Каждый японец постоянно сталкивается с большим количеством гайрайго. Английский язык в Японии пользуется престижем, его оценки, по крайней мере, для явного большинства японцев, высоки [Yamamoto 1996: 50; Suzuki 2006: 185]. Отсюда можно было бы сделать вывод, что этот язык там хорошо известен. Однако это не так, как бы это ни показалось странным. О трудностях в освоении японского языка в Японии пишут очень многие. Особенно много информации такого рода содержится в книге [Endoo 1995], представляющей собой собрание интервью с японскими преподавателями английского языка и иностранцами, живущими в Японии.

И в японских, и в иностранных публикациях постоянно пишут, что в Японии плохо знают английский язык [Endoo 1995: 8, 97, 100; Suzuki 2006: 186; Stanlaw 2004: iii, 286, 289; Gottlieb 2005: 36–37]. Стандартны жалобы на то, что японцы не могут полноценно общаться с иностранцами, не могут рассказать о своей стране за рубежом и пр. [Endoo 1995: 65, 142; Narumi, Takeuchi, Komatsu 2007: 16; Suzuki 2006: 43]. И тому есть и объективные подтверждения. Вот пример, относящийся, правда, к началу 90-х годов. Во время одного из международных исследований сравнивался уровень владения английским языком в 152 странах, и Япония оказалась на четвертом месте от конца, ниже Ирана, Индонезии и Эфиопии [Honna 1995a: 58; Loveday 1996: 99]. По данным Н. Готлиб, сходные результаты были получены и в 1998 г., когда Япония оказалась на 180 месте среди членов ООН и на последнем месте в Азии, и в 2001–2002 гг. [Gottlieb 2005: 32, 70].

Эти данные могут показаться односторонними. Но вот данные, приводимые Л. Лавди. Он опросил 461 информанта разного возраста и разных социальных слоев. Все они учили в школе английский язык, но из них 54 % заявили, что с того времени забыли его полностью, лишь 9 % используют его на работе (в основном в виде чтения), 5 % говорят со знакомыми, 0,4 % пользуются дома [Loveday 1996: 175–176].

Автор книги в разные годы не раз сам убеждался в малой распространенности свободного владения английским языком в Японии. На советской космической выставке в 1973–1974 гг. посетители постоянно пытались что-то написать в книге отзывов на иностранном языке, при незнании русского обычно писали на английском. Однако почти всегда надписи сводились к элементарным фразам вроде: It is a pen 'Это – ручка'. Уже в 80 е гг. пришлось видеть выступление перед иностранцами известного исполнителя японских комедий кёгзн; он попытался объяснять свое искусство по-английски, но успешно сумел лишь представиться, затем стал путаться в словах, и пришлось пригласить переводчика.

А учили английский язык в той или иной степени практически все, сейчас около 95 % японцев кончают повышенную среднюю школу (kootoo-gakkoo), что соответствует нашему одиннадцатилетнему обучению [Stanlaw 2004: 286]. В Японии учатся в школе двенадцать лет: шесть в начальной школе, три в средней, три в повышенной средней. Велик процент оканчивающих вузы (более трети населения). И с первого класса средней школы в число обязательных предметов входит английский язык, то есть учить его начинают с 12 лет. Маленькие дети его, однако, совсем не знают, и учить его помимо школы в раннем возрасте в Японии не принято. Это может рассматриваться как одна из причин низкого знания английского языка [Endoo 1995: 31].

Школьное изучение иностранных языков почти отсутствовало в Японии до второй мировой войны, и было введено в 1947 г., то есть во время американской оккупации; считали, что английский язык станет для Японии «окном в мир». Тогда же обучение другим языкам в вузах в основном заменили изучением английского языка, а преподавателей других языков переучивали [Gottlieb 2005: 31]. Это в основном сохраняется и сейчас: лишь в 551 школе во всей Японии преподавали другие языки, а в вузах, где нет официальной обязательности преподавания именно английского языка, из тысячи студентов лишь около десятка изучают иные языки [Gottlieb 2005: 33]. Считается, что английский язык учат во всех средних школах, в 70 % повышенных средних школ и во всех вузах [Stanlaw 2004: 17]. Важный компонент японской образовательной системы—сложный вступительный экзамен по английскому языку при поступлении в вуз, на который уходят много сил и часто средств: требуются репетиторы. Нередко японцы потом вспоминают этот экзамен как момент жизни, когда им в наибольшей степени или даже единственный раз понадобился английский язык.

И, тем не менее, как пишут японские авторы, за десять лет обучения языку японцы не выучиваются ему [Endoo 1995: 100]. Разумеется, у всех остаются в памяти какие-то слова и простые фразы вроде I love you или It is a pen, это может помогать в усвоении гайрайго, но если задать японцу простой вопрос вроде Am I in Tokyo? 'Я нахожусь в Токио? , то велика вероятность того, что он не поймет и не сможет ответить [Stanlaw 2004: 286].

Причин, как всегда в подобных случаях, может быть несколько. Уже говорилось о позднем (12 лет) начале обучения языкам. Другой причиной считают консервативную и архаичную систему преподавания, основанную на изучении грамматики и чтении художественной литературы, жалобы на нее постоянны [Endoo 1995: 9—10, 32–33, 37, 97–98, 136, 193; Narumi, Takeuchi, Komatsu 2007: 12–13; Stanlaw 2004: 286–287]. Столь же архаичны и вступительные экзамены в вузы по английскому языку, названные Дж. Стенлоу «викторианскими» [Stanlaw 2004: 286], часто призывают их изменить или отменить вообще [Endoo 1995: 35; Gottlieb 2005: 54]. Как пишет один из авторов, студентов учат Шекспиру, вместо того чтобы учить языку своей специальности [Endoo 1995: 193]. Особенно отстает обучение языковой коммуникации [Endoo 1995: 28, 74; Kosuge 2007: 36]. Пишут, что если в последние десятилетия в Японии и стали знать английский язык лучше, то не благодаря преподаванию [Endoo 1995: 46, 68]. Живущая в Японии американка даже заявила, что Япония – самое трудное в мире место для изучения английского языка [Endoo 1995: 119]. Жалуются и на малое число часов, особенно в повышенной средней школе (10–12 классы).

Но главная причина – всё же отсутствие мотивации. Как пишет Л. Лавди, в школе английский язык – один из самых непопулярных предметов, и, как отмечали те же его информанты, существенная мотивация для знания английского языка возникает у многих один раз в жизни: при подготовке к поступлению в вуз. Без сдачи сложного, пусть архаичного экзамена ни в один престижный вуз нельзя поступить. А потом языком пользуются обычно лишь те, кто связаны с английским языком профессионально (например, работают во внешнеторговой фирме или занимаются обслуживанием иностранцев), да еще, пожалуй, специалисты, которые должны читать англоязычную литературу, но далеко не всегда свободно говорят по-английски. Улучшению знания иностранных языков не помогает даже значительное расширение путешествий японцев за рубеж, поскольку чаще всего они ездят группами с переводчиком, общаясь во время поездок лишь между собой [Loveday 1996: 96–99]. Вывод: пока английский язык не нужен после школы, его не будут учить и в школе [Loveday 1996: 99]. Сходные выводы и у японских авторов [Honna 1995a: 57; Endoo 1995: 30–31; Oda 2007: 24], в том числе жалуются и на то, как забывают английский язык после поступления в вуз [Endoo 1995: 80]. Даже сейчас, когда интерес к этому языку стал подниматься, студенты естественных специальностей не очень стараются им овладеть [Eigo 2007: 55]. И отмечают, что как раз в начальной школе, где иностранные языки почти не учат, легче всего возбудить к ним интерес, но потом мотивации теряются [Eigo 2007: 55]. Невольно вспоминаются жалобы, которые автор данной книги слышал в 90-е гг. в Элисте после введения в ряде городских школ обязательного изучения калмыцкого языка. Дети, в том числе и русские, с интересом учат этот язык и разучивают калмыцкие песенки в младших классах, но когда с возрастом начинают задумываться о том, зачем он нужен в жизни, то воодушевление проходит.

Данная ситуация, однако, вызывает у российского читателя, прежде всего, иные ассоциации. Всё с английским языком примерно так, как у нас в советское время! У нас, правда, в школе не всегда учили английский язык, а в Японии он везде обязателен, но эффект был примерно таким же (впрочем, процент читавших на иностранных языках литературу по специальности, скорее всего, в СССР был выше 9 %, отмеченных у Л. Лавди). В обеих странах миллионы людей учили в школе английский язык, почти у всех в памяти сохранялись отдельные слова и фразы, что облегчало процесс заимствования, английский язык обладал престижностью, но лиц, свободно им владевших, было немного. И методика преподавания чаще всего была сходной: тоже грамматика и классическая литература. И тоже отсутствие должных мотиваций. В СССР также потребность читать иностранную специальную литературу возникала чаще, чем необходимость общения с иностранцами; в обеих странах за рубеж чаще выезжали группами с переводчиком.

Однако динамика здесь иная. У нас в последние 15 лет мотивации для изучения английского языка резко увеличились, что привело к росту активного владения этим языком. При этом вряд ли можно считать, что современная Россия более интегрирована в мировую экономику, чем Япония. Но интеграция Японии, на первых порах (40-е гг. – начало 60-хгг.), безусловно, способствовавшая лучшему, чем до того, знанию английского языка, затем долго не приводила к дальнейшим шагам вперед. Японские авторы отмечают, что в начале 60-х гг. имел место бум в изучении английского языка [Endoo 1995: 16], но потом интерес уменьшился, снова увеличившись лишь в 90-е годы. У нас американская массовая культура приобрела престижность еще во времена экономического и политического противостояния СССР и США, и в СССР к концу его существования отсутствие мотивации для изучения английского языка, особенно в разговорном его варианте, имело в основном внешние причины. И когда внешних преград не стало, изучение английского языка стало массовым. Но в Японии при отсутствии значительных внешних препятствий существенными были и остаются внутренние преграды. Культурные барьеры между Японией и США остаются более серьезными, чем экономические и, тем более, политические.

Впрочем, хотя в Японии английский язык знают хуже, чем во многих странах, нельзя и считать японскую ситуацию из ряда вон выходящей. В современном мире как-то владеют английским языком многие, но по-настоящему свободно им могут пользоваться как раз немногие, причем в крупных странах даже меньше, чем в малых. В книге Дж. Стенлоу приводятся такие данные социологического опроса. Лишь 3 % граждан Франции, Испании, Италии могут свободно понимать оригинальные англоязычные телепередачи, и лишь в Скандинавии и Бенилюксе их число превышает 10 % [Stanlaw 2004: 297]. Отмечают, что скорая всеобщая глобализация с всеобщим знанием английского языка и господство английского языка в Интернете относятся к числу мифов [Aitchison, Lewis 2003: 24–26]. Кстати, японский язык занимает в Интернете третье место после английского и китайского.

Как, однако, объяснить совмещение большой престижности японского языка в Японии и его слабого знания? Уже упоминавшаяся американка в интервью отметила, что в Японии нет привычки к обычному сейчас на Западе мультикультуризму [Endoo 1995: 121]. Нет нужды снова говорить об островном положении Японии, давней обособленности ее культуры и отсутствии привычки к знанию других языков. К этому добавим любопытные высказывания всё того же Судзуки Такао. Он писал, что Япония – одна из самых открытых в мире стран для восприятия чужих вещей и идей, но достаточно закрытая для человеческого общения с иностранцами. По его выражению, японцы – не ксенофобы, но ксенофиги, то есть люди, избегающие иностранцев [Suzuki 1987a: 141].

Л. Лавди указывает, что плохое знание английского языка в массе японцев и обильное количество заимствований не противоречат друг другу. Образцом здесь послужило освоение Японией в прошлом китайской культуры при отсутствии значительного японско-китайского двуязычия [Loveday 1996: 212–214]. И сейчас житель японской провинции может ни разу не увидеть белого человека, но многие американизмы он хорошо знает, а английский язык доходит до него через школу и телевизор.

И невысокий в массе уровень знания английского языка не исключает ни использования этого языка даже в среде, им свободно не владеющей, ни «островов» этого языка в Японии. Выше шла речь о рекламе или поп-музыке, язык которых, полный гайрайго, плохо понятен. Предельный случай такой рекламы или музыкального текста – переход на английский язык (обычно далекий от совершенства), что нам неоднократно приходилось видеть и слышать в Японии. Достаточно «имиджа» текста и отдельных понятных слов, а дальше домысливается всё остальное. При этом рекламироваться могут не только американские, а и свои собственные товары: комплекс неполноценности перед США легко сочетается с национальной гордостью. Даже в середине 80-х гг., когда не только в Японии, но и в США всерьез обсуждались перспективы возможной победы японского капитала в японо-американском экономическом соревновании, японская реклама избегала утверждений о том, что тот или иной товар национального производства лучше американского. Более действенными оказываются лозунги о том, что он такой же или почти такой же, как американский, хотя, как мы упоминали, в 90-е гг. уже раздавались и иные голоса. Например, целые куски в рекламе потребительских товаров могут быть написаны по-английски, особенно это свойственно тем фрагментам, где речь идет о «научно обоснованной» полезности продукта: содержании в нем витаминов, диетических свойствах и пр.; главное здесь – подчеркивание отличия данного продукта от других [Stanlaw 2004: 197].

Нередко, особенно в устной речи и в текстах, написанных на латинице, возникает смешение языков. На каком из языков написана, например, вывеска в Токио: Mitsui Grandioso Club? Или этикетка на банке саке: Sake. One cup. Ozeki (ozeki – один из рангов борцов сумо)?

Многие исследователи в разное время писали о смешанных японо-английских языках, которые называлиJaplish, Janglish, Japanished English и др. [Stanlaw 2004: 265–266; Stevens 2008: 134], они распространены в эстрадной музыке, надписях на майках и пр. Отмечают, что в текстах эстрадных песен (например, в стиле рэп) появляется даже такое принципиально не свойственное японскому языку явление как рифма (на него даже Пушкина переводят верлибром): рэперы регулярно стараются рифмовать, хотя жалуются на трудности [Stevens 2008: 135].

Потребители такого рода текстов чаще всего, как большинство японцев, имеют какое-то представление об английском языке, но свободно им не владеют. По мнению исследовательницы японской поп-музыки, создается псевдо-английский язык, устанавливающий контакт со слушателями, которые настоящий английский язык знают плохо [Stevens 2008: 138]. В то же время имеются и «островки», где культивируется реальный английский язык. Есть частные университеты, например, Международный христианский университет, где курсы, в том числе и для японских студентов, читаются на этом языке [Gottlieb 2005: 35]. А вот заметка в японской англоязычной газете Daily Yomiuri за 24 ноября 2007 г., где сказано, что Японская раковая ассоциация, объединяющая 16 тысяч врачей и исследователей-онкологов, постановила проводить свои пресс-конференции и презентации достижений целиком на английском языке. Главным доводом в пользу этого выдвигалась возможность приглашать на эти мероприятия специалистов не только из Японии, но и из стран Азии и Океании. И, безусловно, обращает на себя внимание распространенность в Японии собственных газет на английском языке, рассчитанных, в первую очередь, на японских читателей. Кроме вышеупомянутой газеты, имеются еще две крупные газеты: Japan Times и Asahi Daily News. Указывают и на то, что большинство японских веб-сайтов ведется на двух языках [Gottlieb 2005: 136].

Впрочем, такие явления не надо преувеличивать. Даже в двуязычных веб-сайтах информация на японском языке обычно намного богаче [Gottlieb 2005: 136]. А первая же пресс-конференция общества онкологов, как отмечает та же газета, кончилась тем, что один из участников не смог ответить на вопросы на английском языке и перешел на японский.

Итак, ситуация парадоксальна. С одной стороны, пишут, что английский язык в Японии присутствует везде, подобно воздуху [Stanlaw 2004: 1, 186–187], что общественная атмосфера требует знания японского языка [Yamamoto 1996: 51]. Но, с другой стороны указывают, что в Японии очень невелико двуязычие [Stanlaw 2004: 4], существующее лишь на индивидуальном или семейном уровне [Yamamoto 1996: 70–71]. Постороннему наблюдателю, по крайней мере, в крупных японских городах, роль английского языка может показаться очень значительной: много объявлений, вывесок, указателей на английском языке, причём за последние два десятилетия их число заметно выросло. Впрочем, оно может варьироваться: в синтоистских храмах Никко указателей на английском языке почти нет, а на железнодорожной схеме района Киото-Осака на двух языках указаны названия станций основных линий, но станции местных линий, куда редко заезжают иностранцы, обозначены только по-японски. Согласно стандартным японским представлениям, для своих – японский язык, для чужих – английский, но и им надо пользоваться только в необходимых случаях. Для значительного числа японцев вопрос об общении с иностранцами по-прежнему не слишком актуален, а для себя необходим один японский язык.

Насколько эта картина меняется? В целом она остается прежней, хотя в последние десятилетия, особенно в период правления премьер-министра Д. Коидзуми (2001–2006) были предприняты меры для распространения в Японии английского языка и американской культуры. Государственные органы, на которых сильное впечатление произвели упомянутые выше данные международных экспертов, предпринимают меры для преодоления низкого уровня владения английским языком в Японии. Правительственная комиссия в 2000 г. поставила задачу сделать его всеобщим lingua franca [Gottlieb 2005: 70–71]. В 2003 г. Министерство образования приняло новый план, целью которого является научить всех выпускников средних и повышенных средних школ общаться на английском языке, а выпускников вузов использовать его в своей профессии [Gottlieb 2005: 73]. При премьер-министре К. Обути (1998–2000) даже обсуждался вопрос о придании английскому языку статуса второго государственного, что, правда, не прошло [Haga 2004: 32; Suzuki 2006: 63]. Не введено пока и преподавание английского языка в начальной школе, хотя этот вопрос обсуждается [Narumi, Takeuchi, Komatsu 2007: 15; Eigo 2007: 42]. Проходит экспериментальную проверку проект расширения его преподавания в средней школе с нынешних трех, двух и двух часов в неделю в 1–3 классах до соответственно шести, трех и трех часов [Kosuge 2007]. В Токийском и других университетах постепенно вводится новая методика активного изучения английского языка, правда, ее считают пригодной лишь для крупных университетов [Endoo 1995: 40]. Любое преподавание этого языка стремятся связать с обучением языковому общению [Gottlieb 2005: 34–35]. И, что самое важное, все перечисленные меры имеют общественную поддержку [Stanlaw 2004: 295]. Правда, упоминают и о том, что в период экономических трудностей 90-х гг. у японцев стали появляться настроения в пользу английского языка за счет японского, аналогичные настроениям послевоенных лет [Endoo 1995: 47].

Ведутся и дискуссии о том, что означает знание английского языка для японца. С одной стороны, пишут о давлении США, в том числе связанном и с внедрением английского языка [Yamamoto 1996: 51; Stanlaw 2004: 292–293]. Но не раз в Японии высказывалась идея о том, что английский язык надо рассматривать не как язык США, а как язык международного общения, вовсе не обязательно связанный с американцами и американской культурой. Уже упоминалось решение общества онкологов использовать английский язык, мотивированное желанием общаться с коллегам не из США (что, видимо, неактуально), а из Азии и Океании. Пишут даже, что в Японии излишне следуют американскому варианту этого языка, что не всегда помогает в общении с другими народами, в частности в Азии; призывают учитывать опыт разных государств, начиная от Индии и кончая Эстонией, где американский вариант языка не приоритетен [Honna 1995b]. Указывают и на необходимость английского языка в деловом общении с арабскими странами [Eigo 2007: 51, 54]. Особенно много пишет об интернациональной роли английского языка Судзуки Такао. По его мнению, английский язык в наше время можно сравнить с травой без корней: после второй мировой войны он перестал быть национальным языком и превратился в ничей и всеобщий язык [Suzuki 2006: 141–142, 237–239].

Безусловно, в Японии английский язык уже знают лучше, чем 10–20 лет назад. И всё-таки пока незнание английского языка не связано со значительными жизненными трудностями, и специалисты предсказывают, что в обозримом будущем вряд ли его будут знать лучше, чем сейчас [Yamamoto 1995: 80].