После прибытия Капитана многое изменилось. Солдаты взбодрились, влияние Эльмо возросло, в то время как мое явно уменьшилось. Ушли расхлябанность и панибратство. Повторять распоряжения уже не приходилось.

Прибавилось беготни, тогда как спать удавалось урывками. Ни один из нас и двух часов не действовал сам по себе, без связи с остальными. А Эльмо находил поводы рассылать людей подальше от Черепицы, туда, где Взятым было бы непросто их отыскать. Аса стал моим подопечным.

Напряжение крепло. Мы были как стайка цыплят, готовых броситься врассыпную при виде лисы, забравшейся в курятник. Я пытался одолеть нервозность, приводя в порядок Анналы. До этого долгое время не вел подробных записей, ограничивался лишь короткими заметками.

Когда же нервы угрожали лопнуть, я поднимался на гору, чтобы посмотреть на Черный замок.

Я намеренно шел на риск, как ребенок, который забирается на дерево и выползает на самый конец ветки, рискуя сорваться. Чем ближе подходил к замку, тем сильнее сосредоточивался. На расстоянии в две сотни ярдов все другие мысли уже просто исчезали. Ледяной ужас и чувство смертельной опасности пробирали до самых костей. На этой дистанции я до самых пяток проникался пониманием того, что это значит – дать тени Властелина нависнуть над миром. И догадывался, что испытывает Госпожа, когда думает о возможном возвращении своего мужа. Все мысли гаснут, притупляются эмоции, их сменяет глухое отчаяние.

В каком-то смысле Черный замок был не просто воротами, из которых мог выйти величайший злодей. Он был конкретным воплощением метафорического понятия зла, натуральным его символом. Схожее воздействие производит на человека вид огромного собора. Как и собор, замок был не просто зданием.

Я смотрел на обсидиановые стены и чудовищные украшения; я вспоминал рассказы Шеда. При этом невозможно было не рыться в помойной яме собственной души в поисках добродетелей, которые человек сохраняет на протяжении всей своей взрослой жизни. Если угодно, этот замок был нравственным ориентиром. Для тех, у кого есть голова на плечах и кто вообще способен что-либо чувствовать.

Иногда Одноглазый, Гоблин, Эльмо или кто-нибудь еще составляли мне компанию. И ни один из них не уходил оттуда спокойным. Они могли топтаться рядом со мной, говорить банальности об архитектуре или важно рассуждать о значении замка для Черного Отряда. А в это время там, внутри, постоянно что-то происходило, менялось.

Я не верю в абсолютное зло. Об этом неверии я многократно упоминал в Анналах, оно отразилось на всех записях, внесенных туда мною в качестве хрониста. Я верю, что есть наша сторона и есть чужая. Какая из них добрая и какая злая, будет решать тот, кто выживет, когда все кончится.

Добро и зло в мире людей очень редко определены четко. Так не бывает, чтобы где-то всегда светило солнце, а где-то постоянно царил мрак. Восемь лет назад в войне с мятежниками мы были на стороне, которая считалась плохой, неправой. Хотя приверженцы Белой Розы бывали гораздо коварней и злей, чем Госпожа. По крайней мере, темные силы, которым служили мы, действовали прямо и честно.

Всем ясно, что собой представляет Госпожа. Это у мятежников идеалы и нравственные нормы на каждом шагу противоречат фактам, отчего люди становятся переменчивы, как погода, и гибки, как змеи.

Но я отвлекся. Это Черный замок действует так: он заставляет спотыкаться обо все ошибки и прегрешения, совершенные тобой в жизни. Он вынуждает пересматривать нравственные ценности. Он вызывает желание занять какую-то определенную позицию, хотя бы и на стороне зла. Он делает тебя нетерпимым к твоей податливой, уступчивой морали.

Подозреваю, именно поэтому в Можжевельнике решили сделать вид, что Черного замка в природе не существует. Это место – абсолют, требующий абсолютных решений в мире относительности.

Когда я стоял под черными лоснящимися стенами, мне часто вспоминалась Душечка. Потому что она была полной противоположностью замку; она была несовместима с ним. Белый полюс, идеал, противостоящий тому, что символизирует собой замок. Я нечасто с ней общался с тех пор, как узнал, кто она на самом деле. Но помню, что ее присутствие тоже будоражило мои чувства. Я представлял себе, как бы она подействовала на меня сейчас, через столько лет, будучи уже взрослой.

На Шеда, судя по его словам, присутствие Душечки не производило впечатления, равного по силе впечатлению от Черного замка. Тавернщика интересовало только одно: как бы затащить ее в кровать. Что до Ворона, он тоже не придерживался каких-то строгих правил. Случись что, наш приятель скатился бы еще дальше во мглу. Разница лишь в том, что им двигают самые высокие мотивы.

Возможно, в этом содержится некий посыл. Некая мысль насчет средств и целей. Ворон действует с прагматичным цинизмом князя тьмы, но это дает ему возможность спасти ребенка, который являет собой единственную надежду всего мира. Надежду избавиться от Госпожи и Властелина.

О, как было бы замечательно, если бы все нравственные проблемы делились на черные и белые и если бы можно было расставить их на игровой доске! Строгие правила – и ни единого оттенка серого.

Даже Аса и Шед почувствуют ауру замка, если привести их сюда днем и заставить смотреть на эти беспощадные стены.

Особенно чуток Шед.

Тавернщик достиг той точки, когда человек может себе позволить и совестливость, и некоторые колебания. Я имею в виду, что он выкарабкался из нужды, угнетавшей его раньше, и под нашим надзором прекратил рыть себе яму. Это позволило ему оценить содеянное и проникнуться отвращением к самому себе. Не единожды я вел с ним беседу и замечал, как из глубоко запрятанной искры порядочности разгоралось пламя и заставляло тавернщика корчиться в душевных муках.

Не знаю, как Эльмо это удалось. Может, он не спал неделю, а то и не одну. Как бы то ни было, но, когда Черный Отряд спустился с Бедовых гор, у сержанта уже был готов план оккупации. Этот план был весьма грубым, но все же получше, чем мы ожидали.

Я находился в Котурне, когда первые слухи достигли нижних ярусов города. Они вызвали суматоху, какой я не видывал на своем веку. Сосед Шеда, продавец дров, вихрем влетел в «Лилию».

– Сверху спускается целая армия! – заорал он. – Иноземцы! Их тысячи! Говорят…

В течение часа еще несколько человек приносили новости. Каждый раз армия становилась все больше, а ее намерения все загадочнее. Никто не знал, зачем пожаловал Отряд. Многочисленные очевидцы давали противоречивые толкования, сообразно их собственным страхам. Некоторые были недалеки от истины.

Хотя солдаты до крайности устали в долгом походе, они быстро заняли позиции в городе. Подразделениями командовали люди Эльмо. Леденец привел в Котурн усиленную роту. Мы уже давно усвоили, что основными очагами сопротивления становятся самые грязные дыры, трущобы. Здесь произошло несколько серьезных столкновений. Но большинство горожан совершенно не понимали, в чем дело, и не могли взять в толк, с кем и ради чего следует сражаться. Из домов они высовывались с единственной целью – удовлетворить любопытство.

Я поспешил назад, к своей команде. Настал срок Взятым вступить в дело. Если они вообще намерены что-то делать.

Ничего не произошло. Насколько я мог догадаться, Взятые инструктировали и направляли вновь прибывших. Поэтому еще в течение двух дней никому не было дела до меня. Наконец удалось усмирить город, в наших руках оказались все ключевые места: арсеналы, укрепления и даже здание Сторожевого департамента в Выгородке. И жизнь пошла своим чередом. Небольшие неприятности нам доставили беглые мятежники, когда попытались учинить беспорядки – под тем предлогом, что это герцог призвал Госпожу в Можжевельник.

Но горожанам было по большому счету все равно.

Еще возникали проблемы в Котурне. Эльмо хотел навести порядок в трущобах, но некоторые их обитатели не нуждались ни в каком порядке. Тогда он натравил Леденца, и тот раздавил местные криминальные группировки. Я не видел в этом необходимости, но умные головы опасались, что банды могут стать эпицентрами волнений. А любая потенциальная возможность сопротивления должна быть немедленно ликвидирована. Думаю, наши начальники рассчитывали такими действиями заработать некоторую популярность.

На третий день после прибытия Отряда Эльмо привел Лейтенанта на склон холма, в мою лачугу.

– Ну как? – спросил я.

Со времени нашей последней встречи Лейтенант ужасно постарел. Поход на запад дался ему недешево.

– В городе все спокойно, – ответил он. – Ну и помойка…

– Вонючая выгребная яма – так будет правильнее. Какие планы?

– Ему надо взглянуть на цель, – сказал Эльмо.

Я удивленно поднял брови.

– Хромой сказал, что нам необходимо взять замок, – пояснил Лейтенант. – Не знаю только когда. Капитан хочет, чтобы я на него взглянул.

– Нахрапом замок не взять, учти, – пробормотал я. – Веселые нас ждут времена.

Я натянул плащ. Наверху было довольно прохладно. Эльмо с Одноглазым пошли с нами. Лейтенант долго и тщательно разглядывал замок.

– Мне не нравится, – наконец сказал он. – Совершенно.

Лейтенант тоже почувствовал могильный холод, который исходил от замка.

– У меня есть человек, он был внутри, – сказал я. – Но Взятым я об этом не докладывал. Считается, что парень врезал дуба.

– И что он может мне рассказать?

– Немногое. Он бывал там только ночью, на площадке, сразу за воротами.

– Гм. У Взятых в Черепице тоже есть свидетель, девчонка. Я говорил с ней. От нее толку мало. Была там один-единственный раз и так перепугалась, что боялась даже по сторонам смотреть.

– Она еще жива?

– Это та, что ты поймал? Гнусная сучка… Да, живая. Наверное, Госпожа запретила ее убивать. Ну что, идем дальше?

Мы обогнули замок, достигнув склона, где камни и кручи. Все наше продвижение сопровождалось нытьем Одноглазого.

– С этой стороны не подступиться, – прокомментировал Лейтенант очевидное. – По крайней мере, без помощи Взятых.

– Да с любой стороны не подойти без серьезной подмоги.

Он вопросительно посмотрел на меня.

Я рассказал ему о приключениях Пера в ту ночь, когда мы брали Шеда с девчонкой.

– А с тех пор?

– Тишина. Как и до этого, впрочем. Мой человек, тот, что был внутри, тоже не заметил ничего чересчур необычного. Но черт побери, это место связано с Курганьем. За всем происходящим стоит Властелин. Да ты и сам знаешь, дело не пустячное. Госпожа и Взятые в курсе, что тут назревают проблемы.

Одноглазый пискнул.

– Что такое? – дернулся Лейтенант.

Одноглазый ткнул пальцем в сторону стены, возвышавшейся над нами на добрых шестьдесят футов. Я ничего там не увидел, Лейтенант тоже.

– В чем дело? – снова спросил он.

– Кто-то наблюдал за нами. Отвратительная тварь.

– Я тоже заметил, – подтвердил Эльмо. – Длинный, тощий, желтоватый. Змеиные глаза.

Я недоверчиво посмотрел на стену.

– Как ты сумел отсюда разглядеть?

Эльмо пожал плечами:

– Сумел. Он производит неприятное впечатление. Будто хочет укусить.

Мы двинулись дальше, продираясь сквозь кусты и перелезая через валуны. При этом одним глазом приглядывали за стеной, а вторым смотрели себе под ноги.

– Голодный взгляд, – пробормотал Эльмо. – Плотоядный.

Мы вышли на западный склон. Лейтенант остановился:

– Как близко можно подойти?

Я пожал плечами:

– Не выпадало случая проверить.

Лейтенант прошелся туда-сюда, словно что-то искал.

– Надо привести несколько арестантов и выяснить.

Я поцокал языком:

– Никого из местных ты не заставишь приблизиться к стене.

– Уверен? А если в обмен на помилование?

Леденец объявил крестовый поход против преступности и выловил в Котурне половину бандитов. Если на человека поступало три жалобы, он оказывался в кутузке.

– Слишком просто, – сказал я.

Мы огибали замок, чтобы взглянуть на его ворота. Под «просто» я имел в виду незатейливо, а не легко.

Лейтенант рассмеялся. Несколько месяцев тяжелой жизни не ослабили его своеобразного чувства юмора.

– Простота мышления позволяет находить простые решения. Несколько месяцев реформ под управлением Леденца – и герцог станет героем.

Я понимал, о чем речь. Можжевельник – город беззакония. Им управляют с помощью силы, в каждом квартале – свой главарь. И тысячи Шедов, они живут в вечном страхе, над ними постоянно измываются. Любой, кто избавит их от необходимости трястись за свою шкуру, получит всеобщую благодарность. И если он правильно воспользуется народной поддержкой, ему простят любые перегибы.

Но так ли уж важна поддержка слабаков, подумал я. И можно ли заразить горожан смелостью, не обеспечив себе тем самым новые неприятности?

Я уже видал такое. Маленькому человеку ненависть необходима как пища и воздух, ему нужно обвинять кого-то в своих собственных ошибках.

Но это вопрос не насущный. В данный момент от меня требуется лишь внимание и предельная осторожность.

Как только мы оказались напротив ворот, тяжелые створки распахнулись. Полдюжины диких тварей в черном устремились в нашу сторону. Меня окутал какой-то летаргический туман. Я заметил, что страх, едва успев возникнуть, тут же исчез. К тому времени, когда они преодолели половину расстояния, все, что мне хотелось сделать, – это просто лечь на землю.

Колени пронзила боль, голова раскалывалась, желудок свела судорога. Апатия исчезла.

Одноглазый вытворял нечто несусветное. Он приплясывал, тявкал, как волчонок, махал руками, точно раненая птица крыльями. Ветер сорвал с его головы огромную жуткую шляпу. Она катилась вниз, пока не застряла в кустах.

– Делайте же что-нибудь, идиоты! – прокричал он между двумя тявканьями. – Я не могу держать их бесконечно!

Эльмо с лязгом выхватил меч из ножен, Лейтенант проделал то же самое. При мне не было оружия, кроме длинного кинжала. Я вытащил его и бросился за товарищами. Твари из замка застыли на месте, в змеиных глазах отражалось удивление. Лейтенант подбежал первым. Он остановился, держа меч обеими руками, замахнулся и нанес яростный удар.

Его меч чертовски похож на оружие палача, а таким ударом можно перерубить сразу три шеи. Однако голова осталась на месте, хотя рана была достаточно велика. Хлынула кровь и забрызгала нас всех троих.

Последовал удар Эльмо, а затем и мой. Меч Эльмо углубился в тело его жертвы на целый фут. У меня было ощущение, что я режу кинжалом мягкое дерево. Мне удалось вбить клинок в тварь не более чем на три дюйма. Наверное, недостаточно, чтобы повредить важный орган.

Я рывком высвободил оружие и выбрал точку для нового удара, сообразуясь со своими знаниями медицины. Эльмо, чтобы выдернуть меч, пришлось упереться ногой в грудь монстра.

У Лейтенанта был самый хороший клинок и прекрасная сноровка. Пока мы суетились со своими противниками, он успел снести две головы.

И тут Одноглазый дал маху. Глаза тварей ожили, в них вспыхнула яростная злоба. Я испугался, что те двое, с которыми мы не успели расправиться, разорвут нас на куски. Но последовал еще один дикий удар Лейтенанта, и они отступили. Тот, кого ранил я, заковылял следом. Не доходя до ворот, он упал и пополз. Ворота захлопнулись у него перед носом.

– Так, – сказал Лейтенант. – Значит, там есть ребята, с которыми нам пока не стоит ссориться. Тебе благодарность, Одноглазый. – Он говорил спокойно, но очень высоким голосом, почти фальцетом, и у него тряслись руки.

Нам бы несдобровать, если бы Одноглазый не пошел с нами.

– Пожалуй, на сегодня хватит, – решил Лейтенант. – Сматываемся.

Все мое существо страстно желало пуститься наутек сломя голову. Но внутренний голос сказал, что не следует забывать о деле.

– Давайте прихватим одного из этих уродов. – Слова, слетевшие с пересохших от страха губ, были похожи на кваканье.

– А на черта?! – воскликнул Эльмо.

– Я его вскрою, и посмотрим, что он собой представляет.

– Ага. – Лейтенант опустился на корточки и подхватил тварь под мышки.

Она слабо сопротивлялась. Содрогаясь от отвращения, я взялся за ногу и потянул. Монстр согнулся пополам.

– Не так. – Лейтенант отпустил ношу и подошел ко мне. – Ты за эту ногу, я за ту.

Мы потащили жуткий трофей. Он мотался из стороны в сторону. Мы затеяли спор о том, кому что лучше делать.

– Не довольно ли вам дурью маяться? – зарычал Одноглазый.

Он ткнул черным корявым пальцем. Я оглянулся. На стене появились твари. И тут же я почувствовал, как усилилась жуткая аура, исходящая от замка.

– Сейчас что-то будет! – И я припустил вниз по склону, не отпуская ногу чудовища.

Лейтенант последовал моему примеру. Ноша билась сзади о камни.

Бам-м!

В склон холма что-то ударило. Как будто топнула гигантская нога. Я почувствовал себя тараканом, что убегает от человека, ненавидящего этих насекомых лютой ненавистью. Последовал еще один удар, сильнее предыдущего.

– О черт! – сказал Эльмо.

Он пронесся мимо меня, проворно работая руками и ногами. Одноглазый мчался сразу за ним, низко припадая к земле. Никто из них не предложил нам помощь.

Третий и четвертый удары, примерно через равные промежутки времени, и каждый новый все ближе. При последнем над нашими головами пролетели камни и сухие ветки кустов.

Еще через пятьдесят ярдов Одноглазый остановился, развернулся и сотворил колдовство. Его поднятые руки вспыхнули бледно-голубым. Облако пламени с ревом пронеслось не далее чем в футе от меня и устремилось наверх. Мы с Лейтенантом миновали Одноглазого. Пятый гигантский шаг швырнул нам в спину град камней и веток.

Одноглазый дико завопил и рванул вниз.

– Больше мне стрелять нечем! – прокричал он. – Бросайте эту гадость и драпайте.

Он совершал прыжки, каким позавидовала бы борзая собака в погоне за зайцем.

Долина заполнилась визгом. С южной ее стороны со свистом неслась пара точек. Они двигались так быстро, что трудно было уследить. С низким, глубоким ревом они промчались мимо и грохнули где-то у нас за спиной. И мне показалось, что точки чем-то связаны.

Появилась вторая пара. Точки вращались вокруг общего центра. Я присмотрелся: да, связаны. Они пронеслись мимо и оглушительно бабахнули. Я оглянулся: замок скрылся за цветной стеной. Как будто плеснули краску и та потекла вниз, как по стеклу.

– Это Взятые, – тяжело дыша, сказал Лейтенант.

Выражение его глаз было диким, но он крепко держал нашу добычу.

Проклятая тварь застряла. Мы принялись лихорадочно кромсать одежду, что запуталась в колючих кустах. Я то и дело посматривал наверх: вот сейчас нас размажут по склону.

Появилась еще одна пара шаров, они разбрызгали краску, не причинив никакого вреда замку, но и не дав ему покончить с нами.

Мы отцепили тварь и побежали дальше.

Сверху свалилась пара точек, не таких, как прежние. Я показал пальцем:

– Перо и Шепот.

Взятые устремились к Черному замку. Перед ними, как волна, несся пронзительный визг. Замок окутался пламенем. Казалось, обсидиан тает и течет, точно воск свечи. При этом уродливые украшения превращались во что-то совсем чудовищное.

Взятые отступили, набрали высоту и приготовились к следующему удару. В это время очередная пара шаров показалась с другой стороны долины и окрасила невидимую стену вокруг замка. Я бы охотно полюбовался, если бы не был так занят спасением собственной шкуры.

Склон горы ответил глухим гулом на удар невидимой гигантской ноги. Образовалась воронка диаметром пятнадцать футов и глубиной пять, разлетелись камни и палки. В этот раз враг промахнулся лишь на дюжину футов. Тряхнуло так сильно, что мы не устояли на ногах. Выше по склону тянулась длинная цепь похожих отпечатков.

Последний удар был хоть и мощным, но все же слабее предыдущих.

Перо и Шепот пошли в атаку, и снова Черный замок потек. Затем небо всколыхнул грохот. Оба Взятых исчезли в клубах дыма. Они отлетели от замка – надо было обуздать ошалевшие ковры. Взятые чадили – вот так же Перо дымилась в ту ночь, когда брали Шеда. Они пытались удержать высоту.

Замок сосредоточил на них все внимание. А мы с Лейтенантом благополучно улизнули.