Глава 18
Она была легкой.
И смелой для такой малютки. Испугалась, конечно, но это нормально. Его, помнится, после первой метаморфозы и кадеты стороной обходили. Дирекция и та вызывала, уточняла, сохраняет ли Нкрума в ином обличье разум.
Сохраняет.
И довольно ясный.
Нет, пустыня, как обычно, изменилась. Ярче стали запахи, ожили звуки, а вот цвета поблекли. Зрение в этой форме было отвратительным, и пришлось сделать усилие, чтобы перестроиться.
Серая тень на сером песке – это змея спешит к камням, чтобы укрыться от грядущей бури. И другая – гархам парит над пустыней, а вдалеке – еще пара. Их он мог рассмотреть почти в деталях, а вот близкие предметы представлялись размытыми.
Пустыня гудела.
Скользили пески, меняясь друг с другом. И подземные, холодные норовили выбраться на поверхность, захватить еще солнца. На нем же бледные пятна стали ослепительно яркими.
Пахло ветром.
Гарью.
Никак сожгли флаер, поскольку в гравилетах пластика не было. Отлично, что сожгли. Плохо, что один. Когда все закончится, надо будет всерьез заняться охранным периметром.
И дополнительные спутники вывести.
Совет должен одобрить. Быть может, и хорошо, пусть посидят денек-другой в компании пиратов, заодно перестанут видеть в них больную фантазию одного испорченного цивилизацией самца.
Мысли были неподобающе злорадными.
А бежалось легко, и если поначалу Нкрума осторожничал – женщине явно впервой было передвигаться подобным способом, то постепенно успокоился. Она крепко стиснула бока ногами, растянулась на спине и обняла за шею.
Было не больно.
Интересно.
И еще немного страшно, поскольку буря приближалась куда быстрее, чем он предполагал. Она шла с востока, пока еще неторопливая, но с каждым мгновеньем набирающаяся и силы, и ярости. И пески скрипели под тяжестью вихрей.
А черви поспешно уходили на глубину, надеясь, что буря сдерет лишь верхний слой песка.
Жизнь замирала.
А город, обычно такой близкий, теперь казался слишком уж далеким. И Нкрума, сделав прыжок, замер. Сидит? Отлично. У нее и выбора-то нет. Хорошо, что она сама это, кажется, понимает.
Тело загудело.
И пустыня ответила на зов своего сына.
Ровной дорогой.
Крепким песком. Лапы поднимали пыль, но не проваливались в плывунцы-обманки. И буря застыла. Это ненадолго. Даже пустыня не способна остановить ее, но несколько минут…
Вдох и выдох.
И прыжок. Перебежка по узкой белой дорожке, пролегшей между двумя окнами жижицы. Хорошо, что твари всякие попрятались и нет нужды осторожничать. И снова прыжок. Бег… прыжок через низкую гряду скал… вой бури, получившей свободу… врата… и здесь можно передохнуть.
Не остановиться, но хотя бы перейти на рысь.
Тень.
Прохлада.
Красный камень, испещренный трещинами. Черные зевы пещер, соваться в которые безумие, но еще большее безумие – оставаться снаружи. Большой зал слишком близок к поверхности, а потому высока вероятность, что его засыплет.
Нет, потом пески отступят.
Всегда отступают, но, в отличие от древних статуй, ждать Нкрума не способен. И он, вспомнив прошлое, выбрал направление. Лаз, который открылся в стене благодаря обвалу, был достаточно широк и просторен, чтобы вместить и его, и всадницу.
Порыв ветра сыпанул песка в спину, поторапливая.
Внутри было тихо, но тишина эта – Нкрума прекрасно знал – обманчива. Это место любило играть, что со звуками, что с пространством.
Ниже.
К ступеням.
По коридору из красных стен, где в глубоких нишах притаились существа самого диковинного вида. Они были исполнены весьма мастерски, и время пощадило их, то ли восхитившись, то ли, напротив, ужаснувшись.
Коридор шел под уклон, выводя в относительно небольшой зал. Здесь не было статуй, зато имелась роспись на куполообразном потолке. Краски поблекли, и теперь можно было различить лишь смутные фигуры.
Главное, что зал находился достаточно глубоко под землей, чтобы не опасаться быть засыпанным. И, обойдя его по периметру, Нкрума был вынужден признать: город стал убежищем не только для них.
Пара пустынных скорпионов.
Рогатая змея.
И выводок молоденьких юшиц, которые обосновались под каменной глыбой, в принципе не так и плохо – скорпионы сами не полезут, от змеи он поставит глушилку, а юшицы безобидны.
Нкрума лег посреди зала и понял, что устал. Ныли тело, каждая треклятая мышца, кости и даже грива. Старость? Или не возраст тому виной, но метаморфоза? Его ведь предупреждали.
Женщина слезла и присела рядышком, опершись на его бок.
Наверное, не стоит говорить ей о гнезде листавок, тем более что они тоже вполне себе безобидны, вот только женщинам вид их уродливый внушает отвращение.
Она некоторое время сидела тихо.
Дышала.
И кажется, ей тоже пришлось нелегко, все же пустыня – не самое подходящее место для женщин. Ее пальцы перебирали гриву, и это было даже приятно.
Но надо возвращаться в нормальный облик.
Надо.
Нкрума положил голову на лапы и прикрыл глаза.
Это место было…
Не знаю. Удивительным? Поразительным? Одновременно и волшебным, и пугающим?
Камни, что появились из песка. И подножие скалы, выраставшей акульим плавником. Огромные ноги и чья-то голова размером с гравилет. Пустыня стерла лицо, оставив лишь губы.
Храм?
Или не храм, но… нет, храм, слишком уж величественное место. Узкий коридор.
Лаз, пробитый в стене. И влажная темнота. Влагу я ощутила сквозь маску и комбинезон, она напитала защиту, сделав ее плотнее.
Спуск.
И коридор из красного кирпича. Высокие ниши. Статуи, смутно знакомые из учебника истории. Мы шли неторопливо, что было правильно: это место ненавидело суету. А потому движения льва стали медленными, а я… я просто смотрела.
Вот женщина с головой львицы.
И толстый мужчина, когтистые руки которого будто поддерживают толстый его живот. Крокодилья голова выглядит единственно… правильной?
Подходящей?
Красавица газель с тонким станом и копытцами на ногах… существо, сгорбленное и уродливое, но в то же время весьма гармоничное в своем уродстве… перепончатые крылья, куриные лапы и человеческое тело, согнувшееся в поклоне…
Человек-сокол.
И шакал с весами в лапах.
Полная женщина… или бегемотиха, которую забавы ради обрядили в юбчонку?
Их было много, пожалуй, слишком даже. Но потом коридор закончился, и мы оказались в зале, относительно небольшом, не более метров десяти в поперечнике. Гладкие стены и высокий потолок, который поддерживали какие-то слишком уж тонкие колонны. Белые их тела слабо светились, как и вязь узоров на стенах, и пол, и света этого, камнем рожденного, хватало, чтобы рассмотреть наше убежище.
Двойная звезда в центре зала.
И огромный каменный гроб. Точнее, может, и не гроб, может, стол или алтарь, главное, он высотой мне по грудь, а в длину метра три будет.
Камень гладкий.
Белый.
И опять же светится. А кроме этого то ли стола, то ли гроба здесь не было ничего.
Нкрума лег, и я с наслаждением сползла с львиной спины. Ныли ноги, и плечи, и шея. Подозреваю, жениху приходилось еще хуже, поскольку выглядел лев не то чтобы грозным, а скорее заморенным. Я присела рядышком и, запустив руки в гриву – надеюсь, не обидится, – погладила его.
Спасибо сказать стоит.
Но мы сидели и молчали.
Долго молчали. И он прикрыл глаза, а я не мешала: все же изрядно набегался, пусть поспит, если хочется. Я посижу.
Тихонечко.
Честное слово.
Намерения у меня были самые что ни на есть благородные…
Они сами выползли. Сначала я ничего не заметила, слишком была увлечена пещерной живописью: на потолке удалось разглядеть колесницу, запряженную самыми обычными лошадьми, и, кажется, собак еще, людей, копья…
Это, к слову, подтверждало мою замечательную версию с бредом, поскольку было бы крайне неразумно полагать, будто в ином мире я встречу пару-тройку образцов древнеегипетского искусства.
Что-то коснулось ноги.
Мягко.
Осторожно.
Будто пробуя эту несчастную ногу на прочность. Визжать я повременила, хотя желание, признаюсь, наличествовало. Но от живописи отвлеклась.
Вовремя.
На моей голени устроилось… существо? Определенно, оно было живым. Довольно крупным – с две мои ладони. И вид имело специфический. Лапки-нитки и длинное тельце, покрытое седоватым пушком. Крылья… то есть по виду это походило на пару прелых листьев, но я решила, что это именно крылья. Существо дернулось и расправило их, демонстрируя бледно-желтый узор, в точности повторяющий жилкование листьев.
Существо издало скрип, и из кучи обломков появилось еще одно.
И еще.
Они двигались на удивление быстро, и вскоре ноги мои оказались облеплены псевдолистьями.
– Кыш, – сказала я и попыталась нашарить на полу хоть что-то, что отдаленно могло бы сойти за оружие. Но нашарить получилось лишь хвост.
Я за него и дернула.
В конце концов, меня, может, уже пожирают. И пусть бабочки эти уродливые опасными не кажутся, но именно, что не кажутся, каковы они на самом деле, кто знает.
Хвост попытался вывернуться из пальцев, но я не дала. Дернула посильней и попросила:
– Проснись уже, пока меня не затоптали.
Зверь заворочался.
И существа замерли, а в следующее мгновенье крылья вдруг исчезли, и на пол осыпались сухие деревяшки. Я не поленилась наклониться и потрогать одну.
Как есть деревяшка.
А ведь еще недавно…
Увлеченная загадкой существ, я не заметила, как мой жених обрел прежний относительно человекоподобный облик.
– Это палочники. – Голос его был с характерной ларингитной сипотцой. Вот только простуженных львов мне здесь не хватало. – Они безобидны. Просто некрасивы.
– Почему?
– Не знаю, – вполне искренне удивился он. – Природой так созданы.
– Нет, – я мотнула головой, – не о том. Они вполне симпатичные… на бабочек похожи. То есть у вас, наверное, бабочки не водятся, а эти… я им не навредила?
– Палочнику в состоянии покоя и огонь навредить не способен. – Нкрума улыбнулся.
И… вот как это возможно, чтобы весь из себя хищник, а улыбка вполне человеческая? Он присел и, зачерпнув горсть песка, позволил ему протечь сквозь пальцы. В ладони остались крохотные серые палочки.
– Они осторожны. И выбираются из кокона лишь на рассвете или на закате, когда температура оптимальна.
Палочки были твердыми.
– Не бойся, ты не сумеешь сломать кокон, даже если захочешь. На крыльях палочники преодолевают многие парланы… Питаются воздушным крилем, собирают росу. Кокон – не только от солнца защита. – Он позволил палочкам скатиться с ладони в песок. – Ни одно живое существо не способно разгрызть оболочку кокона или переварить. Палочников много, они даже полезны – переносят на крыльях пыльцу. А собственная их чешуя – неплохая приманка для шелковичников…
Голос у него выровнялся, но вид Нкрума имел несколько растерянный.
И тут сверху что-то ухнуло.
Громыхнуло.
И с потолка посыпалась мелкая крошка, а мне подумалось, что место это в достаточной мере пафосно, чтобы стать хорошей гробницей.
