Глава 21. «Диалог» с Православием в лучах «перестройки»

Ватикан оказался одним из ведущих участников перестроечных процессов в Восточной Европе, отстаивающим свои стратегические интересы с помощью новейших методов религиозной геополитики. Стремясь к объединению Европы, он открыто поддержал экспансию Европейского союза на восток. Поэтому параллельно с восстановлением ведущей роли Ватикана в католических странах бывшего соцлагеря его программа включала также его присутствие в тех странах, которые были потеряны в результате «великой схизмы», то есть речь шла о Советском Союзе, которому Иоанн Павел II уделял особое внимание.

Уже в начале своего понтификата Иоанн Павел II в целях сближения с Православием выдвинул идею «христианской Европы от Атлантики до Уральских гор». При этом главная роль в «межхристианском диалоге», как и прежде, предназначалась Константинопольскому патриархату и его главе — патриарху Димитрию I, выступавшему в качестве посредника между Ватиканом и Русской православной церковью.

В ноябре 1979 года понтифик совершил визит в Константинополь, в ходе которого он вместе с патриархом Димитрием I объявил о создании Смешанной международной комиссии по богословскому диалогу между Римско-католической и Православной церквями, с чем согласились все поместные православные церкви. Первое заседание Комиссии прошло в 1980 году на островах Патмос и Родос. Однако возможность более близких контактов была ограничена, так как советское руководство оценило приход Войтылы к власти как новую угрозу, и в 1979 году даже было принято специальное решение «О мерах по противодействию политике Ватикана в отношении социалистических стран».

Но ситуация изменилась с приходом к власти М. Горбачёва, плавно перешедшего от «гласности» и «перестройки» к строительству «общеевропейского дома», что предполагало утверждение религиозной терпимости и плюрализма. Произошло это не сразу, но логика горбачёвской политики соответствовала глубинным интересам Ватикана, что предопределило их взаимную тягу к сближению. Этот процесс хорошо описан в книге «Миссия в Ватикан», изданной советским дипломатом Ю.Е. Карловым, ставшим первым официальным представителем СССР, а затем России в Ватикане и с большой симпатией относившимся к понтифику. Фактически речь идёт о постепенной сдаче горбачёвским руководством своих позиций Ватикану и как политической, и как религиозной силе.

Уже в начале 1986 года в условиях крайней активизации деятельности понтифика Министерству иностранных дел СССР было поручено подготовить новую глобальную концепцию отношений с Ватиканом для определения двух ключевых проблем: перспективе установления дипломатических отношений и позиции в отношении зондажа со стороны Ватикана (с 1984 г.) возможности его участия в праздновании 1000-летия Крещения Руси летом 1988 года. Тогда посчитали, что рассматривать эти вопросы ещё слишком рано, и партийным руководством была подготовлена программа, проникнутая охранительным духом и предусматривавшая проведение антиватиканских действий, что было естественно в связи с политикой Ватикана в странах Восточной Европы и подрывным характером передач ватиканского радио на русском и украинском языках.

Между тем, задачи, которые ставил перед собой Ватикан в отношении СССР, сводились всё к тем же пунктам: укрепление позиций католиков в СССР (в 1986 г. здесь было 1099 католических приходов); легализация униатов; установление официальных отношений.

Правильно оценив ситуацию с перестройкой, понтифик начал подталкивать к активным действиям существовавшую подпольно УГКЦ, во главе которой ещё в 1984 года был поставлен Иоанн Любачевский (с 1985 г. — кардинал), призванный сделать Церковь более послушной и управляемой. В начале августа 1987 года группа униатского духовенства во главе с епископом Павлом Васылыком заявила о своём выходе из подполья, оповестив об этом Москву и Ватикан; затем к ней присоединились другие епископы. А в январе 1988 года папа в своём выступлении перед прессой, отвечая на вопрос о возможном приглашении посетить Москву по случаю 1000-летия Крещения Руси, заявил, что поездка могла бы состояться исключительно в «истинных целях», дав понять, что она не имеет смысла без посещения его «братьев и сестёр» в Литве и в Украине. Затем, обратившись отдельно в двух письмах к православным и униатам, он предложил им примирение ради снятия напряжённости в гражданском обществе.

Послание папы дошло до горбачёвского руководства, которое именно тогда приступило к пересмотру своего отношения к Церкви, осознав, что политика государственного атеизма себя полностью исчерпала. Собрав в апреле в Кремле главных представителей Московской патриархии, Горбачёв разрешил им открыто и с максимальным размахом провести праздничные мероприятия по случаю 1000-летия Крещения Руси, участие в котором должно было принять и государство. Одновременно он пообещал принятие нового, либерального закона о свободе совести. Была и ещё одна важная деталь: в мероприятии предполагалось участие представителей других христианских «церквей».

Так начала вырисовываться новая церковная политика, воспроизводящая подход хрущёвского руководства, рассматривавшего Церковь как инструмент для выстраивания новых отношений с Западом, а экуменический «диалог» — как часть своей внешнеполитической стратегии. Но если при Хрущёве проэкуменический курс навязывался церковному руководству в качестве условия выживания Церкви в разгар гонений и преследований верующих, то горбачёвская команда использовала более гибкие и изощрённые методы. Речь шла о предоставлении полной религиозной свободы, помощи и покровительства Церкви со стороны государства, но ценой этого должна была стать такая открытость к межрелигиозному «диалогу», которая полностью соответствовала бы «новому политическому мышлению» перестроечников и их устремлённости на примирение с Западом. Церковь для них являлась всё тем же инструментом, «идеологическим щитом власти», который должен был укрепить их авторитет как внутри страны, так и на международной арене. Но эти планы не имели бы успеха, если бы внутри руководства РПЦ не существовала бы к этому времени хорошо организованная партия реформаторов, приступившая к перестройке самой Церкви и выступившая надёжным союзником власти.

Для рассмотрения вопроса об участии в праздновании 1000-летия Крещения Руси в Москву в июне 1988 года прибыли две католические делегации: одна — от Католической церкви (10 епископов из разных стран); другая — от государства Ватикан. Делегацию от Ватикана возглавил госсекретарь кардинал Казароли, который, прибыв на торжества, встретился с главой ОВЦС митрополитом Минским и Белорусским Филаретом (Вахромеевым) в аэропорту, а затем с новым председателем Совета министров А.А. Громыко, Министром иностранных дел Э.А. Шеварднадзе, и, наконец, был принят со всеми почестями М. Горбачёвым. Казароли передал ему личное послание папы, в котором содержались приглашение понтифика и четыре темы для обсуждения: установление дипломатических отношений; религиозная свобода для всех верующих; легализация униатов; перестройка. Известно, что Казароли, в знак примирения, передал Горбачёву и список всех тайных католических священников и епископов на Украине, которые никоим образом от этого не пострадали. На встрече шёл поиск политической базы будущего «диалога», поэтому Горбачёв подчеркнул, что «новое политическое мышление» в международных делах перекликается с новыми идеями, выдвигаемыми в Ватикане, при этом совпадают и оценки, и термины. А Казароли дал понять, что Ватикан мог по своим каналам способствовать налаживанию «климата взаимного доверия» между СССР и США. В итоге вопрос о взаимодействии и установлении канала связи для обмена информацией стал основным. Горбачёв пожелал «встречи в Италии», и с этого момента тема его визита в Ватикан была введена в дипломатический оборот, став «одним из стержней, вокруг которого вращалась вся проблематика российско-ватиканских отношений».

Тогда же кардинал Казароли встретился и с униатскими епископами Курчабой и Васылыком, проинформировавшими Ватикан о том, что Греко-католическая церковь существует и просит у Советского правительства реабилитации и возвращения отобранных храмов. А в январе 1989 года понтифик в своём выступлении перед дипломатами призвал Горбачёва применять принципы «перестройки» и в религиозной сфере, имея в виду решение униатского вопроса. Эта поддержка Ватикана подтолкнула униатов к ещё более активным действиям, и в мае 1989 года униатские епископы Курчаба, Васылык и Дмытерко вместе с духовенством устроили стояние на Красной площади в Москве с требованием реабилитации УГКЦ, а миряне из Галиции поддерживали постоянный пикет на Арбате. Осенью в Львове состоялась уже многочисленная демонстрация с требованием легализации УГКЦ, а во втором по значению львовском храме — Преображенском соборе священник Ярослав Чухный вместо патриарха на литургии помянул папу и провозгласил переход в юрисдикцию Униатской церкви. После этого последовал переход в греко-католичество и в других городах, а несколько священников во Львове заявили о создании Украинской автокефальной православной церкви (УАПС). За униатов дружно вступились и перестроечные СМИ.

Летом 1989 года в связи с готовящимися радикальными изменениями в странах Восточной Европы горбачёвская команда приступила непосредственно к реализации концепции «общеевропейского дома», значение которого объяснялось необходимостью не допустить изоляции СССР. Эта тематика стала доминировать и в отношениях с Ватиканом, поскольку международный авторитет понтифика должен был подкрепить престиж перестройки и её лидера в глазах «мировой общественности». Как объяснял позже помощник Горбачёва А. Черняев, все понимали, что Ватикан — это не только религиозная, но и политическая, и экономическая сила, и целью переговоров было разоблачить представление об СССР как «империи Зла». Горбачёв планировал создание союза между странами Восточной и Западной Европы: что-то вроде «Хельсинки-II», что невозможно было без согласия Св. Престола.

В связи с этим в августе в Ватикан был послан личный представитель Министра иностранных дел Э. А. Шеварднадзе Ю. Карлов, передавший понтифику послание Горбачёва. Карлов встречался и с кардиналом Казароли, который сообщил ему, что они надеются, что все вопросы, касающиеся униатов и католиков в СССР, будут решены после принятия нового закона о свободе совести. Поэтому в своём письме министру Ю. Карлов предлагал решить униатскую проблему путём «примирения» религиозных вождей. И не случайно сразу после Карлова понтифик принял трёх митрополитов РПЦ — митрополита Филарета (Денисенко), митрополита Ювеналия (Пояркова) и митрополита Филарета (Вахромеева) — для обсуждения ситуации с греко-католиками.

После этого в советском руководстве была согласована дата посещения Горбачёвым Ватикана, приуроченная к визиту в Италию в конце ноября 1989 года и накануне встречи в верхах на Мальте.

Как указывает в своей книге Ю.Е. Карлов, подготавливая встречу с понтификом, они прекрасно понимали, что она касается интересов РПЦ и, в первую очередь, в связи с возможной легализацией униатов, грозившей потерей многих приходов в Западной Украине. Так что расчёт был сделан на то, чтобы превратить РПЦ в своего союзника. Для этого всячески подчёркивалось, что, во-первых, новый закон о свободе совести обеспечит равенство перед законом всех религий и конфессий, но РПЦ будет занимать в жизни общества особое место, и, во-вторых, что создание представительства СССР в Ватикане было бы полезным и для РПЦ как в целях получения живой информации о ватиканских делах, так и в плане доведения до Ватикана точки зрения руководства Церкви.

В итоге горбачёвская команда решила, что в силу религиозной специфики униатской проблемы решение её надо искать в рамках взаимоотношений между РПЦ и Католической церковью, которые сами должны решать вопрос о разделе церковного имущества, без вмешательства государства. Это была удобная позиция, освобождавшая власть от какой-либо ответственности за решение ключевой проблемы.

Однако и Священный синод, и Совет по делам религий категорически не соглашались с признанием униатов и исходили из того, что, если оно и возможно, то только в рамках Католической церкви Латинского обряда и без восстановления униатских церковных структур. 19 октября 1989 года обеспокоенные члены Священного синода встретились с Э. Шеварднадзе, который попытался «успокоить» их, подчеркнув, что контакты с Ватиканом будут строиться как с государством, а не как с религиозным центром. Он призвал их также подумать «о поисках компромисса в связи с предстоящим принятием более демократического и либерального закона о свободе совести и религиозных организациях».

После этого была проведена встреча Ю. Карлова отдельно с митрополитом Минским Филаретом (тогдашним главой ОВЦС) и митрополитом Ювеналием, которого он назвал «тонким политиком» и который изложил свою точку зрения следующим образом: «Нам, — говорил митрополит, — не уйти от сотрудничества с западным христианством, с Католической церковью. К тому же такое сотрудничество пойдёт только на пользу всему христианскому миру. Однако надо быть реалистами. Русская православная церковь пока слишком слаба, чтобы на равных сотрудничать с католиками. Торопиться в этом деле — значит повредить перспективе общехристианского «диалога», ослабить позиции русского Православия». То есть межрелигиозное сотрудничество никоим образом не отметалось, но ставилось в зависимость от укрепления позиций самой РПЦ и её способности конкурировать с католиками, которые при организованной и политической поддержке Ватикана могли занять доминирующие позиции в российской духовной жизни.

Буквально тогда же, 20 октября, Горбачёв и Шеварднадзе приняли на самом высоком уровне кардинала Содано (практически в качестве главы правительства дружественного государства), с которым впервые за всю историю советско-ватиканских отношений были серьёзно обсуждены вопросы деятельности Католической церкви в СССР, без решения которых горбачёвское руководство не видело возможности нормализации отношений с Ватиканом. Но поскольку это касалось уже межрелигиозных отношений, прозвучала, наконец, и тема о роли РПЦ в процессе нормализации отношений. Горбачёв чётко высказал положение о взаимозависимости между развитием контактов с Ватиканом по межгосударственной линии и «диалогом» между РПЦ и Католической церковью, связав всё в треугольник светская власть — Ватикан — РПЦ. Так что закономерно, что через несколько дней важная ватиканская делегация, теперь уже во главе с кардиналом Виллебрандсом (главой Папского совета по содействию христианскому единству), прибыла в Даниловский монастырь (возвращённый Церкви по случаю празднования 1000-летия Крещения Руси) для встречи с патриархом Пименом, который вынужден был согласиться с решением Горбачёва.

Долгожданная встреча с понтификом состоялась 1 декабря 1989 года в Ватикане, в личной библиотеке папы, и длилась около часа. Хотя газета «Правда» писала, что встреча состоялась с глазу на глаз, в действительности в ней участвовали два официальных переводчика, и содержание встречи известно. Но параллельно с ней вёлся не менее ответственный разговор между Э. Шеварднадзе и кардиналом Казароли, представлявший собой как раз настоящие политические переговоры по конкретным вопросам, в которых также участвовали кардинал Содано, член Политбюро ЦК КПСС А.Н. Яковлев, посол СССР в Италии Н.М. Луньков и Ю. Карлов. После этого состоялось уже общение представителей двух делегаций, среди которых был и митрополит Ювеналий. В ходе общения Горбачёв, произнося речь, дал понять, что приехал, чтобы получить от папы одобрение политики перестройки. Как пишет исследователь Леконт, «ничего не даётся даром. Поддержка перестройки папой в обмен на свободу советских верующих — вот к какой «сделке» пришли дипломаты этих двух таких не похожих друг на друга держав». Одобрение это было тем более важно для Горбачёва, что понтифика он рассматривал как человека, «обладающего самым высоким моральным авторитетом в мире» — так он представил папу своей жене. Показательны и слова Э. Шеварднадзе, сказанные им кардиналу Казароли в связи с обсуждением перемен в Восточной Европе: «Без вас (имея в виду Ватикан) всего этого не было бы!».

Выступая с речью, Горбачёв сделал неожиданное для понтифика предложение, пригласив его с официальным визитом в СССР. И хотя ватиканская сторона и сообщила позже, что это заявление преждевременно, сама идея, ранее немыслимая, была введена в сферу возможного обсуждения, что, естественно, не могло не поставить вопрос о встрече понтифика с патриархом.

Получив «одобрение» папы, советская делегация отбыла на Мальту для встречи с Д. Бушем-старшим, в ходе которой, как известно, произошла сдача СССР. Горбачёвская команда обязалась не вмешиваться в дела стран Восточной Европы, согласилась на объединение Германии и на уступки в отношении Прибалтики. Символично, что это произошло на Мальте — в бывшем гнезде Мальтийского ордена, выступавшего в качестве посредника между Ватиканом, МИ6 и ЦРУ.

Встреча в Ватикане стала переломным моментом и в дипломатических контактах, и в положении Католической церкви в нашей стране. Поскольку она произошла после падения Берлинской стены, многие сопоставляли эти два события, говоря о «преодолении раскола между Востоком и Западом».

15 марта 1990 года было сообщено об установлении официальных отношений между СССР и Ватиканом на уровне представительств (а не посольств), хотя официальные представители были в ранге чрезвычайного и полномочного посла (Ю. Карлов) и апостольского нунция по особым поручениям (архиепископ Франческо Коласуонно). При этом, поскольку папский представитель стал обладать двойной миссией — дипломатической и религиозной, Ватикан приобрёл в его лице канал воздействия на католические епархии в нашей стране. И хотя Ю. Карлов и оправдывал эту ситуацию тем, что советская сторона приобрела больше возможностей требовать, чтобы центральные органы Римско-католической церкви по связям с католическими организациями в СССР носили открытый характер и соответствовали нормам международного права, преимущества были на стороне Св. Престола.

Последствия не заставили себя долго ждать.

Дело в том, что ещё в ноябре 1989 года Совет по делам религий при Совмине Украинской ССР объявил о начале регистрации униатских приходов, после чего так называмый «Комитет защиты Украинской католической церкви» начал насильственные захваты православных храмов. В январе 1990 года понтифик признал действительными хиротонии 10 тайно рукоположенных униатских архиереев и определил их в качестве ординарных и титулярных епископов на возрождённые униатские епархии: Львовскую, Ивано-Франковскую и Мукачёвскую.

После же установления официальных отношений роль Ватикана как покровителя униатов, вдохновившего их на разгром православных приходов, проявилась в полную силу. Выразилось это в работе Четырёхсторонней комиссии, созданной в Западной Украине для совместного поиска путей урегулирования отношений между православными и униатами. В неё вошли представители Московского патриархата, Украинского экзархата МП, УГКЦ и Католической церкви. Комиссия выработала взаимоприемлемые условия, на основании которых должно было произойти перераспределение храмов и церковного имущества, однако вскоре её работа была нарушена действиями представителей УГКЦ. 22 марта 1990 года они опубликовали заявление о том, что по согласованию с понтификом все выработанные Комиссией материалы признаются недействительными и неправомочными. Униаты в одностороннем порядке вышли из состава Комиссии и вернулись к прежней экстремистской политике, захватывая православные храмы. Совет по делам религий в Москве уже полностью потерял контроль за религиозной обстановкой в Украине, униаты открыто взаимодействовали с сепаратистскими силами, а Ватикан им в этом потворствовал.

31 марта 1991 года митрополит Иоанн Любачивский, имевший американское гражданство, прибыл в Львов и взошёл на кафедру Собора св. Юра, возобновив каноническую структуру в Украине. После этого в Западной Украине начинаются регулируемые из одного центра демонстрации униатов против православных, погромы и захваты их храмов, сопровождаемые избиением и надругательством над священниками и мирянами. В итоге на Галичине были разгромлены три православные епархии — Тернопольская, Ивано-Франковская и Львовская. В последней из 1 тысячи существовавших там приходов осталось только 40.

Как писал Ю. Карлов, РПЦ в Западной Украине «оказалась в ловушке горбачёвской формулы, согласно которой униатский вопрос должен решаться между православными и католиками, а государственные власти признают, мол, любое их решение. В своё время авторы этой формулы из Идеологического отдела ЦК КПСС и из Совета по делам религий думали, что Православная церковь будет всего лишь ширмой, за которой разместятся истинные участники переговоров в Ватикане — партийные и государственные власти. Однако крах централизованного государственного управления оставил православных беззащитными. Им противостояла уже хорошо организованная к тому времени Униатская церковь, которая пользовалась полной поддержкой местных властей. Москва для западноукраинских православных оставалась всё дальше и дальше».

После принятия в октябре 1990 года закона о свободе совести и религиозных организаций общая религиозная обстановка в стране резко ухудшилась, и начали активно проявлять себя центробежные тенденции внутри РПЦ. Украинской православной церкви (как стали называть теперь Украинский экзархат) под давлением обстоятельств были предоставлены независимость и самостоятельность в управлении своими делами при сохранении канонических связей с МП. Уже после распада СССР произошёл раскол УПЦ МП и образование УПЦ Киевского патриархата и активизировалась возобновившая легальную деятельность Украинская автокефальная православная церковь, оторвавшая от РПЦ более тысячи приходов.

В условиях общей неразберихи, царившей тогда в Москве в отношении дел с Ватиканом, он активно расширял и укреплял позиции католичества в различных районах СССР. В 1991 году здесь существовало уже более 1,5 тысячи католических приходов, создавались административные структуры, учебные заведения, миссионерские центры, учреждались монашеские ордена. Ватикан помогал налаживать связи католиков в СССР с зарубежными центрами. И только по линии Католической церкви США было выделено около 100 миллионов долларов в помощь родственным католическим структурам в нашей стране.

Главным образом, восстанавливались приходы в Украине и в Белоруссии, где создавались католические епархии. Через частные приглашения начался мощный заброс миссионеров, местные власти стали выделять значительные бюджетные средства на восстановление храмов. В Белоруссии из 109 священников, обслуживавших общины, 50 были приглашены из Польши в соответствии с секретной договорённостью между Горбачёвым и Ярузельским. В итоге католическая иерархия тут оказалась в зависимости польского епископата и Польши, что проявлялось, в частности, в использовании польского языка в религиозных службах и в церковном делопроизводстве.

На других территориях СССР Ватикан планировал создать единую католическую епархию с центром в Москве, однако в итоге в апреле 1991 года были созданы три апостольские администратуры для католиков Латинского обряда, которые возглавил Т. Кондрусевич в Москве — для евпропейской части РСФСР, иезуит Й. Верт в Новосибирске — для азиатской части РСФСР и Я. Ленга в Караганде — для Казахстана. Католики, пользуясь соответствующей финансовой поддержкой, перешли везде к активной прозелитической деятельности. РПЦ расценила назначение католических епископов как попытку создания параллельных миссионерских структур католицизма на канонической территории Русской церкви.

Одновременно Ватикан стал активно налаживать гуманитарное сотрудничество с государственными организациями нашей страны, чего раньше никогда не было — ни до революции, ни при Советской власти. В Москве на деньги католических организаций стали строить больницы для детей, использовали опыт католиков в деле подготовки медицинского персонала. Но главное внимание католики уделяли культурной и духовной сфере, участвуя в двусторонних симпозиумах на исторические темы в целях создания положительного образа Ватикана в глазах советских людей. Расширились контакты советских научных организаций с «Руссикумом» и Понтификальным Восточным институтом.

После «российско-американской революции» Б. Ельцина и развала СССР в декабре 1991 года Ватикан установил отношения с Российской Федерацией как преемницей СССР, и новые власти всячески пытались показать свою заинтересованность в укреплении дружбы со Св. Престолом. Связь между папой римским и Б. Ельциным была налажена ещё до Беловежских соглашений при посредничестве Министра иностранных дел России А. Козырева. Тот обсуждал с госсекретарем Ватикана Содано планируемые политические и экономические реформы в России и даже собирался использовать элементы современной католической социальной доктрины.

А 20 декабря в Ватикан прибыл Б. Ельцин, который в беседе с папой подчеркнул о верности принципу равенства всех религиозных конфессий. Тут вновь прозвучала тема визита понтифика в Россию, по поводу которого глава пресс-службы Ватикана Наварро-Валльс заявил, что он состоится, когда наступит подходящий момент, так как визит должен иметь экуменическое звучание. Как и во время визита Горбачёва, главные переговоры шли не между понтификом и Ельциным, а между госсекретарём Содано и Министром А. Козыревым, которые обсуждали вопрос о том, как подключить Ватикан к процессу международного признания России как самостоятельного государства.

Ватикан продолжал укреплять свои позиции в России. Здесь была восстановлена деятельность католических монашеских орденов. В 1992 году официально начал действовать Орден иезуитов, открывший свои филиалы в Новосибирске, Калининграде, Санкт-Петербурге и Москве. В том же году были восстановлены дипломатические отношения с Суверенным Мальтийским орденом (учитывалось, что они существовали при Павле I.). Росло число приходов; при этом 90 % служивших в них священников были иностранцами. А в 1999 году была создана Конференция католических епископов России.

Главной же целью Св. Престола оставалось сближение с РПЦ. И здесь важно подчеркнуть, что, несмотря на тот погром православных, который происходил в Западной Украине, несмотря на активную прозелитическую деятельность католиков в России, руководство Московской патриархии продолжало вести с ними «диалог». Устремлённость архиереев на экуменическую открытость, предоставившую возможность более активного участия в международной жизни, оказалась сильнее заботы о собственной пастве. Этому способствовали два фактора.

Во-первых, с изменением положения РПЦ здесь началась автономная религиозно-политическая активность, в результате которой была проведена серия административных реформ. Как показал отец Павел Адельгейм в своей книге «Догмат о Церкви в канонах и практике», реформы эти осуществлялись последовательно и поэтапно. Проследить их можно путём сравнения четырёх редакций Устава Церкви (1917 г., 1945 г., 1988 г. и 2000 г.).

Устав 1917 года определял, что в РПЦ высшая власть — законодательная, административная, судебная и контролирующая — принадлежат Поместному собору, периодически, в определённые сроки созываемые, в составе епископов, клириков и мирян. Положение 1945 года и Устав 1988 года исключили «контролирующую» власть из компетенции Поместного собора, никому её не передав. Наконец, Устав 2000 года исключил из компетенции Поместного собора, кроме «контролирующей», уже «законодательную», «административную» и «судебную» власть, оставляя ему «высшую власть» в области вероучения и канонического устроения. Высшая «законодательная и судебная» власть была передана Архиерейскому собору, а «исполнительная» — патриарху и Синоду. Таким образом, это открыло путь к сосредоточению полноты церковной власти в руках архиерейской корпорации. Существенные перемены произошли и в положении церковной общины. Приходской устав 1917 года называл мирян «прихожанами» и наделил их каноническим статусом в сфере деятельности общины конкретного храма. А согласно Уставу 1988 года, для прихожан не предусмотрено никаких прав; это бесправное положение в приходе приводит к тому, что они остаются невостребованными храмовой жизнью и лишены участия в обсуждении проблем приходской жизни. Но в итоге это касается не только приходской, но и общецерковной жизни, когда миряне не имеют возможности высказывать свою позицию относительно «межхристианского диалога».

Интересен и тот факт, что в Уставе 1988 г. было отражено, что термины «Московский патриархат» и «Московская патриархия», до этого взимозаменяемые, теперь приобрели разное значение. Московская патриархия — это каноническое подразделение РПЦ, которое объединяет структуры, непосредственно руководимые патриархом, в то время, как Московский патриархат является другим официальным названием РПЦ. При этом являясь подразделением РПЦ, Московская патриархия как религиозная организация зарегистрирована в качестве юридического лица, сведения о котором внесены в Единый государственный реестр юридических лиц.

Во-вторых, в условиях новой, открытой внешней политики российского руководства окрепли позиции «экуменической партии» в Московской патриархии — сотрудников Отдела внешних церковных сношений, во главе которого в 1989 году стал митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев). При нём произошли качественные изменения в структуре и деятельности ОВЦС, возросла его роль в «диалоге» с государственной властью, расширились контакты с различными политическими, общественными и прочими организациями. Спектр его ответственности был крайне широк, и он всё активнее вторгался в различные области взаимосвязи с внешним миром. В 1997 году в ОВЦС была проведена реорганизация управления по ватиканской модели, в результате которой появились Секретариат по межправославным отношениям, по взаимоотношениям Церкви и общества, наконец, по межхристианским связям, секторы зарубежных учреждений и прочее. Показательно, что именно ОВЦС организовал процесс выработки «Основ социальной концепции Русской православной церкви», за основу которого были взяты документы Католической церкви.

О серьёзной смене ориентиров, произошедшей в церковной политике ОВЦС, свидетельствовало установление крайне тёплых отношений с иудаизмом. А иудаизм уже в последние годы правления М. Горбачёва настолько укрепил свои позиции в России, что в январе 1990 года хасиды получили от главы государства разрешение провести первое в истории «иудейское богослужение» в Московском Кремле. Здесь присутствовали главные раввины Англии, Румынии и другие участники прошедшего накануне международного форума в защиту природы, а воглавил его главный раввин нью-йоркской синагоги «Парк Ист» Артур Шнайер. При Б.Н. Ельцине влияние иудейских организаций ещё более усилилось, что ярко проявилось в том, как проходила кампания с требованием передачи хасидам рукописей библиотеки Шнеерсона из фондов Государственной библиотеки им. В.И. Ленина, организованная зятем и духовным наследником 6-го Любавического ребе Менахемом Шнеерсоном.

Под давлением тех же сил в ноябре 1991 года патриарх Алексий II, совершив первую в истории Русской церкви поездку в США, посетил нью-йоркскую синагогу, где выступил с речью перед раввинами, которая носила даже не еретический, а вероотступнический характер. В ней талмудические иудеи были названы «братьями» и было сказано: «Единение иудейства и христианства имеет реальную почву духовного и естественного родства и положительных религиозных интересов. Мы едины с иудеями, не отказываясь от христианства, не вопреки христианству, а во имя и в силу христианства, а иудеи едины с нами не вопреки иудейству, а во имя и в силу истинного иудейства. Мы потому отделены от иудеев, что мы еще «не вполне христиане», а иудеи потому отделяются от нас, что они «не вполне иудеи». Ибо полнота христианства обнимает собой и иудейство, а полнота иудейства есть христианство».

Судя по всему, это был и политический ход, и суперэкуменический контакт, но если обычно подробности таких форумов не разглашаются, то тут всё было предано огласке. Как пишет Андрей Рюмин, «наиболее красноречивые выдержки из выступления были опубликованы сразу в двух газетах: 26.01.1992 в «Московских новостях» под заглавием «Ваши пророки — наши пророки» и в № 1(65) за 1992 год «Еврейской газеты» под ещё более кричащим заголовком «Мы должны быть едины с иудеями». Сам характер этих изданий явно показывает, что имела место спланированная провокация, что Патриарха «подставили». И в этой связи особенно неблаговидна роль готовивших выступление «референтов»». Молва приписывает авторство нашумевшей речи протопресвитеру Виталию Боровому, который активно работал во Всемирном совете церквей и с 1963 по 1995 год был заместителем председателя ОВЦС.

Последствием этого события стал отказ некоторых священников поминать патриарха, и их движение продолжалось несколько лет. Выступление патриарха было в итоге фактически дезавуировано, признано в узком кругу ошибкой и не привело к радикальным изменениям в церковной политике в отношении иудеев. Но оно показательно с точки зрения того, какими методами действовал прибиравший тогда к своим рукам власть ОВЦС и какие цели имеет продвигаемый им экуменический «диалог».

Именно ОВЦС нёс ответственность за переговоры с католиками и за то, что произошло на VII заседании смешанной комиссии по богословскому договору между католиками и православными, состоявшемся в г. Баламанде (Ливан) в 1993 году. Здесь было заключено соглашение «Униатизм как метод объединения в прошлом и поиск полного единства в настоящем», подписанное католиками и 13 официальными представителями 9 поместных православных церквей (от РПЦ — игумен Нестор Жиляев, сотрудник Отдела внешних церковных сношений). Документ этот, получивший название «Баламандская уния», ярко отражает дух экуменизма. Осудив униатство как источник конфликта между православными и католиками, он выдвинул новые экуменические богословские принципы и практические методы для достижения «полного общения».

В нём, в частности, признаётся, что восточные католические церкви являются частью католической общины и должны руководствоваться положениями II Ватиканского собора и быть равноправными участниками в деле экуменического «диалога»; предлагается забыть историю отношений между Православной церковью и восточными католическими церквями и осуждаются «попытки возвращения восточных католиков в Церковь отцов» православной стороной; Православная и католическая церкви рассматриваются в качестве «Церквей-сестёр»; указывается, что Православие и католичество в равной мере ведут ко спасению; призывается учитывать «религиозную свободу верующих», которые «должны иметь возможность свободно высказывать своё мнение, когда их об этом спрашивают»; предлагается верующим оказывать помощь другим церквям в их богослужении, предоставляя свою собственную Церковь в их распоряжение по обоюдному согласованию, которое позволило бы совершать богослужения по очереди в разное время в одном и том же здании»; предлагается создание католиками новых структур в регионах, традиционно относящихся к юрисдикции Православной церкви; настаивается на необходимости уделить особое внимание подготовке будущих священников, образование которых должно быть объективным и положительным по отношению к другой церкви; объявляется, что цель «диалога» — обрести полное общение, которое существовало между нашими церквями более тысячелетия; указывается, что предложенные принципы и методы исключают в будущем «всякий прозелитизм и всякое стремление к экспансии католиков в ущерб Православной церкви» и устраняют препятствия для дальнейшего экуменического «диалога».

Таким образом, документ заключал в себе серьёзные уступки католикам. Уравняв Православие с католичеством и нигде не упомянув об их вероучительных расхождениях, оно утвердило ложное «сестринское богословие», признающее католицизм Церковью в полном смысле этого слова, что означало отказ от учения авторитетных святых отцов и соборов, в то время как Католическая церковь ничем не пожертвовала, так как она осталась верна экклесиологии Второго Ватиканского собора, признавшего за Православием действительность таинств и апостольское преемство. Формально отвергнув унию как насильственный способ окатоличивания, соглашение предложило другой, более мягкий и скрытый, соответствующий постконфронтационному периоду «диалога». Он основывается на сокрытии истинной сущности современного католичества и экуменизма и подмены её ложной. А это позволяет поглощать Православие через разложение его изнутри путём воспитания массы экуменически-прокатолических священнослужителей, катехизаторов и широкой массы мирян, опираясь на сокрытие истинной сущности современного католичества и экуменизма и подмены её ложной. Что касается униатских общин, то документ не только признал их в качестве католического сообщества, но придал им ещё большие права на свою деятельность. Более того, он узаконил продвижение Ватикана на Восток путём создания новых структур. В силу этого, опираясь на «православных» экуменистов и на греко-католиков Западной Украины, ставших требовать от православных предоставления им оставшихся храмов и захватывать их при поддержке властей, Ватикан значительно расширил своё официальное присутствие в Украине и в России.

Важно отметить, что Баламандское соглашение было подписано Жиляевым в тайне, и текст его был публикован только в 1995 году. Так что, когда в 1994 году собрался Архиерейский собор, владыки одобрили этот документ, так и не ознакомившись с его содержанием. И только на Архиерейском соборе 1997 года было определено: «Ввиду дискуссии, возникшей на Соборе вокруг значения Баламандского соглашения, передать последнее на изучение Синодальной богословской комиссии и поручить Священному синоду выразить отношение к этому документу». Однако собравшаяся не в полном составе богословская комиссия не нашла ничего опасного в новой Унии с папистами.

В итоге соглашение не вступило в силу из-за отказа Иоанна Павла II его утвердить, но оно показало готовность руководства РПЦ идти на уступки. Такая наступательность со стороны католиков и уступчивость со стороны РПЦ имела серьёзные последствия.

В 1997 году был впервые поставлен вопрос о встрече папы и Московского патриарха Алексия II. Её запланировали провести для обсуждения существующих проблем во время II Европейской межхристианской ассамблеи в Граце (Австрия). Помешало этому только то, что в процессе подготовки общей декларации из текста по настоянию папы были удалены фразы об осуждении прозелитизма и униатства. О том, что эта тема была поднята не без влияния российских властей, свидетельствует заявление самого патриарха Алексия II в 2000 году: «Я знаю обо всех предложениях по этому поводу и в том числе о том, что премьер-министр Касьянов договаривался с Иоанном Павлом II о возможной встрече, и не исключено, что рано или поздно мы действительно побеседуем с папой». Главными препятствиями для встречи патриарх назвал прозелитизм и нежелание Ватикана осудить действия украинских греко-католиков. С тех пор решение этих двух проблем стало главным условием для возможной встречи.

Так произошли мутация взглядов и изменение позиции руководства РПЦ: встречу признали возможной вопреки еретическим взглядам понтифика, поэтому вопрос о богословских противоречиях не поднимался, и никто не напомнил, что прозелитизм — это сама сущность католицизма. Так что опыт неформальной унии 1965 года не прошел даром.

Чувствуя за собой силу, понтифик предпринял очередные «миротворческие» шаги. В июне 2001 года он посетил независимую Украину с т. н. «государственным визитом» по приглашению тогдашнего президента Украины Л. Кучмы. Это был первый в истории визит папы римского на русскую землю. Он состоялся вопреки многотысячным протестам православных верующих. В ходе этого визита папа не только побывал в Киеве и Львове, но и провёл богослужения в этих городах, что явно выходило за рамки задекларированного властью «государственного визита».

Вторым «миротворческим» шагом стало преобразование в 2002 году апостольских администратур в России в четыре полноценные католические епархии с центрами в Москве, Саратове, Иркутске и Новосибирске, объединённые в митрополию с центром в Москве. Руководство РПЦ оценило это как «вызов, брошенный Православию», поскольку речь идёт о прозелитической деятельности на канонической территории РПЦ.

Однако ОВЦС упорно продолжал «диалог» с Ватиканом. Митрополит Кирилл (Гундяев) описал тогда ситуацию следующим образом: «После визита папы римского на Украину православно-католические отношения зашли в тупик. Однако мы не можем игнорировать тот факт, что Православная и Католическая церкви являются реальными духовными силами в Европе и мире, способными во многом определить христианский ответ на вызовы нового века. Поэтому, возражая против политики Ватикана в отношении традиционно православных стран, являющихся канонической территорией Московского патриархата, мы признаём необходимость православно-католического диалога по основным проблемам развития современной цивилизации. Поэтому, несмотря на тяжёлые последствия визита папы римского на Украину, мы сочли необходимым возобновить диалог с католиками».

С самого начала «диалога» он отличался наступательным и бесцеремонным характером со стороны Св. Престола и оборонительным и оправдательным — со стороны руководства РПЦ. Всё стало соответствовать формуле, которую митрополит Кирилл выразил так: «Мы продемонстрировали готовность к диалогу, однако ответом на наши добрые намерения стали чрезвычайные некорректные, неуважительные действия Ватикана». Но в этом и заключается сущность Ватикана. И в 1995 году в энциклике Lumen Orientalis Иоанн Павел II подтвердил: «Каждое обсуждение возможности объединения церквей предполагает безоговорочное признание первенства папы, которое установлено Богом, как «вечного», видимого начала и основы единства».

Поскольку православные миряне продолжали относиться к католикам и протестантам так, как учили нас святые отцы, главным для экуменической партии в РПЦ было дать богословское обоснование «диалога». Показателен в этом плане доклад председателя Синодальной богословской комиссии митрополита Филарета (Вахромеева) на Архиерейском соборе РПЦ 29 ноября — 2 декабря 1994 года, в котором, говоря об инославных как «разделённых наших братьях во Христе», он заявил, что Православная церковь не признаёт католиков, протестантов и англикан еретиками, несмотря на отсутствие с ними евхаристического общения и наличие догматических разногласий. Она признаёт действительность крещения, евхаристии, священства, епископата католиков и наличие у них апостольского преемства. В отношении протестантов и англикан было сказано, что признаётся действительность таинства крещения. Принятые положения противоречат учению наших святых отцов, но интересно и то, что они идут вразрез с оценкой тех католиков, которые остаются верными «старой», дособорной Католической церкви. Вспомним утверждение седевакантистов: современная католическая месса недействительна.

Эти положения не были включены в Определение Архиерейского собора, но и само название данного документа — «Об отношении Русской православной церкви к межхристианскому сотрудничеству в поисках единства», и содержавшаяся в нём позитивная оценка участия РПЦ в экуменическом движении свидетельствовали о твёрдости курса на сотрудничество, включая совместные молитвы с инославными. Единственно, это не носило обязательно-принудительного характера и было отдано на благоусмотрение священноначалия в общецерковной внешней деятельности и на благоусмотрение епархиальных первосвященных в делах внутриепархиальной жизни. Но суть от этого не менялась.

Критика в отношении экуменизма звучала и из уст отдельных мирян, священников и иерархов. В 1998 году широкий общественный резонанс получило выступление братии Валаамского монастыря с Заявлением по поводу экуменизма, в котором говорилось: «Участие в деятельности ВСЦ, основанной на экклезиологической ереси, неизбежно вынуждает православных участников экуменического движения относиться к инославным сообществам как к равноправным «церквям», облагодатствованным Святым Духом, тем самым попирая догмат о Единой, Святой, Соборной и Апостольской церкви».

Однако ответом на это со стороны священноначалия стало очередное оправдание экуменизма. В 2002 году Архиерейский собор закрепил принятый подход, приняв документ «Основные принципы отношения к инославию», отредактированный и одобренный в 2008 году, который, хотя и отверг «теорию ветвей», утверждавшую сохранение глубинного единства христиан, подчеркнул позитивную цель экуменического движения и осудил враждебное отношение к его задаче.

Здесь мы видим вновь подмену понятий и оправдание недопустимого с точки зрения христианского учения. Вместо «Едина (одна) Церковь» написано «Единая Церковь», вместо еретиков говорится о «разделённых христианах», единство которых надо восстановить. Есть и такое положение: «Православная церковь устами Святых Отцов утверждает, что спасение может быть обретено лишь в Церкви Христовой. Но в то же время общины, отпавшие от единства с Православием, никогда не рассматривались как полностью лишённые благодати Божией… Несмотря на разрыв единения, остаётся некое неполное общение, служащее залогом возможности возвращения к единству в Церкви, в кафолическую полноту и единство». Но это буквально списано с Догматической конституции о Церкви II Ватиканского собора, в котором говорится, что «те, кто верует во Христа и должным образом принял крещение, «находятся в известном общении» с Католической церковью, «пусть даже неполном». Но если католики указывают путь достижения полноты (признание папского примата), то здесь об отказе от примата ничего не говорится.

Более того, в разделе «Диалог с инославными» документа предлагалось более интенсивное сотрудничество в сфере богословия:

«4.7. Диалог с инославием вновь возродил понимание того, что единая кафолическая истина и норма в различных культурно-языковых контекстах может быть выражена и воплощена в различных формах. В ходе диалога необходимо уметь отличать своеобразие контекста от действительного отклонения от кафолической полноты. Должна быть исследована тема пределов многообразия в едином кафолическом предании.

4.8. Следует рекомендовать создание в рамках богословских диалогов совместных исследовательских центров, групп и программ. Важным следует считать регулярное проведение совместных богословских конференций, семинаров и научных встреч, обмен делегациями, обмен публикациями и взаимное информирование, развитие совместных издательских программ. Большое значение имеет также обмен специалистами, преподавателями и богословами.

4.9. Важное значение имеет направление богословов Русской Православной Церкви в ведущие центры инославной богословской науки. Также необходимо приглашать инославных богословов в Духовные школы и учебные заведения Русской Православной Церкви для изучения православного богословия. В программах Духовных школ Русской Православной Церкви большее внимание должно быть уделено исследованию хода и результатов богословских диалогов, а также изучению инославия».

Однако, как бы витиевато ни оправдывали эти документы «диалога» с инославными, не они определяли экуменическое поведение руководства, а давно сделанный им однозначный выбор, не требующий никакого богословского обоснования. Поэтому будущий патриарх Кирилл (Гундяев) мог спокойно позволить себе заявить на Генеральной ассамблее ВСЦ в Канберре в феврале 1991 года: «Всемирный совет церквей является нашим общим домом, и факт, что православные воспринимают его как свой дом и хотят, чтобы этот дом был колыбелью Единой Церкви».

Так, начавшаяся перестройка в общественно-политической сфере вновь «открыла» нашу Русскую православную церковь Западу, но в условиях развала державы и перехода страны под внешнее управление эта «открытость» обернулась участием в чужом сценарии на правах «младшего партнёра». Те силы, что «запустили» перестройку, реанимировав никодимовский «проект», «запустили» и Реформацию в РПЦ, которая с годами стала набирать свою настоящую силу.