Глава 19. Самая желанная девчонка из старшей школы

Майло очнулся наполовину в воде. Как прибитое к берегу дохлое животное.

Какое-то время все было прекрасно. Запах земли, травы и полевых цветов, освежающая кожу вода. После, как всегда, нахлынули воспоминания. Шепот, перерастающий в рев, так что Майло едва не стошнило. Память еще хранила во всех подробностях опрокинувшийся грузовик, разрезанное надвое тело и агонию в луже разлившихся химикатов.

Воспоминание схлынуло, оставив след в его безумных глазах. Уступив место другим, о том, что он делал, вроде стрельбы в людей. И что мог бы сделать, если бы не авария…

Майло судорожно перевернулся на бок, и его вырвало на семейство одуванчиков. Его всего трясло.

Подобное состояние было не в новинку. С опытом множества жизней, не все из которых были праведными, он убедился, как плохие поступки проникают в душу. Если совершаешь злодейства, в Загробной Жизни тебя ждет адское похмелье. Шелест шагов по мягкой траве. Майло вздрогнул. Не поднимая глаз, он сплюнул, прокашлялся и сказал:

– Ну.

– В самом деле, – ответил некто. – Ну?

И это была не Сюзи.

Подбежал кот, потерся о его лицо носом и направился дальше.

В наряде, который носят разве что на похоронах, перед ним возвышалась хмурая Няня.

– И как, – спросила она, скрестив руки, – все прошло в этот раз?

Несколько секунд Майло приводил мысли в порядок.

– Едва не стал убийцей, – сказал он, пожав плечами. – Наверное, стал бы.

Няня поджала губы. Но когда заговорила, Майло поразил ее ласковый тон.

– Ты делаешь успехи, – сказала она. – Пока мне нечего добавить. Идем домой.

Протянув руку, на удивление сильную, она помогла ему подняться. Он постоял с минуту, пошатываясь, и они направились вдоль берега.

– Не вызывает сомнений, – выдавил Майло, останавливаясь, чтобы еще раз поблевать, – что в этот раз я не стал частью Сверхдуши.

– О, так ты заметил?

Они перешли мост и оказались в городе. Миновали дорогие кварталы. Предместья.

– И думал, – сказал Майло, – что придется возродиться глистом.

– Не ной.

– Но я ничего не совершил.

Няня остановилась. Крепко взяла его за локоть и развернула лицом к себе.

– Иногда, – сказала она, – ценность жизни заключается в тех вещах, что не были сделаны. Представь, если бы Гитлер не поддался внутреннему голосу и всю жизнь разводил бы пчел. Что за славная жизнь.

Майло постарался представить.

– От возвращения глистом, – продолжила Няня, – тебя уберегло то, что ты направил грузовик в кювет. Довольно и этого. Ты не достиг совершенства и не заслужил наград. А теперь тихо. Мы пришли.

Они оказались посреди старой парковки для трейлеров, перед ржавым вагончиком Эйрстрим с выбитыми стеклами. Сбоку примыкала гора пустых пивных банок, скопившихся лет за тридцать.

– Дом, милый дом, – сказала Няня.

– Мммм, – сказал Майло, зачарованный россыпью пивных банок.

В данный момент они занимали все его мысли.

Внутренняя обстановка вагончика соответствовала. Покрытый пятнами стул, облупившиеся стены и запах – смесь потных ног и банановой кожуры.

Майло все это не смутило. Он направился прямиком в спальню, где рухнул на сырой матрас и отключился. Шло время. Он плохо спал, просыпаясь от малейшего шума – пролетевшей птицы или упавшего на пивные банки листа. Пытался накрыть голову заплесневелой подушкой, но и это не помогало. Не потому, что ему мешал свет, звуки или что-то еще. Дело было в Сюзи. Не смей об этом думать! – воззвал участок его мозга.

В прошлый раз, в пустыне, он прислушался к этим предупреждениям, но сейчас отшвырнул их прочь. Восемь тысяч лет он просыпался у реки, где рядом была Сюзи, и все шло прекрасно. Теперь полный отстой.

Он мог ощущать ее очертания возле себя, как если бы она лежала рядом. Понятно, пришлось бы смотаться купить чистые простыни, разбрызгать какой-нибудь Загробный освежитель. Они занялись бы любовью, потом поболтали бы. Майло заорал в подушку, забив рот плесенью.

Они влюбились в один из таких дней. Когда он умер в сто первый раз.

Его первые сто жизней они просто были друзьями. Вели долгие беседы, смотрели вместе телевизор. Обменивались книжками и спорили из-за десертов.

– Я возьму у тебя кусочек, – говорила она, не заказывая для себя.

– Нет, не возьмешь, – отвечал Майло, и он не шутил. Он не позволял прикасаться к своей еде. Как большой любитель поесть, он всегда предпочитал полную тарелку. И заставлял ее заказывать отдельно. У друзей это в порядке вещей.

Но потом все изменилось.

Как-то раз Майло досталась одна из малопримечательных земных жизней – шотландского негодяя, воровавшего овец, по имени Эндрю Майло Маклеод. Шериф изловил его, скрутил за спиной руки и занялся приготовлениями к казни.

Майло обозревал окрестные горы, туман и думал о разных вещах. Возможно, у него получится освободить руки и сбежать. Он размышлял, есть ли у него шансы попасть на небеса, а еще о том, что слишком мало женщин знал. И о лорде Доннеле, владельце этих земель и украденных овец, которому желал такой оспы, чтобы все его причиндалы превратились в швейцарский сыр. Такие мысли проносились у него в голове, когда бледная женщина в черном платье возникла перед ним и сказала:

– Решай, Майло, чего ты хочешь.

Он тряхнул головой, подмигнул ей и ответил:

– Что ж, красотка, тогда поцелуй меня.

Это ей, похоже, понравилось. И она его поцеловала. От души. Так что голова пошла кругом, и терять ее уже совсем не хотелось. Он хотел было просить ее помочь встать, чтобы бежать. В лес, а там…

Но она шагнула в сторону, освобождая место шерифу, который теперь наточил свой двуручный меч. На его поясе болталась связка человеческих ушей – вот настолько был он свиреп.

– Я люблю тебя, – сказала женщина.

И он, Энди Майло Маклеод, тоже любил ее. Да еще как! Так же, как любил утренний воздух, низкие облака с уходящим за них солнцем, овец на дальнем склоне, море и скалы, где оно пенилось, и вот еще бы один ее поцелуй, кем бы она ни была…

Просвистел меч. Обжигающая боль. Мир закрутился, остановился, и он лежал лицом вниз в траве, пытаясь сморгнуть клевер. Дальше тени сгустились.

Он пришел в себя рядом с бледной девушкой, глядя на отрубленную голову.

Обрывки памяти соединились вместе, и теперь он знал, кто она такая.

– Мне очень, очень, очень жаль, – сказала она.

– Хороший был поцелуй, – ответил он. Все, чего ему теперь хотелось, поцеловать ее снова.

– Больно было? – спросила она. – С виду очень больно.

– Больнее, чем ты можешь представить, – признался он, потирая шею. – Наверное, как-то связано с тем, что тебе перерубают хребет. Сложно описать.

Обхватив руками его шею, она крепко к нему прижалась.

Произнесла ли она: «Я люблю тебя» прежде, чем отлетела его голова?

– Да, – сказала она. – И хрен с ним. Хотела сказать тебе это уже давно. Но в Загробной Жизни следует быть настороже, так что пришлось выбирать момент.

Майло обвел взглядом голову в луже крови и справлявшего тут же свою нужду шерифа.

– Идеально, – сказал он и обнял ее.

Они поцеловались снова, и оба знали, что их ждет продолжение.

– Я знаю, как описать ощущение, – сказал он. – Когда тебе отрубают голову. Точно тебе врезали по локтю что есть силы, но ты чувствуешь боль по всему телу. Особенно, знаешь ли, в шее.

– Спасибо, любимый.

Еще один страстный поцелуй, тем временем как шериф ухватил отрубленную голову за длинные рыжие кудри и сложил в старый мешок для зерна.

После того утра в северной Шотландии многое изменилось.

Они, во-первых, стали таиться. Не то чтобы это было так необходимо, но, черт побери, они не хотели, чтобы их разлучили.

В ту ночь в Загробном мире Няня, Мама и Сюзи привели его домой (в старую хижину возле гидроэлектростанции) и ушли. Потом, положив начало долгой традиции, Сюзи вернулась через кухонное окно с ворохом листьев и прохладным ветром. Они взялись за руки, направились к его скрипучей старой постели и долгое время, против обыкновения, провели молча. Все случилось так, как он ожидал, и в то же время – нет.

Им было тепло и спокойно. Оба и раньше чувствовали себя друг с другом «как дома». Но сейчас они стали так близки, как будто занимались любовью веками.

И не было особой мистики. Майло предполагал, что занятие любовью со Смертью сопровождают странные огни, тени и шепоты в темноте – возможно, даже боль, – но ничего такого не было. Только слабый красный отсвет в ее глазах. Несколько капель крови. Раз или два внезапный шелест и чувство тепла от мягких кожистых крыльев. А в один миг глаза ее расширились, будто выпивая его, и он точно провалился, поглощенный неизмеримым, как одна нота в симфонии, и кричал, кричал… В остальном все было удивительно естественно. После они отправились ужинать, и он поделился с ней десертом. Не потому, что хотел этого – просто быть любовниками совсем не то, что быть друзьями.

Вот почему спустя столетия Майло поднялся с заплесневелой постели и покинул сырой отстойный трейлер, где так и не смог толком заснуть, отправляясь искать ее, хотел того Космический Разум или нет.

Что, если ее затянуло в пучину вселенского инь-ян? – вопрошала часть его сущности. Что, если на самом деле ее больше не существует?

Он посоветовал этой части своей сущности заткнуться и продолжал вышагивать вперед.

В ларьке по пути он приобрел консервы, и открывалку, и запас воды в бутылках. Наволочка послужила котомкой, закрепив которую на плече он отправился – куда?

Багровая луна хоронилась за деревьями.

Майло шел, пока не оказался у железнодорожного переезда. Тут он положил свою котомку на землю и стал ждать.

Подлетевшая ворона уселась на железнодорожный указатель и, посидев немного, улетела. Вдали загудел поезд, приближаясь, как заведено у поездов, с грохотом, воем и лязгом на стыках рельсов. Поравнявшись, он снова загудел, так что Майло пришлось придержать на голове бейсболку.

Он закинул котомку в открытые двери теплушки и запрыгнул следом. Перекувырнувшись по грязной соломе, замер в темноте. Потом прополз на карачках к дверям и устроился на ветерке, глядя на луну, пока не заснул. Его разбудил какой-то шорох в дальнем конце теплушки.

Животное?

– Там есть кто-нибудь? – позвал он.

– Да, – ответил кто-то. – Кто-нибудь и компания.

– Тогда привет.

– И тебе.

Майло уставился в темноту, пока, попривыкнув, не различил три фигуры, сидевшие у задней стенки. Прежде, на Земле, ему случалось ездить на товарных, и окажись он там, достал бы свой нож и подобрал деревяшку постругать. Чтобы выглядеть непринужденно и показать, что он вооружен. Только ножа у него не было, да здесь и не Земля.

– Я ищу кое-кого, – сказал Майло.

– Ну, вот и нашел.

– Кое-кого конкретно, – уточнил Майло. – Смерть.

И добавил:

– Она моя подружка.

Клик-клак, перестук колес.

– А, ты про Сюзи, – откликнулся голос. – Так ты Майло. Слыхал о тебе.

– Десять тысяч жизней, – вмешался другой. – Ты, типа, Супермен.

– Ну, – сказал Майло, – мне про это неизвестно.

– А я слыхал от парня, который слыхал от другого парня, что ты зашвырнул в воздух слона, да тот так и не вернулся.

Майло поднял брови.

– Супермен или кто, – продолжил первый, – а якшаться с ними не следует. А то будет как с парнем, что женился на море. Слыхал про него?

– Меня предупреждали.

– И как она? – спросил третий.

Майло взвесил вопрос и нашел его уместным.

– Представь самую желанную девчонку из старшей школы, – сказал он. – Не твою подружку или, к примеру, с кем разок перепихнулся. А ту, с кем ничего не было. И о ком ты до сих пор вспоминаешь. Понятно?

Им было понятно. Каждому.

– Марша Фундербург, – задумчиво сказал первый.

– Ву Пинг, – добавил другой.

– Вики Тускедеро, – сказал третий.

– Ну, – сказал Майло, – как-то так.

Сквозь открытую дверь теплушки промелькнули огни. Наверное, чья-то ферма.

– Ну, – произнес первый голос после недолгого молчания, – не встречал ее. Извини.

Поезд сбавил ход. Майло подхватил котомку и сел у края двери. Когда еще замедлится, спрыгну, решил он.

– Верно, – спросил один из теней, – что есть такое место, где тропинка обрывается в никуда?

– Верно, – ответил Майло.

Тудух. Тудух. Тише.

Огни впереди. Город. Он спрыгнул. В городе он отыскал полицейский участок. Не участок в обычном понимании. Просто в большинстве городов было место, куда можно обратиться, если нужна помощь, и здесь таковое было вполне симпатичным. Кирпичное здание в самом центре, с цементным орлом над дверью.

Майло встретил усталый сержант за высокой конторкой.

– Привет, – сказал сержант, довольно дружелюбно для глубокой ночи.

– Привет. Я ищу кое-кого, – сказал Майло.

– Есть у него имя?

Майло назвал имя.

Сержанта как водой окатили. Потом он наклонился вперед и воззрился на Майло, точно школьный учитель.

– Вы, полагаю, Майло?

Черт.

– Точно, – ответил он.

– Тогда вас, думаю, не удивит, что мне велено ничего вам не говорить. Вернее, когда вы появитесь и спросите про мисс Сюзи, посоветовать найти другой предмет обожаний. И инструкции получены весьма недвусмысленные, если позволите заметить.

– Не сомневаюсь.

– И еще мне предписано попросить вас подождать здесь, – продолжал сержант, – пока…

Но Майло уже исчез. Он решил не уходить далеко. Пройдя несколько кварталов в направлении железной дороги, нашел в парке скамейку и прилег вздремнуть.

Посреди ночи он проснулся с ощущением, известным любому, будто тебя только что кто-то позвал. Он сел и прислушался. Ветерок порхнул над его скамейкой. Тени колыхались перед глазами. Ничего. Вдалеке какой-то зверек, кошка или енот, мелькнул в круге света от уличного фонаря. Поняв, что уже не заснуть, он забросил на плечо котомку и направился к железной дороге.

– С привидениями? Что значит «с привидениями»?

Майло сидел в переполненном купе скорого поезда, которое раскачивалось и грохотало. Если в купе подбирается подходящая компания, атмосфера в скором времени становится сродни вечеринке. Сейчас шла оживленная дискуссия, подсвеченная фонарями вдоль полотна и старомодными лампами внутри купе, подогреваемая гуляющей по кругу бутылкой виски и большим кульком острой креольской закуски.

Старик в резиновых сапогах утверждал, что местами на дорогах водятся привидения.

– Какие здесь могут быть привидения? – спросила женщина с татуировкой хной через весь лоб. – Это же Загробная Жизнь.

– И в Загробной Жизни можно умереть, – сказал старик, чье мнение попросту основывалось на том, что он старше всех остальных в купе. А как иначе?

Ну, разумеется. Ровно, как все тут счастливы, жаждут родиться снова и не дождутся, чтобы присоединиться к Сверхдуше.

– Если в Загробной Жизни умираешь, куда же ты попадаешь? – спросил кто-то.

Старик объяснил, что попадаешь в Ничто.

– Только путь туда бывает неблизким, – добавил он.

Майло поежился. Он смылся с поезда с восходом луны, прихватив бутылку, и прикладывался к ней, пока шел. По какой-то затерянной посреди неизвестности дороге. На время за ним увязалась бродячая псина. Его дни и ночи превратились в калейдоскоп встреч и разговоров.

– Смерть? А, Смерть. Она пришла ко мне, вот и все.

– Приятель, мне не позволено ничего рассказывать. Вот записка…

Случалось, он голосовал на обочине, и его иногда подвозили. Иногда приходилось выслушивать истории. О парне, назначившем свидание Северному сиянию. О девушке, полюбившей Реактивную Струю. Он все время думал о том, как увидит ее на автобусной станции, продающей газеты. Или просто в автобусе, так что временами он ездил в автобусах, вглядываясь в лица. Бывало, его узнавали. Все же он был знаменит своей мудростью и тем, в каком глубочайшем он дерьме.

– Правда ли, – спрашивали его, – что есть место, за которым Ничто? Это вроде туннеля? Там ураганы или, например, огромная рука хватает тебя с небес?

– Это просто дорожка, – отвечал он.

Он скитался дни и ночи напролет, неделя за неделей, и так почти целый год. Он стал сухим и жилистым, как палка. Научился не чувствовать голод, кроме тех случаев, когда это было нужно. Даже запах у него стал терпкий, как у зверя. Из жизни «наверху», как сказали бы некоторые, он перешел к жизни «внизу». Ради пропитания и теплой постели он нанялся работать на элеватор. Но спустя какое-то время ему стало казаться, что воздух остыл, точно через неделю-другую пойдет снег. Наверное, пора отправиться южнее. Он двигался, пока в воздухе не появился запах соли и морских островов, но по-прежнему мерз. Точно исхудал, и возможно, как он теперь догадывался, дело было не в холоде. Ехал на крыше длинного ржавого вагона, под полной луной, когда это случилось. Развел маленький костерок, как делают бродяги, чтобы согреться, и тут заметил нечто пугающее.

Он мог видеть огонь сквозь свою ладонь. Подскочив, выругался:

– Твою мать! – и быстро засунул руку в карман. После, набравшись смелости, он вытащил руку и поднял так, чтобы закрыть луну, и…

– Твою мать, – прошептал он.

На дороге обитало привидение. Это был он. И, как будто повернули выключатель, он увидел их вдоль всего старого поезда, как всадников на мифическом змее. Луна светила сквозь, но свет ее обтекал их, как вода, делая видимыми.

Кто-то сидел, другие стояли. Все глядели вперед, но без малейшего интереса к тому, куда именно идет этот поезд. Многие позволили себе состариться, обветшать, точно старая рухлядь. У многих, как и у него, горели костерки. И все, похоже, мерзли.

Прилетевший со стороны ветерок коснулся Майло. Холоднее, чем здешний воздух, с ворохом сухих листьев.

– Если ты видишь их, – сказал ветерок, – возможно, и меня разглядишь.

И обвил его руку, поворачивая к лунному свету.

Она, словно пар над медленно кипящей водой, была едва видима.

– Сюзи, – произнес он, и они присели у огня, держась за руки, касаясь лбами, прижимаясь друг к другу, где только это возможно. Какие-то их части были скорее туманом. И сливались.

Эта радость была самой печальной из всех, что Майло довелось испытать.

– Всеобщее не приняло меня, – сказала она. – Прохожу побочный курс лечения.

Да пошли они, подумал Майло. Или кто бы там ни был.

– Любимый, такова реальность, – продолжала она. – Смерть не личность. Она Смерть. Либо смерть, либо ничто. Как дважды два. Так что хватит скитаться в Небытии, возвращайся и живи. Стремись к Совершенству.

Впереди показался туннель. И призраки легли бок о бок вдоль всего поезда, на время затаив дыхание от копоти и пара. После туннеля ночь словно просветлела. Поезд летел, посвистывая, по длинной деревянной эстакаде через озеро. Озеро Мичиган, быть может. Оно было бескрайним.

– Не знаю, что я буду делать, – хрипло произнес Майло. – Если вернусь.

Далеко впереди свистел и выл паровозный котел.

Сюзи взмахнула призрачной рукой, охватывая всех потусторонних пассажиров внутри и снаружи сотни вагонов.

– Этого не знает никто, – сказала она. – Тут как повезет. Разве ты до сих пор не понял? Прошу, хватит об этом, у нас мало времени.

УУУааааааАААООоооОооУУУу! – простонал поезд.

– Вообще-то, – сказала она, – ты знаешь, что делать.

– Да ну?

– Именно. Все равно, как ты снова и снова пытался понять, как жонглировать больше, чем тремя мешочками с бобами. И устав от того, что ничего не выходит, просто пошел и спросил совета. Не удивляйся, я покопалась в твоих воспоминаниях.

– Учитель, – сообразил Майло.

– Учитель.

– То есть величайший учитель всех времен.

– Вроде того.

Рассвет коснулся глади огромного озера. Призраки по всему составу превратились в собственные тени. Майло держал Сюзи за руку, глядя, как лучи солнца пронизывают утренний туман. Потом поднялся и исполнил вполне приличный прыжок ласточкой с крыши вагона.

Полет был долгим, а завершение болезненным. Он едва не потерял сознание при ударе о воду. Но справился и продолжил спускаться в холод, высматривая образы и тени, отыскивая жизни, погружаясь на две с лишним тысячи лет.

Вообще, позор, что нужно отправляться так далеко в поисках самого, самого, самого, самого, самого, самого, самого лучшего учителя.