госбезопасности, но подбодренный разрешающим взглядом, встревожено спросил:

– Но со следующего года Германия непременно начнет использовать все имеющиеся резервы, разве не так?

– Не совсем так. Конечно, тотальное вооружение уже начинается, и к лету сорок второго ожидается увеличение военного производства в полтора раза. А если бы фашистская Германия дотянула до лета сорок четвертого, как в той истории, то рост выпуска составил бы три раза против нынешнего. Но, обратите внимание товарищи, это очень важно: В области использования рабочей силы все равно остались неиспользованными значительные резервы. Даже в конце войны на немецких заводах работали в одну смену, и продолжительность рабочего дня в машиностроении не увеличивалась. То есть рабочие трудились, как и в мирное время, 48 часов в неделю. Доля работающих немецких женщин оставалась крайне незначительной, не говоря уже о подростках. Да и количество прислуги в Германии только возросло, в то время, как в Англии наоборот, уменьшилось втрое. Нельзя не учитывать и тот фактор, что производительность труда подневольных работников, привлекаемых на военное производство, была невысокой, а случаи саботажа весьма частыми. И, наконец, доля производства гражданской продукции уменьшалась крайне медленно. Только после Сталинградской битвы начались робкие попытки Шпеера ограничить производства ненужных потребительских товаров, что вызвало резкий отпор как правительства, так и со стороны владельцев предприятий.

– Капитализм и есть капитализм, – презрительно фыркнула Аня. – Непреклонное стремление предпринимателей получать высокие прибыли не дало никаких шансов Шпееру осуществить реформы в полной мере. Да и социальная политика, обеспечивающая режиму популярность, мешала переходу на военные рельсы. Подумать только, даже после Курской битвы, когда ни у кого не осталось сомнений в исходе войны, Гитлер запретил Шпееру прекратить производство щипцов для завивки волос! Ну и конечно, огромное количество всяческих ведомств, комитетов, групп и советов с нечеткими функциями осложняло планирование. Если, к примеру, фортепьянный завод начинал производить ящики для боеприпасов, то подчинялся он по прежнему музыкальному ведомству. В общем, как историк, могу констатировать, что наша страна обладает всеми преимуществами в сфере мобилизации и использовании экономического потенциала страны. А если министр вооружения Тодт не погибнет в скором времени, как в той истории, то возможно, для германской экономики все будет еще хуже.

– Да, кстати, не совсем понятно, что делать с этим Тодтом, – задумался Берия. – Если его в сорок втором преднамеренно убили, то не стоит ли дать Брайтенбаху указание усилить охрану рейхминистра, или пусть все же на его место назначают архитектора Шпеера?

На этот вопрос у Меркулова готового ответа не имелось, и ответил он неуверенно:

– Данные по будущему у нас весьма отрывочны. Конечно, основной рост военного производства начался при Шпеере, но с другой стороны, у Тодта больше опыта. Трудно сказать, кто принесет Германии больше вреда.

Вопрос действительно был сложным, и даже Жмыхова, считавшая себя знатоком истории будущего, и к тому же слегка повеселевшая от выпитого «сока», вдруг стала серьезной. Аня задумчиво прикрыла глаза и попробовала представить, чем в будущем может обернуться спасение Тодта:

– Да вы что, мля, если бы Сталин не приказал своему Штирлицу охранять немецкого министра, и его бы укокошили, то мы бы войну на год раньше выиграли.

– Это верно, нафига нужно было спасть этого утырка Тодта?

– Угу, лучше бы наоборот его прикончили. Ведь было известно, что на его место хотели поставить какого-то архитектора. Да он бы там такого натворил, Германия бы и без войны капитулировала!

Дальше Аня смотреть не стала и раздраженно помотала головой, отгоняя видение «форума альтисториков».

– Да пусть эти форумчане пишут в своих «окнах» что хотят, мне чихать на них, – с неожиданной для себя злостью подумала девушка, и так резко встала, что опрокинула бокал с чаем. – Мое мнение – Шпеер во главе министерства вооружений Германии нам не нужен. Ведь новые методы руководства, внедренные архитектором, позволили реорганизовать всю систему снабжения промышленности. Пусть реформы провели не до конца, и система управления осталась излишне сложной и запутанной. Но все-таки снабжение предприятий сырьем улучшилось, и продуманное распределение заказов по заводам позволило загрузить больше мощностей, а некоторая стандартизация и обмен технологиями между предприятиями упростила производство.

– Согласен с товарищем Жмыховой, – неожиданно поддержал Аню Сталин, тем самым ставя точку в дискуссии. – Пусть Брайтенбах попробует ликвидировать Шпеера, а на Тодта не обращает внимания. Но, допустим, рейхминистр, неважно, кто именно, все-таки получит от Гитлера указание перевести всю промышленность на военные рельсы. Насколько она будет обеспечено сырьем?

У Меркулова уже имелась на всякий случай папка со статистикой и подробными расчетами, а основные цифры он и так помнил, поэтому замнаркома ответил не задумываясь:

– Перед войной сырьевая зависимость Германии от импорта была практически полной. Из тридцати четырех основных видов сырья у нее в достатке добывались лишь уголь и поташ. Ей приходилось импортировать семьдесят процентов железной руды, почти половину марганца, свыше девяносто процентов нефти, меди и никеля, весь потребляемый хром. Но после захвата ряда стран ситуация для Рейха заметно улучшилась. В Австрии и Франции добываются железная руда, в Чехословакии марганцевая, в Польше медь. Балканы дают экономике Германии нефть, бокситы, хром и медь. Не отстают и нейтралы: Турция тоже поставляет хромовую и медную руду, Испания с Португалией продают вольфрам и другие металлы. Еще серьезный бонус, – Меркулов даже не заметил произнесенного им анахронизма, – Германия получила, вывезя из оккупированных стран захваченные сырьевые ресурсы: 135 тысяч тонн меди, 9 тысяч тонн никеля, и прочее. Эти огромные запасы способствовали созданию стратегических резервов и помогли удовлетворить потребности в производстве вооружения. То есть можно подытожить, что сырья в целом хватает, и даже после трехкратного роста военной промышленности останется некоторый резерв для увеличения производства.

Шелепин, еще не успевший ознакомиться со всем массивом секретной информации и вникнуть во все нюансы, недоуменно уставился на докладчика:

– Выходит, что нет смысла пытаться лишить Германию поставок сырья, если её запасы так велики?

– Александр, – вкрадчиво спросила Жмыхова своего бывшего комсорга, – сколько продлится война?

– Понятно, что не год, – пожал плечами будущий глава КГБ. – Хорошо, если два. Но, учитывая, что нам, скорее всего, придется пройти всю Германию до Рейна, а может, и в Париж заглянуть, то и все три могут набежать.

– Не хотелось бы до Рейна идти, – вздохнул Шапошников. – В Германии очень много крупных населенных пунктов с каменными домами, что означает большие потери для атакующих. Нам бы союзников как-нибудь привлечь. Но, к сожалению, мы не можем ждать, когда военная мощь Великобритании и США полностью развернется. Да и в любом случае, второй фронт откроется лишь тогда, когда немцам станет очень худо.

– То есть воевать придется до сорок третьего или сорок четвертого года, подытожила Аня. – А в Германии в настоящее время годовое поступление сырья не покрывает потребления, и если как-нибудь уменьшить поток импорта, то поставки не смогут удовлетворять действительные потребности

– Да, верно, – согласился Меркулов. – Конечно, уничтожить сырьевые источники Германии мы пока не в состоянии, но можно попытаться лишить её внешних источников. Например, в той истории Швеция, поставляющая высококачественную железную руду, покрывающую до сорока процентов потребностей Рейха, начала снижать поставки лишь в сорок четвертом. Сделай она это раньше, и германской экономике придется туго. Но, в конце концов, Швеции самой не хватает нефти и многих товаров первой необходимости. Чтобы вынудить её прекратить торговлю с Гитлером, надо предоставить Швеции возможность торговать с другими странами, а для этого освободить от фашистов хотя бы часть Скандинавии. Еще один стратегический партнер Германии – Финляндия, на долю которой приходится четверть импорта молибдена. Этот металл нужен для улучшения качества сварных швов, что особенно актуально при производстве танков. Кроме того, финляндская медь до войны составляла процентов десять от всего импорта Германии, но осенью тридцать девятого её доля вырастала до тридцати процентов. Еще из статей финляндского экспорта важны кобальт, повышающий качество стали, серный колченад для химической промышленности, и конечно, никель. Он спас Германию от никелевого кризиса второй половины войны.

– Можно на этом вопросе остановиться поподробнее? – насторожился Шапошников.

– Месторождения медно-никелевых руд геологи открыли еще в двадцатых годах, но тогда у Финляндии обнаружились затруднения в капиталовложениях. Маленькая страна не могла себе позволить финансовые расходы, необходимые для освоения новых месторождений. Поэтому финское правительство сдало месторождения никелевых руд Печенги в концессию британской фирме «Монд Никель компани лтд.», создавшей для этого акционерное общество «Петсамон никкели Ко». Сама же «Монд Никель» является дочерним предприятием ИНКО – Интернациональной никелевой компанией Канады. Ну а канадская компания контролируется американским капиталом, которому принадлежит 57 % акций.

– Ничего себе матрешка, – изумленно пробормотал кто-то из слушателей.

– Британцы получили монопольное право на горно-эксплуатационные работы, и в тридцать пятом начали строить завод, планируя запустить его через пять лет. Сначала предполагалось, что обогащенную руду будут отправлять в Канаду на завод с полным циклом. Но летом сорокового года, уже после капитуляции Франции и начала «битвы за Англию», капиталисты заключили соглашение с финляндским правительством, разрешив последнему самому решать, куда экспортировать никель. Это соглашение было подписано 23 июля, а уже 24 Финляндия подписала договор с Германией, заранее отдавая Гитлеру 60 % будущей продукции

– То есть Англия воюет с Германией, – поразился Шелепин, – и одновременно добывает для своего врага никель?

– Не совсем так, ведь конечным владельцем рудников все-таки являются американцы. Англичане даже вяло пытались выразить протест, но их мнением никто не интересовался. Итак, уже в конце сорокового года в Печенге началась добыча руды, а в середине сорок первого она вышла на полную мощность. Кроме того, через год будет завершено строительство электростанции в Янискоски, которая обеспечит плавильни электроэнергией. Это позволит отказаться от перевозок огромного количества породы и готовить полуфабрикат на месте. В итоге уровень производства вырастет до двадцати тысяч тонн ежегодно, и почти весь этот никель пойдет на военные заводы Германии.

– Этого допустить нельзя, – твердо отчеканил Сталин, представив, себе, насколько улучшится качество немецкой стали. Потом вождь вспомнил еще кое-что, и повернулся к Молотову. – Вячеслав, а ведь наши союзники так и не выполнили обещание поставлять нам по четыреста тонн никеля в месяц. Надави на них по своей линии.