Глава седьмая
– Ладно. Твои парни, старлей, отработали с полной отдачей, соглашусь…
– С полной отдачей у нас обычно только автомат Калашникова работает. А у моих ребят в запасе еще громадный потенциал.
– А где, кстати, слепой? – словно только сейчас заметив его отсутствие, поинтересовался удивленный подполковник. – Мы же, по большому счету, за ним и приехали…
– Это вы меня спрашиваете? Спросите тех, кто к вам в руки попал. Они наверняка знают. Только я не уверен, что они с ходу начнут все выкладывать. Обычно бандиты бывают не сильно сговорчивыми. Тем более в таком состоянии. – Я отошел в сторону и позвал в микрофон:
– Сержант Махалов!
– Я! – отозвался командир первого отделения.
– Докладывай обстановку. Что там с собакой? Вышла она из квартала?
– Так точно, товарищ старший лейтенант. Собака вышла. Не знаю, дойдет ли до места. Много крови теряет. Порезы у нее серьезные. Идем по следу крови. Но бежит она уверенно, скорее всего, это недалеко. Мы машину оставили на улице с водителем и вчетвером ведем преследование через сквер.
– Продолжай работу. И – докладывай…
– Пока, товарищ старший лейтенант, докладывать нечего. Результата нет.
– Тем не менее… Чтобы я в курсе был… Мало ли, подмога понадобится! – обосновал я свое требование, показывая, что распоряжаюсь о докладе не из-за праздного любопытства.
– Понял. Работаю… – на бегу ответил Махалов.
Я отлично знал, как трудно бывает разговаривать на бегу, тем более когда ведешь преследование, и потому прекратил разговор:
– Конец связи…
– Конец связи, – подтвердил сержант.
Оперативники ФСБ тем временем начали осмотр дома. И уже через минуту майор с седой двухдневной щетиной на подбородке и на щеках вышел с кухни, держа в руках какое-то трубчатое приспособление.
– Что это такое, не пойму? – обратился он ко мне.
– Ну-ка, ну-ка… – Руководитель следственной бригады принял приспособление из рук майора. Я сам уже догадался, потому что видел раньше нечто подобное, но предпочел дождаться, когда подполковник подтвердит мою догадку.
Ждать пришлось долго, и, чтобы не скучать, я вытащил свой «планшетник», вышел в интернет и набрал в строке «поиска» браузера: «шлейка для собаки-поводыря слепого». Открылся целый ряд сайтов, большинство из которых продавало такие шлейки. Меня больше интересовал раздел фотографий. Я щелкнул пальцем по первой фотографии и открыл ее во весь экран. Сдвинув изображения пальцем, уже на третьей фотографии я нашел точно такое сооружение. Только перед нами в реальности была часть его, которая к самой шлейке крепилась для управления. Не для управления человеком собаки, а для управления человека собакой. То есть слепой должен держаться за эту трубку и идти туда, куда собака его поведет.
– Эта штука была на собаке, когда слепой выходил к нам утром. Это тогда, когда его ранило осколком в плечо. Значит, собака была здесь. Наверное, ее убило. Но где труп? Нашли?
Подполковник был из тех оперативников, кто утром искал соседа убитого Азнаура Тавсултанова. А у меня не было причины скрывать, что произошло с собакой. И я сообщил:
– Собаку выбросили в окно и приказали бежать к хозяину. Она и убежала. Через соседние дворы, которые вы, товарищ подполковник, не догадались блокировать.
– Я еще раз повторяю для особо непонятливых, что у меня в наличии были слишком ограниченные силы, чтобы распылять их. И я не имел возможности перекрыть ни соседние дворы, ни соседнюю улицу, которую все же пришлось перекрыть. Но твои-то, старлей, бойцы улицу и дворы перекрыли. Они видели собаку?
– Они видели убегающую собаку.
– И куда та побежала?
– Я думаю, что к хозяину.
– За ней уследить возможно?
– Попробуйте… Бойцы пытаются. Не знаю, что получится.
В это время из коридора вышел еще один оперативник ФСБ, неся на приподнятых руках две мины калибра восемьдесят два миллиметра. Головные взрыватели еще не были ввинчены, и потому офицер не опасался уронить мины и не прижимал их к себе. Но зато к стабилизаторам мины были привинчены конусные трубки, которые и создавали при бомбардировке пугающий вой. Мина и сама по себе всегда «поет» в полете за счет формы тех же стабилизаторов. А тут вой был дополнительный, нарастающий по мере увеличения скорости полета. А скорость согласно законам физики увеличивалась по мере приближения к земле.
– Что и требовалось доказать… – сказал офицер. – Теперь не отвертятся.
– Что и требовалось доказать, – повторил подполковник. – Положи на место, где лежали, и пригласи понятых. По соседним домам пройди.
– А если не захотят?
– Любопытные всегда найдутся. Не одни, так другие. Блеснуть информированностью все любят, даже ты. Так что иди ищи понятых. Объясни, что такое только они одни и увидят…
Офицер, вздохнув, прошел мимо нас и отправился на поиски понятых. Нам в этом отношении, в сравнении с оперативниками следственного отдела ФСБ, работается проще. Мы не имеем следственных полномочий, следовательно, у нас нет необходимости собирать доказательную базу. А доказательная база должна быть по своему определению доказательной и не подразумевать двоякого прочтения. Мы, естественно, тоже ищем аналогичные доказательства, но нам они требуются не для предъявления суду, а только для оперативных мероприятий. Нашел доказательство – следовательно, ты на верном пути. Проводи допрос с полным арсеналом средств, способных развязать язык, и устраивай допрос с пристрастием, чтобы и дальше вести боевые действия целенаправленно, не сомневаясь в правильности своего выбора. Это, конечно, преимущество военной разведки. В армии противника судят не присяжные заседатели и даже не представители военного трибунала. На войне, даже на такой, которую в настоящее время приходится вести нам, на войне с бандитами разных мастей, все решает вовремя и точно выпущенная пуля, а не доказательства вины, представленные в суд. Так, в настоящей ситуации нам достаточно того, что группа бандитов оказала вооруженное сопротивление властям, более того, даже были ранены два офицера. А вот для оперов ФСБ этого откровенно мало. Им требуются еще и доказательства участия бандитов в террористической деятельности, кроме того, требуется найти возможность для поиска других участников банды, доказать их связь с ИГИЛ, для чего необходимо найти слепого – настоящего или мнимого. Ведь именно с той точки, где стоял слепой, и была произведена видеосъемка, которую впоследствии выложили на сайте ИГИЛ. И сейчас единственная реальная возможность найти слепого была связана с собакой и с действиями бойцов первого отделения моего взвода. Я только собрался вызвать Махалова на связь, как в наушниках раздался торопливый голос сержанта:
– Товарищ старший лейтенант, товарищ старший лейтенант…
– Слушаю тебя, Ким. Что там у тебя?
– Неприятность у нас, товарищ старший лейтенант. Мы уже видели собаку. Она из последних сил, похоже, бежала. Много крови потеряла. Часто спотыкалась, и лапы в стороны разъезжались, словно у нее координация потеряна.
– И что? Дальше что?
– Она дорогу перебегала и попала под машину. Но впечатление такое, будто она сама под колеса бросилась. Пробежала между двух встречных машин и неожиданно выскочила перед грузовичком. Мы, правда, издали все видели, детали уловить было невозможно. Но водитель остановился, вышел, присел перед собакой, погладил ее, потом сел в машину и уехал. Собака так и осталась, еще и сейчас там лежит. Уже, наверное, не встанет. Легковая переедет – это все, конец, а уж грузовик…
– Грузовик… – машинально повторил я, не заостряя на этом внимание.
– Да. Маленький такой грузовик, «Хенде Портер» с синим тентом. На тенте белым написано «Продукты». Номера видно не было, на борту он почему-то не написан, только обычный государственный – ниже кузова, но он такой грязный, что в бинокль его не разобрать. Но, думаю, водителя все равно некому обвинять. И искать его смысла нет…
Меня внезапно осенило, как кирпичом по голове стукнуло. Даже щеки огнем запылали.
– Что за человек был за рулем? Ну, тот, который вышел из машины и собаку погладил? Опиши его.
– Высокий, худощавый, в темном длинном плаще. Голова не покрыта. По фигуре – не молодой, но я издали видел. Лицо описать не могу, даже точно не могу сказать, из местных или славянской внешности. И волосы то ли седые, то ли просто пепельного цвета. Дистанция слишком большая. Пока я бинокль подстраивал, он уже сел в машину и уехал.
– Понятно. Вас этот человек видел?
– Не могу категорично утверждать. Но видеть мог.
– Собака была в шлейке?
– Да, и что-то на ней было надето такое.
– На ней должна быть шлейка, вероятно, с английской надписью Guide dog. Человек из машины шлейки касался, когда собаку гладил?
– Мне издали показалось, что даже руку на нее клал, на шлейку. И надпись какая-то там есть, как вы говорите. Кажется, на английском.
– Отлично. Значит, так, Ким… Сними с собаки шлейку и принеси мне. Аккуратно, чтобы отпечатки пальцев не стереть. Если машина снова появится, разрешаю стрелять по колесам. Водителя и того, кто с ним будет, желательно задержать. Можно стрелять по ногам. Желательно ниже колена. Это была не лишняя предосторожность. В прошлую нашу командировку мы тоже пытались захватить живьем бандита. Я дал приказ стрелять по ногам. Пуля пробила бандиту бедренную артерию, и он умер, по сути дела, от потери крови у меня на руках. Так что задержать желательно, но и о своей безопасности, предупреждаю особо, не забывать. Если это те, кого мы ищем, то понятно, почему собака под колеса бежала. Она бежала к хозяину, а он ее задавил, чтобы его не выдала. Значит, он не слепой, а только прикидывался. Я так, вообще-то, и раньше думал. Ладно, Ким, неси шлейку и по сторонам посматривай. Машина может быть где-то рядом…
Подполковник ФСБ, руководитель следственной бригады, мог слышать только то, что я говорю, голос сержанта Махалова до него не доносился. Тем не менее даже на основании услышанного он проникся подозрением, о чем говорил его взгляд. В принципе, понять было не трудно, что часть моего взвода действовала самостоятельно, не поставив его в известность, хотя он был в этом вопросе самым, по сути, заинтересованным лицом. Оставаться в стороне от расследования руководитель следственной бригады не желал. И потому подступил ко мне с вопросом:
– Что там у тебя, старлей, с собакой?
– Сейчас принесут шлейку с собаки слепого – сама собака попала под машину. Необходимо будет отправить на экспертизу шлейку и трубчатую рамку, на которой вы старательно затирали отпечатки пальцев. Даже мои солдаты знают, товарищ подполковник, что вещественные доказательства нельзя лапать руками. Тем не менее, надеюсь, вы не все смазали. Если хотя бы один отпечаток совпадет с отпечатками на шлейке, всплывет интересная картина. Тогда получится, что хозяин не слепой вовсе, что именно он ездит на том самом грузовике марки «Хенде Портер» с синим тентом и белой надписью «Продукты» и он умышленно задавил свою собаку, опасаясь, что она его выдаст. Мои солдаты были уже рядом и могли попытаться его задержать. Собака бросилась к машине, но этот человек предпочел задавить ее. После чего вышел и погладил тело. На собаке шлейка, на которой должны остаться его отпечатки. Если отпечатки совпадут, можно говорить, что это не слепой человек. А когда доберемся, тогда посмотрим…
– Глаза ему выбьешь? – усмехнулся подполковник.
– Есть, товарищ подполковник, такой удар… Называется он «удар НКВД», потому что следователи НКВД им пользовались на допросах, чтобы человека запугать. Наносится костяшкой кулака по височной поверхности большой клиновидной кости – это чуть ниже самого виска, вплотную к глазнице, между виском и скулой, и после такого удара глаз вываливается, повисая на нервах и кровеносных сосудах. Медики легко его вправляют, но испуг остается надолго. Лишиться зрения люди боятся даже больше возможности получить пулю в лоб. Там смерть мгновенная, а без зрения – сплошной мрак и полная мук жизнь. У меня уже есть, товарищ подполковник, практика таких ударов и последующего допроса. Можно сразу врача пригласить, пригрозив задержанному повторением удара. Главное, чтобы врач оказался не нервным и не поддерживал правозащитников. Свой врач, одним словом, нужен. При необходимости эффект и воздействие можно усилить, нанеся удар в область второго глаза. Но тогда задержанный вообще сумеет увидеть только то, что у него под ногами находится. Но в таком состоянии можно и протокол допроса подписать.
– Это не изощренная жестокость? – пораженно спросил майор.
– Это вынужденная мера. Я много раз с бандитами общался и знаю их обычную неразговорчивость. Не просто сразу все вдруг начисто забывают русский язык, но и через переводчика разговаривать не желают. Делают вид, что собственный язык откусили. После этого с ними церемониться не хочется. Я понимаю, когда человек в противника стреляет, например в меня или даже в моего солдата. Это нормально и естественно. Это не есть подлость. Но когда человек ради личной безопасности собственную собаку давит – это выше моего понимания. Для нас, человечков, любая собака – это эпизод жизни. А мы для собак – вся жизнь. Поэтому собаки умирают на могилах своих хозяев. И самый большой их недостаток – это то, что они людям верят. Собака-поводырь была вся израненная стеклами, потеряла много крови. Она бежала к хозяину, ожидая получить помощь. И умерла, не понимая того, что хозяин сам ее задавил. Умышленно! Мне лично такого не жалко совсем без зрения оставить… Пусть ищет себе новую собаку-поводыря, чтобы его по «зоне» водила. Его – уже настоящего слепого. Хотя на зонах, куда отправляют парней с «пожизненным заключением», можно без собаки обходиться. Там конвоиры водят, заломив руки за спину. Даже уничтожение, убийство ни в чем не повинных мирных людей – терроризм, то есть – можно понять, как метод борьбы. А вот убийства бессловесного существа, которое бежало к тебе за помощью, – это выше понимания…
– Ты, старлей, собачник, как я вижу… – хмыкнул руководитель следственной бригады.
– Так точно, товарищ подполковник. Имею дома собачку.
– Какой породы?
– Обыкновенная дворняжка. Из приюта для собак жена принесла. Глаза очень красивые, добрые. Смотришь в них и вину за всех людей ощущаешь. За тех, кто собак без повода обижал и кусок хлеба им жалел.
– Тогда твои чувства, старлей, понятны…
– Товарищ подполковник, разрешите обратиться к товарищу старшему лейтенанту, – войдя в дом через окно, обратился по уставу сержант Махалов.
– Обращайся…
Руки старшего сержанта были испачканы кровью. Как я догадался, не его собственной.
– Товарищ старший лейтенант, доставили…
– Давай…
– Копылов… – позвал по связи Малахов рядового своего отделения.
Рядовой тут же запрыгнул на подоконник и протянул мне шлейку с надписью Guide dog. Я брать ее в руки не стал, только показал подполковнику. Тот повернулся к майору:
– Эксперта…
Эксперт, как оказалось, работал в соседней комнате, снимая со всего, где было целесообразно снимать, отпечатки пальцев. Шлейку он убрал двумя пальцами в большой пластиковый пакет. В другой пакет положил трубчатую дугу-ручку, побывавшую в руках подполковника и майора, и осуждающе покачал головой, но вслух никак не выразил своего неодобрения, видимо, уважал субординацию своего ведомства.
Тем временем подполковник вытащил трубку и позвонил, как я понял, с докладом полковнику Коломойникову. Он коротко, почти по-армейски, хотя сам был далек от армии, пересказал события ближайших часов и при этом всю конкретную работу взвода спецназа ГРУ передавал так, что ее можно было принять и за работу офицеров ФСБ, а при рассказе о собаке вообще запутался и не смог ответить на вопросы полковника. Сообщил только, что спецназ ГРУ «завалил» преследование, после чего передал трубку мне:
– Расскажи, старлей, что там за история с собакой и откуда она вообще взялась…
– Еще раз здравия желаю, товарищ полковник, – мрачно сказал я в трубку, недовольный формой подачи событий руководителем следственной бригады. – Что вас конкретно интересует касательно собаки?
– Как она там появилась? Как и кто преследовал ее?
– Когда рядовой Самохин из моего взвода, сам, кстати, вызвавшись выполнить то, до чего элементарно не додумались офицеры следственной бригады, перелез через забор из соседнего двора, откуда-то вдруг раздался звук разбитого стекла. Я опасался, что это кто-то пытается рядового атаковать через единственное окно с той стороны, где он пробирался, оказалось – нет. Самохин свою работу выполнил, обошел дом, забросил в комнату светошумовую гранату «Заря-2», после чего сразу ворвался в помещение и не позволил одному из бандитов, не полностью потерявшему контроль за происходящим, взорвать гранату «Ф-1», чтобы уничтожить и себя, и товарищей. Граната уже была брошена на пол между ними, но Самохин до взрыва успел подхватить ее и выбросил за кухонную дверь. Там она и взорвалась. После «Зари-2» бандиты взрыв боевой гранаты и не слышали. Но все были целы, и тот, что первую гранату бросил, пытался вторую взорвать, за что и был уложен Самохиным на месте ударом ноги. Скорее всего, присутствует перелом челюсти. Это осложнит первичный допрос, но не более. Дара речи бандит не лишился и язык себе не откусил. Главное, не взорвал себя и своих «подельников». А говорить он сможет, хотя и невнятно.
– И это все твой рядовой? Один?! А если бы бандитская граната у него в руках взорвалась! Рисковый парень!
– Он хорошо подготовлен и все сделал правильно, как должен был бы сделать любой боец взвода…
– За такие дела следует к награде представлять. Готовь документы, старлей! Я от себя отношение напишу.
Я взглянул на Самохина, не слышал ли он слов полковника, не возгордился ли. Кажется, не слышал. Но я не мог не признать, несмотря на то что индивидуалиста Валеру во взводе не любят: вел он себя в сложной ситуации отлично и награды достоин…
