Часть 3. РОДИНА-МАЧЕХА. СУДЬБА РУССКИХ ПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ В РОССИИ
Приведённая выше статистика заставляет нас обратиться к ещё одному вопросу.
Почему русские, составлявшие немалый процент в союзных республиках, не сумели, а зачастую даже практически не попытались оказать отпор дискриминационной политике титульных наций?
Организованное сопротивление геноциду смогли оказать лишь русские в Молдове. Отчасти в этой республике возможность такого сопротивления была обусловлена наличием форпоста, территории, не пожелавшей становиться частью молдавского государства.
Но в том же Казахстане, где русские составляли половину населения, а казахи лишь пятую часть, такой форпост также мог бы быть, учитывая, что концентрация русских в областях, издревле заселённых казачеством, была весьма и весьма велика. Речь могла бы идти, как минимум, о широкой автономии для русских областей.
Причина подобной слабости заключается в крайней степени деморализации русских. Частично утерявшие национальные ориентиры, благодаря «мудрой» советской политике, преданные и брошенные на произвол судьбы собственным государством, под опекой которого они привыкли жить и без неё разом растерявшиеся, русские оказались не способны организоваться и защищать свои права.
Но и это не всё. Естественный инстинкт людей, против которых ведётся политика геноцида (в ряде республик выливающаяся в резню) — объединиться и защищаться всеми доступными средствами. В том числе, с оружием в руках. Но именно этого-то инстинкта, инстинкта самозащиты и не обнаружили русские, по сути, сдавшиеся без боя.
В критический момент каждый спасался, как мог. Одни бежали в Россию, бросая всё нажитое, другие покорно сносили унижения, третьи пытались «сойти за своих». В ходе гражданских войн, полыхавших в ряде республик, русские люди, в том числе военные, оказывались вовлечёнными в них на сторонах конфликтующих сторон.
Например, в Карабахе одни русские сражались на стороне армян, другие — азербайджанцев, демонстрируя тем самым лояльность хозяевам республик, в которых проживали.
Эта раздробленность, забвение собственной национальной гордости, крайний упадок духа привели к тем трагическим последствиям, о которых мы говорили подробно, привели к тому, что у местных шовинистов сложилось совершенное убеждение, сформулированное во время Бакинской резни одним азербайджанским офицером: «русские свиньи не смогут помешать, потому что они не вступятся за своего» (А. Сафаров. «Чёрный январь»).
Сегодня русские, остающиеся в бывших советских республиках, также разделены. Одни всё ещё не отчаялись перебраться в Россию, другие объединились в общественные организации, пытающиеся отстаивать права русскоязычного населения (в Казахстане на недавних «выборах» власти сделали всё, чтобы не допустить к ним представителей этих организаций, что не вызвало возмущения ни у международных наблюдателей, ни у России), третьи избрали путь ассимиляции.
Основной чертой характера последних стала, как пишет ташкентец Андрей Кудряшов, «способность адаптироваться к окружающим данностям и смирять свои амбиции». В своей статье «Исповедь русского в Узбекистане» он приводит характерный эпизод: «Шестилетний сынишка моей подруги недавно пришёл из детского сада преисполненный гордости:
— Оказывается, наш Президент такой мудрый, что мог бы управлять не только Узбекистаном, но и всем миром!..
Так сказали ему воспитатели. Это было 30 марта, на следующий день после взрывов в Ташкенте.
Он знает наизусть и поет по утрам «Сер куеш» — национальный гимн страны. Он убеждён, что нормальные подростки должны писать на гаражах и заборах не «Rap», «Eminem» или «Менты — козлы», а «Цвети, родной Узбекистан!» И надо было видеть, как малый чуть не разревелся от обиды, когда из случайного замечания взрослых узнал, что территория и население Узбекистана меньше, чем у «какой-то России». А едва утешился, пошёл играть в кораблики, воображая себе, как «флот Узбекистана покоряет заморские колонии»…»
Большинство русских, остающихся сегодня в бывших республиках СССР, остаются там, вопреки некогда озвученному В. Путиным мнению, что «все, кто хотел, уже вернулись», не от хорошей жизни. Они с радостью перебрались бы на Родину, но от этого их удерживает страх за своё и своих детей будущее там. Слишком много препон ожидает наших соотечественников, желающих вернуться. И соизмеряя силы, многие понимают, что пройти этот очередной адов круг, будет выше их возможностей.
Бывший ферганец К. Бажин, которому проще оказалось получить английское гражданство (приехав по туристической визе в Британию, он, русский по национальности, запросил там политическое убежище и получил его), нежели российское, пишет:
«После 3 июня 1989 года Россия бросила нас на произвол судьбы, вернее, бросила нас на растерзание шакалам, a c большинством тех, кто приезжает сам, обращается как узбек с собакой. Но собака, когда её закидывают камнями, бежит туда, где её не закидывают, где есть пожрать, где тепло, где если и не любят, то, хотя бы, не пинают, ведь даже ей не хочется подыхать под забором, (Кстати, в Великобритании нет бродячих собак и их не отстреливают, для них построены, по всей стране, такие шикарные приюты, какие российским бомжам и во сне не снятся).
Возможно, это не самое красивое, поэтическое сравнение. Но, когда я вспоминаю, что было в Фергане после 3 июня 1989 года, мне становится совсем не до поэзии. Так хочется, чтобы Россия относилась к русским, ну, хотя бы, приблизительно, так же, как англичане к китайцам в Гонконге. Ведь в 1997 году, почти все жители Гонконга получили британские паспорта, почти 7 миллионов человек, а население Великобритании было 58 миллионов. Еще раз уточняю, что получили китайцы в теперь, уже, Китае, а русские из Узбекистана не могут годами получить российский паспорт в России…»
Прежде чем подробно рассмотреть положение русских беженцев в России, обратимся к Конституции РФ. Её вторая статья гласит: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина — обязанность государства». В своё время Наполеон дал такое определение гражданину: «Гражданин отличается от иностранца тем, что он Господин в своём Отечестве».
Законом о Гражданстве РФ, принятом в 1992-м году указывается, что гражданство РФ устанавливается «по признанию» (ст.13, п.1). То есть даже коренные россияне, проживавшие на территории России из поколения в поколение, не являются, а лишь признаются гражданами. А ведь при такой норме теоретически возможно и «непризнание». Для сравнения даже в законе 1938 года указано, что «гражданами СССР являются…». Тогда составителям законов было понятно, что формулировка «признаются», как минимум, некорректна.
Продолжая мысль Наполеона, русский философ Иван Ильин добавил: «С исчезновением граждан исчезает государство». Таковое исчезновение происходит тогда, когда государство перестаёт выполнять главную свою функцию — защиты своих граждан.
В ответ на это в самих гражданах утверждается дух нигилизма по отношению к государству, к его законам, и это взаимное отчуждение, переходящее во вражду, приводит, наконец, к ослаблению и распаду государства, существование которого невозможно без наличия гражданского самосознания в каждом отдельно взятом гражданине. Это понимают в большинстве стран мира.
Соединённые Штаты, к примеру, всю свою политику основывают именно на святости американского гражданства. Если даже один гражданин США оказался в опасности за их пределами, то весь государственный аппарат работает на то, чтобы вызволить его.
Многие свои военные операции руководство Штатов подаёт своим гражданам, как защиту их интересов. Так агрессия против Панамы была преподнесена, как наказание за изнасилование американской гражданки панамскими солдатами.
При распаде СССР сотни тысяч наших граждан не своей волей оказались на территории других государств в положении поистине отчаянном. За все эти годы Россия не сделала ничего, чтобы облегчить участь своих граждан, забыла о них, а возвращавшихся встречала, как незваных гостей. Приведём для примера случай, характерный по своей крайней вопиющести.
Александр Руденко, русский, родился на Сахалине. В 14 лет оказался в Таджикистане, куда направили работать отца. Отслужил в армии под Москвой. Окончив институт, работал журналистом по всей стране. После распада Союза гражданства не переменил. В Таджикистане был заключён в тюрьму и лишён всего имущества. Спасаясь от преследований, был вынужден перебраться в Россию.
Но с получением российского гражданства и нового паспорта возникла большая проблема. Во всех инстанциях, куда обращался Руденко, ответ был таким: «возвращайтесь в Таджикистан, получайте таджикское гражданство, приезжайте в Россию и просите у Президента политического убежища». При этом угрожали арестом и депортацией в Таджикистан…
После душанбинской резни многие русские обращались в различные российские инстанции с просьбой пересилить их из Таджикистана в Россию. На эти просьбы им предлагали переселиться в Норильск или Якутию. В то же самое время на очень выгодных условиях происходило переселение таджиков в Калининскую (Тверскую) область. Газета «Коммунист Таджикистана» в июле того же 90-го года писала:
«…Жизнью своей довольны… По приезде нам дали просторный дом и большой огород. С колхозом оформили семейный подряд на выращивание 50 бычков. Начиная с 1987 года, в эту (Калининскую) область на добровольных началах переселяется каждый год более, чем 200 семей… Им необходимы не только жилищный простор, но и отдельное хозяйство. Хорошо оплачиваемая работа…
Например, для тех, кто переезжает на сельскохозяйственные работы в Нечерноземье и Дальневосточный экономический район, устанавливается выплата единовременного денежного пособия в размере 2000 рублей на главу семьи и по 500 рублей на каждого члена семьи…
Кроме этого, государство полностью оплачивает стоимость переезда всей семьи и перевоз домашнего имущества в размере двух тонн. Переселенцы освобождаются от уплаты сельскохозяйственного налога на восемь лет. Каждую семью, которая едет в названные регионы, на месте ждут отдельные дома и благоустроенные квартиры с приусадебными участками. На первые два года они освобождаются от квартирной платы. Им предоставляется топливо и коммунальные услуги безвозмездно. Правительство рекомендовало хозяйствам выделить переселенцам безвозмездно домашних животных и в течение первого года оказывать помощь кормами».
Чтобы читатель мог более полно представить себе картину того, с чем пришлось (и приходится) сталкиваться нашим соотечественникам, возвращающимся в Россию, приведём несколько фрагментов из воспоминаний их самих, а также статей на эту тему, публиковавшихся в периодической прессе:
«Ещё в апреле 93-го я и жена пришли в российское посольство. Дипломат, вызванный русским парнишкой-десантником с автоматом на груди, в ответ на нашу просьбу о регистрации российского гражданства объяснил нам следующее. Поскольку мы проживаем в республике постоянно, то, как объявило таджикское правительство, являемся гражданами Таджикистана.
Hаши доводы: мы родились в России, выбор гражданства зависит только от нашей воли — дипломат не признал существенными. Чувствуя себя преданными российским правительством, отправились мы по пустынным улицам в обратный путь.
В декабре 93-го, когда власть в Душанбе, а затем и в республике перешла к кулябцам, я вновь посетил российское посольство. В его зале собралось человек 50. Перед началом приема заведующий консульским отделом провёл с нами беседу. По его словам, Россия переживает трудности, помочь переселенцам с жильём и работой не может. Поэтому надо продолжать жить в Таджикистане.
Всем остающимся нецелесообразно регистрировать российское гражданство, так как от преследований это не спасёт, наоборот, они увеличатся, а защитить каждого российского гражданина посольство не может. В переводе с дипломатического языка это означало, что российское государство предлагало россиянам отречься от России. В полной растерянности большая часть несчастных слушателей покинула зал.
Только потеряв месяц и ещё дважды подвергшись принудительной психологической обработке (а как по-другому назвать эти обязательные полутора-двухчасовые беседы), мне удалось, наконец, в феврале 94-го зарегистрировать российское гражданство. Размер пошлины, которую я заплатил, составил 9000 неденоминированных рублей — немало по таджикским меркам. Hо на регистрацию гражданства жены и дочери денег не было, так как, начиная с февраля, перестали выплачивать заработную плату.
Остальные члены семьи зарегистрировали гражданство России по возвращении на Родину. Hо и там, при прописке, просмотрев наши документы — паспорта и удостоверения миграционной службы, начальник паспортного стола заявила, что мы граждане другого государства, да еще и не выписаны, а потому — поезжайте в Душанбе, выпишитесь и только потом приходите за пропиской, а сейчас заплатите штраф за опоздание с регистрацией и регистрационный сбор как иноземцы.
Когда я с болью думаю обо всем этом, я вижу своего деда — уральского казака, загубленного в 37 лет в пермском ГУЛАГе. Да бабушку, сосланную с детьми в пермские леса и чудом выжившую с двумя из них — моей матерью и дядей и до самой смерти, оберегая покой семьи, хранившей тайну гибели деда. Да мать, 17-летней девчонкой ушедшую добровольно на фронт, вернувшуюся с победой в родные края и вынужденную в 48-м бежать со мной, младенцем, спасаясь от преследования сталинских сатрапов, не забывших прошлого семьи, в Таджикистан, на строительство секретного комбината по добыче урановой руды.
Да своего отца (а точнее, отчима, заменившего мне отца) — механика-водителя тяжелого танка, защитника Ленинграда, прошедшего всю войну, штурмовавшего в составе танковой роты неприступную высоту и взявшего её, к изумлению высшего командования, одним танком — остальная рота полегла в том страшном бою. «Первый, поднявшийся на высоту, будет представлен к званию Героя Советского Союза», — передали по рации. «Hе за ордена воюем», — ответил отец.
Раздавив восемь орудий, уничтожив гусеницами и огнём из пулемётов свыше 50 солдат и офицеров противника, отбив четыре контратаки, экипаж в течение пяти часов до подхода подкрепления удерживал высоту. Под залпы ружейного салюта в ноябре 90-го похоронен на кладбище в Чкаловске (под Ленинабадом, ныне Худжант) мой отец — коренной петербуржец, целинник-первопроходец, мастер-«золотые руки».
Мужеству и стойкости мы все учились у него. Hи разу за свою жизнь ни я, ни моя семья не прикрылись ни славой, ни именем отца. Hа том же кладбище похоронена и моя бабушка, после смерти деда больше не выходившая замуж. Лежат на русском кладбище в Душанбе сестра моей жены, получившая с мужем по окончании вятского техникума направление на освоение Вахшской долины, и моя тёща — учительница начальных классов.
Hа кладбище поселка Камский Верхнекамского района спит вечным сном отец моей жены, от первого и до последнего дня войны провоевавший в матушке-пехоте, бравший Берлин и недолго поживший после Победы. Живёт в городе Кирове моя мать — участник и инвалид Великой Отечественной войны, вернувшаяся в Россию летом 95-го, подвергшаяся на склоне лет повторному «раскулачиванию» — потеряны в Таджикистане квартира и часть домашнего имущества…» (В. Стариков. «Долгая дорога в Россию»).
Татьяна Б., беженка из Львова, приехав в Москву, надеялась получить статус беженца. В миграционной службе ей сказали, что этот вопрос рассмотрят не раньше чем через полгода. «А что же мне делать сейчас, где жить, на что существовать?» — спросила в слезах Татьяна. Ей сухо указали на дверь. Татьяну с матерью приютили столичные бомжи. Через полгода Татьяна снова наведалась в миграционную службу, но там оказалось, что её документы потеряны и теперь их нужно сдать повторно. (Екатерина Карачева. «Лица негражданской национальности». АиФ-Москва).
Семья Кривцовых (фамилия изменена) бежала из Баку в 1990 году, бросив всё имущество. Приехав в подмосковный Ногинск (сразу 15 человек: бабушки, дети, внуки), зимой они скитались по углам родственников и знакомых. Летом жили в палатках. На работу устроиться не могли. И вот уже 13 лет, имея официальный статус беженцев, эти люди не могут получить российское гражданство. Хотя статус беженца по Закону РФ «О беженцах» даёт право не только на трудоустройство, бесплатное жильё, медицинское страхование, бесплатное образование, ежемесячные социальные выплаты, но после пятилетнего проживания на территории России и на получение ГРАЖДАНСТВА. Только у нас законы и их соблюдение всегда находятся в разных плоскостях. (Екатерина Карачева. «Лица негражданской национальности». АиФ-Москва).
«Самолёты садились и взлетали в любую погоду и с предельной нагрузкой. До 25 января было вывезено около полумиллиона беженцев.
Несмотря на предельное напряжение сил, людям приходилось ждать самолётов по несколько часов под открытым небом, а погода, как назло, была мерзкая, мокрый снег и сильный ветер. Люди мёрзли, дети плакали, некоторые готовы были вернуться домой, несмотря на опасность, лишь бы этот кошмар закончился.
— Лучше бы нас убили! — говорили нам. — Куда вы нас отправляете? Измучаете только, а нас там никто не ждёт!
Они были правы. Мать потом рассказывала мне, что в Октябрьском исполкоме Самары какая-то чиновница сказала прибывшим из Баку сорока членам семей военнослужащих? «Что ж вас там всех не поубивали? Теперь возись с вами. Небось ещё и на жильё претендовать будете?»
Через некоторое время мне представилась возможность убедиться, что она была не одинока в своём мнении. Когда я пришёл в горисполком, при котором специально был создан штаб по делам беженцев и вынужденных переселенцев, ещё одна чиновная дама, предварительно с издёвкой поинтересовавшись, не я ли являюсь беженцем, на все вопросы о жилье для матери отвечала:
— По месту работы, в порядке общей очереди.
Поскольку я даже не заикался о государственном жилье, а говорил о кооперативной квартире, за которую мог и готов был заплатить, её реакция меня вначале удивила. Постановление Правительства обязывало местные органы власти предоставлять как государственное, так и кооперативное жильё беженцам вне всякой очереди.
— На какой работе? Вы сами-то понимаете, что говорите? Моей матери под семьдесят, она потеряла всё, а вы несёте какую-то чушь об очереди. Или для вас постановление Правительства СССР не указ?
— Я же вам сказала: в порядке общей очереди по месту работы! — тупо повторяла она». (А. Сафаров. «Чёрный январь»).
«Женщина из 3агорска оказалась русской беженкой из Баку. Внешне похожа на внезапно постаревшую девочку-подростка, бледная, руки трясутся, говорит, сильно заикаясь — так, что порой трудно разобрать речь. Проблема её проста по какому пункту какого из юридических документов их должно считать беженцами? их не прописывают, а на работу без прописки не принимают («правда, я шитьём подрабатываю, полы в подъездах мою»), статуса беженцев не присваивают, положенных в этом случае денег не дают. Галина Ильинична стала объяснять…
Беженка вынула лист бумаги и авторучку, но записать ничего не смогла — руки тряслись так, что ручка оставляла на листке только прыгающие каракули…» (Русская боль. Журнал «Дело № 88», 4, 2004 г.)
«Умоляю, ради всех святых, дочитайте это письмо, от этого зависит жизнь и судьба наших троих сыновей. Нам очень стыдно, что мы, русские люди, и приехали на Родину, что, кроме выжимания из нас денег в ОВИРе, мы никому не нужны. Мы родились в России, все наши предки россияне. Мы хотим оформить гражданство, но нас гоняют два года по инстанциям. Странно, что «кавказцы» получают паспорта без проблем. Помогите!
Помогите доказать моим сыновьям, что русские тоже сила в России. Нам даже нельзя работать без гражданства, нам уже не на что жить. А мы ведь всё можем!!! Муж — газоэлектросварщик 7-го разряда c «Личным клеймом качества», строитель-бригадир комплексной бригады, шахтер. Старший сын — электромонтёр 5-го разряда, сборщик мебели. Средний — буровой мастер, водитель-профессионал. Младший — аппаратчик, водитель.
Я никогда не боялась жизни, а теперь мне страшно за моих мальчиков. Если я, ещё живая, не смогу пробить эту стену в ОВИРе, что будет с ними без меня. Они все крещёные, но без документов РФ, что им делать, куда податься, в Узбекистане мы враги, а здесь вообще никто!
Спасите, ради Христа.
Пищаева Л. Ф.». («Комсомольская правда», 2004 год).
«Изменить место встречи с главой неприкаянного семейства Пищаевых было невозможно — в светлое время суток она могла состояться только в стенах ОВИРа Подольска. Людмила Федоровна с мужем стояли в тесном коридоре этого милого и за долгие годы ставшего им родным заведения и по-соседски обсуждали с народом какое-то важное событие. Выяснилось, что несколько минут назад здесь была драка.
— Те, кто занимал со вторника, не поделили очередь у окошка с теми, кто занимал в четверг. Дело обычное. Пришла милиция и выкинула на улицу и правых, и виноватых, — пожала плечами автор письма и стеснительно спрятала в карман свою ладонь. Там красовались жирные цифры «32».
Вопрос, почему Пищаевы не могут получить вид на жительство (первый этап в обретении гражданства), мы задали слишком громко, и в очереди послышались нехорошие, злые смешки.
— Пакетик волшебный нужен, — крикнул номер «42-й» из Молдавии (русский, 1 год очередей).
— И знать, как и кому дать — тоскливо начала «29-я» из Украины (белоруска, 1,5 года).
— В морду! — закончила хмурая личность под номером «49» (узнать судьбу не удалось).
Очередь с гулом подвела нас к стенду с образцами документов.
— Вот на это и покупаются дураки, которые пытаются жить по закону, — сказала Пищаева. — Я два года пыталась собрать эти справки в отведённые правилами два месяца. Обобьёшь все пороги, дашь взятку чуть ли не за каждую бумажку, простоишь неделю в очереди к заветному окошку, а оттуда говорят: это квитанция старого образца. Или «вот здесь сберкасса должна поставить вот такие цифирьки».
Я заметила: если на уголке анкеты стоит ма-а-аленький такой крестик, значит, обязательно придерутся. Потому что на наш район квота — 700 иностранцев. А квота — штука ценная и бесплатно, видимо, не раздается. Поэтому нам каждый раз приходится собирать документы заново. Но не это самое страшное!.. (Далее сквозь слёзы.) Нас заставляют пересекать границу всей семьёй туда и обратно ради идиотского купона, который выдают на границе.
— Это, чёрт возьми, унизительно, — вдруг заговорил глава семьи Игорь. — Я давно бы махнул на всё это рукой и стал обычным нелегалом, которых среди наших знакомых пруд пруди. Вот только зло берёт! Какая квота?! Квота на русских? Я ж на своей земле! Ко мне раз подходит «чёрный» и говорит: «Брат, зачем стоишь?! Мне тебя жалко, хочешь, я тебе паспорт куплю? А тут ещё жена рассказывает, сын ей выдал: «Зачем ты родила нас от русского?!»
При этих словах в ОВИРе стало необычно тихо.
— А мне паспортистка сказала: ну и что ж, что ты русская и православная! Здесь это никого не волнует. Езжай-ка ты лучше в Австралию, там всех берут, — грустно вздохнула № 26.
— А мне сказали в Канаду, — усмехнулся № 31.
— А мне участковый в шутку посоветовал обрезание сделать, пока не поздно. Мол, в Подмосковье скоро власть сменится, — сказал кто-то в очереди.
— Я ж говорю: в морду! — засмеялся № 49.
И все тоже рассмеялись». (Владимир Ворсобин, Анна Добрюха, Дмитрий Стешин, «Комсомольская правда», 2004 год).
«В 1992 г. русские беженцы из Таджикистана решили построить компактное поселение в центре России. Идея была достаточно необычна: переселенцы считали, что, объединив свои усилия, они смогут построить настоящий благоустроенный посёлок, выгодно отличающийся от вымирающих деревень русского Нечерноземья.
Новое поселение было названо «Новосёл», и около 300 прибывших из Таджикистана соотечественников начали лихорадочную работу по строительству образцовой деревни в Калужской области. Однако уже спустя год энтузиазм переселенцев резко пошёл на убыль.
Пожалуй, больше всего иммигрантов удивляли нравы местных жителей. «Мы какие-то совсем другие русские, и нам очень трудно находить контакт с местными жителями. Те, кто у нас в Таджикистане считались пьяницами, на фоне местного населения кажутся просто трезвенниками. Мы боимся отдавать своих детей в детский сад — все их сверстники ругаются матом», — приходилось слышать от переселенцев.
Надо сказать, что неприязнь к приезжим испытывали и сельские жители. За иммигрантами укрепилось устойчивое прозвище «таджики». Их считали высокомерными и даже «ненастоящими русскими». Раздражение вызывали и богатые библиотеки, которые привезли с собой беженцы, и то, что они готовы работать по двенадцать часов в день, отказываясь при этом от ежевечерних посиделок за бутылкой самогона.
Проблемы переселенцев усугубились расколом среди них самих. Некоторые из них стали обвинять руководство товарищества «Новосёл» в расхищении средств, предназначенных для строительства посёлка. На август 2001 г. в Новоселе проживает около 160 человек. Причем не все переселенцы из Таджикистана: среди жителей посёлка есть и несколько человек из Казахстана и Узбекистана. Семья Захаровых перебралась в Калужскую область из узбекского города Ангрена.
По их мнению, у русских в Узбекистане нет будущего. Постепенно делопроизводство переводится на узбекский, к тому же все престижные должности распределяются среди членов своего клана. Переселенцам из Узбекистана удалось прочно закрепиться на новом месте. Ещё на заработанные в Узбекистане сбережения Владимир Захаров купил грузовик и занимается частной транспортировкой грузов. Для своей семьи бывший ангренец построил хороший дом.
Увы, такие люди, как Захаров, в посёлке Новосёл — исключение. Лишь шести семьям удалось построить нормальные деревенские дома, подавляющая же часть людей по-прежнему живёт во временных вагончиках, отапливаемых печками-буржуйками. «Зимой к утру температура в наших хибарах опускается до нуля. Люди не выдерживают таких условий. Все, кто смог, уже давно уехали из поселка. В основном здесь остались жить одни старики», — говорит мне староста посёлка Анатолий Травкин. Он не скрывает, что сочувствует РНЕ и мечтает «о том дне, когда Горбачёв и Ельцин будут сидеть на скамьи подсудимых». Взгляды таких людей, как староста поселка, можно если не оправдать, то, по крайней мере, понять.
В своей прошлой, душанбинской жизни Травкин считался преуспевающим геофизиком. У него была хорошая квартира, интересная работа и великолепная по советским меркам зарплата (более 500 рублей в месяц). Сегодня же бывший геофизик перебивается случайными заработками и пишет злобно-отчаянные письма российскому руководству». (Игорь Ротарь. «Чужие русские»).
«Hельзя называть россиян, вернувшихся в Россию из ближнего зарубежья, как жителей чужого государства, беженцами. Это слово для нас оскорбительно. Мы не беженцы. Мы возвратились на Родину, веря, что нужны ей и что наш народ не оставит нас в беде». (В. Стариков. «Долгая дорога в Россию»).
«Галина Белгородская — инициатор строительства поселка беженцев «Новосел» в Калужской области была полна оптимизма: «Мы возвращаемся в Россию не иждивенцами. Неужели в России не нужны наши руки и головы?». И она была не одинока. Сотни беженцев из Средней Азии и Кавказа, взявшихся за обустройство своей жизни, — это все люди с высшим и специальным образованием.
И что же беженцы услышали в Калужской области от местных начальников? «Нам нужны скотники и доярки, а не кандидаты наук». Но такие заявления — это всего лишь «семечки». Кто в нашей жизни может что-либо построить, миновав высокие начальственные кабинеты? Не миновали «кабинетов» и беженцы «Новосёла». Ясно, что своими просьбами и посещениями они ужасно мешали чиновникам «исполнять государственную службу». Ведь это же надо ездить и принимать решения. Ясно, что у калужских чиновников всё это вызывает огромное неудовольствие.
В самом кратком виде отношение чиновничества к «русским беженцам» выразил бывший руководитель Калужской миграционной службы С. Астахов: «Пригнать бы сюда бульдозеры и стереть вас с лица земли к…». Описывать мытарства и мучения беженцев в «Новосёле» — это смысла нет. Об этом написаны десятки статей. А толку? Точную характеристику страданий русских беженцев выразила реплика русской женщины. Она как раз из тех, что остались жить «там», а в Калугу приезжала узнать: что, почем — «здесь»? После того, как она побывала в «Новосёле», да познакомилась с горемычной жизнью беженцев, она сквозь слёзы промолвила: «Пусть лучше меня душманы зарежут в новой квартире в Душанбе, чем я буду мучаться, как вы».
Вдумайтесь! Если женщина предпочитает умереть от ножа душмана «там» — это не значит, что ей хочется умирать. Иначе бы не ехала узнавать: «что-почём» здесь? Нет, если женщина предпочитает умереть «там», то это значит, что наши зверства «здесь» — в России вызывают «боль» не меньше, чем зверства душманов — «там». Все муки русских беженцев «здесь» в России обусловлены нашими же российскими законами, написанными вполне в духе «общечеловеческих ценностей». (Сайт demograf.narod.ru).
«Если члены товарищества «Новосёл» опрометчиво полагались на свои силы, то переселенцы, приехавшие в деревню Мстихино, с самого начала надеялись на помощь государства. Здесь переселенцам выделили дома, построенные в 1984 г. как временное жильё для работавших здесь польских рабочих. Беженцы должны были работать на местном домостроительном комбинате и за это через год-два получить квартиру.
Сегодня в «польском городке» живёт около 1400 переселенцев из Таджикистана, Узбекистана, Киргизии, Азербайджана и Чечни. Большинство этих людей приехали в Мстихино еще в начале 90-х и до сих пор ждут обещанного жилья. Всего же с 1990 г. квартиры получили лишь 24 семьи переселенцев. Дома, построенные для польских рабочих, представляют собой двухэтажные бараки.
По сути, это обычное общежитие с общей для его обитателей кухней и туалетом. «Ещё в 1996 году эти дома были признаны непригодными для жилья. Но, судя по всему, давать нам жильё никто и не собирается. Создаётся впечатление, что здесь, в России, мы никому не нужны. Мы — чужие русские», — говорит мне беженка из Таджикистана Нина Ерчикова». (Игорь Ротарь. «Чужие русские»).
«Из суммы общего горя и общих проблем появилось Иркутское областное общество русских беженцев и вынужденных переселенцев. Число зарегистрированных мигрантов в области — около восьми тысяч. Большинство из Казахстана, Киргизии, Узбекистана, Украины. Но специалисты областной миграционной службы считают: официальную регистрацию получила примерно пятая часть осевших здесь граждан. Остальные обустраивают свою жизнь на новом месте самостоятельно, без помощи чиновников.
— Скорее всего, они поступили правильно, — признаёт начальник управления по делам мигрантов ГУВД Иркутской области Юрий Леонидович Гартнер. — Большинство уехавших из всех этих республик — так называемые белые воротнички, техническая и творческая интеллигенция, носители культуры, знаний, профессионального опыта. Некоторым повезло — они оказываются востребованными в новой русской жизни. В целом же государство пока явно не заинтересовано в привлечении русскоязычных специалистов из бывших советских республик. Нет целостных государственных программ, почти не финансируются уже принятые постановления по мигрантам. Дальше разговоров, мы, к сожалению, пока не продвинулись.
Следует признать правоту классика русской литературы: квартирный вопрос нас всех действительно немного испортил. Но ситуация, в которой оказались русские спустя семь десятилетий советской истории, неподвластна даже булгаковской фантазии. Бывшие советские республики-сёстры вдруг озаботились вопросами собственной национальной независимости (незалежности). Итогом парада суверенитетов стали десятки миллионов русских бомжей — нередко с университетскими дипломами, наградами, званиями или просто с руками, которые принято называть золотыми. Согласно Положению о предоставлении безвозмездных жилищных субсидий беженцам и вынужденным переселенцам, осевшие в Иркутске граждане обратились к губернатору области Б.А. Говорину.
— Борис Александрович не счёл нужным принять нас лично, направил к одному из своих заместителей, Николаю Степановичу Пушкарю, — рассказывает заместитель председателя Иркутского общества русских беженцев Надежда Гурьяновна Курсупова. — Как и следовало ожидать, итог встречи оказался нулевым. «Я не знаю, чем вам помочь», — сказал чиновник. А на рассказ о русских беженцах, годами живущих на чьих-то дачах, в сараях или (по 6–7 человек) в однокомнатных квартирах, ответил просто: «Я впервые об этом слышу»». (Ирина Алексеева. «Русским рубили головы и выставляли их напоказ»).
«Наплыв беженцев начался ещё в советские времена, когда вспыхнули первые межнациональные конфликты. Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия, Таджикистан, осетино-ингушский конфликт. Потянулось русскоязычное население и из Чеченской Республики. Подавляющее большинство людей приехали в Москву из Армении (пострадавшие во время землетрясения), Азербайджана, Закавказья, Таджикистана, Молдовы и из стран Балтии.
Город был не готов принять такое количество людей. Ни жилья, ни работы, ни правовой защиты. Приезжающих в срочном порядке расселяли по гостиницам, санаториям и общежитиям. И многие, получив официальный статус, так и продолжают жить в этих ВРЕМЕННЫХ центрах для беженцев. Сегодня их в Москве более десятка. В подмосковном поселке Востряково ещё в 1989 г. разместили страдальцев из Баку. И хотя почти сразу помещения (ряд общежитий) признали непригодными для проживания, более 300 чел. живут здесь по сей день. Деваться людям некуда. И государство о них предпочло забыть.
В начале 90-х столичные гостиницы были муниципальными, поэтому беженцев разместили, выполняя решение властей. Но постепенно гостиницы стали приватизироваться. И сегодня их владельцы уже не согласны содержать за свой счет неплатежеспособных жильцов. Методы отработаны: отключают свет, газ, отопление. Тех, кто отказывается платить (не потому, что не хочет, — нечем, ведь на работу ещё надо устроиться, а без регистрации, которую нужно всё время продлевать, не берут), судебным порядком выбрасывают на улицу.
Так, в прошлом году Гагаринский суд Москвы признал законной претензии владельцев гостиницы «Южная», в номерах которой уже более 10 лет ютились 57 бакинцев. Беженцам поставили условия: или платите по коммерческим расценкам (гостиницы ни из федерального, ни из московского бюджетов дотаций на содержание беженцев не получают), или ищите себе другой угол. Светлана Мкртумян вместе с четырьмя детьми была выселена из номера гостиницы «Заря» с помощью представителей ОВД «Марфино».
Одну пожилую женщину, пытаясь выселить, даже избили, но выдворить из комнаты так и не смогли. Впрочем, не смогли и заставить её платить за номер… ОВД «Нагатино-Садовники» отказал беженцам, проживающим в общежитии на Каширском шоссе, в продлении регистрации, мотивируя свой отказ тем, что гостиница из муниципальной перейдёт в частные руки.
Конечно, иногда случается «счастье»: беженцам и вправду власти предоставляют жильё после долгих мытарств в общежитии. Но многие, приехав по данному адресу в Подмосковье, находили либо непригодное жилье, либо квадратные метры, уже занятые другой семьёй. Некоторые возвращались в столицу, потому что указанного в документах адреса просто не существовало. Софье З. и двоим её малолетним детям предложили дом в подмосковном городе Серпухове.
Около трёх часов женщина добиралась до места, а когда приехала, застала пепелище. Пришлось снова возвращаться в столицу, в гостиницу на койко-место. А в прошлом году, как с гордостью объявили чиновники, на нужды беженцев всё-таки были выделены квартиры. В количестве… 10 штук. Даже комментировать не хочется…» (Екатерина Карачева. «Лица негражданской национальности». АиФ-Москва).
«Униженные и оскорблённые, с заледеневшими сердцами, обожжёнными душами, перебитыми крыльями, плюхаясь в русские снега на пузо, но не ползая на коленях (не увидишь на улицах русского переселенца с протянутой рукой), они возвращаются. Только половина из них, изумляя россиян невиданным трудолюбием, неиссякаемым оптимизмом и верой в свои силы, смогла после возвращения в Россию встать на ноги. Другая половина осталась за чертой бедности (недостало стартовых условий), часть из этой половины просто медленно умирает с голоду. Российские государственные чиновники, прилепив им ярлык беженцев — граждан чужого государства, ищущих убежища в России, освободили себя от обязанности защищать их права в зарубежье.
Вот лежат передо мной документы на нашу четырёхкомнатную приватизированную квартиру в Душанбе и сберегательная книжка таджикского Сбербанка с зачисленной на неё и замороженной моей полугодовой зарплатой за 1994 г. Такая же книжка есть и у жены.
В соответствии с договором между Россией и Таджикистаном от 10 октября 1992 года, ратифицированного 25 ноября 1994 года, и статьей 7 Соглашения между странами СHГ от 24 сентября 1993 года, ратифицированного 22 ноября 1994 года, таджикское государство обязано компенсировать нашей семье оставленное в республике жильё и имущество, но не компенсировало.
Hи один переселенец из ближнего зарубежья до сего дня не получил этой компенсации. И некому в России защитить наши права. Именно здесь заложен корень зла и главная причина тяжелейшего положения, в котором оказываются россияне, вернувшиеся на Родину.
Им под выдуманными предлогами отказывают в приёме на работу, строят козни при регистрации по месту жительства и регистрации российского гражданства. Русские «национал-патриоты» поджигают их дома (только мне известно два таких случая), избивают, кричат: «Захватили нашу землю, убирайтесь туда, откуда приехали». И насмехаются: «Погнались за длинным рублём, а когда запахло жареным, прибежали в Россию».
Зная, что ждёт их в России, они все-таки возвращаются.
Каждый четвёртый россиянин зарубежья (8 миллионов из 35) вернулся на Родину.
Услышьте их, соотечественники!» (В. Стариков. «Долгая дорога в Россию»).
На фоне подобного отношения к русским переселенцам российская власть открывает двери в страну мигрантам из тех самых республик, откуда наши соотечественники были изгнаны.
Как пишет в уже приводимой статье газета «Комсомольская правда», «…оказывается, мигрантов-иностранцев в России сейчас насчитывается около 15 миллионов человек, в Москве и области — 1,5 миллиона. То есть каждый десятый человек в стране скорее китаец или азербайджанец, чем россиянин. И лет через сто, учитывая неохотное размножение с одной стороны и плодовитость — с другой, настанет неизбежный арифметический итог — название страны «Россия» станет условным и даже анекдотичным…»
Как иллюстрацию авторы приводят ситуацию в подмосковном посёлке Тучково:
«Замглавы администрации Виктор Зарецкий: «Что вы! У нас в районе всего кавказских 10–15 семей». Через десять минут чиновник признался, что намного больше. Целый микрорайон девятиэтажек заселён иностранцами, поэтому россияне отсюда стараются съехать. Прописки покупаются и продаются. Местных женщин угрозами и посулами уламывают выйти замуж.
На домостроительном комбинате иностранцы не работают — бизнесом заниматься проще и прибыльнее. Фирмы оформляются на местных жителей, при иных фактических хозяевах. Заканчивает свою речь Зарецкий совсем не толерантно:
— В детских садиках русских детей уже нет. Я понимаю, что терроризм не имеет национальности, но только почему-то каждый террорист в России — мусульманин или кавказец. Хотелось, чтобы их тут было поменьше!»
Такая ситуация складывается сегодня не только в Тучкове, но и в других районах Подмосковья и иных областей. Сама Москва зримо перестаёт быть русской. В статье «Трагедия Москвы», опубликованной в 2008-м году, авторы, В.И. Бояринцев и Л.К. Фионова, указывают:
«…Среди этого пёстрого многолюдства русские составляют уже меньшинство. По данным «Национальной газеты» (№ 1–5, 2003 г.) в Москве на 1 января 2003 года проживали:
· азербайджанцы — 1,5 млн.,
· татары — 900 тыс.,
· армяне — 600 тыс.,
· евреи — 500 тыс.,
· грузины — 300 тыс.,
· цыгане — 300 тыс.,
· молдаване — 300 тыс.,
· чеченцы — 300 тыс.,
· вьетнамцы — 240 тыс.,
· таджики — 200 тыс.,
· китайцы — 200 тыс.,
· узбеки — 150 тыс.,
· афганцы — 100 тыс.,
· башкиры — 100 тыс.,
· дагестанцы — 100 тыс.,
· чуваши — 60 тыс.,
· ингуши — 50 тыс.,
· африканцы — 50 тыс.,
· турки — 15 тыс.,
· курды — 20 тыс.,
· греки — 20 тыс.,
· другие — 230 тыс.
Итого — 6 200 000 иностранцев и граждан России неславянской национальности.
Всего в Москве по данным переписи на тот момент проживало 10,5 млн жителей. Таким образом, число русских составляло 3,36 млн или 31 %. И ситуация непрерывно ухудшается.
Власти Москвы и её мэр целенаправленно и энергично превращают Москву в нерусский город. Является ли основой такой миграционной политики стремление к сиюминутной прибыли без заботы о последствиях или намеренное разрыхление славянского социума — в любом случае такая политика способствует ослаблению России…»
«Среди работающих я ни разу не видел своих бывших земляков, — отмечает Александр Сафаров. — Они благополучно захватили все рынки России и торгуют отнюдь не привозными фруктами с юга, а местной картошкой, капустой и т. д., скупленной за бесценок и зачастую с применением насилия у местных крестьян, покупают дорогие квартиры, за взятки получают гражданство…
Уже только в Москве по официальным данным азербайджанская диаспора составляет больше миллиона. Когда я слышу об этом, то вспоминаю как Бадалов и Керимов (о них упоминалось в моём рассказе) обсуждали план НФА о ползучем заселении России.
«Все Русские мужики — пьяницы, а бабы — б…и! — говорил Бадалов. — Половина из них вымрет сама, а половину мы сделаем своими рабами». Вот так, не больше и не меньше. К сожалению, пока их план вытеснения Русских успешно работает. Не стоит жаловаться на то, что приехавшие не уважают законов и обычаев коренных жителей. Это не входит в их планы.
Они хотят, чтобы мы подчинялись установленным ими порядкам. Эта проблема должна решаться на высшем государственном уровне, иначе это приведет к тому, что план НФА осуществится, или громить азербайджанцев, а вместе с ними и всех кто не обладает ярко выраженной славянской внешностью, будут уже в России. И будет это не менее омерзительно чем было в Баку, и пострадают, как это обычно бывает, невиновные. Но это уже дело политиков, на здравый смысл которых трудно полагаться на современном этапе».
Здравый смысл нашей власти, в самом деле, оставляет желать много лучшего. Лишь за один 2008 год ею было принято ряд решений, ухудшающих и без того крайне тяжёлую миграционную обстановку в России. Так, заместитель министра обороны РФ генерал Н. Панков заявил, что российская армия может в скором будущем комплектоваться выходцами из стран СНГ.
Речь идет, разумеется, о службе по контракту. Принимать на военную службу иностранцев стало возможно благодаря принятому законодателями решению. «Контракт — дело добровольное. В данном случае невозможно человека призвать или обязать. Проходить военную службу таким образом граждане СНГ могут только на добровольной основе», — пояснил Панков.
В то же время в Екатеринбурге сочли выгодным дать мигрантам избирательные права. В условиях минимальной явки избирателей (по предварительным опросам рассчитывать можно было лишь на 15 %) «Единая Россия» решила спасти лицо голосами граждан Туркменистана, Казахстана, Киргизии и т. д. при условии, что они имеют вид на жительство и зарегистрированы по месту жительства.
Дума же споро приняла поправки в закон «О гражданстве Российской Федерации», расширяющие перечень категорий граждан, которые смогут получать разрешения на проживание без учета утвержденных квот на их выдачу и российское гражданство в упрощенном порядке.
«Такие льготы будут предоставлены иностранцам и лицам без гражданства, имеющим несовершеннолетних детей или взрослых недееспособных детей, рожденных в России», — уточняют авторы проекта закона.
Добавим, что все эти решения принимались на фоне стабильно растущего числа преступлений, совершаемых мигрантами.
Чем объяснить такую политику российской власти? Наводняя страну мигрантами, она целенаправленно снижает удельный вес русского народа, ослабляет его, создаёт ситуацию, при которой русские вытесняются со своей земли, своих рабочих мест, из госучреждений и с экономического поля.
Судя по всему, власти выгодно подменять свой народ мигрантами, и именно на них она делает ставку. То, что подобная тактика неминуемо приведёт к самым пагубным последствиям, не вызывает сомнений.
Проблема миграции и соотечественников сегодня является одной из важнейших для России, ибо от её решения в немалой степени будет зависеть бытие Русского народа и Русского государства. Очевидна необходимость ограничения притока мигрантов и всемерного содействия возвращению на Родину русских.
Последнее должно включать в себя и упрощённое получение гражданства, и предоставление репатриантам жилья и рабочих мест. Необходимо так же позаботиться о тех миллионах наших соотечественников, которые уже вернулись и чьё положение до сих пор остаётся беженским. В. Ертаулов пишет:
«…«перемещённые» русские создали и продолжают создавать порою непреодолимые проблемы для сопредельных с Казахстаном областей РФ. Так, в одном лишь Алтайском крае ныне проживает 70 тысяч переселенцев из Казахстана, которых необходимо обеспечить жильём и работой…»
Тут мы сталкиваемся с ещё одной сложнейшей задачей. Дело в том, что плохо организованное переселенческое движение неминуемо приводит к социальному расслоению между старожилами и новосёлами, перерастающему во вражду.
В условиях тотального дефицита жилья и работы обычной реакцией старожилов на переселенцев будет: «Понаехали тут! Самим жрать нечего…» Именно такой приём и встречали частенько у своих соотечественников русские репатрианты.
Чтобы избежать такого положения, необходимо создать не просто условия для переселенцев, но обеспечить благоприятную социальную обстановку в России в целом. Как это сделать — тема иной статьи.
При разгромленности практически всех отраслей в нашей стране невозможно решать какую-то одну отдельно взятую проблему, поскольку она тянет за собой цепочку других.
Необходим целый комплекс безотлагательных мер, вне которых даже правильный по сути закон о соотечественниках не даст весомых результатов, так как реализация его наткнётся на непреодолимые преграды при царящем хаосе в сопутствующих сферах.
