Ничего у нее не получалось. «Мерс» не заводился, о чем Глеб сразу догадался, стоило взглянуть на Саньку в конце дня, когда он заехал за ней. В парке ни слова не сказал, зачем ронять авторитет, которого и так нет? Ну, не любит сильный пол, когда на его территорию вторгаются женщины, не любит. И это нужно учитывать, а не в позу становиться с первых шагов. В машине Глеб отчитался, что в больнице побывал два раза, Жанна отлично себя чувствует, просила привезти кое-какие лекарства, показал рецепты. Санька полностью игнорировала его, вынудив Глеба прочесть ей нотацию:

– Не надо было начинать с рекламы. Вначале скромность, потом дело, в последнюю очередь реклама, и то! Лучше, когда тебя рекламируют другие, это вызывает больше доверия.

– Ну, знаешь! – пыхнула она. – Скромными пусть будут бездарные и дилетанты, а я кое-что умею. Жаль, тебе неизвестно, что реклама – двигатель торговли, посмотри телек: все себя продают! И я продавала. Но кто знал, что твой начальник прямолинейный, как шпала?

– Наумыч?

– Он, он. У него нет чувства юмора.

– Ты несправедлива.

– Он ретроград, консерватор и рутинер! Вообще-то вас, мужчин, отличают эти качества всех поголовно, вы же не терпите рядом с собой умных женщин, вам подавай дуру, чтобы в рот заглядывала. Запомни, я сделаю вас всех! «Мерс» поедет, ты понял?

– Понял. Ты никогда не выйдешь замуж.

– Ну и подумаешь! – фыркнула она.

– А вас, женщин, отличает упрямство. Даже если знаешь, что не права, все равно будешь стоять на своем.

Он махнул рукой и ничуть не расстроился из-за размолвки, все равно надолго Саньки не хватит, ведь атмосфера натянутости никому не в кайф. Приехав домой, Глеб вышел из машины, чтобы открыть гараж, достал ключи, как вдруг его окружили трое мужчин, один из них осведомился:

– Глеб Валентинович Нефедов?

От Санькиной обиды и следа не осталось, почуяв опасность, она очутилась рядом с мужем сестры и наехала сразу на троих:

– Э, в чем дело? Вы кто такие?

– Старший лейтенант Сергиенко, – представился молодой человек, показав удостоверение. – Гражданин Нефедов, вы задержаны.

– Я?! – вытаращился Глеб. – С чего это вдруг?

– Вы подозреваетесь в убийстве.

Саньку оттеснили одновременно двое, не успела она и глазом моргнуть, как на руках Глеба защелкнулись наручники. Девушка закрыла его собой, словно амбразуру, не давая увести:

– Вы с ума сошли? Какое убийство?!

– Двойное, – сказал Сергиенко. – С особой жестокостью.

Она развернулась лицом к бледному Глебу (да, в такой ситуации у кого хочешь застынет кровь в жилах), ее глаза молча спрашивали его: правда?

– Нет, – ответил он. – Санька, клянусь, это неправда.

– К сожалению, в гараже, где найдены два трупа, обнаружены ваши отпечатки, – добил его лейтенант и приказал коллегам: – В машину его.

– Санька, – на ходу говорил Глеб, она семенила следом, – Жанне не сообщай, нельзя ей… ты же знаешь. Все выяснится, это недоразумение… Ты поняла?

– Поняла, поняла… – Глеба затолкали в машину, а она бросила лейтенанту: – Я вам не верю, ясно?

– Как хочешь.

– Какие отпечатки? – взвилась она, покрутив растопыренными пальцами перед его носом. – Вы их что, сравнивали? Когда вы их брали у Глеба? Вот так сразу и узнали, что отпечатки его? Не смешите.

– У всех, кто когда-либо отбывал срок наказания, берут отпечатки пальцев, стало быть, и его пальцы есть в базе данных, компьютер сразу выдал информацию. Он ведь отсидел два года.

– Глеб?! – изумилась Санька. – Сидел?! Когда!

– Прошлое своих парней, девушка, надо знать. Но раз ты такая грамотная, завтра привези ему спортивный костюм, носки, кроссовки. Зубную щетку, пасту, мыло… Сигареты. Он надолго застрял.

– Куда привезти?

– В СИЗО. Там список висит, что из вещей и продуктов разрешено передавать подследственным.

Лейтенант Сергиенко сел в машину, захлопнул дверцу…

– Я вам не верю! – крикнула Санька.

Вряд ли ее услышали, от машины остались одни выхлопные газы, впрочем, если бы и услышали – что толку? Слова есть слова, это лишь проявление эмоций, глас интуиции, которая может и ошибаться, но никак не доказательство. Девушка вернулась к автомобилю, упала на водительское место и застыла, тупо глядя в стену напротив. Что теперь делать?

Утром Юрий Петрович Крайний прихорашивался перед зеркалом в туалетной комнате, тщательно расчесывая густые седые волосы. Ему понравилось, как он выглядит. А что? В его годы люди развалинами становятся, а он энергичен благодаря занятиям спортом, любознателен – до сих пор не потерял интереса ко всему новому, аккуратен как в одежде, так и в работе, а старики живут по принципу «сойдет и так». Нет. Он в свои шестьдесят семь бодр и жизнерадостен, он молоде́ц. Но не мо́лодец, а жаль, ибо с каждым годом быть в тонусе становится все трудней, но лучше об этом вообще не думать.

Дунув на расческу с тонкими зубчиками, Крайний положил ее во внутренний карман пиджака, поправил узел галстука…

– Юрий Петрович! – заглянул молодой паренек. – Подозреваемого доставили.

И тут его нашли! Крайний не изволил повернуться, а сказал отражению юноши в зеркале:

– Ведите его к кабинету, я сейчас.

Подозреваемый, видно, ночь спал плохо. У людей, которые пережили сильнейший стресс, в лице появляются особенности, которые делают его жертвенным, страдальческим. Например, возникают вертикальные впалости на щеках, отчего и произошло, наверное, выражение «спал с лица». Или осунулся. Но осунулся не от голода, от голода впадины иные, как и страдания голодного человека, – Крайний это знал не понаслышке. К портрету подозреваемого осталось добавить опустошение и безнадежность в глазах, чтобы получился полный образ жертвы. Но жертвами и преступники умеют прикидываться неплохо, некоторые из них достойны премии «Оскар».

Пройдя процедуру «фамилия, имя, отчество, год рождения» и так далее, диалог повел не Крайний, а подозреваемый:

– Где нашли мои отпечатки?

– В гараже на полке стоял стакан, на нем ваши отпечатки, – ответил Крайний, продолжая внимательно и детально изучать Глеба Нефедова.

– Покажите стакан.

Стакан в целлофановой упаковке Крайний достал из ящика и положил на стол, после снова уставился на Глеба. Тот свел к переносице брови и закусил нижнюю губу, явно вспоминая, где и когда он брал его в руки. Но это обычный шестигранный стакан из толстого стекла, универсальный, из таких пьют виски, воду, компоты, соки, да хоть «Кровавую Мэри». Такие стаканы распространены везде: от офисов до баров, как раньше были распространены граненые. В сущности, данный предмет и есть модификация великого изобретения скульптора Мухиной. Кстати, большинство предпочитает держать их дома, они вместительные, стильные, дешевые.

– А где еще? – поинтересовался Глеб.

– Больше отпечатков нет, но есть два окурка, полотенце…

– Полотенце? На нем тоже мои отпечатки?

– Потожировые следы, принадлежащие вам.

Глебу понадобилась минута, чтобы сообразить:

– Выходит, я конченый дебил: позаботился не оставить пальцы, но стакан с отпечатками бросил, окурки и тряпку тоже. Кстати, а я что, во время преступления курил и водку пил? Или сначала убил, а потом курил и пил?

Логику его нельзя не признать: убийца не на пикнике был, чтобы курить, руки вытирать (между прочим, не окровавленные), да еще и пить из стакана. Но Юрий Петрович столько шишек набил, следуя логике, что взял себе за правило: факты, анализ, постепенность и никакой спешки. Перед ним неглупый человек, это видно невооруженным глазом, имеющий высшее образование, стало быть, логикой владеющий. В то же время у подозреваемого положительный заряд, гнусь Крайний научился отличать по вибрациям голоса, но… не все в этой жизни просто.

– А кого я убил, вы хоть скажете? – спросил Глеб после паузы, когда не получил ответа на предыдущие вопросы. – Меня взяли, кинули в камеру, а объяснений – никаких. Так кого?

– Рудольфа Хоруженко…

– Руди?! – остолбенел Глеб.

– Вы его знаете, – сразу отметил Крайний.

– Еще бы… – тихо вымолвил Нефедов. – Мне сказали те, кто арестовывал, что убийство двойное…

– Убита его зам по коммерческим вопросам Ия Трипольская. – Крайний предоставил стопку фотографий Глебу и, когда тот рассматривал снимки, продолжил, не переставая подмечать в его поведении малейшие изменения: – Оба убиты ночью, в начале суток пятнадцатого сентября, приблизительно после двенадцати и… до трех. Где вы были в это время?

– На работе. Ну и ну… Чем это их?

– Заточенной арматурой. Преступник превратил ее в добротную пику, отсюда вывод: убийство преднамеренное, тщательно готовилось. Кто может подтвердить, что вы работали именно в это время? Вызовы были? У вас же фиксируют вызовы? Или счетчик стоит?

– У нас диспетчер, – сказал Глеб, просматривая снимки по второму кругу. – Прошлой ночью вызовы были только до часу, потом – простой. М-да… дела мои хреновые.

Глеб кинул на стол фотографии и свесил голову, Крайний успел заметить на его лбу (до того, как волосы закрыли лицо) россыпь бисерин пота, слава богу, зрение у него – грех жаловаться. Но выступивший пот означает лишь огромную нагрузку на нервную систему, а она появляется как у преступника, так и у невиновного. При всем при том Нефедов вызывал симпатию, однако этот симпатяга отмотал два года, и все же… По причине двойственного отношения к подозреваемому Юрий Петрович не стал выцарапывать из него показания, а серьезно заинтересовался на первый взгляд простым делом. Ему плевать на показатели, он уже в том возрасте, когда служат ради истины, из любви к загадкам, которых попадается не столь много, несмотря на возросшее количество преступлений.

– Мотив у тебя есть? – спросил он Глеба, тот приподнял голову и с отчаянием потерявшего надежду человека кивнул:

– В вашем понимании – да.

– Что значит – в нашем?

– Руди я на дух не переносил и старался, чтобы наши дорожки не пересекались. Негодяй он редкий, но это не повод для убийства. У миллионов людей есть куда более сильные мотивы, а только малая часть способна ненависть вместить в нож, пистолет, кол, которым убили Рудольфа и… эту женщину.

– Хочешь сказать, что ты относишься к большинству?

– Я отношусь к большинству, но доказательств у меня нет.

Собственно, для первого знакомства достаточно поговорили, теперь нужно внимательно изучить протоколы с места преступления, а то и съездить в злополучный гараж и еще разок оглядеться. Улики очень уж сомнительные. Конечно, сейчас встречаются и преступники-идиоты, которые ничего не знают, то есть с абсолютно пустой головой. Как правило, это молодые люди, они-то и оставляют следы да улики. Но человек взрослый и образованный, к тому же отбывший наказание, учитывает свой и чужой опыт, потому должен быть осторожен и дальновиден. Итак, Крайнему нужно найти доказательства вины, помимо найденных улик. Он вызвал конвой.

– Послушайте… – с жаром заговорил Глеб. – Вы пожилой человек, много знающий, должны нутром, чутьем слышать… Я этого не делал. Меня умело подставили. Стакан, окурки и полотенце попросту подбросили, думаю, готовились долго и качественно… Теперь от вас зависит моя жизнь, я прошу… Хотя вам, наверное, уже все равно…

– Разберемся, – сказал Крайний без эмоций.

Нефедова уводил конвой, вдруг он развернулся на сто восемьдесят градусов, его осенило, он выпалил сумбурно и скороговоркой:

– Постойте! У меня же обыск не делали, забрали на улице! Скажите, чтобы сделали обыск в моей квартире. На фото много крови… так и должно быть, шутка ли – пикой проткнуть… Понимаете, орудие убийства зверское… кровь должна была рекой литься и во все стороны брызгать! Убийца ведь вынимал арматуру из тела! Вы говорили, обоих убили арматурой.

– Ну, обоих, и что? – Крайний не понимал, чего он хочет, а конвою дал отмашку, дескать, не уводите пока.

– Кровь должна попасть на одежду! И не только! Допустим, от одежды можно избавиться, но туфли! Кровь должна быть на обуви… например на подошве… в швах… где каблук прибит… Значит, и в машине! Я же как-то приехал туда в два часа ночи и как-то уехал. Поскольку я таксую на личной машине, то и туда приехал на своей, так? А где вы видели убийцу, идущего на дело со сменной обувью? Если нет крови в моем автомобиле или в доме, то, извините, меня задержали напрасно!

М-да, грамотный. Крайний кивнул, мол, сделаем обыск. А его еще вчера осуществили. На радостях, что преступник в руках, забыли это сделать при задержании, а может, посчитали лишней тратой времени, имея столь мощные доказательства. Группу отрядили назад, правда, ни одной дополнительной улики найдено не было. Надо бы выяснить, насколько тщательно проверяли автомобиль и обувь.

…– Санька! – тронула сестру за плечо Жанна.

– А! – вздрогнув, та захлопала глазами, как будто очнулась от гипноза и не узнавала место нахождения.

Санька устроилась на подоконнике, Жанна – на единственном стуле, изучая содержимое пакетов, ведь младшая сестра могла что-то нужное забыть, она, кроме моторов, тормозов и колес, ничего вокруг не видит, как пацан.

– Куда ты проваливаешься? – строго спросила Жанна. – И глаза у тебя воспаленные… Глеб обидел?

– Да прям! – фыркнула младшая, вдобавок ухмыльнулась: – Попробовал бы он обидеть… Не знаешь меня, что ли?

– Чего ж ты вся как комок? Задумываешься, не слышишь…

– Из-за работы, – солгала Санька. – Меня не хочет брать этот… Давид Наумович. Он меня терпеть не может!

– Он всех женщин, которые подходят к автомобилю с целью управлять им, не выносит, а ты вдруг заявила, что механик! Давид одну Зубровку терпит, но она же шваброй и метлой заведует, к машинам не подходит, только вокруг метет.

– Зубровка – это кличка? – машинально спросила Санька, лишь бы разговор поддержать.

– Угу, производная от фамилии Зуброва. Она пьяница, но безвредная. И смешная. Как-нибудь поболтай с ней – обхохочешься, она тебе такого наврет… Почему ты одна, где Глеб?

– Не знаю… – задумчиво проговорила Санька, но спохватилась и оплошность исправила: – Его вызвали. Срочно! За ним приехали и… А я на его тачке теперь разъезжаю, Глеб сделал доверенность… Уф, я здесь задохнусь. Пойдем на воздух, погуляем?

– Мне нельзя долго ходить, можно только лежать. А где теплые носки? Я же говорила, здесь прохладно. И кофту ты забыла.

– Ой, прости, прости… – спрыгнув с подоконника, затарахтела Санька. – Привезу. Сегодня же. Ну, раз тебе предписано лежать… я поеду, а?

– Не забудь привезти кофту и носки.

Санька выбежала из больницы, села в автомобиль, завела мотор… а куда ехать? Страшней вчерашнего дня в ее жизни не было. Глеба арестовали, шьют ему убийство, обыск – это отдельная песня. Какая, к черту, песня! Это стон с воплем вперемешку. Как стыдно было… ведь позвали соседей, то есть понятых. А если те родителям Глеба сообщат? Отец его и мать переселились на дачу, отдав трехкомнатную квартиру сыну и невестке, сюда не приезжают, Глеб их навещает. Придется Саньке и туда ездить, и лгать, лгать…

Ее руки работают автоматически, не заметила, как отправилась в путешествие – разве это дело? Санька сосредоточилась на дороге, а мысли все равно крутились: куда ей податься, да и вообще, что делать в этой непростой ситуации? Действительно, непростой! Друзей в городе – ноль, знакомых – ноль, так что, помочь даже пресловутым советом некому. Но есть коллеги Глеба, пусть лучше они узнают правду от нее, заодно подумают, чем ему помочь, а на первых порах помогут ей, Саньке. Вот теперь она знает, куда ехать.