Глава 17. Краевой командир

Теркул Иван Васильевич был уроженцем Тирасполя. Мать из крестьянской семьи, отец – из потомственных военных. Так что его судьба была определена. По заведенной традиции, вместо обычных игрушек на день рождения ему дарили шашки и пистолеты. К совершеннолетию у Ивана в комнате собрался уже небольшой оружейный склад. Никто не удивился, когда после окончания гимназии он поступил в Тираспольское военное училище. Учеба давалась легко, военное дело пришлось по нраву, в положенный срок окончил его блестяще, став одним из лучших выпускников.

В германскую войну Иван Теркул воевал в ударных казачьих подразделениях Шкуро. После октября семнадцатого в нем неожиданно проснулась малороссийская кровь его матери, а еще через некоторое время Теркул встал под знамена генерала Скоропадского, командовавшего войсками Правобережной Украины. После отставки генерала с должности главнокомандующего войсками центральной рады Теркул (уже в должности есаула) примкнул к украинским сечевым стрельцам, воюя против частей Красной армии и деникинских формирований.

Во время одного из сражений он попал в плен и был помещен в польский лагерь для военнопленных, а после заключения мира перебрался в Чехословакию, где некоторое время проживал в Праге под чужой фамилией. Еще через два года Иван Теркул объявился в Галиции и сделался одним из заметных членов организации украинских националистов. Затем, вместе с другими своими сторонниками, прошел полный курс обучения в немецкой нацистской школе в Лейпциге, где был завербован для дальнейшей агентурной работы «Абвером». Еще через два года Теркул окончил высшие военные курсы при академии Генерального штаба Германии и получил офицерский чин. Впоследствии свой боевой опыт он приумножил на территории Югославии, воюя против партизан во главе небольшого подразделения.

А незадолго до войны был заброшен на территорию Советского Союза для налаживания и развития разведывательно-диверсионной деятельности.

Уже в сорок третьем году была организована глубоко законспирированная Украинская повстанческая армия. В каждом селе размещалось по взводу, называемому «рой», о которых обязан был заботиться станичный и снабжать их продовольствием и одеждой. Некоторые из повстанцев в обычные дни занимались крестьянским трудом, для видимости числились в недавно восстановленных колхозах, а вечерами меняли крестьянскую робу на военный мундир и выполняли приказы, поступающие из штаба куреня.

В этот раз Иван Теркул получил приказ «Абвера» – взорвать склады в Червецах, откуда поставляются боеприпасы на Первый Украинский фронт. В случае успешного выполнения задачи боеспособность Красной армии будет значительно подорвана, и у немцев появится хорошая возможность перейти от обороны к активному наступлению.

Предстоящая диверсия была разработана Теркулом до мелочей. Взять склады решено было с ходу, пользуясь тем, что складской караул немногочисленный, а гарнизон располагается на значительном удалении. Уничтожить охрану, заложить тротиловые шашки и, отступив на безопасное расстояние, взорвать один из складов с боеприпасами, после чего сдетонируют боеприпасы, находящиеся в соседних зданиях. А еще через пару часов вся территория выгорит дотла.

Чтобы не привлекать внимания к группе, до села решили добираться поодиночке, а уже оттуда выдвигаться к складам.

До полного рассвета оставалось часа три – наиболее удачное время для начала операции.

Уже выходя из леса, Коршак увидел, как по дороге на большой скорости промчались два «студебекера» с автоматчиками в кузове. Внутри неприятно заныло от дурного предчувствия. У перекрестка машины неожиданно остановились, и в поднятую грузовиками пыль расторопно повыпрыгивали красноармейцы. Под командованием тощего долговязого офицера они вытянулись в длинную цепь и направились прямо в сторону леса для прочесывания местности. С десяток оставшихся красноармейцев поскидывали на дорогу мешки с песком и принялись громоздить укрепление. Получилась вполне сносная преграда: от снаряда, конечно же, не спасет, но вот от пуль – вполне!

Что-то пошло не так. Неужели где-то случилась утечка?

Стараясь не наступать на сухие ветки, Иван Теркул вышел из густого чапыжника и по мягкой траве, росшей густо и высоко, зашагал к месту встречи. Протопав с полкилометра, он вновь услышал звук автомобильных двигателей и, затаившись в кустарнике, увидел, что подъехало еще три грузовика, красноармейцы окружали район, перекрывали дороги. Через какой-нибудь час они полностью заблокируют район, тогда, даже в случае успешного осуществления операции, выйти незамеченными из оцепления будет проблематично. Но время еще есть…

С опушки, на которой затаился Коршак, хорошо была видна территория складов боеприпасов. Достав бинокль из полевой сумки, он внимательно принялся разглядывать строения, подступающие к ним пути. Не пропускал ни один куст, ни один предмет, пристально вглядывался в каждую неровность. В окнах тоже ничего подозрительного – ни тени, ни силуэта. Усиления вроде не видать, охранение протекало в обычном режиме. Группой из двадцати человек можно перебить караул в считаные минуты, плюс на их стороне – внезапность. Эта группа должна уже находиться в условленном месте и ждать его появления, чтобы выдвинуться к складам.

Иван Теркул обошел сосновый лесок и вышел к заросшей мхом балке, где на поваленных бурей деревьях сидели два десятка молодых парней, одетых по-разному: некоторые были в крестьянской одежде, другие – в советских гимнастерках и в галифе, третьи – в румынской военной форме. На ногах у всех были добротные немецкие сапоги из крепкой кожи, подбитые коваными металлическими подковками. Сидели молча, не курили, соблюдая конспиративность.

– Слава Украине! – подходя, негромко поздоровался Теркул.

– Героям слава! – слаженно и так же негромко отозвались повстанцы.

– Москали оцепляют район. Не знаю, что там произошло, но хочется верить, что пришли они не по нашу душу.

– Может, перенести на следующий раз? – несмело предложил Павел, мужик лет сорока с отвислыми длинными усами. Степенный, многодетный, ему было что терять в случае неудачи.

– Не дело, – тотчас оборвал его Теркул. – Мы должны завершить начатое. Как только склады взлетят на воздух, москалям будет не до нас, вот тогда мы и уйдем. А теперь потопали!

Дружно поднялись и, позвякивая орудием и подминая широкими подошвами мягкий мох, зашагали из леса.

Стремительно напирал рассвет, оставляя после себя клочья утреннего тумана, неровно лежавшего на кустах, и крупную, будто налившуюся ртутью, росу на склоненных к земле травах. Впереди предстало неширокое поле, за которым, огороженные забором, тянулись склады с боеприпасами.

До складов было несколько десятков метров, кирпичные строения видны как на ладони. Вполне удобная позиция для наблюдения, странно, что мысль взорвать склады не пришла раньше.

У высоких металлических ворот стояли двое военных в плащ-палатках и о чем-то напряженно разговаривали.

– Как-то не вовремя они тут стоят… – высказался Теркул.

– Кажись, офицеры… Может, снять их автоматной очередью? – предложил Олесь, молодой парень лет двадцати.

– Успеем еще пострелять, – придерживая ветку, ответил Теркул.

Один из офицеров в отчаянии махнул рукой и сел на заднее кресло легкового автомобиля. Машина фыркнула, громко газанула и, развернувшись, укатила по дороге, оставив после себя лишь небольшое едкое облачко гари, вскоре рассеявшееся.

В любом другом случае офицер представлял бы для бандеровцев очень удобную и значимую цель. Его можно было бы захватить вместе с автомобилем, применив жесткий допрос, выжать из него все, что он знает, но сейчас цель была куда важнее. Так что встречу с москалем придется отложить до следующего раза.

Второй военный скрылся в небольшом каменном одноэтажном помещении для караула.

Кромка леса подступала к деревянному забору с колючей проволокой, за которым находилась складская территория. Внутри нее между высоченными липами тянулся один из многих складов с артиллерийскими снарядами. Начинать следовало именно с него: со стороны леса подойти к забору, перекусить колючую проволоку и пройти внутрь территории через лаз, сделанный накануне. По какой-то неведомой причине именно эта часть ограждения была наиболее уязвимой и менее всего защищена караульной службой.

Арсенал на складе обширный, с новыми образцами оружия. По непроверенным данным, в одном из помещений складировались реактивные снаряды «М-13», использовавшиеся при наступлении. Так что для Украинского фронта уничтожение такого важного склада будет весьма чувствительной потерей.

Коршак посмотрел на часы, стрелка показывала тринадцать минут пятого. Еще через две минуты должна произойти смена караула. Бойцы были отменно вышколенные и действовали строго по инструкции несения караульной службы.

Так оно и есть, ровно в пятнадцать минут из-за поворота вышел парный караул: два бойца с автоматами за плечами. В сумраке они выглядели едва ли не близнецами, отличались лишь походкой: тот, что справа, слегка косолапил, а слева – держал спину прямо, слегка выбрасывая вперед стопы. Еще через полсотни шагов они скроются за следующим поворотом, вот тогда можно действовать.

Теркул обернулся и натолкнулся на лица повстанцев – жесткие, настороженные, у каждого своя затаенная думка. Наверняка тоже считают шаги, когда красноармейцы скроются за углом. Под сапогами бойцов караула похрустывали камушки, нарушая сумрачную тишь. В какой-то момент перед самым поворотом красноармейцы остановились, будто вспомнив чего-то важное, чем заставили повстанцев на минуту напрячься, а потом зашагали дальше, столь же размеренно.

В следующий раз, протопав свой очерченный маршрут, они объявятся на этом месте только через пятнадцать минут. Вполне достаточный срок, чтобы осуществить нечто серьезное.

– Врываемся в склад, – давал последние наставления Коршак. – Гасим из автоматов всех, кто там будет. Закладываем тротиловую шашку, поджигаем шнур и уходим обратно в лес! На все про все у нас десять минут. Далее москалям будет не до нас. Лаз сделал? – посмотрел он на приземистого белобрысого бойца.

– Так точно, пан, – расплылся в широкой улыбке повстанец. – Внизу гвоздей нет, досочку только в сторону отодвинуть, и можно идти.

– Вот и покажешь. Пошел!

Пригнувшись, белобрысый вышел из тени, безошибочно отыскал нужную доску, обернувшись, ободряюще улыбнулся и скрылся на территории склада. За ним, так же бойко, зашагали другие, последним вошел Теркул. Его не покидало чувство беспокойства, усиливающееся с каждой минутой. Откуда оно? В чем причина? Все было как и прежде: надвигающийся рассвет, тонкой полоской забрезживший на горизонте, затаившаяся тишина. И все же в этот раз что-то было не так. И тут он понял – перестали петь ранние птахи, они просто куда-то пропали. А вместо них лишь прозвучал звук треснувшей ветки, раздавшийся поодаль, хруст галечника под чьей-то осторожной поступью.

Обернувшись на шорох, Коршак увидел, как из-за угла выглянули те самые бойцы, что про-шли вдоль склада несколько минут назад, вот только в этот раз их автоматы были направлены прямо на него, и мгновенно понял, что в следующую секунду они нажмут на курок и рой раскаленных пуль изрешетит его тело.

Инстинктивно отпрянув в сторону, он почувствовал, как пули едва ли не по касательной прошли вдоль груди, а одна из них, по всей видимости, наиболее злая, опалила висок, содрав кусок кожи. Два бойца, стоявшие за ним, замертво рухнули на землю. По всей территории склада хаотично затрещали длинные автоматные очереди. Шел настоящий остервенелый бой, какой происходит на передовой.

По повстанцам лупили прицельным огнем, очереди срывали и разбрасывали хвою росшего рядом можжевельника, не давали подняться. Перекрутившись, Теркул застыл на спине и выпустил короткую очередь в шелохнувшийся куст. По треску поломанных веток понял, что угодил в цель, столь же стремительно поднялся, прыгнул за ствол могучей липы и со всего размаха швырнул в забор гранату. Громыхнувший взрыв брызнул землей и осколками, ударная волна разметала доски, повалила часть забора. Воспользовавшись секундным затишьем, он вскочил, прячась за неровный строй деревьев, пересек упавший забор и быстро углубился в чащу. Нужно бежать к железной дороге, обычно там несут охранение только патрули, в силу каких-то обстоятельств красноармейцы ни разу не прочесывали этот участок леса.

Некоторое время со стороны склада продолжалась интенсивная пальба. Длинно, не жалея патронов, стрекотал «ППШ», и коротко, будто бы поругиваясь, тявкали в ответ «Шмайсеры». Затем стрельба стала понемногу утихать, звуки выстрелов слышались все реже, пока, наконец, их не вытеснила утренняя глубокая тишина.

Теркул продолжал углубляться в лес, становившийся все более густым, ветки делались все колючее и злее, будто бы за что-то наказывая, беспрестанно хлестали по щекам.

Впереди вдруг показался просвет, за ним Коршак рассмотрел поляну. Что-то здесь было не так. Прислушавшись, он услышал приглушенный разговор. Засада! Не пройти. Значит, они пришли и сюда. Опасаясь быть узнанным, прячась за деревья, Иван неслышно отступил в противоположную сторону.

Прошло достаточно много времени, когда вдруг он услышал впереди себя сильный треск, а затем в стороне еще один, такой же громкий. Пригнувшись, Теркул всмотрелся вперед. Так оно и есть: бойцы НКВД, растянувшись в длинную цепь на расстоянии визуального контакта, прочесывали местность. Придирчиво, не опасаясь перепачкать мундиры, они спускались в глубокие овраги, не избегали болотин, топали по самому краю.

Понимая, что путь к отступлению у него только через глубокий заросший овраг, Теркул стал осторожно спускаться вниз. Темно-красное глинистое дно было мокрым, тявкающим, неприятным, из него густо росла какая-то высокая цепкая трава. Стараясь не шуметь, Иван взобрался на крутой глинистый склон, цепляясь за выступающий кустарник. Наверху оказалось не так темно, как на глинистом дне оврага, – белесый рассвет уже посеребрил широкие луга утренней росой, небо пробилось голубым светом. Распрямившись, Коршак шагнул к кустам, и тотчас с противоположной стороны оврага раздался отчаянный крик:

– Он там!

Ему отозвался другой – молодой, озороватый, привыкший командовать:

– Не дайте ему уйти!

Заметили!

С двух сторон застрочили автоматные очереди, встретившись под его ногами на каменной кромке оврага. Известняк мужественно принял на себя раскаленный свинец, брызнув оскольчатой каменной крошкой в шею.

Пригнувшись, Теркул спрятался за бугор, затем, перекатившись под самые корни кустов, поднял камень и швырнул его в осыпь. Потревоженный щебень сыпуче покатился вниз.

Кто-то звонко выкрикнул:

– Он внизу!

Вновь раздались слаженные автоматные очереди. Пули порвали и разметали листья росшего рядом кустарника. Ложились в крест и вдоль оврага, намереваясь уничтожить цель.

– Одна группа обходит, другая идет через овраг! Взять этого гада!

Некоторое время Теркул неподвижно лежал, прислушиваясь к шуму, а потом ползком преодолел залесенную полоску и, оказавшись на значительном расстоянии от оврага, побежал в сторону поля. Роса обильно пропитала галифе, щедро омыла сапоги. Трава, сбросив с себя свинцовый груз, благодарно распрямилась. Километра два Коршак просто бежал, совершенно не чувствуя усталости, а когда показалось село Резники, умерил дыхание и пошел спокойным шагом.

Впереди, вытянувшись в узкие длинные улицы, стояли хаты. За ними возвышался такой же темный лес. Здесь его никто не достанет. Переодеться, переобуться, прикинуться обычным крестьянином, затеряться среди массы народа, и можно топать дальше, благо, что имеются другие документы.

На перекрестке показался долговязый белобрысый мальчонка лет тринадцати, он с интересом смотрел на вышедшего из леса Теркула. Человека, вышедшего из леса и одетого в форму офицера Красной армии, признавать за своего не спешил – смотрел цепко и весьма подозрительно. Неподалеку от него стоял такой же долговязый малец. Достаточно первому крикнуть об опасности, как сигнал тревоги побежит по цепочке до пункта связи, и, прежде чем он подойдет к первым избам, о нем уже узнает командир взвода украинских националистов. Но о его появлении в селе не должен знать никто, даже самые проверенные. Довериться сейчас кому-то – большая роскошь! Нужно войти в село невидимым и так же неузнанным исчезнуть.

Парень уже повернулся, чтобы просигналить другому наблюдателю о приближении чужака, но Теркул, надрывая легкие, прокричал:

– Слава Украине!!

Паренек повернулся к нему и охотно ответил:

– Героям слава!

Голос его оказался сильным и очень звонким. Убегать он передумал и терпеливо дожидался, когда к нему приблизится незнакомец. В глазах светилось нечто похожее на любопытство.

– Как тебя зовут?

– Януш.

– Фамилия?

– Протосовский.

Вытащив из кармана «Бронзовый крест УПА», Теркул протянул его мальцу:

– Бери, заслужил… Припрячь его до лучших времен. Когда-нибудь этот крест ты будешь носить с гордостью. Обо мне никому ни слова, так надо.

Малец осторожно забрал неожиданную награду. Не каждый из повстанцев может медали раздаривать, значит, в УПА он большой чин. А кто таков, спрашивать не принято. Захотел бы, так сам сказал.

– Спасибо, пан.

– Демьяна Сурдла знаешь? В Красных Буграх он живет.

– Кто же его не знает? – удивился хлопец. – Добрый пан, богатый.

– Давай беги к нему, пусть меня заберет. Скажешь, что Коршак пришел. И более никому ни слова!

– Сделаю все как нужно, пан, – сказал малец и побежал по дороге.

– Постой! – крикнул Теркул. Паренек остановился и выжидательно посмотрел на незнакомца. – Хата здесь пустая есть, чтобы никто меня не заприметил?

– А вот эта, вторая с краю, – показал он на крепкую мазанку, утопавшую в яблоневом саду. – Там никого нет.

– Чья это?

– Наша. Батя с маткой и братьями в поле будут до самого вечера… Правда, двоюродная сестра должна подойти, она за сыром к свояку пошла в соседнее село.

– Хорошо… Я до вечера уйду. Не потревожу. Обо мне никому ни слова!

– Понимаю, пан, что я, маленький, что ли.

Теркул осторожно ступил в хату. Горница обыкновенная, светлая и простая, без особых излишеств. В углу стояла резная кровать, в изголовье три по-душки с вышитыми наволочками, над ней, закрепленная к балке, висела выдолбленная из единого куска дерева люлька. К стене приперт небольшой стол с белой скатертью, на стенах – фотографии.

Неожиданно дверь отворилась, и в комнату вошла молодая девушка; повязанный платок скрывал лоб и шею, руки стыдливо спрятаны за спиной. Где-то Коршак ее встречал, причем не так давно, вот только никак не мог вспомнить, при каких именно обстоятельствах.

– Послушай, кажется, мы с тобой где-то встречались.

– Встречались, – тихо произнесла девушка и убрала руки из-за спины.

В правой ладони у нее оказался револьвер, ствол которого смотрел точно ему в грудь. Теркул мгновенно вспомнил подробности того рокового дня: мольбы о пощаде, кровь, изуродованные тела – и побледнел. Проглотив ком, подступивший к горлу, негромко спросил:

– Как тебя звать?

– Валентина.

– Послушай, Валентина… Положи пистолет.

– Ты убил моих родителей!

– Я тебе сейчас все объясню, – шагнул Коршак вперед. – Ты неправильно поняла, было совсем по-другому. – Еще один небольшой шажок. – Мы разберемся с этим делом пообстоятельнее, будет следствие, вот увидишь, виновные будут наказаны.

Крепко сжимая пистолет в руке, Валентина безбоязненно наблюдала за его приближением. Голос у Коршака был вкрадчивый, он буквально завораживал, подчинял себе, связывал по рукам и ногам.

– Стояти, пан! – громко выкрикнула девушка, заставив Теркула остановиться. – Теперь я понимаю, как ты людей убиваешь. Они тебе верят, а ты их обманываешь.

– Послушай… – сделал Коршак еще один шаг вперед.

И тут девушка дважды нажала на курок. Он дернулся, отступил, слегка приподнял отяжелевшие руки, надеясь закрыть брызжущую кровью рану, но, не дотянувшись до груди, рухнул на пол.

Из другой комнаты вышел крепкий мужчина лет сорока, за ним, опасливо посматривая на убитого, шагнул Януш.

– Вот теперь мы в расчете, – произнес мужчина, разглядывая убитого. – А ты молодец, Валентина, не побоялась. Не ожидал. Может, мне это нужно было сделать, а то…

– Нет, – твердо произнесла девушка. – Я должна была сама.

– Наверное, ты права, – задумчиво произнес хозяин. Повернувшись к мальцу, сказал: – Никому ни слова! Соседи будут спрашивать, что за стрельба, скажешь, что батяня в ворон палил.

– Не маленький я, батя, – обиделся малец.

– Ночью в лес его отвезу, там и закопаю. А сейчас давай в подвал стащим. – Взяв убитого за плечи, скомандовал: – Ну, что стоим? Не одному же мне корячиться!

По тревоге были подняты два полка – один стрелковый, другой – запасной. Искали Коршака целый день, расширили район поисков, заблокировали все дороги, однако Теркула так и не нашли. Только когда стали прочесывать местность по второму разу, то на опушке леса, километрах в пяти от овражка, где его видели в последний раз, отыскали его труп, едва присыпанный землей. Темная история. Непонятная. Бойцы утверждали, что проходили в этом месте, но раскопов не заприметили. Не исключено, что Коршака убили позже, а труп вывезли в лес.

Увы, не таким виделся конец истории: следовало бы его допросить, выявить законспирированное подполье, а потом судить по всей строгости и только после этого прилюдно повесить на площади.

Командировка у капитана Романцева завершилась, нужно было по-быстрому закончить дела и собираться в обратную дорогу.

И все-таки сделано было немало: нашли в лесу тело капитана Севастьянова, теперь он не пропавший без вести, а самый настоящий герой. А его молодая жена с малолетним сыном могут рассчитывать на положенную пенсию. Убитого отца и мужа не вернуть, но хоть какое-то утешение.

Ну, и письмецо нужно успеть написать жене, чтобы отправить его с ближайшей почтой.

Сев за стол, Тимофей принялся писать.

«Здравствуй, милая моя, родная Зоя!

Наконец пролился дождь. Черное небо располосовали яркие молнии, зазвучали раскаты. Бабахало так, как бывает только на передовой. Настоящая канонада. Вот только вместо тяжелых осколков и снарядов спекшийся под солнцем чернозем взрыхляли упругие струи дождя. Смотреть на оживление природы было сладостно.

Тимофей подошел к окну и распахнул его настежь. Комнату заполнила свежесть. Некоторое время он стоял у распахнутого окна, чувствуя на своем лице обжигающие капли дождя, а потом аккуратно прикрыл створки.

Эпилог

Председатель Государственного комитета обороны Иосиф Сталин вызвал на Ближнюю дачу маршала Ивана Конева и комиссара государственной безопасности 2-го ранга Виктора Абакумова в десять часов вечера. Однако им пришлось ждать более получаса – незапланированный разговор с маршалом Рокоссовским затянулся. И когда в нем была поставлена последняя точка, Сталин поднял трубку и спросил у Поскребышева:

– Конев с Абакумовым в приемной?

– Да, товарищ Сталин.

– Пусть заходят, – сказал Иосиф Виссарионович.

Поднявшись из-за стола, он вышел навстречу офицерам и тепло поздоровался с ними за руку.

– Прошу вас, садитесь, товарищи, – показал Сталин на стулья. Когда Конев с Абакумовым разместились, он внимательно посмотрел на них и продолжил:

– Так что вы мне доложите? Кто начнет? Ну, давайте с вас, товарищ Конев.

– Мы уже обменялись мнениями с Виктором Семеновичем, – заговорил маршал Конев. – Со стороны военной контрразведки проведена очень серьезная работа, она в значительной степени оказывает поддержку наступательному характеру наших армий. В настоящее время войска развивают наступление и проводят операцию по уничтожению бродовской группировки немцев. Мы рассчитываем через неделю выйти к реке Сан и захватить там плацдармы для дальнейшего наступления танковыми армиями. Без твердого тыла, когда не можешь быть уверенным, что тебе никто не ударит в спину, сделать это было бы значительно труднее.

– Вы провели большую работу, товарищ Абакумов.

– За прошедшие две недели нами было уничтожено несколько строго законспирированных формирований УПА и ряд руководителей высшего звена. Один из них – краевой командир Иван Теркул… Что особенно важно, между подразделениями Западного военного округа УПА нарушено сообщение. В настоящее время бандеровцы вынуждены уйти в глубокое подполье. И это только начало нашей работы, товарищ Сталин. Ликвидация главарей Украинской повстанческой армии продолжается, буквально каждый час ко мне поступают новые данные. Могу сказать следующее: в настоящее время значительная часть бандеровцев вытеснена из городов, они предпочитают прятаться в сельской местности, где конспирация налажена посерьезнее. Мы продолжаем выявлять главарей бандформирований и уничтожать их, после чего банды распадаются сами собой.

– Сколько вам потребуется времени, чтобы окончательно переломить ситуацию в нашу пользу?

– В городах деятельность бандеровцев сведена к минимуму, но они весьма активно действуют в сельской местности. Думаю, что без помощи армейских подразделений нам придется сложнее. Борьба с УПА принимает широкий характер.

– А вы что скажете на это, товарищ Конев?

– Я успел уже достаточно хорошо познакомиться с украинским национализмом и прекрасно осознаю, какую угрозу он собой представляет. Уверен, что они доставят нам немало хлопот и после окончания войны. Мне кажется, что с проявлениями национализма нужно бороться предельно жестко! Со своей стороны, я бы предложил в каждом селе Западной Украины размещать военные гарнизоны и вести активную политическую агитацию среди местного населения. Сельские жители менее грамотные, меньше всего разбираются в политической обстановке и поэтому более всего подвержены внушениям украинских националистов.

– Что ж, в ваших доводах немало разумного. Я подумаю об этом. Можете быть свободны, товарищи.

Оставшись в одиночестве, Верховный главнокомандующий подошел к карте и долго ее рассматривал. Затем, вернувшись к столу, взял синий карандаш и написал на листке бумаги: «Украина – гарнизоны».