Глава 12. Вот это засада!

Веня застал меня в гостинице за сборами. Сталин отпустил его довольно быстро – он зашел в кабинет сразу после меня.

– Знаешь, Вань, я как-то не сразу об этом подумал, но И-200 – тоже проект Поликарпова. И он оказался перспективным. Просто какая-то пристрастность к его разработкам – ты не находишь? Ещё и И-16 сравнил с И-301, причём в пользу первого.

– Ты же всю дорогу рядом со мной был, – удивился я. – Слышал и видел то же самое. Неужели ты не разделяешь мою точку зрения?

– Зачем мне твоя, если у меня своя сложилась? – хохотнул Веня. – Только ты мне про твои выводы тоже ничего не сообщил. Это я из контекста беседы с Самим догадался.

– И какая? Ну, точка зрения у тебя? – не удержался я от вопроса.

– У Яковлева дрова, у Поликарпова – конфетка. Микоян и Лавочкин в сроки уложатся, но до Николая Николаевича не дотянут. Только, понимаешь, Поликарпову нужно для его машины много крылатого металла, а он необходим для крупных самолётов – бомбардировщиков…

– … которые посбивают нахрен вражеские истребители, если наши не сбросят их с неба.

Веня крякнул и захлопнулся. Это я так свободно говорю потому, что совместная шпионская деятельность нас сильно сблизила. Он тоже искренне болел за порученное дело и, кажется, был неплохо осведомлён обо всём, что делалось в нашей нынешней авиации.

– Ладно, – сказал он наконец. – Отвезу тебя на вокзал, а потом присмотрю за нашими подопечными. Сегодня у двухсотки полёт после ремонта.

– Я бы на сто восемьдесят пятый на прощание взглянул, – ответил я просительно. – До поезда ещё куча времени. Съездим?

– Он сегодня не летает. Ревизия двигателя. Только на втором макете будут отстреливать пулемёты прямо на земле. Ладно, погнали туда, что с тобой делать!

Второй макет – истребитель со снятыми капотами, у которого вместо двигателя было прикреплено нечто массивное, подкатывали к месту стрельб, приподняв хвост и навалившись на крылья. Пушки тоже были обнажены, и я узнал знакомые очертания моих любимых двадцатитрёхмиллиметровок. В кабине сидел Яков Таубин и командовал как повернуть да куда наклонить. Потом всех попросили отойти, прозвучала команда…

В это мгновение перед моим внутренним взором возникла стрельба счетвёренной зенитки этого же калибра – это же ураган! Почему счетвёренной? А потому, что на ястребке как раз и стоят четыре пушки.

И тут прозвучала короткая очередь из одного ствола, после чего несколько человек подошли к самолёту и принялись осматривать орудие. Вскоре стало понятно, что сегодня больше кина не будет, потому что пошли трещины в зоне крепления пушки.

– Что, Иван Сергеевич? Вас опять послали «посмотреть тут всё»? – раздался рядом со мной голос Поликарпова.

Повернувшись, я церемонно поклонился старому знакомому:

– Да уже разнюхал, что хотел. Сегодня просто как болельщик зашёл. А у вас тут что-то споткнулось.

– И не говорите. Отдача от этих пушек – словно кувалдой ударили, а истребитель всё-таки не танк. Если крепление не обламывается, так разрушается то, к чему оно приделано.

На заднем плане замаячил Яков Таубин, выражая огорчение всем своим понурым видом.

– Яш! Что за ерунда? – с недоумением смотрю я на конструктора пушки. – Я твоих двадцатитрёхмиллиметровок не один десяток поставил на лоханки. Да, лягаются они, но ведь через длинный ход ствола удар размазывается во времени.

– Ай, Вань. Не приняли ту пушку в авиацию из-за малой скорострельности. Заставили переделать с трёхсот выстрелов в минуту на шестьсот. Ход ствола пришлось укоротить, пружину усилить – и теперь уже не поставишь её на истребитель. Или нужно варить стальной каркас на полфюзеляжа.

– А те, что для нашего завода? Они ведь ещё имеются у тебя на складах? Тащи их сюда, – пытаюсь я его ободрить.

– Как не быть! Стоят на производстве серийно – вы ведь их регулярно берёте. Но нельзя. Они не приняты на вооружение и, тем более, не допущены к установке на самолёты.

Вот тут я и «присел». Как-то раньше глупостей подобного рода мне не встречалось. Возможно, оттого, что в нашей Тмутаракани не так густо народу, помнящего инструкции и правила. Чаще делают как надо, чем, как положено. А тут – сплошная тоска. Махнул я рукой, да и сказал:

– Тащи сюда Яша свои тихострелки, а вы, Поликарп Поликарпович, ставьте их на самолёт. Если спросят, кто разрешил – укажете на меня. А я во всём сознаюсь, потому что меня чем-то тяжелым по голове ударили.

– Эк вас проняло, Иван Сергеевич, – в глазах Николая Николаевича блеснули озорные искорки. – Не извольте беспокоиться, батенька. И не торопитесь так сильно к Канадской границе. Поставим мы лоханочные пушки и формальные вопросы решим. Будет у нас счетвёренная установка с темпом стрельбы тысяча двести выстрелов в минуту и боезапасом триста шестьдесят снарядов. Пройдёт под все требования. А протоколы заводских испытаний на реальном объекте мы оформим и, куда надо, подадим.

– Яков Григорьевич, – вдруг «прорезался» Веня. – У меня тут машина. Погнали скорее за пушками – что там до того Коврова!

Надо же, оказывается, мой поводырь полностью в теме.

– Спасибо, товарищ, – ответил конструктор. – Пушки есть и тут, в Москве, на складе КБ. Но машина для их перевозки не помешает.

В поезде я не переставал думать о размещении счетвёренной зенитки в кузове сарая. Это же страшная вещь может получиться! Только как быть с ленточным питанием? Семён Семёныч! Вместо ДК уже с полгода на завод приходят ДШК. «Ш» – значит Шпагин. Тот самый, что перед войной наладил штамповку ППШ. Правда, на этот раз неизвестно, займётся ли он этим – ППТ хорошо отлажен в производстве и давно апробирован в войсках – Токарев его совершенствовал несколько лет. Однако, не о Токареве речь, а о Шпагине. По всему выходит – он сначала потренировался со штамповкой на звеньях пулемётной ленты, а потом додумался и до переноса технологии на производство целого автомата. И, кажется, был слушок о новом станковом Дегтярёве, тоже с ленточным питанием – значит, нужно срочно, после решения вопросов с обычным калибром и крупняком, мобилизовать того же самого Шпагина на оснащение ленточным питанием двадцатитрёхмиллимеровки Таубина.

Интересно, кто это сможет? Мобилизовать конструктора одного КБ поработать в интересах другого? Не Сталину же писать письмо с просьбой распорядиться?

Самому похлопотать, поуговаривать? Так я не знаю, где искать Шпагина. Может быть, знает Таубин?

К чему это я так раскудахтался? А к тому, что автоматические пушки и пулемёты с магазинным питанием можно терпеть только до какого-то предела, а потом ограничения по боезапасу окончательно и бесповоротно их приговорят. Возможно, вместе с пулемётными и орудийными расчётами.

Сел отписывать Таубину о необходимости бросить всё и заняться ленточным питанием двадцатитрёхмиллиметровок, прежде всего авиационных. Ну а там и счетвёренную зенитку сделать.

Снова зуд в руках и компоновочные идеи, воспоминания об устройстве башни Шилки… Хотя, нужно поехать на всё тот же завод имени Калинина, где делают тридцатисемимиллиметровые автоматические зенитки. Всего-то делов, поставить эту пушку не на четырёхколёсную тележку, а на наш «сарай». А потом – скопировать установочные решения и перенести их на планирующуюся Таубинскую пушку с четырьмя стволами.

В общем – закрутился водоворот творчества. Как-то так сложилось, что знакомства, образовавшиеся на нескольких заводах, давали мне доступ к довольно большому количеству информации о том, что изобретают или уже производят в разных местах. Нет, великие секреты меня не интересовали. В одном месте – редуктор с нужным передаточным числом, в другом – одна-единственная шестерня. Или нужные крышечки летят из-под штампа, как из пулемёта. Вещи копеечные, а нам нужно в ЗИП несколько гаечных ключей… я наводил наших снабженцев на обнаруженные цели, а они потом уже заключали договора или просто покупали.

Разумеется, первым делом большим убедительным письмом сориентировал Таубина на организацию ленточного питания для пушек – знаю, что магазинные системы были вытеснены повсюду, даже в том же знаменитом ДП с его характерным блином.

Так вот – оба варианта зенитного вооружения прекрасно разместились на шестиметровом транспортёре. И тридцатисемимиллиметровая одностволка, и двадцатитрёхмиллиметровя четырёхстволка. Поставили мы их на плоскую крышу «сарая», огородив площадку перилами. Для большого расчета нашлось достаточно места в бывшем грузовом отсеке. Тут и боеприпасов помещалось как следует – не на один хороший бой должно хватить.

Отличные получились машины, способные вести огонь прямо на ходу. Смущало меня поначалу отсутствие тридцатисемимиллиметровых снарядов с дистанционной трубкой – ведь рвани шрапнель в воздухе – вероятность поражения цели заметно повысится. Но, полюбовавшись на стрельбу очередями, я сообразил, что в боевых условиях выставлять на каждом снаряде задержку просто немыслимо – никому не успеть за пушкой, пожирающей боеприпасы один за одним. С другой стороны, для пальбы по низколетящим целям с малых дистанций вполне подходит картечь – эти выстрелы имелись в ассортименте ещё с тех пор, когда тридцатисемимиллиметровки использовались как полевые орудия.

Я их тут же включил и в состав боеукладки МОТок для гранатомёта. Правда, из-за малой скорости «гранаты» поражающая способность такого огня оказалась низкой – разве, что глаз выбить – но выглядело воздействие картечи на мишени страшно. Будто свинцовая метла. Опять же, корчащийся от боли противник уже не так страшен. По самолётам же картечь работала только совсем близко – с дистанций, которых в реальности просто не бывает.

Вот так и получается всегда – нос вытащишь, хвост увязнет. Без дистанционного снаряда гранатомёт напрочь потерял все свои невеликие зенитные возможности. Зато подешевел. И картечь я из боекомплекта МОТки обратно вычеркнул – нечего напрягать людей изготовлением неубивающего боеприпаса.

К сожалению в этот период поставки двигателей словно отрезало – их явно пустили на другие цели по приказу сверху. Единственное, что нам оставалось – это компактные сорокапятисильники. Дело в том, что наш заводик освоил их выпуск по полному циклу. Давненько я о нём не рассказывал, о судоремонтном.

Мы с директором представляли две совершенно различные школы организации производства. Я – сторонник того, чтобы купить готовые комплектующие и провести только сборку. Наш же глава искренне полагал необходимым делать у себя как можно больше частей и узлов, отчего непрерывно оснащал завод, приглашал специалистов, открывал всё новые и новые участки, а порой и цеха.

Началось на моей памяти с малого – с резины. Нет, химпроизводства для её синтеза у нас не было – привозили готовую. Зато оборудование для обрезинивания катков установили и наладили. А потом – прокладки, вводы, уплотнители… на трёхметровое шасси МОТки навесили экскаваторный ковш и бульдозерный нож. Чуток поменьше, чем на «Беларуси», но гидравлические. Интересно, было бы это возможно хотя бы теоретически без собственного производства уплотнительных элементов и шлангов? Чем эти шланги армировали? Суровой нитью вместо привычного нам капронового корда. Вообще-то в детали я не вникал, но ремни для клиноремённых передач завод продавал.

Не мог я не заметить и появления зуборезного оборудования, развязавшего нам руки в части трансмиссий. Потом рядом с кузницей выросла сначала литейка, а там и термический участок. Завод строил домики и продавал их в кредит приглашённым работникам – с тех пор, как начали изготавливать лоханки, средства у предприятия водились. Да не одни вездеходы давали прибыток – кроме ремонта барж и буксиров, строили небольшие драги, землечерпалки, земснаряды, буксиры для рек и озёр. А с той поры, как начали сами собирать двигатели – и катера, речные теплоходики-трамвайчики, самоходные паромы.

Понятное дело – работников для всего этого в наших малолюдных краях не хватало. Надо было переманивать квалифицированные кадры из других мест. И для них стали строить жильё, но не на острове – тут не так уж много недоступного для половодья пространства – а на высоком левом берегу. Он, хоть и считается низменным, но возвышается над поймой на десятки метров, и место здесь ровное – степь. Как поднимешься, слева вдали село Владимировка – уездный город в прошлом, а сейчас – районный центр. Справа – постройки станции Ахтуба. А впереди железнодорожные пути, ведущие с севера на юг, от Сталинграда к Астрахани. Дальше раскинулась та же бескрайняя степь до самой реки Урал.

Ну, за железную дорогу новостройка пока не простёрлась. Её сразу спланировали достаточно компактно, потому что без водопровода тут никак, но трубы нынче дороги. Первыми встали благоустроенные кирпичные бараки под шиферными крышами – то есть пусть и со скромными, но утеплёнными удобствами. Кирпичный завод возвели в селе Покровка в двенадцати километрах выше по течению, а глубже в степь вынесли цементный цех. За ним устроили взлётно-посадочную полосу с твёрдым покрытием.

Собственно, это покрытие имеет небольшую, но очень милую историю – завод сделал несколько земснарядов для намывки песчано-гравийной смеси где-то в верховьях. Вот ею с нами и расплатились. Отсыпали немало улиц и все ближние дороги, а потом и заасфальтировали. Вот и аэродром получился асфальтированный. Хе-хе. Никогда раньше ни о чём подобном не слыхивал.

Для чего нам понадобился аэродром? Началось с приобретения заводом самолёта – директор частенько мотается в Москву и очень ценит своё время. Потом – доставка почты. Затем и военные стали сюда «присаживаться», а там и воинская часть, летающая на И-15 совсем прижилась – говорят, что тут очень удобные ориентиры – Волга и озеро Баскунчак. Плюс – прекрасные подходы с любой стороны и повсюду ровные места для аварийной посадки.

Авиаторы уже и ангары возвели и сами стали селиться в городке. Аэродром назвали Ахтубинском. Это же имя закрепилось и за рабочим посёлком, где жили и наши работники и персонал истребительного авиаполка. Представляете себе, как меня прикалывала сложившаяся ситуация? В моё время на этом самом месте располагался военный городок с этим же самым названием. А дальше в степи были испытательные аэродромы НИИ имени Чкалова. Наде же, какой выверт учинила жизнь-злодейка.

Собственно, политику директора я, полагаю, раскусил. Кадры. Ему нужны кадры. Это и отслужившие в лётной части красноармейцы – многие из них – техники. Это и мехводы, прошедшие практику и обучение на заводе, а потом уволившиеся из рядов. Все они пожили в казармах с тёплыми сортирами… а тут им и жильё дадут с такими же тёплыми сортирами. И не важно, что не даром, а в рассрочку на несколько лет. Цены стабильны, процент не капает, а случись уехать – завод вернёт ранее уплаченное, будь это хоть бы и полная стоимость – жилфонд директор держит жёстко, он нынче не в изобилии. Поэтому увольнение и продажа квартиры заводу – неразделимые части одного процесса. Это сразу оговаривается. Только пенсионерам, пока они живы, никуда уезжать не надо. Потом же – деньги наследникам и адью. Если наследники сами не наши, не заводские.

Не знаю уж как на это смотрит жилищный кодекс и есть ли он вообще.

Кстати, не один я здесь творческая личность. Скажем, группа товарищей соорудила лоханку в варианте разведывательной трёхметровой маломерки не из шестимиллиметрового листа, а из трёхмиллиметрового. И попытались они её снабдить резиновыми гусеницами. Тут вот ещё какое обстоятельство – канаты для буксирования барж – они далеко не просто кусок толстой верёвки, и вполне культурное сооружение из тонкой стальной проволоки. И оборудования для её правильного плетения и свивания у нас тоже имеется – это часть основной продукции завода.

Так вот – умельцы попытались армировать ленту гусеницы сеткой из этой самой проволоки. Упорные попались ребята, справились. Справились и с зацеплением этой ленты с ведущим катком, и с грунтозацепами, которые просто наклепали с двух сторон. Не сразу из этого вышел толк, но добились наши энтузиасты своего – директор-то их не торопил и ни с материалами, ни со станкочасами в помощи не отказывал.

А потом я наслаждался колебаниями Кузьмина. С одной стороны, в случае боевого повреждения гусеница не ремонтируется. С другой – сколько он ни гонял её по песку – ничего не разбалтывается, не действует абразив на траки и пальцы. И сама машинка на редкость резва и пронырлива. Так, когда их поставили на серию, военпред себе сразу и купил. Этакий аналог легковушки-маломерки, пропирающей полтонны груза через любое бездорожье..

Конечно, был я в этой работе не только зрителем. Помогал. А сразу следом за первой ласточкой вылетела из-под нас и вторая, согнутая уже не из трёхмиллиметрового листа, а из полуторки. Один и шесть, если точно. И не на гусеницах, а на дутиках – простых автомобильных камерах. Разумеется, никакой подвески для такой машины не требовалось – торсионов в неё просто не поставили. А на осях колёс внутри корпуса закрепили звёздочки, которые соединили обычной мотоциклетной цепью. Рулили, как на тракторе, торможением одной стороны.

Были на заводе и другие самодельщики. Скажем, «сочиняли» разные моторные лодки – удачные конструкции начинали повторять и это становилось продукцией. Энтузиасты авиастроения так ничего замечательного и не построили, хотя случались трагедии при попытках взлететь. И «запороли» несколько движков.

Так вот, о двигателях. Поначалу их собирали из частей, изготовленных на СТЗ. Потом стали осваивать у себя деталь за деталью. Сами понимаете – цилиндры, шатуны, коленвал. Потом – система впрыска и так далее и тому подобное. Камнем преткновения были подшипники качения – они жёстко фондировались, а мы у себя даже не пытались их делать. Но не напрасно летали в Первопрестольную наши снабженцы – разобрались и с этим. И так, позиция за позицией, наименование за наименованием.

В начале сорокового года я немножко потолковал с начальством о предстоящей войне. Знаете, когда не тюкаешь руководителя постоянно всякой ерундой, а каждое твоё предсказание сбывается, это очень способствует взаимному уважению. Тем более, когда человек столь превосходно использовал представившиеся ему возможности. Мне ведь ни капельки не жаль, что летает он на собственном самолёте, и ездит на лимузине с персональным шофёром. Что у него есть небольшой прогулочный теплоход и… тут всё шито-крыто, так что полный порядок. Мне, например, чёрная икра всё ещё не опротивела.

Главное – директор наш – мужик с понятием, держит нос по ветру и завозит на завод прокат и другие материалы на случай резкого взвинчивания темпа производства в особый период.

Средства на это имеются. Ещё нам удаётся про запас закупать у Таубина пушки и гранатомёты – всё остальное расписано и распланировано на всю обозримую перспективу… Ничего у вооруженцев сверх спущенного плана не выпросишь, хоть убейся. А вот то, что так и не приняли на вооружение – это никого не интересует.

Снова я с темы двигателя соскочил. Самое главное – теперь пятидесятисильный вариант у нас имеется собственный, а, поскольку электрики для работы дизеля не требуется, то мы способны выпускать лоханки даже в условиях полной изоляции, пока не исчерпаем запасов материалов. Да, заводить эти «изделия» придётся ручкой. И дорогу освещать керосиновой фарой, а обогревать дровяной печкой. Но выполнять свою работу они будут исправно.

Пока же полным ходом делаем «сараи», вооружённые одним ДП винтовочного калибра в самой маленькой башне. Зенитные варианты нам не заказывают, хотя испытания они прошли и приняты на вооружение. То есть – дозволение имеется, а потребности нет.

Нет и известий ни от Таубина про ленточное питание пушки и гранатомёта, ни от НКВДэшника Вени про истребитель Поликарпова, ни от Кобыланды о делах в Китае.

Лето. Жара. Часто рыбачу с сыновьями. И не заметил, как выросли парни. Нынче осенью младший пойдет во второй класс, а старший – подумать страшно – уже в пятый. Дочка у нас с Анной недавно начала ходить. Как раз в прошлом году родилась, когда я на Халхин-Голе искал укрытия от жаркого степного солнца. Я много времени провожу с семьёй. Знаю – потом может и не получиться. Последнее мирное лето…