Глава 12. День, когда умер от старости Яго Фортуна
Колесо рулетки лишено выбора. На это есть причина: колесо крутят. Есть и результат: шарик скачет по кругу, как ошпаренный кот, и останавливается в непредсказуемом месте. Примерно так же лишен выбора космический боа. Основания с одной стороны, затем свободное балансирование и, на выходе, результат.
И не стоит винить вселенную за то, что Сюзи, оборвавшую связи одним стремительным поворотом колеса, тут же затянуло из ее свечной лавки во вселенский вакуум, с последующей материализацией за тридевять земель за столом в углу Дворца Тако Сантаны.
Минуты три она сидела с перекошенным лицом, не в силах прийти в себя от ужаса.
– Майло, – позвала она дрожащим голосом.
Но сдержала слезы. Более того, когда подошла официантка – сурового вида женщина в ковбойской шляпе, – она заказала тамалес и маргариту.
– Со льдом, – уточнила она. – Не в бокал.
– Bueno, – ответила официантка, намереваясь уйти.
– В бадейке, – разъяснила Сюзи.
– Отличный выбор, – согласилась официантка и удалилась.
Слезы никак не влияют на боа.
Напиться тоже не выход, но для нее это не имело значения.
– Tu mama estan gorda, – объявила она вселенной. – Ну и жирная же твоя мамаша.
Она будет сидеть, пить и честить вселенную на испанском. Такое уже случалось. Очень давно (может, и не очень). Раз она проснулась в полнейшем раздрае. Что же было причиной? Только то, что она решила вызвать дождь на пересохшую долину в Гватемале, где в почве медленно гибли от засухи триста миллионов дождевых червей. Вселенная повернулась и вышвырнула ее прочь, напомнив при этом, что она Смерть, а не Дождь Милосердия.
На другое утро она показала Загробному миру палец и свалила в маленькую рыбацкую деревушку на Карибах, поселившись в маленьком доме.
Правда, не отошла от дел. Все так же отправлялась она на службу, подхваченная вихрем теней. Но зато стала заплетать волосы в косички, есть манго и общаться со смертными.
Странные велись разговоры, ведь большинство людей считали ее ведьмой.
– Mi esposo tiene la respiración más horrible, – говорил ей кто-то. – У моего мужа так воняет изо рта! Что делать?
Старая как мир, она знала все и отвечала:
– Probar algunas de las hojas de menta por la laguna. Попробуй листья мяты, что растет у залива.
За глаза ее называли bruja, подразумевая и плохую, и хорошую стороны.
Старухи, впрочем, уж точно знали, кто она. И смотрели на нее так же, как смотрят на огонь.
Мужчины и дети просто считали ее странной. Сродни Дону Чико, деревенскому мэру, которого шесть раз ударяло молнией.
Деревня называлась Сан Виехо. Местные рыбачили, играли по вечерам на гитарах, и заведенный порядок после ее появления не изменился. И, как и прежде, они продолжали играть в бейсбол.
Стоило ей поселиться в Сан Виехо, в крайнем доме на горе около бухты, как она немедленно обзавелась друзьями.
Мария Хименья занималась тем же, что и большинство женщин Сан Виехо: вечером поджидала рыбаков с уловом, потом брала нож и чистила рыбу. Как-то раз, занимаясь привычным делом за небольшим деревянным столом, она отрезала себе кончик пальца. Он остался лежать, как кусочек печенья посреди рыбьих внутренностей.
Сюзи случилось оказаться рядом. Отдельные рыбы еще трепыхались, и она заботливо даровала им маленькую рыбью смерть. Увидев на столе кончик пальца, она подошла, взяла Марию за руку, после чего палец снова стал целым.
Мария помянула Бога и черта, а потом они стали подругами. Теперь они каждый вечер наблюдали закаты на берегу возле лодок, и Мария учила Сюзи играть на тамбурине.
Не обошлось, разумеется, без того, чтобы молодые люди не начали увлекаться Сюзи. И что им оставалось? Они опасались дарить цветы, потому что в их снах у нее были острые зубы. Единственный, кто отважился, носил имя Родриго Луис Эстрада Алдей. Как говорили старухи, он был из тех, кого создал Бог по ошибке, вместив трех или четырех мужчин в одно тело. У него были дикие глаза и длинные усы.
– Если я поплыву в море и убью акулу своим ножом, а потом принесу тебе, ты меня поцелуешь? – шепнул он как-то после церковной службы.
– Нет, – ответила она с грустью, что было истолковано превратно. Он поплыл в море со своим ножом и был унесен течением.
Потом появился другой обожатель по имени Яго Фортуна. Для начала он стал заваливать букетами двери ее дома.
– Gracias, – сказала она. – Но не кажется тебе, что в цветах заключена печаль? Ты сорвешь их, чтобы подарить, а затем они умирают.
Холодный прием не обескуражил Яго. Напротив, он стал задумываться: нет ли способа продлить жизнь цветов или дать им существовать без связи с землей, как птицам? Так он забросил рыбацкий промысел и стал цветоводом. Превратился в загадку для односельчан, вроде Сюзи или Дона Чико (беднягу поразило молнией в седьмой раз, и он умер. Желающих на его пост не нашлось, так что деревня осталась без мэра).
Если жители Сан Виехо и замечали, что с появлением Сюзи умирать стали чаще и легче, они пожимали плечами и заговаривали о другом.
Сюзи меж тем исполняла свой мрачный долг. Как любой, кто трудится, она узнавала новое. Скажем, каждая смерть нуждается в особом подходе. Иногда хорошо умирать медленно. Животные, особенно волки и тропические птицы, любили уходить под напев. В иных случаях требовалось делать все быстро. Хомяки и пресвитериане, например, предпочитали молниеносную смерть.
Привыкая к жизни Сан Виехо, Сюзи стала больше ценить каждодневные мелочи. Как открытое на ночь окно, траву, тортильи. Радость встречать гостей и радость их провожать. Тому, как замечательно ощущать в своей руке разные предметы: книгу, топор, ребенка, пиво, коробку шоколадок.
Ей нравилось жить среди этих мелочей, хотя по натуре ей скорее пристало сидеть на берегу, а не бросаться в воду. Любовников она не заводила (впрочем, раз или два ее подмывало поцеловать бедного Яго Фортуна, который продолжал приносить цветы и убивался, что они недолго хранят свежесть…). Она едва не пошла завхозом в школу, если бы не старухи, которые молчаливо давали понять, что ей не стоит много возиться с детьми. Открывать магазин, школу танцев или делать политические заявления она не собиралась.
Но она наблюдала, как это делают другие, иногда не отказывая в помощи.
Мария Хименья вышла за Иезуса Франко и родила трех дочерей. Рыбаки обзавелись маленькими пятисильными моторами и стали ловить больше рыбы. В один год случился ураган. Несколько лет шла война. Был и один великолепный год! Бывает и такое. Рыба шла крупная, никто не болел, а на праздник они развели костер шесть метров вышиной. Яго Фортуна женился на женщине, давшей, даже не будучи монашкой, священный обет молчания, и все мужчины деревни превозносили его ум, в итоге убедив Яго занять кресло мэра.
Юноша по имени Карлос дес Касас Монтойя рассчитывал сразить Сюзи умением глотать шпаги. Две шпаги разом! Три! И умер, захлебнувшись кровью.
Мария Хименья умерла от лихорадки. Ее муж Иезус ослеп на один глаз в день похорон. Две их дочери подросли и перебрались в город. Третья заделалась коммунисткой и ходила повсюду с ружьем.
Другой юноша, что называл себя Котом, пытался очаровать Сюзи стихами. Под аккомпанемент гитары он исполнил свою песню, где сравнил ее с ветром.
– Ветер подобен поющей во сне женщине, – пропел он, после чего заснул и умер.
Хотя жители деревни и заметили, что Сюзи много-много лет оставалась неизменно прекрасной, вслух об этом не говорили. Старухи посматривали на нее так же прозорливо, только теперь это были новые старухи.
Но пришел день, когда ей стало ясно, что пора подмести в доме последний раз и вернуться туда, где ей место. Она поняла это, как понимаешь вечером, что пора ложиться спать.
Неудивительно, что это случилось в тот день, когда Яго Фортуна умер от старости.
Пройдя сад и теплицу, она нашла его в кровати, сидящим в ожидании. Прежде чем она склонилась для поцелуя в лоб, он шевельнулся и прошептал:
– Я кое-что тебе приготовил.
Взял что-то с деревянной тумбочки возле кровати и протянул ей.
Цветок. Маленький желтый цветок.
– Una flor inmortal, – сказал он. – Бессмертный цветок. Любуйся им и не грусти.
Цветок был из шелка, скрепленного проволокой.
Со словами:
– Bueno, Яго, – она склонилась и поцеловала его в губы, и он отправился в Загробный мир.
Сюзи поднялась в гору, подмела в доме, закрыла за собой дверь и обернулась ветром над побережьем.
Старухи крестились, шепотом добавляя:
– La rana está fuera del pozo. Лягушка выпрыгнула из колодца.
И открыли бутылку вина, которую их бабки отложили много лет назад.
Персонал заведения Сантаны не беспокоил Сюзи, пока та доканчивала маргариту.
Они не боялись. Просто хотели посмотреть, осилит ли она бадейку.
У нее получилось. Но потом она уснула прямо за столом, и, перед тем как закрыться, кому-то предстояло разбудить ее. Они вызвали самого Сантану.
– Señora? – позвал он, легонько тронув ее за плечо.
– Майло? – пробормотала она, поднимая голову. Потом: – О, привет. Извини.
Пошатнувшись, она встала на ноги. И тут заметила нечто, вызвавшее тревогу. Она словно… истощилась. Как густой суп, который развели водой. И если бы подняла руку к потолочным светильникам, то, несомненно, увидела бы, что становится прозрачной.
– Проклятье, – сказала она Сантане. – Начинаю увядать.
– Si, – ответил тот. – Losiento. Лягушка в колодце.
– Что верно, то верно, – согласилась она, вывалилась за дверь и обернулась вечерним бризом. Тихим, изменчивым ветерком, что стенает и кружит всю ночь по парку, как потерянный.
