Глава 24
Назад Нкрума летел.
Он понимал, что опаздывает, что зря выходил и вообще не стоило бросать ее одну, и потому спешил, как мог. Пустыня оживала. Милосердное рассветное солнце топило лед, и тепло его, пока еще ласковое, питало жизнь.
Время уходило.
И белая вспышка в небесах не заставила Нкруму ни на мгновенье замедлить бег.
Город показался, совершенно такой же, как и был до бури. Голова зверя и та была занесена лишь наполовину.
Издевательство.
Нкрума все же перешел на шаг.
Вот и нужный тоннель. И запах зверя, которого здесь просто-напросто не могло быть. Матерый рапан со шкурой, прочной, как скалы первопредков, расхаживал вокруг палатки, то и дело останавливаясь, чтобы ткнуться в нее мордой. И на морде этой застыло выражение…
Удивления?
Восторга?
Он чуял женщину? И предвкушал хороший мясной обед?
Нет… если бы так, палатку рапан давно разорвал бы, когти его и полиброню корабельную распилить способны, а уж палатка ему на один взмах лапы. Тогда в чем дело?
Игрушка?
Они вообще способны играть?
Нкрума зарычал. Его голос отвлек внимание рапана от палатки, заставив отпрянуть и тоненько заскрежетать. Рапан привстал на задние лапы, и макушка его почти коснулась высокого потолка.
В прямой схватке его не одолеть, разве что увести за собой… Куда?
В боковой тоннель.
Первый достаточно широк.
Рапан заворчал.
И раздул воздушные мешки на горле, издав при этом протяжный гудящий звук. Он переминался с ноги на ногу, явно раздумывая, что делать: броситься на наглеца, посмевшего его потревожить, или же убраться. Для крохотного мозга его выбор был слишком тяжел, и рапан мучился.
Свистел.
И топал ногами, надеясь, что чужак, пусть и небольшого размера, но вида грозного и наглости необычайной – до того все твари сами предпочитали убираться прочь, – сгинет. Но Нкрума ответил грозным рыком. И рапан вздохнул.
Он выбросил длинный хвост, надеясь ударом его снести наглеца.
Нкрума увернулся и полоснул по хвосту когтями, аккурат между чешуей, а потом, подобравшись, прыгнул. Ему повезло. Рапан был крупным, слегка замерзшим, а потому медлительным. И похоже, он давно ни с кем не вступал в схватку.
Когти увязли в шкуре. И Нкрума, с трудом вытягивая их, карабкался выше.
Бежать?
Его зверь не согласен был бегать, пусть и от рапана, который верещал и вздрагивал, при том не делая попыток стряхнуть когтистого чужака.
Зверь знал, что стоит оказаться на земле, и рапан отомрет.
Затопчет.
Или собьет ударом могучей шеи. Острые клыки его разорвут кожу. Выше и еще выше… Добраться до горловых мешков, которые тонки, и достаточно одного удара… А если получится до жабер дотянуться…
Зверь не знал сомнений.
И страха.
У него почти получилось, когда костистые шипы рапана встали дыбом, а шея, вздрогнув, вдруг нырнула влево, а затем и вправо, изо всей силы впечатавшись в стену. Стена выдержала, а вот Нкрума оказался на земле, он перекатился, вскочил и зарычал, а рапан ответил ревом.
Удар его хвоста пришелся над головой. И высек искры из стены.
Нкрума извернулся и ухватил-таки хвост зубами, впрочем, вынужден был выпустить, поскольку оставаться без зубов его зверь не желал, и…
И рапан умудрился оттеснить его от тоннеля.
И заставил обогнуть каменный столб.
И кажется, бежать больше было некуда, хотя…
Женщина появилась в самый неподходящий момент. И Нкрума еще успел подумать, что песчаные гадюки нынче пошли совершенно не те…
Рев я услышала издали.
Два рева. И один, перемежавшийся с причитаниями, явно принадлежал тому огромному существу, которое не убралось, как я надеялась.
А вот второй…
Я икнула.
Нет, мой жених, конечно, был грозен, но этой твари он на один зуб. Ну, или на два. А я… я что потом буду делать?
Соглашусь, причина сугубо эгоистическая, но, главное, подействовала. И я решительно шагнула, вытянув ногу из теплых объятий существа, разглядеть которое мне милосердно не позволяла темнота. Существо вздрогнуло, ногу отпустило, но лишь затем, чтобы вновь к ней прижаться.
– Мне идти надо, – сказала я строго. – Спасать это… недоразумение.
В принципе, я плохо представляла, как именно спасать стану, но и бросить бедолагу наедине с тварью, мною разбуженной, не желала.
Существо, висевшее на шее, подобрало длинное тело, а голову возложило мне на голову. Другое – или другие? – тоненько посвистывая, суетилось под ногами. И я очень надеялась, что не наступлю ни на кого случайно.
Обратный путь оказался не таким и длинным, как я себе представляла. Десяток шагов – и я в пещере.
В огромной такой пещере, где еще возвышалась серая громадина палатки. Ее слегка присыпало песком и каменной крошкой. На стенах появились свежие борозды, а одна из колонн обзавелась солидного вида трещиной.
По-прежнему зиял пролом в полу.
А два зверя застыли друг напротив друга. Существо было огромным.
Слон?
Или, скорее, некий безумный диплодок, хотя они, помнится, травоядными были. Это же, с плотной чешуей и острыми иглами вдоль позвоночника, выглядело довольно-таки грозно. Оно то и дело привставало на задние лапы, которые были крупнее передних.
Правда, когти имелись и на передних.
И кажется, моему жениху от этих когтей досталось.
Лев стоял.
Еще стоял. Но выглядел весьма неважно.
– Прекратите! – пискнула я.
Хотелось думать, что крик был грозен.
– Немедленно прекратите! – я замахнулась рукой, точнее, тем, что на эту руку село и уцепилось когтистыми лапками. Чем бы оно ни было, но тоже вид имело довольно грозный – длинное чешуйчатое тело, короткие конечности и широкая пасть, которая любезно открылась. Из нее вырвался не то сип, не то хрип, но на нас наконец обратили внимание.
Существо затопотало, засвистело, замахало лапами и… готова поклясться, оно жаловалось! Если еще покажет на жениха пальцем, я окончательно поверю, что оно разумно.
– Он тебя обидел? – спросила я, погладив то создание, которое висело на моей правой руке. Оно зажмурилось и пасть закрыло, что меня немного успокоило.
Все-таки зубы у них тут явно не для того, чтобы песок пережевывать.
А тварь заухала.
– Первый начал? Думаю, он не нарочно. Просто не знал, что ты хороший.
Чешуйчатый воротник на моей шее переместился. А ведь змеи, помнится, сильны. И если захочет, ей достаточно будет сдавить кольца, чтобы я задохнулась. И жалить не надо.
Жалить не спешили.
Душить тоже.
Змея стекла по моей спине на пол, где и позволила разглядеть себя во всей красе. Да, хорошо, что в коридоре было темно. Метров пять в ней, и толщиной с мою голень… Узкое тело темно-золотого оттенка покрыто мелким узором.
Красиво, пожалуй.
Голова крупная, ромбовидная.
И зубы… такие зубы…
Существу змея не понравилась. Он отступил и почти сел на зад, издав при этом тонкий пронзительный звук.
– Она тебя не тронет… Ты ведь его не тронешь?
А на брючине устроилось семейство скорпионов. Это вообще как понимать? Родственную душу почуяли? Или просто тепло?
Змея не спешила отвечать. Она медленно покачивалась, разглядывая тварь, а та будто меньше стала. И теперь уже не свистела, а лопотала на все лады, то жалобно, то громко, возмущенно.
– Д-давайте, – я старалась не думать про скорпионов.
Про змей.
И про тварь, воспылавшую нежной любовью к моей руке. Есть меня не едят, что хорошо, а с остальным мы разберемся позже.
Надеюсь.
– Д-давайте все вздохнем и постараемся мирно ужиться друг с другом. Это ведь не сложно, – я смотрела не на тварь, которая вела себя вполне прилично для огромного зубастого монстра, а на жениха, пытаясь понять, что же творится в этой его голове.
Голова, кстати, опущена.
Плечи подняты.
Лапы широко расставлены. И спина напряжена. Хвост ходит из стороны в сторону, и движения такие характерные.
– Стой! – рявкнула я, и скорпионы торопливо закачали хвостами. А змея зашипела. – Нкрума, я тебе говорю! Веди себя прилично. Как маленький, право слово. Видишь, остальные могут, а ты…
Недоумение в желтых глазах было весьма искренним.
Как и обида.
Но лев встал.
И сел. И голову набок склонил, пытаясь одновременно и на тварь смотреть, и на меня. Это он зря, конечно, так и до косоглазия недалеко… хвост раздраженно дернулся. А динозавроподобное существо, развернувшись к жениху, загудело. И лапку этак выставило… Нет, определенно жалуется.
– Извини, – я развела руками. – Такой вот он у меня… невоспитанный, но мы над этим поработаем.
Тварь ухнула.
А змея вновь скользнула ко мне.
– Не надо, ладно? – попросила я, когда тело ее обвило ногу. – Ты, конечно, красавица, но…
Я нашла в себе силы прикоснуться к ней.
А что? Теплая и сухая, чешуйки мелкие, как рисовые зернышки, и по ним пальцами можно прочитать узор.
– …Но и весишь немало. Мне тяжеловато тебя носить.
Впрочем, мое мнение никого не интересовало. Заняв свое место, змея улеглась поудобней – удобно было ей, но не мне, ибо весил этот рептильный воротник прилично, – и затихла. Скорпионы, посовещавшись, перебрались повыше.
А тварь на руке и вовсе соизволила глаза закрыть.
Чего Арагами-тари не предполагала, так это ошейников.
– Не переживайте, тари, – айварх лично защелкнул ограничитель на ее шее. – Это, конечно, не колье, но неудобств при правильном поведении не доставит. А мы с вами договорились, что вести себя вы будете правильно.
Где они только эту рухлядь раскопали?
Ошейники эти, созданные для контроля над дивергентными агрессивными особями, уже лет сто назад заменили на более гуманные нейрочипы. Но легче избавиться именно от ошейника. С нейрочипом все куда как сложнее.
Тихий щелчок.
И возмущенный взгляд Бои, которую подобное украшение совсем не радовало. Конечно, это же не семейное ожерелье… ну ничего, девочка с гневом управилась.
Песчаница и вовсе будто не заметила.
Провела пальчиком по металлу.
Вздохнула.
Улыбнулась этак многозначительно…
А ведь, помнится, от них отказались именно по причине ненадежности. Бунт на копях Терры до сих пор во всех учебниках приводят. Еще бы вспомнить, что там случилось, помимо неэффективной работы управляющего. То ли вспышка на звезде и массовый сбой, то ли вирус…
– Так-то лучше, – айварх отошел и устроился у окна. Неплохо так устроился, растянулся в низком кресле. Приложил к губам флягу. – А теперь можем и продолжить нашу увлекательную беседу. Например, поговорим о том, что мне от вас надо. Вы, многоуважаемая Арагами-тари, должно быть, знаете, что не так далеко от вашего поместья расположен некий закрытый для посещения объект…
Он делал паузы.
И говорил мягко, но взгляд оставался цепким, внимательным.
– Мой опыт подсказывает, что круонцы, сделав несколько попыток, отступились, признали место священным, нанесли на карту и забыли.
Она позволила себе наклонить голову, что могло быть истолковано за согласие. Впрочем, она не отвечает за чужое толкование собственных жестов.
– Чудесно. Просто превосходно. Значит, город не вскрыт. И что это нам дает?
Помимо мучительной смерти, которая ждет отступников? Пожалуй, ничего.
– Это дает нам удивительный шанс прикоснуться к технологиям Предтечи.
Арагами-тари с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. И этот туда же! Можно подумать, он первый. Находились и прежде подобные идеалисты. Прикоснуться к технологии, добыть оружие, создать новый мир…
Никто не вернулся.
И правильно.
Все-таки в чем-то старуха была права. Мужчинам не следует давать слишком много воли.
– …Открывает воистину уникальные возможности.
А речь он тренирует, и отнюдь не для заложников. Для кого тогда? Ах, как отчаянно не хватает информации! Дело не в Круоне, просто не повезло, что здесь сохранились древние города, дело в Галактическом Совете. А они про Совет знают крайне мало… Пожалуй, еще меньше, чем сам Совет знает о Круоне.
Плохо.
И недальновидно.
Вот к чему приводит изоляция. Если уж закрываться, то полностью. А то вышло, что они держали дверь приоткрытой, надеясь, что сумеют взять лишь то, что нужно Круону.
Злость отрезвляла.
– К сожалению, мой предшественник сделал все возможное, чтобы дискредитировать нашу организацию в глазах Вселенной. Увы, свойственная его расе агрессивность привела к тому, что усилия многих и многих людей были сведены на нет. И карательная экспедиция, как ни печально признать это, явилась закономерным итогом.
Айварх расхаживал по комнате, останавливаясь лишь затем, чтобы сделать глубокий вдох.
– Но теперь мы перешли на новый уровень. Содружество заявляет, будто оно открыто для диалога? Отлично! Будто нет препятствий для тех, кто пожелает уйти? Великолепно. Они полагают, будто нам, тем, кому тесно в душных сетях закрепощенных правилами обществ, некуда деваться, особенно теперь, когда пала твердыня благословенного мира.
Бои закатила очи.
К счастью, выразительная сия демонстрация осталась незамеченной. Айварх был увлечен собственной речью и, кажется, своей особой. На редкость самолюбивая раса, но именно эта особь, похоже, самолюбивей прочих.
Впрочем, так даже лучше.
Психология данного самца не допустит сомнений в том, что поступает он единственно верным путем. И если уж он начал вещать, то…
– …Однако скоро мы сможем предоставить альтернативу. Свобода! Братья и сестры, та свобода, которой обладали Древние в своих желаниях, та свобода, что позволяла им творить, создавая жизнь на мирах, самой Вселенной для жизни не предназначенных! И пусть закон Бархара запрещает колонизировать миры, на которых возможно развитие разумной жизни, тем самым закрывая нам путь к большинству планет с подходящим режимом, ныне мы можем переступить через этот закон, не нарушив его. Свободных планет не осталось, ибо жизнь есть везде, где возможно? Пускай! Мы сможем жить там, где это невозможно! И наша собственная цивилизация…
Арагами-тари прикрыла глаза.
А ведь рассказывал Нкрума что-то такое про пиратов. На Круоне прежде водились разбойники, стояли на торговых тропах, держали оазисы, миновать которые не получалось, порой вырезали целые племена… И эти, космические, ей представлялись чем-то подобным.
На деле получается все сложней.
Арагами-тари коснулась ошейника, который на прикосновение отреагировал упреждающим уколом. Разряд электричества был ощутим, но не сказать чтобы болезнен.
– Мы заявляем, что наша организация, ныне именуемая «Новой жизнью», жива и готова к свершениям! Мы отринули кровавое прошлое!
Здесь Арагами-тари испытывала некоторые сомнения.
– И не желаем более бессмысленных жертв. Нам нужен лишь шанс, но, чтобы получить его, мы пойдем на все. Круон тысячи лет хранит бесчисленные сокровища, позволившие этой расе выживать в ужасающих условиях пустыни.
– Мама, он меня утомляет, – одними губами произнесла Бои.
И Арагами-тари погладила девочку по руке.
Все-таки в Совет ей рановато, там куда более занудные речи произносят.
– …И высшая справедливость требует отринуть вековую замшелость.
Да, с замшелостью определенно стоило что-то сделать, если не отринуть, то хотя бы подвинуть слегка. Несколько гневных пассажей, направленных на клеймение их расовой скаредности и скрытности, мешающей всем желающим немедля шагнуть в светлое будущее, Арагами-тари пропустила мимо ушей.
– Нам не осталось ничего, кроме как использовать силу! Но мы, не желая новых жертв, клянемся, что в тот миг, когда двери древних городов распахнутся перед нами, отпустим заложников.
Айварх замолк, опершись на подоконник. Он дышал тяжело и руку от груди не убирал. Правда, сердце у его расы располагалось несколько ниже, но Арагами-тари согласилась, что рука на животе выглядит куда менее трепетно.
– А все-таки чего он хочет? – не выдержала Бои. Поерзав, она придвинулась поближе к песчанице, которая легонько кивнула.
Девочки, девочки… Какое отвратительное отсутствие элементарнейшей выдержки.
И айварх услышал. Нервно дернул ухом и поинтересовался:
– Они так ничего и не поняли?
– Слишком молоды, – вежливо заметила Арагами-тари.
Этого стоит уничтожить первым. Он явно, с одной стороны, доминантен, а с другой – слишком нервозен и недоверчив, чтобы терпеть рядом с собой иных доминант. Следовательно, все, кто пришел за ним, привыкли подчиняться.
Это хорошо.
Плохо… плохо, что трусоватость сделала айварха крайне осторожным. Ну что за удовольствие охотиться на слабую дичь?
– Речь не понравилась, – он констатировал это как факт, и лишь уши дернулись. Самолюбив, весьма самолюбив.
– Что вы, было весьма эмоционально. Искренне. Но длинновато.
– Вот и мне кажется…
– Определенно. – Арагами-тари сложила руки на коленях. – Все же внимание сетевой аудитории довольно сложно удержать одними эмоциями. Если немного сократить… скажем, в последней трети…
– И добавить кровавых подробностей?
Он выразительно погладил пушку. И Бои сглотнула.
– Ну что вы, вы же говорите о мире, а кровавые подробности, скажем так, несколько перевозбудят аудиторию и оставят неприятное послевкусие. Весь вопрос в доверии. Не стоит показывать себя большим чудовищем, чем…
– Я есть?
Он расправил плечи.
Да, слишком самолюбив.
