Свой прежний статус среди товарищей я так и не восстановил, несмотря на то что был оправдан Деревом. Оставалась некоторая отчужденность – не только из-за медленно возвращающегося доверия, но и в результате якобы подвалившего мне женского общества. Признаюсь, происходящее меня не радовало. С этими парнями я жил с юности. Они – моя семья.

Само собой, меня пытались подковырнуть: дескать, взгромоздился на костыли, только бы поотлынивать. Но свою работу я мог делать и вовсе без ног.

Чертовы бумаги. Я их наизусть выучил, на музыку положил и все равно не находил вожделенного ключа или даже того, что искала Госпожа. Каждая перекрестная ссылка отнимала целую вечность. Во времена Владычества и еще раньше имена писались как бог на душу положит. Теллекурре – один из тех языков, в которых разные сочетания букв обозначают одни и те же звуки.

Сплошная боль, простите, в седалище.

Не знаю, многое ли Душечка объяснила остальным. На общем собрании меня не было. И Госпожи тоже. Но нам передали, что Отряд готовится выступить.

На следующий день.

Близился закат; я стоял на костылях у входа в Нору и смотрел, как прибывают летучие киты. Восемнадцать штук призвал Праотец-Дерево. Со своими скатами и всей когортой разумных существ равнины. Трое китов спустились к самой земле, и Нору стошнило ее жителями.

Мы начали посадку. Старину Костоправа пропустили без очереди, потому что его пришлось поднимать на руках, вместе с бумагами, барахлом и костылями. Кит был маленький, и соседей у меня оказалось не много. Госпожа – само собой, кто же нас теперь разлучит! И Гоблин. И Одноглазый. И Молчун, выдержавший серьезный беззвучный спор с Душечкой, – он очень не хотел с ней расставаться. И Следопыт. И сын Дерева, которому Следопыт служил телохранителем, а я – нянькой. Подозреваю, что колдуны получили наказ присматривать за нами, хотя в случае неприятностей помощи от них все равно никакой.

Душечка, Лейтенант, Эльмо и прочая братия сели на второго кита. На третьего погрузили несколько солдат и уйму всяческого снаряжения.

Мы поднялись, чтобы присоединиться к воздушной эскадре.

Закат с высоты пяти тысяч футов не похож ни на что, видимое с земли. Ну разве что если взгромоздиться на одинокий пик и взирать оттуда. Великолепно.

Стемнело, мы заснули. Одноглазому пришлось меня зачаровывать – опухшая нога здорово беспокоила.

Да. Мы находились за пределами безмагии. Наш кит летел на изрядном расстоянии от Душечкиного. Специально ради Госпожи.

Пусть даже та себя и не выдавала.

Ветры нам благоприятствовали, и с благословения Праотца-Дерева рассвет мы встретили над Лошадью. Там-то правда и выплыла наружу.

К нам ринулись на своих рыбообразных коврах Взятые, вооруженные до самых жабр. Паника меня и разбудила. Следопыт помог мне встать. Мельком глянув на костер восходящего солнца, я высмотрел Взятых, летевших конвоем вокруг нас. Гоблин ожидал нападения и выл в голос. Одноглазый нашел повод обвинить во всем Гоблина, и они опять сцепились.

А время шло, и ничего не происходило. К моему удивлению, Взятые просто летели рядом. Я покосился на Госпожу. Та подмигнула – я чуть не сел.

– Приходится сотрудничать, несмотря на разногласия, – произнесла она.

Гоблин услышал. Он в мгновение ока забыл о ругани Одноглазого, зыркнул на Взятых, потом – на Госпожу. И присмотрелся.

Я увидел, как до него дошло.

– Я вас помню, – пропищал он пронзительнее обычного.

Рожа у него была ошалелая. Помнил он тот единственный раз, когда имел с Госпожой нечто вроде личной встречи. Много лет назад, пытаясь связаться с Душелов, он застал Взятую в Башне, в присутствии Госпожи.

Она улыбнулась своей очаровательнейшей улыбкой. Той, от которой статуи плавятся.

Гоблин отвернулся, прикрыв глаза ладонью. Потом открыл их и совершенно диким взглядом посмотрел на меня. Я не выдержал, рассмеялся:

– Ты всегда меня обвинял…

– Но я же не просил тебя это делать, Костоправ! – Голос Гоблина взвился ввысь, к полной неслышимости. Колдун хлопнулся на задницу.

Молния не размазала его по небу. Через несколько минут он поднял глаза, заявил: «Эльмо обгадится!» – и идиотски хихикнул.

Эльмо наиболее рьяно напоминал мне о романтических бреднях в отношении Госпожи.

Потом, когда юмор поулетучился, угомонился Одноглазый и подтвердились худшие опасения Молчуна, я задумался о своих товарищах.

Вообще-то, они двинулись на запад по Душечкиному приказу. Им ни словечка не сказали о союзе с нашим бывшим врагом.

Дурачье. Или сглупила Душечка? Что случится, когда Властелин будет повержен и мы вновь сможем вцепиться друг другу в глотки?

Осади, Костоправ. Душечка училась играть в карты у Ворона. А Ворон мог любого раздеть.

К закату мы достигли Облачного леса. Интересно, что о нас подумали в Лордах? Мы пролетели над самым городом. Зеваки так и высыпали на улицы.

Розы миновали ночью. И другие города, знакомые по молодым годам, проведенным нами на севере. Разговоров было немного. Мы с Госпожой держались вместе; по мере того как необычайный флот приближался к месту назначения, напряжение наше росло, а ключи так и не находились.

– Долго еще осталось? – Я потерял счет времени.

– Сорок два дня, – ответила она.

– Мы так много времени провели в пустыне?

– Когда счастлив, время летит незаметно.

Я вскинулся. Шутка? Да еще такая затрепанная? От нее?

Ненавижу, когда враги становятся людьми. Не положено им этого.

Госпожа вела себя со мной как человек уже два месяца. Как я мог ее ненавидеть?

До Форсберга погода оставалась почти пристойной. Потом началась тухлая гнусь.

Зима вступила в свои права. Освежающие ледяные ветры, заряженные снежной картечью.

Превосходный наждак для моего нежного личика. Под этой бомбардировкой передохли даже вши на спинах летучих китов. Мы ругались, и ворчали, и проклинали все на свете, и жались друг к другу в поисках тепла, которого не осмеливались получить от давнего союзника человека – огня. Только Следопыту все было нипочем.

– Его хоть что-нибудь беспокоит? – спросил я.

– Одиночество, – ответила Госпожа самым странным тоном, какой я когда-либо слышал из ее уст. – Если хочешь с легкостью прикончить Следопыта, запри его в одиночке, а сам уйди.

Меня пробрал до костей мороз, который ничего общего не имел с погодой. Кто из моих знакомых был в одиночестве чудовищно долго? Кто, возможно – только лишь возможно, – начал сомневаться: а стоит ли абсолютная власть такой цены?

Я нисколько не сомневался: она наслаждалась каждой секундой нашего спектакля на равнине. Даже в минуты опасности. Я знал, что, достань у меня наглости, я мог бы стать ей не только мнимым любовником. По мере того как приближался срок вновь становиться Госпожой, в ней росло тихое отчаяние.

Я мог бы объяснить это чувство напряжением: ей предстояли тяжелые времена – и она знала нашего врага. Но дело было не только в напряжении. По-моему, я ей по-человечески нравился.

– У меня к тебе просьба, – тихо произнес я, стараясь не думать о том, какая женщина прижимается ко мне.

– Что?

– Анналы. Это все, что осталось от Черного Отряда. Много веков назад, когда создавались Вольные Отряды Хатовара, была дана клятва. Если хоть один из нас переживет гибель Отряда, он должен вернуть Анналы в Хатовар.

Не знаю, поняла ли она. Но ответила:

– Они твои.

Я хотел объяснить, но не мог. Зачем возвращать Анналы? Я не знаю толком, куда их возвращать. Четыре столетия Отряд продвигался на север, то набирая, то теряя силы, меняя бойцов. Я не знаю даже, существует ли еще Хатовар и что это такое – город, страна, человек или бог? Анналы начальных лет или сгинули в боях, или вернулись домой. Первое столетие известно мне только по выдержкам и обрывкам летописей…

Не важно. Долг летописца – возвратить Анналы в Хатовар, если Отряд прекратит существование.

Погода неуклонно портилась. Над Веслом она стала откровенно враждебной. Может, это не метафора. Тварь в земле знала о нашем походе.

Севернее Весла Взятые разом, как камни, рухнули к земле.

– Что за черт?

– Пес Жабодав, – ответила Госпожа. – Мы его догнали. Он еще не добрался до своего хозяина.

– Им под силу остановить его?

– Да.

Я перегнулся через «борт» кита. Не знаю, что я там ожидал увидеть, – мы летели в снежной туче.

Внизу несколько раз вспыхнуло. Потом вернулись Взятые. Госпожа поморщилась.

– В чем дело? – спросил я.

– Он хитер. Забежал в безмагию там, где она касается земли. Теперь его там не достать, слишком плохая видимость.

– Это так важно?

– Нет. – Но прозвучало это неуверенно.

Дрянная погода китам была нипочем. Достигнув Курганья, мы с товарищами отправились в казармы Стражи, а Душечка остановилась в «Синем хрене». Граница безмагии проходила как раз по стенам казарм.

Встречал нас полковник Сласть собственной персоной. Славный добряк Сласть! Я-то думал, мы его прихлопнули, но он только прихрамывал. Не могу сказать, что он был само радушие, – обстановка не способствовала.

А нашим ординарцем был назначен мой старый знакомец Горшок.