– У двух бесспорных лидеров, волею случая оказавшихся в одной лодке, нет шансов выиграть, пока кто-то из них не сломается и не уступит первенство. – Рассказ Лели только начался, а Крайний уже вставил вопрос:

– И кто же конкурировал?

– Глеб и Рудольф.

– М-м… – кивнул Юрий Петрович, теперь понимая, что за мотив имел в виду Нефедов. – И кто победил?

– Чаще побеждает тот, у кого мощнее оружие, чем оно бесчеловечней, тем действенней и надежней. – Заметив, что Крайний замер в некотором недоумении, Леля дополнила: – Я говорю о подлости, с точки зрения негодяя – это его бесценный дар…

Глеб заслуженно пользовался авторитетом – он стабильно хорошо учился, делал успехи в спорте, всесторонне развивался. Самые красивые девочки провожали его влюбленными глазами, но он отдал предпочтение Олесе – не самой красивой, не самой умной, но она была само очарование. Их пара вызывала умиление: большой и сильный Глеб, а рядом с ним хрупкая, воздушная и солнечная Олеся.

Она не была лидером да и не рвалась им стать, способностей никаких не обнаруживала, хотя училась на «отлично». Ей больше подошла бы роль романтической героини, которую держит в замке на высокой скале чудовище, а она ждет освободителя, чтобы потом посвятить ему всю себя. Впрочем, герой находился рядом, он зорко оберегал ее от дурного влияния, которому Олеся легко поддавалась. Случалось, она врала по мелочам, например, прогуляет урок, наплетет с три короба причин, а ложь вдруг вылезет наружу. Но такая правильная девочка не подвергалась наказанию: срабатывал стойкий имидж отличницы, поэтому ее ложь считали недоразумением. Все так или иначе врут, все прогуливают (не люди, что ли?), а попадалась только Олеся.

В девятом классе появился новенький с нетипичным именем Рудольф, красивый, спортивный, с подвешенным языком и… лидер. С Глебом у них образовалась неприязнь с первого дня и началась необъявленная война. Не из-за Олеси, нет, она попутная жертва той войны за лидерство.

Мальчики стали студентами, получили отсрочку от армии и вгрызлись в гранит наук, стараясь заявить о себе. Глеб изучал физику, Рудольф – экономику, оба делали успехи, казалось бы, не соприкасались, но после лекций оказывались в одних компаниях. Наверное, черт подстраивал их встречи.

Рудольф был жутко азартным. Его привлекала не внешняя слава, он хотел стать героем для себя. В его понимании герой – это не звание, приобретенное в результате подвига во имя чего-то прекрасного, а человек, постоянно практикующий достижение цели. И когда цель достигнута, появляется сладкое чувство, что ничего невозможного нет, нужно только быть уверенным и дерзать, дерзать.

Он придумал, как обойти Глеба, надеясь заодно сломить его – отнять то, что ему дорого. Да, Олесю. А как отнять, если она постоянно под присмотром недруга? Значит, нужно удалить парня далеко и надолго. Руди попросил отца законопатить Нефедова в армию, мол, я люблю Олесю, не могу без нее, но мешает этот… Девушка нравилась всем родителям мальчиков без исключения, в ее кротости они видели будущее семейное счастье своих сыновей и их абсолютную свободу. Папа Руди кинулся к другу, а у того был друг – военком, и Глеб, как ни старались ему помочь ректор с деканом, загудел в армию. Это два года – вот уж, правда, срок. И надежный бастион при длительной осаде сдается, как же было устоять Олесе? А тут еще со всех сторон слышится: ах, Рудольф, ах! Так и доточила вода камень, надо сказать, не деньги доминировали в том, что она сдалась, к тому времени ей внушили, что между ними большая, как корабль «Титаник», любовь.

Но чтобы исключить сомнения с ее стороны, Рудольфу пришлось на ней жениться – да, вот так он достигал цели всеми средствами. Надо иметь дьявольскую волю, чтобы начатое довести до логического конца, до той степени завершенности, когда назад даже на полшага отступить невозможно. Через некоторое время Глеб вернулся из армии, а у его Олеси уже торчал живот.

– Собственно, – закончила Леля, – в этой холодной войне нет победителей, просто одним несчастным человеком в мире стало больше!

– Вы об Олесе?

– Что вы! Олеся рождена быть только счастливой. В болоте, в раю, в бедности, в богатстве – во всех ипостасях она будет упиваться придуманным ею счастьем и свято верить в него.

Крайний придерживался иной точки зрения, в его представлении умение быть счастливым в любых обстоятельствах – большой талант. Однако спорить с женщиной бессмысленно, да и выбор у Крайнего был небольшой:

– Неужели Рудольф?

– Именно. Он же не любил Олеську. Игры закончились, ему стало неинтересно, но каждый день, как издевка судьбы, которую он усердно обманывал, перед его носом мелькала Олеся. Она ему мешала, нервировала, каждое ее слово или движение действовало на Руди как крапива на кожу, и выхода из западни, в которую он сам себя загнал, не было. Стоила ли победа стольких усилий и мук? А кто виноват? Конечно, Глеб. Руди возненавидел его уже по-настоящему…

Стоимость услуг адвоката вызвала у Саньки шок. Правда-правда, произошел щелчок в районе висков, сердечко подпрыгнуло к горлу да там и застряло, а потом… очнулась она только на улице. Теперь ей поможет лишь манна небесная, которая по пути с небес на землю чудесным образом превратится в купюры.

Санька приехала в парк, ведь следовало как можно скорей покончить с «Мерсом» – это реальная возможность получать стабильную зарплату. А получая зарплату, можно занять денег, чтобы нанять адвоката, и потихоньку отдавать их в течение нескольких месяцев, пока будет идти судебный процесс. Говорят, суд – бодяга длинная, поэтому возник главный вопрос: как в течение этого времени обманывать сестру? Наверное, тоже нужно заплатить, чтобы врачи приковали ее к больничной койке на весь период судебного процесса. Но удручали Саньку не трудности и безденежье, а отсутствие гарантий: адвокат не обещал, что дело выиграет.

Она переоделась и буквально слилась с машиной, за работой Санька просто оживала, словно железо на колесах способно отдавать человеку реальную жизненную силу. Ее никогда не раздражали неудачи, Санька придерживалась постулата: не получится сегодня – выйдет завтра, посему терпеливо работала над восстановлением «Мерса». Рядом собирала мусор и подметала Зубровка, сегодня она была «слегка заквашенная», стало быть, вдвойне жаждала общения. Орудуя метлой, Зубровка приблизилась к «Мерседесу» и с большим искренним участием поинтересовалась:

– Слышь, Сань, че там Глеб?

– В норме, – отозвалась девушка, не отрываясь от работы. Вообще-то она вежливая и в другой раз не обделила бы вниманием женщину, но сейчас было некогда болтать.

– Оно и видно, – ответ не устроил Зубровку. – Сама вон с лица спала. Эх и жалко мне Глеба, хороший он. А че с ним такое?

– На подлецов нарвался, – отговорилась Санька, а там – пусть понимает, как хочет.

– Ммм, – протянула Зубровка сочувственно, затем облокотилась о машину, закатила глаза к потолку и ударилась в воспоминания: – Мне это знакомо. Вот я че пью? А жизнь поломатая, телегой переехатая. Ты бы меня видела, когда я была такой, как ты! Ой… Што лицо, што фигура, а коса… до самых колен! Восемь классов закончила, поступила в техникум, и тут такая любовь на меня напала… Он ездил по государственным делам в другие страны, но от любви ко мне в беспамятство впал. Жениться хотел, да. Мать с отцом узнали про нас – и ему: мол, не сметь! А он ни в какую. Они ко мне: мол, я испорчу ему карьеру, жизнь и все такое. Я и пошла замуж за другого…

Не выдержав накала прошлых страстей, Зубровка всплакнула, утерла нос. Санька слышала, что у нее неуемная фантазия, всякий раз она эту историю подает с крупными изменениями. Но, может, в фантазиях ей живется лучше, красочней, счастливей?

– А он что? – спросила она у Зубровки, будто поверила бреду.

– Застрелился.

– Да ну!

– Ага. Две пули в голову… Ой, я потом дорасскажу, а то вон мужики идут, а у меня не прибрано.

В это время к Наумычу зашел Сам – да, только так, с большой буквы. Произносили работники таксопарка слово «Сам» с разной эмоциональной окраской, но иронии не избегали практически никогда, хотя повода иронизировать по большому счету не было. Вероятно, избыточная строгость, а также недоступность хозяина вынуждают народ переплавлять любой негатив в иронию. Есть у него еще клички: Махал Махалыч, производная от Михал Михалыча, и Сам Самыч – кому как нравится. Он бывает весьма крут, правда, никогда не орет, но его спокойствие хуже крика, при всем при том текучки кадров в данном парке нет, а это говорит о многом.

Михайлов нагрянул нежданно-негаданно, а должен был только через неделю прилететь из зарубежья, но явиться, когда тебя не ждут, – это в его духе. Настроение у Михайлова было стабильно плохое, точнее, никакое, но склонное к ухудшению. Он был немногословен и неулыбчив. Если Михайлова описать человеку, который никогда его не видел, у того сложится мнение, что он старый, толстый, медлительный и жутко вредный. А ему сорок один год, он сухощавый, с тонкими чертами аскетичного лица, а насчет вредности… м-да, есть такое.

Со свойственной ему обманчивой скукой Михайлов поинтересовался, как идут дела, что нового. Наумыч порадовал его хорошими показателями и огорчил инцидентом, дескать, Глеб крупно влип. Он посвятил истории водителя львиную долю времени, стараясь увести шефа от панорамного окна подальше, по понятным причинам мечтая, чтобы он убрался побыстрее, ведь кабинет у шефа в другом автопарке. Но Михайлов, как назло, слушая, гулял-гулял и подошел к окну, да так и застыл, промямлив:

– Что я вижу? В чреве моего вороного кто-то копается? Кто?

Эх, не повезло. Наумыч собрался обрисовать тяжелое положение свояченицы Глеба, дабы вызвать у шефа сострадание к чужим бедам, но глянул вниз и совсем обалдел. Санька-то – бог с ней, залезла корпусом под капот, и ладно. А мужики, пять человек, стоят вокруг, и невооруженным глазом видно, что именно их интересует, не «Мерседес», это точно.

– Санька… – виновато развел руками Наумыч.

– А почему из-под капота у этого Саньки торчит женская задница? Или у меня галлюцинации?

– Э… м… хм-хм… – мямлил Наумыч. – В общем…

Михайлов на секунду скосил на него глаза, усмехнулся, увидев озадаченную физиономию, которую корежили судороги, затем снова перевел их на группу у авто. Дамы в этом парке под запретом, исключая диспетчерскую, где женские голоса ласкают слух водителей. Ремонт автомобилей, извоз – это не женское дело, требующее физической силы, так считал шеф, тем не менее бури не последовало.

– А что, у остальных простой в работе? – спросил Михайлов.

– Почему? – прорезался голос у Наумыча.

– Да вокруг задницы толпа, им что, делать нечего?

– Ну, они… Она… сказала, «Мерс» поедет… она умеет…

– Что ты говоришь? – вяло промямлил Михайлов на скептической ноте. – Ладно, пойду посмотрю, что у них там.

После его ухода Наумыч взмахнул руками и ударил ими о бедра, так он расстроился. Некоторые столько не живут, сколько он отбарабанил здесь. Раньше-то стаж на одном месте играл большую роль при получении пенсии, а сейчас все в частных руках, но привычка к месту осталась. Не хотелось Наумычу, чтобы эти руки взяли метлу и вымели его на пенсию. Он двинул к окну…

Михайлов как раз подошел к группе мужиков, те, конечно же, любовались аппетитной попкой, обтянутой джинсами. А почему, собственно, не полюбоваться фигурой, далекой от диетического изнурения? Попочка круглая, рельефно переходит в бедра, ножки обуты в мягкие сапожки… О! Девушка приподнялась на цыпочки, одну ножку отставила назад…

Мужики молча и очень красноречиво реагировали на всякое движение ужимками, взглядами, они ничем не рисковали – девушка видеть их не могла. Зато один из них вдруг увидел шефа, уставившегося туда же, куда алчно смотрели все пятеро. Работяга толкнул в бок одного, второго, толчки передались по эстафете, потом, не сговариваясь, все пятеро человек сделали несколько осторожных шагов назад, после чего бесшумно исчезли.

– Эй, кто-нибудь! – прокряхтела Санька из недр «Мерседеса». – Заведите мотор. Только мягко, осторожно.

А рядом никого нет, кроме Михайлова. Он и сел за руль, повернул ключ, мотор приятно заурчал, Санька командовала из-под капота:

– Не играй педалью! Мне нужно послушать… Очень хорошо, просто отлично.

Девушка вынырнула из-под капота, захлопнула его и, снимая перчатки, с удивлением посмотрела по сторонам: куда это все подевались?

Скажите, кто способен сдержать порыв и не прокатиться хотя бы двадцать метров на старичке, рожденном в середине прошлого века и возрожденном? Ни один мужчина, державший руль в руках с сопливого детства и любивший четырехколесное создание, как любят женщину, не откажет себе в этом удовольствии. Михайлов захлопнул дверцу и поехал по периметру мастерской, слыша, как не разогревшийся мотор натужно кряхтит. Санька кинулась за автомобилем, крича:

– Стой, кретин! Тебе кто разрешил?!

Ехал Михайлов на маленькой скорости, девчонка догнала его и схватилась за ручку дверцы, шипя:

– Немедленно остановись! Игрушку нашел? Стой, я сказала! – Он затормозил и заглушил мотор, она тут же распахнула дверцу, скомандовав: – Выметайся! Не хватало, чтобы ты мою работу свел на…

Санька осеклась, так как Михайлов «вымелся» из салона и стоял перед ней во весь рост. Не сложно было в нем узнать вчерашнего чужого мужа, которого жена бросила в такси.

– Добрый день, – сказал он ласково.

– А, это вы… – произнесла она, все еще сердясь на него. – Конечно, я извиняюсь, но зачем в «мерс» сели?

– Ты же просила завести мотор, а никого больше не было рядом.

– Ну ладно. Я сейчас отгоню «мерс» на место и принесу сдачу…

– Стой, стой! – задержал ее, взяв за руку, Михайлов. – Я не за сдачей. Отгони машину и поднимись к Давиду Наумовичу.

Повелительный тон вызвал у нее недоумение. Идя к лестнице, Санька отметила поразительную тишину в мастерской – что бы это значило? А когда поднялась наверх, дверь была неплотно прикрыта, и Санька услышала голос вчерашнего пассажира:

– Нельзя, понимаешь, нельзя! Это не каприз, это реальность. Если бы меня не было в машине, с ней все что угодно сделали б! Ночь, никого, два подвыпивших мордоворота сзади сидят, а за рулем симпатичная девчонка…

Симпатичная девчонка посчитала нужным вмешаться, речь-то шла о ней. Санька зашла в кабинет и с ходу наехала на клиента, который возомнил себя защитником сирых и убогих:

– Жаловаться приехали? А я вас не просила вмешиваться, у меня достаточно сил, чтобы отбиться, и средство обороны есть…

– Угу, – набычился «жалобщик», – видел я твое средство.

Она открыла было рот, чтобы попросить назойливого товарища не лезть не в свое дело и катиться к чертовой бабушке с чертовой матушкой, однако Наумыч оглоушил ее, заставив прикусить язык:

– Знакомься, Санька: Михал Михалыч… – и тяжко вздохнул: – Михайлов, наш шеф.

Ко всем неприятностям ей недоставало только этой. Все, теперь работы не видать. На душе сразу стало паршиво, и мысли лихорадочно заработали: куда теперь податься, где искать место хоть официантки, хоть домработницы? Мимо нее прошел к выходу Михайлов, она этого даже не заметила, но услышала Наумыча:

– Тебе что сказали делать?

– Что? – вяло спросила она.

– Переоденься – и в машину к шефу.

– Зачем?

– Откуда я знаю! Иди, иди… Слава богу, мне на орехи не досталось, добрый он сегодня. Иди!

Через семь минут она сидела в шикарной машине Михайлова и, позабыв недавний мандраж, рассматривала приборы, оценивая их с позиции профессионала. Тронулись. Ход – мягкий, неслышный, будто авто по воздуху летит. И звук работающего мотора по ушам не бьет.

– Нравится? – поинтересовался Михайлов, наблюдая, как она чуть ли не носом касается приборов, будто близорукая.

– Автоматика не всегда удобна, например, дождь внезапно пойдет и не сработает автоподъемник, окна не закроются. Такое случалось, я тому свидетель, но комфортно… Значит, вчера меня, то есть Глеба, обозвали тупым не зря, диспетчер знала, кого я везу.

– Конечно, знала.

– А вы куда меня везете?

– В полицию. Не веришь? Ты ездила на чужой машине, под чужим именем…

От такого коварства Санька попросту задохнулась:

– Вы совсем плохой? Глеб на своей машине занимается извозом, у меня на нее доверенность… А я еще вас пожалела! Надо было выбросить вчера под дождь, чтобы знали!

– Успокойся, я пошутил. Нервная ты.

– Еще бы! – буркнула она, отвернувшись к окну. – У меня без ваших шуток жизнь несладкая… Куда мы едем?

– Маршрутки по городу катаются, видела? Мои. Не все, конкуренты и у меня есть. Так вот, три микроавтобуса вышли из строя, посмотришь. Хочу, чтобы дотянули до новых машин, а менять автопарк буду еще не скоро, полагаю, весной.

– Так вы меня на работу берете? – подобрела она.

– Кажется, да. Но не таксисткой, на извоз табу.

– Ой, спасибо! Вы просто… супер! А можно заехать в прокуратуру? На три минуты! Очень нужно со следователем увидеться. Это быстро.

– Быстро там не бывает, но я твой должник, поэтому – ладно, заедем. Ну, рассказывай, что с Глебом приключилось?