Заимствования неизбежно существуют в любом языке. Однако в большинстве языков, включая русский, они представляет собой четко не структурированное множество слов, очень различных по своим функциям: от не полностью освоенных языком слов с узкой сферой, заимствованность которых ощущается всеми, до полностью освоенных обиходных слов, заимствованность которых известна только специалистам. Ср. в русском языке боа, окапи, кюре, с одной стороны, и хлеб, товар, кровать, с другой. Между этими полярными типами много промежуточных. Обычно также в книжных текстах процент заимствований выше, чем в бытовом разговоре.

Ситуация в японском языке иная. В главе 1 уже говорилось о четко разграниченных даже в современном языке классах ваго—исконных с точки зрения современного носителя слов и канго – слов, образованных из корней, заимствованных из китайского языка. В последние столетия к ним добавился третий класс так называемых гайрайго – заимствований из западных языков. Но если с XVI в. по середину ХХ в. гайрайго приходили из разных языков при преобладании английского уже со второй половины XIX в., то последние 60 лет – почти исключительно из американского варианта английского языка. Британский вариант этого языка, влиятельный в Японии столетие назад, теперь почти неизвестен, а японцами, знающими английский язык, иногда даже воспринимается как американский диалект (его могут путать с диалектами Новой Англии, более всего похожими на британский вариант). Интернационализмы на латинской или греческой основе и слова из третьих языков сейчас приходят в японский язык через посредство английского, что проявляется в их фонетическом облике. Поэтому сейчас можно, слегка огрубляя ситуацию, поставить знак равенства между заимствованием гайрайго и американизацией японского языка. По данным Государственного института японского языка, в начале 70-х гг. заимствования из английского языка составляли 94,1 % всех гайрайго [Stanlaw 2004: 12–13], но из оставшихся 5,9 % много старых заимствований XVI–XIX вв. и начала ХХ в.

В принципе есть слова, не относящиеся ни к ваго, ни к канго, ни к гайрайго: заимствования из айнского языка, устные заимствования последних столетий из китайского языка [Shibata 1993: 16; Matsuoka 1993: 132]. Но их число незначительно, а положение периферийно, и их обычно игнорируют.

Для гайрайго четким опознавателем служит, в первую очередь, графика: в смешанном японском письме, где сосуществуют иероглифы и две слоговые азбуки (подробнее см. главу 9), одна из азбук – катакана—сейчас почти исключительно используется для записи гай-райго. Есть, правда, отдельные гайрайго, которые могут записывать с помощью иероглифов. Как правило, это слова, заимствованные в эпоху Токугава или эпоху Мэйдзи: koohii 'кофе' пишут двумя иероглифами, подобранными по фонетике их чтений, а tabako 'табак' – иероглифами, подобранными по смыслу: дым + трава. В эпоху Мэйдзи заимствования иногда писали и хираганой, но эта практика прекратилась в 20 е гг. ХХ в. [Tsukamoto 1993: 37]. C тех пор использование катаканы в этой функции стало каноническим, о других функциях катаканы см. главу 9. Сейчас, кстати, всё чаще термин гайрайго стал заменяться недавно появившимся термином katakanago, то есть слова, пишущиеся катаканой. Словари заимствований последних лет стали именоваться не gairaigo-jiten, а katakanago-jiten (jiten – 'словарь'). Возможно, это связано с тем, что термин gairaigo по внутренней форме связан с приходом слова извне, а слова данного класса часто созданы в Японии (см. ниже) (З. М. Шаляпина, устное сообщение). Для записи гайрайго или вкраплений английского языка применяют и латинское письмо.

Поэтому в современных условиях сплошной грамотности для любого японца принадлежность слова к гайрайго обычно не вызывает сомнений, а японских детей в начальной школе учат, что те или иные слова положено писать катаканой, и лишь в средней школе рассказывают об их происхождении [Hiro 1984: 64–65]. Кроме того, многие (хотя и не все) гайрайго имеют и фонетические особенности: ряд звуков и звуковых сочетаний возможен только в подсистеме гайрайго. Об этих особенностях см. нашу публикацию [Алпатов 2002].

Строгим разграничением исконных единиц и заимствований японский язык отличается от русского и многих других языков, но отчасти напоминает английский, где выделяются подсистемы германской (исконной) и романской по происхождению лексики. Однако границы классов в японском языке гораздо жестче. Один из японских лингвистов в связи с этим отмечал, что ни в одном жанре английского языка невозможен текст, состоящий только из англо-саксонской лексики без слов романского происхождения, но и сейчас стихи в традиционном стиле пишут, пользуясь одними только ваго [Nihongo 1983: 103]. Кроме того, японских подсистем три, а не две, и нет почти никакого остатка. Различны и стилистические характеристики подсистем.

Количество американизмов в современном японском языке достаточно велико, хотя и не столь огромно, как иногда может показаться. По данным Государственного института японского языка на начало 70-х гг., в текстах в среднем содержалось 3,9 % гайрайго, а среди всего словаря их было 9,8 %, то есть их средняя частота не была столь уж велика [Stanlaw 2004: 12]. Однако среди обиходных слов их было, по одним подсчетам, 5—10 % [Stanlaw 2004: vii], по другим, даже 13 % [Honna 1995a: 58; Loveday 1996: 99]. После этого новых доступных статистических данных долго не было, хотя исследователи предполагали увеличение доли гайрайго [Stanlaw 2004: 22]. Лишь с 2005 года начали публиковаться данные нового исследования того же института по массовому обследованию языка вышедших в 1994 г. японских журналов разных жанров. Среди всех 693.173 словоупотреблений оказалось 85.710 гайрайго, то есть около 12,4 %, а в перечне 45.385 разных слов, зафиксированных хотя бы раз в текстах, гайрайго было 15.779, то есть примерно 34,8 % – более трети [Gendai 2005–2006, 1: 32]. Конечно, журналы – не весь японский язык, но заметное увеличение числа гайрайго за четверть века очевидно. А самый полный из словарей гайрайго содержит 27 тысяч слов [Stanlaw 2004: 14].

Гайрайго сейчас активно изучают в Японии. Показательна публикация хрестоматии [Gairaigo 1993], в которой собраны представительные статьи на данную тему разных авторов за несколько десятилетий, в основном за 70 е гг. – начало 90-х гг. Имеются подробные их исследования и в других странах, особо надо отметить книги [Loveday 1996; Stanlaw 2004].

Если канго в своей массе относятся к книжной лексике, то с очень многими гайрайго любой японец постоянно сталкивается в быту, по телевидению, в газетах, в уличных объявлениях и пр., а как раз в чисто книжных текстах их может быть совсем немного. И в большинстве гайрайго имеют четко выраженную жанровую принадлежность.

Впрочем, в современном языке уже трудно найти ситуацию, где не было бы совсем гайрайго. Исключение – разве что подчеркнуто архаизированные тексты вроде речи персонажей в самурайских фильмах [Moeran 1989: 155] или вышеупомянутой поэзии в жанрах танка и хайку, где и канго не бывает. Но даже словарь японского просторечия (zokugo) [Nihon zokugo 2003] содержит много гайрайго. Нам пришлось видеть меню ресторана в японском стиле, где, естественно, всё пишется иероглифами, но и здесь обнаружилось слово, написанное катаканой: setto 'набор (блюд) из set. А в выступлении исполнителя комических рассказов в жанре ракуго (исконно японский жанр, восходящий к временам Токугава) использовался английский счет: wan, tsuu, furii(one, two, three). Отмечается, что среди гайрайго немало слов, используемых только в разговорной речи [Matsuoka 1993: 155–156]. Но этот же автор отмечает, что в целом гайрайго с трудом входят в обычную лексику, общую для всех [Matsuoka 1993: 136]; с другой стороны, они очень легко образуются окказионально [Matsuoka 1993: 137]; см. об этом также [Stanlaw 2004: 159].

В то же время ряд сфер жизни почти целиком отдан американизмам. По подсчетам, приведенным в книге Л. Лавди, они составляют 53 % терминов менеджмента, 75 % терминов маркетинга, 80 % торговых терминов и даже 99 % компьютерной терминологии [Love-day 1996: 101–103]. Нередко трудно сказать, где здесь общий язык, а где профессиональный жаргон [Stanlaw 2004: 30] Их очень много и в сферах спорта, туризма, эстрадной музыки, кулинарии, моды, потребления (в меньшей степени производства!) бытовой техники и пр., то есть во всех сферах массового потребления. Например, в названиях парфюмерных и косметических товаров они составляют 97 % [Tsukamoto 1993: 44]. Обычно чем больше та или иная сфера связывается с престижным потреблением, тем больше там гайрайго: пока вычислительная техника на первых этапах была уделом специалистов, господствовали канго [Kurashima 1997, 1: 265], но ситуация резко изменилась в пользу гайрайго в период массовой компьютеризации. Огромное их количество содержится, например, в женских и молодежных журналах [Loveday 1996: 106–111, 200–202], то есть опять-таки в жанрах, ориентированных на престижное потребление. Скажем, в заголовках женских журналов примерно поровну употребляются катакана и латиница, и совсем нет иероглифов [Sasaki 2000, 2: 301–302]. О связи гайрайго, как и английского языка в Японии, со сферой потребления, специально пишет ряд исследователей [Stevens 2008: 140].

В текстах такого рода доминирует катакана, иногда с добавлением и даже преобладанием латиницы, и лишь изредка присутствуют иероглифы и хирагана. Такие тексты состоят из гайрайго с добавлением лишь грамматических элементов, минимума необходимых глаголов и японских собственных имен. Их можно встретить даже в ведущих газетах вроде «Асахи» [Ekuni 1993: 126], разумеется, не на всех страницах (см. ниже). Иногда и японские слова, без которых невозможно обойтись, пишутся катаканой (см. главу 9). В таком случае «имидж» требует по возможности всё писать катаканой. Есть даже термин, буквально означающий «катаканные профессии»: дизайнер интерьера, модельер высокой моды и пр. [Tanaka 1990: 90].

Постоянна ассоциация гайрайго с современностью и престижностью, а слов иного происхождения – с отсталостью и бедностью.

В одной рекламе, где противопоставлялись автомобили вчерашнего и завтрашнего дня, вчера было обозначено обычным японским словом kinoo, а завтра—американизмом toomoroo (tomorrow) [Stanlaw 2004: 299]. В торговле, по выражению Сотояма Сигэхико, гайрайго там, где продают мечту [Sotoyama 1993: 50]. Как писал Сибата Такэси, для многих слово, пишущееся катаканой, обозначает хорошую вещь [Shibata 1993: 20]. Человек, не употребляющий гайрайго, может выглядеть старомодным [Stanlaw 2004: 268–269]. Это часто способствует тому, что гайрайго вытесняют ранее образовавшиеся синонимы. Такой процесс начался еще до войны: например, еще тогда канго hooka-shutaku заменилось на apaato (из apartment) в качестве обозначения многоквартирного дома европейского типа [Iwabuchi 1993: 8]. Затем гайрайго roon 'заем' из loan вытеснило старое канго syakkin, вызывавшее плохие ассоциации [Honna 1995: 53; Sotoyama 1993: 53]; по этой же причине geppu 'кредит' заменилось синонимом kurejitto [Sotoyama 1993: 53]. На функционирование гайрайго влияет их большая понятность на слух, особенно по сравнению с канго, часто это помогает им вытеснять синонимы иного происхождения. В целом созданные до войны кальки – канго сейчас в значительной степени заменены гайрайго [Stanlaw 2004: 79]. Также и конкуренция синонимов для обозначения новых понятий в послевоенное время чаще кончалась победой гайрайго: в значении 'стыковка (космических аппаратов) недолгая конкуренция вновь изобретенного канго renketsu и гайрайго dokkingu скоро кончилось победой последнего.

Впрочем, близкие по значению слова могут сохраняться, поскольку их семантические расхождения могут оставаться актуальными. Скажем, новорожденный ребенок – akachan, но в товарах для новорожденных он будет beebii(baby) [Iwabuchi 1993: 12]. Еще пример: обычные японские товары, предлагаемые потребителю в новой расфасовке, могут именоваться с помощью гайрайго [Stanlaw 2004: 203]. Но такие различия могут встретиться и в иных сферах жизни. Грамматика по-японски канго bumpoo, но японец в интервью, вспоминая свои уроки английского языка в школе, назвал ее guramaa (grammar) [Endoo 1995: 13]. В японском языке более десятка слов со значением жена; однако один японец в разговоре с нами, рассказав, что он не был в СССР, а вот его жена туда ездила, назвал ее waifu из wife. Казалось бы, зачем еще слово? Но если речь идет о действиях, не сочетающихся с традиционными правилами женского поведения (например, если жена путешествует без мужа), то уместно именно waifu, а, скажем, не kanai, что буквально значит внутри дома. Дж. Стенлоу пишет, что японские местоимения второго лица, уместные, скажем, в обращении жены к мужу, трудно употребить по отношению к бой-френду, и современные японки могут обращаться к нему yuu (you) [Stanlaw 2004: 105]. Он же приводит слова японской женщины: ни одно из японских прощаний не передает идею прощания навсегда, поэтому лучше в таком случае сказать goodbye [Stanlaw 2004: 105]. Отмечают удобство гайрайго для обозначения всего необычного [Stanlaw 2004: 238–239], создание с их помощью эффекта новизны, которая (в отличие от новых канго, понятных благодаря иероглифам) не всегда предполагает понятность [Takiura 2007в: 9].

Гайрайго тесно связаны со вкусами, привычками, ценностями, идущими из США. Один из часто обсуждаемых примеров – своеобразный именной префикс maiиз my 'мой' (может иметь и значение 'мой', и значение 'личный, частный'): mai-kaa 'личный автомобиль', mai-hoomu 'частный дом', mai-peesu 'свой ритм, темп', mai-taun 'мой город' и даже mai-meguro 'мое Мэгуро' (название пансиона в токийском районе Мэгуро) [Shibata 1993: 20; Ekuni 1993: 128]. Не всегда, но часто префикс по значению указывает на нахождение соответствующего предмета в сфере личной собственности говорящего. Подчеркивание идеи privacy, которая, как уже упоминалось, с трудом выражается средствами японского языка! Дж. Стенлоу видит во внедрении этого префикса воспитание западного индивидуализма у японцев [Stanlaw 2004: 18].

Впрочем, семантическая грань между гайрайго и близкими по значениями ваго или канго может оказываться нечеткой. Японцы много веков употребляют в пищу рис (по-японски meshi или gohan), но сваренный по-европейски рис стал называться raisu из rice. Однако, по мнению Дж. Стенлоу, хотя слова meshi и gohan вполне употребительны, но рис, сваренный по-японски, может называться и raisu; другое традиционное различие – gohan обычно подают в чашках, а raisu на тарелках – сейчас тоже не всегда соблюдается, поэтому различия уже неясны [Stanlaw 2004: 14–15]. Выше приводился и другой похожий пример – midori и guriin в обозначении зеленого цвета.

И нельзя забывать, что гайрайго—всё же меньшинство японской лексики. В целом за пределами сфер потребления и высоких технологий американизмов не так много. Страницы газет, посвященные спорту или шоу-бизнесу, пестрят катаканой, а их же первые страницы, где речь идет об экономике, политике, происшествиях, катакану или латинский алфавит (кроме европейских (арабских) цифр, сильно потеснивших китайские) почти не содержат. Даже в международной информации роль заимствований в основном сводится к собственным именам. По данным Такаси Кёко, в среднем в рекламе почти вдвое больше гайрайго, чем в газете, цитируется по [Stanlaw 2004: 178]. В научной терминологии традиции калькирования с помощью канго сохраняется до сих пор, хотя количество гайрайго в последнее время растет [Sotoyama 1993: 55]. В быту американизмы в основном – названия конкретных предметов сферы потребления, а в сфере абстрактной лексики и терминологии большинства наук и сейчас господствуют канго. Как отмечал известный японский социолингвист, новые, появившиеся после второй мировой войны стили языка характеризуются значительным количеством гайрайго, но давно сложившиеся стили их по-прежнему избегают [Kabashima 1983: 83]. И даже в «элитной» лексике есть классы слов, куда не допускаются гайрайго: скоростные экспрессы называют давно существующими ваго: Hikari 'луч', Kodama 'эхо' [Sotoyama 1993: 51].

Таким образом, можно сказать, что заимствования из английского языка пока что выделены в некоторое «гетто», пусть и престижное, в основном сводимое к двум сферам: высоким технологиям и престижному потреблению. В лексическом ядре языка гайрайго мало, и экспансия внутрь этого ядра имеет место, но пока что не очень велика. Здесь, как нам представляется, проявляется свойство японской культуры, которое российский японист А. Н. Мещеряков назвал «накоплением и сбереганием» [Мещеряков 1991: 110]. Новые, пришедшие извне элементы культуры не столько вытесняют старые, сколько добавляются к ним.

Чуть ли не каждое английское слово может быть заимствовано в японский язык, хотя бы в составе сочетаний. Скажем, language 'язык' обычно не употребляется как отдельное слово, но лингвистическая лаборатория—rangeeji-rabo [Stanlaw 2004: 79]; овца – hitsuji, но один из видов дикой овцы в надписи в зоопарке именуется baabariishiipuu (barbarian sheep). По выражению одного из авторов, мы имеем дело не столько с заимствованием в обычном смысле, сколько с абсорбцией японским языком английского словаря [Passin 1980: 55]. Японский язык вбирает в себя весь словарь английского языка так же, как когда-то вобрал весь словарь китайского языка [Passin 1980: 63]. Но это, как мы увидим ниже, вовсе не означает, что японцы, даже хорошо знающие гайрайго, свободно владеют английским языком. И японцы очень часто не знают, как то или иное привычное для них гайрайго произносится или пишется в английском языке [Stanlaw 2004: 157–158]. Скажем, они могут удивиться, узнав, что известная им фамилия американца или англичанина Sumiisu по-английски будет Smith [Ishiwata 1993: 90–91].

И дело здесь не только в значительно меняющемся произношении. Гайрайго живут своей жизнью, очень часто независимо от языка – источника заимствований. В этом единодушны и японские, и иностранные авторы [Shibata 1993: 21; Ishiwata 1993: 92; Stanlaw 2004: 270–271]. Один из японских авторов заметил, что знание гайрайго и знание английского языка могут не только помогать, но и мешать друг другу [Ishiwata 1993: 90].

Существует много сложных слов и словосочетаний, которые созданы из английских корней (иногда и аффиксов) в самой Японии и не имеют английских параллелей. Примеры: naitaa 'игра (например, в бейсбол) при искусственном освещении' (ночь + словообразовательный суффикс – er), wan-man-basuили wan-man 'автобус без кондуктора' (один + человек + автобус), noo-airon 'изделие, которое нельзя гладить' (нет + утюг), noo-mai-kaa-dee 'день, когда рекомендуется воздерживаться от пользования личными автомобилями' (нет + мой + автомобиль + день). Иногда происходит переосмысление значений: feminisuto—не столько 'феминистка', сколько 'галантный мужчина' или даже 'предприниматель (обычно мужчина), специализирующийся на выпуске товаров для женщин'. Это не значит, что в Японии нет феминисток в привычном для нас смысле, см. главу 8. А mooningu из morning не закрепилось в значении 'утро' (есть обычное слово – ваго asa), зато в языке первоначально появились сочетания mooningu kooto 'визитка' (вид сюртука) из morning coat и mooningu saabisu 'утреннее обслуживание в кафе по сниженным ценам' из morning service, потом оба сочетания сократились до одного mooningu, которое и имеет в современном языке эти два значения, отсутствующие у morning.

Очень часто значение английского слова в японском языке расширяется или сужается: building – любое здание, а birujingu – обязательно большое высокое здание, зато mansion – большой особняк, а manshon—любой величины многоквартирный дом [Soto 1985: 126]. Если даже словарное значение слова более или менее то же самое, что в английском языке, сфера употребления может оказаться совсем иной. Скажем, kurisumasu'Рождество', как отмечает Л. Лавди, не столько религиозный, сколько коммерческий термин [Loveday 1996: 88–89]. В Японии христиане составляют менее одного процента населения (кстати, сейчас в отличие от XVII в. христианская лексика, кроме, разумеется, собственных имен, почти не содержит гайрайго). Зато любой японец в декабре сталкивается с рождественской торговлей, установкой елок и пр. (в отличие от России в Японии положено утром 26 декабря елки выбрасывать). Дж. Стенлоу указывает, что даже слова, вроде бы совпадающие с соответствующими английскими словами по значению, могут значительно различаться контекстами употребления [Stanlaw 2004: 20].

Еще усиливается несходство с английским языком из-за многих сокращений. Трудно в слове zenesutoузнать general strike 'всеобщая забастовка' (сократилось первоначальное zeneraru sutoraiki). А sekondo hando 'подержанные товары' (из second hand) превратилось в sekohan [Ishiwata 1993: 99]. Пальто (overcoat) теперь уже обычно не oobaakooto, а oobaa, хотя по-английски over значит 'над'. Необычно и masu-komyunikeeshon (mass communication): все говорят masukomi, хотя это слово не понятно в США [Ishiwata 1993: 90].

Могут изменяться и грамматические характеристики слов, в том числе принадлежность к части речи: по-английски announce – только глагол 'объявлять', а в японском языке anaunsu – существительное 'объявление' [Ishiwata 1993: 98]. Выше уже отмечалось использование maiиз my 'мой' в качестве префикса. Также и up 'вверх' превратилось в суффикс appu: beesu-appu(base) 'повышение зарплаты', reberu-appu (level) 'повышение уровня', imeeji-appu(image) 'повышение имиджа' [Shibata 1993: 21]. Часто также гайрайго сращиваются с японскими корнями или суффиксами: наряду с mai-kaa 'личный автомобиль' есть и mai-kaa-zoku 'люди, имеющие личные автомобили' [Iwabuchi 1993: 14]; существуют слова saabisu-ryoo 'плата за обслуживание' (service), amerika-zan (товар) американского производства' [Stanlaw 2004: 76]. См. об этом также [Ekuni 1993: 128].

Даже при господстве гайрайго в той или иной сфере они далеко не идентичны соответствующим английским словам. Дж. Стенлоу анализирует в связи с этим компьютерную терминологию. В английском языке computer– прежде всего, персональный компьютер, однако, в Японии в этом значении чаще используют два других гайрайго: pasokon (сокращение от personal computer) и waapuro (сокращение от word processor), а kompyuuta может быть и целой компьютерной сетью (computer network). Английскому e-mail 'электронная почта' соответствует три слова: в технических инструкциях используют гибрид из кан-го и гайрайго denshi-meeru (denshi– 'электрон, электронный'), в газете e-meeru, в разговоре чаще всего сокращение meeru, а наиболее соответствующее американскому стандарту iimeeru не зафиксировано [Stanlaw 2004: 21] (впрочем, в словарях оно встречается).

Составляют целые словари гайрайго, не имеющих английских эквивалентов. Такой словарь издан в виде приложения к одному из последних по времени словарей гайрайго [Gendaijin 2006: 890–893]. Небольшой их словарь также включен в статью Исивата Тосио [Ishiwata 1993: 93–96]. А Дж. Стенлоу затевает с англоязычным читателем игру, предлагая ему угадать из нескольких вариантов значение того или иного гайрайго [Stanlaw 2004: 37–42]. По его мнению, вообще большинство гайрайго создано в Японии для собственных нужд, и их совпадение по смыслу с соответствующей английской лексикой нередко случайно [Stanlaw 2004: 2, 35]. Такая точка зрения не совсем верна в целом, но доля истины в ней есть.

Можно заметить, что использование английских по происхождению элементов очень похоже на использование элементов, пришедших когда-то из китайского языка, что и отмечалось исследователями [Loveday 1996: 212–214]. В структурном плане есть некоторые отличия, связанные, прежде всего, с тем, что английский язык никогда для японцев не был чисто письменным языком. Из китайского языка приходили иероглифы, а вместе с ними их чтения, то есть в основном корни, а из английского языка обычно приходят слова или словосочетания (бывает, даже включающие определенный артикль the, выглядящий по-японски как za), которые тасуются аналогично китайским корням так, как это бывает нужно в самом японском языке. Слова могут сращиваться, словосочетания – становиться словами, аффиксы – свободно употребляться для создания новых слов, а целые слова—становиться аффиксами. Еще отличие в том, что произношение канго установилось много веков назад, а затем если менялось, то в соответствии с развитием японского языка, без оглядки на Китай. Но гайрайго в основном ориентированы не на письмо, а на американское (не британское) произношение, отчасти изменившее японскую фонетику (об этом пойдет речь в главе 9 в связи с орфографией катаканы). Однако иногда влияет и английская орфография. Новости – nyuusu (news), а не nyuuzu из-за написания [Stanlaw 2004: 91–92]. См. также приводившийся пример: e-meeru, а не iimeeru.

Но при структурн^1х различиях функционально роль английского языка в современной Японии сходна с ролью китайского языка в прошлом, а канго и гайрайго при разных структурных и стилистических характеристиках сходны по словообразовательным возможностям, в разное время оторвавшись от языка-источника. Дж. Стенлоу приводит мнение японца: «Неважно, что американцы не знают некоторых гайрайго. Важно, что мы их знаем» [Stanlaw 1992: 75]. Так же и в Китае не знают очень многих японских канго, хотя об их смысле часто можно догадаться по значению иероглифов (отвлекаемся от того, что иероглифы в Японии и Китае в ХХ в. стали часто отличаться друг от друга).

Три слоя лексики живут своей жизнью и могут по-разному оцениваться. Никогда не менялась лишь оценка ваго как полностью японских слов. Канго долгое время воспринимались как нечто чужое. Так было во времена kokugaku, когда надо было противопоставить национальную культуру китайской. Потом эта проблема перестала быть актуальной, но традиция противопоставления ваго и канго сохранялась довольно долго, отразившись, например, у Танидзаки Дзюнъитиро в 30-е гг. ХХ в., который считал, что канго не могут отразить «японский дух» и призывал не увлекаться канго, а расширять смысл исконной лексики; см. об этом [Dale 1986: 80–82]. Для современной Японии, однако, такие идеи не характерны: если что-то противопоставляется по признаку «свой – чужой», то скорее канго и ваго вместе отграничиваются от гайрайго. Например, Хага Ясуси в книге о японской картине мира специально подчеркивает, что он рассматривает и ваго, и канго (но отделяет от них гайрайго), поскольку картина мира отражается в обоих классах лексики [Haga 2004: 42]. И те слова, в которых японские националистические концепции видят ключевые понятия культуры, могут быть не только ваго, но, как мы уже отмечали, и канго.

Отношение к гайрайго в любом случае иное, но может варьироваться. Существует взгляд, согласно которому их слишком много и их число следует ограничить. В японской литературе и в средствах массовой информации встречаются жалобы на «засилье» гайрайго. Например, в хрестоматию [Gairaigo 1993], в которой старались представить разные точки зрения, включена написанная с позиции пуриста статья [Marutani 1993] (впервые опубликована в 1978 г.), ее автор недоволен экспансией гайрайго и видит корни зла в упадке традиций обучения иероглифам и в распространении ненужных американизмов через телевидение. Несколько более умеренная позиция в статье 1989 г. [Ekoto 1993], где гайрайго делятся на приемлемые и неприемлемые: скажем, по мнению ее автора, можно допустить kyuuto 'миловидный' из cute как прилагательное, но делать это слово существительным и обозначать им человека недопустимо [Ekoto 1993: 127]. Время от времени об ограничении гайрайго говорят даже на самом высоком уровне. В 2002 г. об этом заявил премьер-министр Коидзуми Дзюнъитиро, и по его инициативе Государственный институт японского языка даже составил список нежелательных гайрайго: konsensasu 'консенсус' предлагалось заменить словом shinku-tanku, anarisuto 'аналитик' – bunsekika [Gottlieb 2005: 12]. Н. Готлиб сопоставила этот эпизод со сходным в Государственной Думе России (2003 г.), отметив, что российский президент в отличие от японского премьера не проявил заинтересованности в изменениях языковой нормы [Gottlieb 2005: 13].

Один из аргументов в пользу ограничения гайрайго – частая их непонятность. Хотя катакана сама по себе намного проще иероглифов, но ее смыслоразличительная способность ограничена, и она не может снять омонимию, которую снимают иероглифы [Suzuki 1993: 71–72]. Наличие множества американизмов еще не значит, что их значение всем понятно (тем более что английский язык очень многие знают слабо). Как показывают исследования, очень часто для японцев, особенно для молодежи, не очень существенно значение того или иного слова. Вот пример, нами уже приводившийся [Алпатов 1988–2003: 118–119], но очень уж показательный. В одном исследовании опросили девушек—постоянных читательниц женских молодежных журналов. Они хорошо ощущали «имидж» предлагаемых гайрайго, но что конкретно значит большинство этих слов, не знали. Они путали beeshikku 'базовый, основной' с shikku 'шикарный', guzzu 'товары' с zukku 'парусиновая обувь', зная сочетание karuchaa-senta 'культурный центр', расшифровывали это сочетание как 'центр по интересам', понимая karuchaa 'культура' как 'интерес' [Tanaka 1984].

Опыт показал, что девушки просто не задумывались над значением слов, с которыми не раз сталкивались. Зато молодежь хорошо ощущает «имидж» американизмов, их «элитарность», принадлежность к сферам престижного потребления и связанной с США культуры. Дж. Стенлоу, отмечающий подобную роль гайрайго, в частности, в рекламе, пишет, что их непонятность часто преувеличивается, поскольку ориентируются на буквальный смысл рекламных лозунгов, который может не быть важным и в английском языке: как, например, понять рекламу «Шевроле»: It's the heartbeat of America 'Это биение сердца Америки' [Stanlaw 2004: 32–32]? Он же отмечает и частое употребление в эстрадных песнях ничего не значащих гайрайго и просто бессмысленных звуковых последовательностей, вызывающих ассоциации с английским языком [Stanlaw 2004: 118; Stevens 2008: 137].

Впрочем, ощущение «элитарности» всего, связанного с американской культурой, отчасти проходит. В интервью, взятом специалистом по английскому языку Эндо Хатиро у одного из преподавателей того же языка, тот говорит, что его поколение выросло, привыкнув к высоким оценкам всего, на чём стояла этикетка Сделано в США, но потом стало ясно, что это обычно дешевые товары; поэтому пора перестать смотреть на Америку снизу вверх [Endoo 1995: 34]. Подобные идеи постоянно высказывает и Судзуки Такао. И Дж. Стенлоу указывает, что в Японии уже нет комплекса неполноценности, в том числе и языкового, по отношению к США [Stanlaw 2004: 272]. А представления об особой престижности гайрайго были порождены этим комплексом.

Однако дело не только в этом. Если бы речь шла только о престижности английского языка, то, вероятно, чаще бы употребляли английский в чистом виде [Stanlaw 2004: 168]. И японские, и западные исследователи сходятся на том, что гайрайго стали частью японской культуры и эстетики, вошли в повседневную жизнь людей, позволяют видеть мир по-новому [Shibata 1993: 16; Stanlaw 2004: 102, 169].

Жалобы на излишнее использование гайрайго естественны, но в целом их не так много. Для большинства японцев значительное количество гайрайго в ряде жанров языка не кажется несовместимым с национальной гордостью, о чём они заявляют прямо [Sotoyama 1993: 50, 60]. Тот же автор пишет, что для Японии выглядят странными усилия французов ограничить американизмы, но ситуация в двух странах, по его мнению, различна: во Францию вторгается английский язык, а в Японии гайрайго стали частью самого японского языка [Sotoyama 1993: 48]. Вероятно, не стоит отрицать вторжения английского языка и в Японию, но что касается места гайрайго в японском, то мнение ученого, бесспорно, справедливо.

Японцы, пусть не всегда (особенно в годы оккупации) по своей воле, но во многом действительно самостоятельно взяли то, что сочли нужным из западной, в первую очередь, американской культуры, поступив с ней также, как раньше поступили с китайской; не стал здесь исключением и языковой компонент культуры. Это отмечают и западные, и японские исследователи [Stanlaw 2004: 36, 187; Soto 1985: 63]. Судзуки Такао пишет об избирательности процесса заимствования в японской культуре. При склонности к заимствованиям японцы берут из чужих культур лишь те элементы, которые считают для себя нужными, в том числе и в языке; так было и в период китаизации культуры, так продолжается и в эпоху американизации [Suzuki 1987a: 143].

Как пишет западный японовед, «гений» японцев заключается не в изобретении, а в адаптации тех или иных элементов культуры сначала Кореи, потом Китая, наконец, Европы и США. В результате заимствованные элементы укоренились и живут самостоятельной жизнью, часто меняясь до неузнаваемости [Tobin 1992: 3–4]. Все эти оценки представляются верными. В последние полтора столетия эта страна постоянно шла по пути догоняющего развития, осваивая те элементы западной (последние 60 лет почти исключительно американской) культуры, которые считала для себя необходимыми. Это относится не только к высоким технологиям или парламентским процедурам, но и к английскому языку.

Но надо учесть и другую сторону вопроса о гайрайго, их место в системе языка всё же напоминает «престижное гетто». Поэтому можно согласиться и с выводом Л. Лавди: проницаемость японского языка для американизмов очень велика, но их внедрение в язык отражает скорее освоение обществом отдельных элементов западной культуры, чем глубинную вестернизацию [Loveday 1996: 96].

Современная языковая политика в данной области, закрепленная в официальных рекомендациях, основывается на свободном допуске гайрайго в любые специальные сферы, но с их, по возможности, ограничением в обычной речи [Gottlieb 2005: 64]. Однако жизнь не всегда следует рекомендациям. Среди неологизмов самых последних лет, постоянно фиксируемых в Японии, гайрайго, безусловно, преобладают [Kamei 2007: 106–109]. Повышению роли гайрайго способствует и их особая многочисленность в пределах молодежной субкультуры, и так обстоит дело уже несколько десятилетий. Но до последнего времени многие гайрайго, связанные с «имиджем», употреблялись молодежью, а затем передавались как бы по наследству новому поколению. Впрочем, по мнению ряда наблюдателей, в том числе российских, в самое последнее время ситуация стала меняться в сторону повышения роли гайрайго [Гуревич 2005: 44–53]. Сможет ли развитие системы гайрайго способствовать полной вестернизации японской культуры, покажет время. В любом случае, необходимо признать, что гайрайго в современной Японии—уже не элемент чужой культуры, они стали вполне своими.