Глава 16. Взорвать склад с боеприпасами

Капитан Романцев, спрятавшись за кусты сирени, не без улыбки наблюдал за тем, как связного целый час водят по кругу. Стоявший рядом Игнатенко, напротив, был сосредоточен и хмур. Несколько раз, укрепляя «легенду», Бояна заставляли обходить воображаемые ямы, а когда тот изрядно натер сапоги, с головы сняли повязку и указали направление к дороге.

– Иди прямо на одинокую сосну, а оттуда спуск прямо к дороге, через небольшой лесок.

– Разберусь…

Боян не торопился уходить. Терпеливо подождал, когда сопровождающие скроются в чаще, а потом уверенно зашагал в противоположную сторону.

– Идем за ним, – повернувшись к Игнатенко, сказал Романцев.

Осторожно, стараясь не наступить на сухие ветки, зашагали за связником.

Тимофей шел на значительном отдалении: впереди мелькала только размазанная в ночи тень, порой терявшаяся в чернеющихся сгустках облаков. Потом силуэт вновь появлялся, выглядя почти черным на фоне бледнеющего горизонта.

Связной остановился лишь однажды, когда зашел в густой ельник. Сориентировавшись, направился в сторону грунтовой дороги, уводящей в Броды. Шли довольно долго. Стороной прошли село Покровки, лежавшее по обе стороны большака, повернули к селу Красные Бугры, растянувшемуся на добрые две версты.

Было понятно, что село ему хорошо знакомо: сокращая расстояние, он проходил через огороды, сворачивал в переулки. Романцев с Игнатенко старались держаться на значительном расстоянии, чтобы оставаться незамеченными. В какой-то момент им показалось, что связника они упустили, но затем он вдруг обнаружился на окраине поселка, когда шагал к большому двухэтажному каменному дому с высоким парадным крыльцом.

– Кто живет в этом доме? – спросил Романцев.

– Демьян, председатель колхоза, – уверенно ответил Игнатенко.

– Большой он себе дом отгрохал.

– Перепало ему… Прежде в этом доме помещик жил.

– Понятно.

– Я вот что думаю, странно все это… Почему он к нему пошел? Демьян не был замечен в связях с бандеровцами. Наоборот, всецело был за Советскую власть! Не на словах, а на деле… Он ведь в этом селе третий председатель за последние полгода. Обоих предыдущих бандеровцы убили… Может, этот Боян – его родственник? Мало ли?

– Потом расскажешь мне об этом Демьяне пообстоятельнее. Нужно проверить.

– А ведь ты его видел, Тимофей, – напомнил Игнатенко, – он на подводах хлеб привез в часть.

– Тот самый? – вспомнил Романцев. – Помнится, тогда он еще сказал, кто же еще Красной армии поможет, если не свой советский народ. Только у меня теперь его хлебушек поперек горла застрянет… Думаю, он в часть не просто так наведывался, а чего-то вынюхивал или с кем-то встретиться хотел. Я тут служу без году неделя, но уже ничему не удивляюсь.

– Может, нам их задержать?

Тимофей смотрел в спину удаляющегося бандеровца. Шаг твердый, можно сказать, хозяйский. Ни от кого не прятался. Пересек кустарник, разросшийся вдоль обочины, и появился вновь уже перед самой оградой барского дома. Открыв калитку, вошел во двор и захрустел подошвами по дорожке, усыпанной гравием. Поднялся на крыльцо, коротко обернулся и уверенно постучался в массивную высокую дверь, распахнувшуюся тотчас, словно его уже дожидались.

– Вдвоем нам их не взять. В доме может скрываться целое гнездо бандеровцев, – задумчиво произнес Романцев.

– В километре отсюда часть стоит. Можно подмогу вызвать. Обернусь быстро.

– Давай, – разрешил капитан. – А я пока их покараулю.

Игнатенко скорым шагом заторопился через лес.

На первом этаже особняка вспыхнул свет, и через полупрозрачные занавески можно было увидеть силуэты двух мужчин, стоявших в центре комнаты, переговорив, они скрылись где-то в глубине помещения. Свет тоже погас, окно зачернело, проглотив силуэты людей.

Не спалось, хоть ты тресни! Одолевали дурные предчувствия. Бессонницу усиливала душная ночь, буквально раскалившая воздух. Открывать окно тоже не дело, – налетит мошкара, особенно злющая в эту пору, тогда уж точно покоя не дождешься.

А тут еще сухота проявилась, которая буквально иссушила горло. Поднявшись, Демьян прошел к печи и черпнул ковш воды. Выпил два глотка. Машинально кинул взгляд во двор и увидел, как к дому быстрым шагом подходит человек. Всмотревшись в силуэт, он узнал Бояна, прежде служившего в сотне Кошеля, а ныне – доверенное лицо краевого командира.

По какому он делу? Какая такая напасть приключилась?

Отыскав брешь в черноте сгрудившихся облаков, проклюнулся месяц, осветив озабоченное лицо Бояна.

Набросив на плечи душегрейку, Демьян вышел из комнаты и быстро спустился вниз. В дверь раздался настойчивый стук.

– Кто там? – для порядка спросил он.

– Открывай, свои! – послышался знакомый нетерпеливый голос.

Отодвинув щеколду, Демьян впустил гостя.

– Почему ты сюда пришел? Тебя могли увидеть.

– Никого нет, не переживай, я был бдительным. У меня к тебе дело.

– Что за дело?

– Мне нужно затаиться на день, а потом я уйду. Москали меня ищут.

– А если тебя все-таки кто-то видел, тогда что? – строго спросил Демьян. – И меня спалишь, и сам погоришь ни за грош.

– Мне что, идти назад? – хмуро спросил Боян.

Приоткрыв занавеску, Демьян снова посмотрел во двор. Никого.

– Ладно, оставайся, что с тобой сделаешь. Комиссары мне доверяют.

– Ты один?

– Один… Жена завтра подъедет, к теще уехала.

– У тебя будет что поесть? Сутки не жрамши.

– Картошка печеная устроит?

– Вполне. А маслица к ней не найдется?

– Будет и масло.

Прошли в просторную комнату, больше напоминающую зал. В самом центре стоял длинный стол, сколоченный из гладких дубовых досок, за которым вполне могло разместиться два десятка человек. Мебель в комнатах тоже барская, обитая дорогими тканями. Председатель колхоза не бедствовал. Для украинского села это вполне обычное, ни у кого не вызывало удивление, когда рядом с хатой, вросшей в землю, возвышались каменные хоромы.

Боян сел на стул, обитый красным бархатом, и, усмехнувшись, оглядел комнату:

– Откуда столько добра?

– У пана одного экспроприировал, – довольно ответил хозяин, расставляя на стол хрустальные чарки.

– А он не возражал? – хмыкнул бандеровец, невольно задержав взгляд на руках Демьяна. Они у него большие и широкие, как две совковые лопаты. Крохотные изящные чарки в его пальцах смотрелись совсем миниатюрно. Таким рукам больше подошла бы соха или кузнечный молот.

– Возражал… А только кто его послушает? Да и ни к чему ему это добро. Там, куда он ушел, оно точно не понадобится… А мне еще послужит. Я свое забрал! Сколько лет я на этих ляхов горбатился!

Выпили дружно горилки, закусили копченым салом, оказавшимся весьма аппетитным.

– А хорошо у тебя здесь, – сказал Боян, усиленно работая челюстями. – Сытно.

– Не хочу гневить бога, жаловаться грех, – буркнул Демьян.

– Послушай, Демьян, а ты ведь теперь сам пан. Не боишься, что большевики все отберут? Как-то не жалуют они богатых.

– Пока мы здесь, не отберут! Будем воевать с ними до последнего оккупанта на нашей территории… Ты ничего не слышишь? – вдруг насторожился хозяин.

Гость расслабился, горилка притупила горечь прошедшего дня, задышалось как-то легче. Закусь у Демьяна тоже оказалась отменной. Жаль, что не каждый день приходится так угощаться. Впереди – долгое прозябание в блиндаже, и когда выйдешь на белый свет – неизвестно.

– Ничего не слышу, – ответил Боян и щедро, расплескивая через край горилку, разлил ее по чаркам. – Показалось.

– Береженого бог бережет!

Погасив керосиновую лампу, хозяин тотчас утопил в темноте ночного гостя, угощения, расставленные на столе, барскую мебель, пузато выпиравшую у стен, виден был только угол шкафа, строптиво торчавший подле двери. Поднявшись, Демьян подошел к окну, осторожно отодвинул край занавески. Широкий двор, подсвеченный выглянувшей луной, был пуст; некоторое время он всматривался в кусты, разросшиеся за оградой, – тоже никого. И вдруг в тот самый момент, когда хотел уже отойти от окна, он увидел, как от сарая отделилась фигура и стремительно перебежала в сторону дома.

Отпрянув назад, Демьян выкрикнул:

– Кого ты ко мне привел?!

– Никого не было.

– Глянь в окно, – зло прошипел хозяин.

Через неплотно сдвинутые занавески Боян увидел группу автоматчиков, забежавших во двор. Пригнувшись и прячась за дворовые постройки, они вытянулись в цепочку и умело охватывали усадьбу по периметру.

– Проклятье! У тебя есть другой выход?

– Пойдем вниз, может, успеем.

Сбежали по ступеням к черному ходу. В парадную дверь уже настойчиво стучали:

– Откройте! Будем ломать дверь!!

Демьян вытащил из шкафа два автомата: один «ППШ», другой «Шмайсер», из ящика достал две «лимонки».

– Жаль, жену не дождался… Ладно, все равно когда-нибудь помирать! Ну и подарок ты мне сделал… Держи! – протянул он Бояну «Шмайсер». – Мне из «ППШ» как-то сподручнее. Может, и прорвемся.

Отодвинув щеколду, Демьян вышел прямо в густой кустарник, немного впереди – невысокая ограда, за которой метрах в пятнадцати темной полосой тянулся густой лес. Входная дверь сотрясалась от ударов. Несмотря на крепость, долго ей не выдержать.

– Ломай ее!! – распорядился чей-то командный голос.

Дубовая дверь натужно заскрипела, но продолжала стойко сдерживать натиск.

За кустами, недалеко от черного хода, пристально посматривая по сторонам, стояли два автоматчика.

– Их нужно отвлечь, иначе не выйти. Постой…

Выдернув чеку гранаты, Демьян бросил «лимонку» в сторону двери и спрятался за угол. Граната весело застучала гранеными боками по гладким доскам, подкатила к самому порогу и замерла. Еще через секунду ахнул громкий взрыв. Дом будто бы подпрыгнул, с потолка полетели пласты штукатурки, поверженным великаном рухнул громоздкий шкаф, раздавив стоящий подле него секретер, на пол, позвякивая, полетел расколоченный фарфор. Входная дубовая дверь сумела противостоять взрывной волне – перекосившись, она уперлась углами в стену. Автоматчики, стоявшие за кустами, метнулись к парадному входу, освободив дорогу.

– Вперед! – выкрикнул Демьян и, пригнувшись, побежал прямо на колючие кусты.

Уверенно пробежал несколько метров, легко перепрыгнул через плетень. Боян, стараясь не отставать, устремился следом. Далее темной стеной, растопырив по сторонам ветки, встал густой еловый лес, готовый принять в свои объятия.

– Вон они!! – послышался за спиной крик. – Окружай!

Несколько автоматчиков, отрезая путь к отступлению, забежали в чащу. Трескуче захаркали короткие автоматные очереди. Эхо гулко раздавалось в лесу и тут же умолкало.

– Брать живыми! – приказал задорный молодой голос.

Красноармейцев оказалось неожиданно много, трескучие выстрелы раздавались отовсюду, зазвучали чаще, предупреждающе разрезали чащу, трепали густые кроны, зло срывали листву, разбрасывая ее по сторонам.

– Ну и влипли! – зло процедил Демьян. – Кто знал, что такое будет. Идем оврагом, можно проскочить.

Ломая ветки, стали спускаться по косогору. С противоположной стороны остервенело затрещал автомат, отрезая возможность продвигаться дальше. Немного в стороне топкая зловонная болотина, ее просто так не обойти. По другую – небольшое озеро, заросшее по берегам камышом, немного ниже – узкий овраг.

– Брать живыми гадов!! – не уставал предупреждать все тот же задорный звонкий голос.

С каждой минутой крик звучал ближе, едва ли не орал в самое ухо.

– Хрен я вам дамся живым! – криво усмехнулся Демьян и, рванув чеку, бросил гранату прямо на этот голос.

– Ложись! – раздалась в ответ короткая команда.

Граната разорвалась громко, стволы тряхнуло взрывной волной, и рой осколков хищно впился в древесину. Густой листопад укрыл затаившихся бойцов. С трех сторон, не давая приподнять голову, замолотили автоматы.

– Отползаем, – сказал Демьян. – Ты давай туда, – показал он на тропу рядом с озером, – а я попробую пройти по дну оврага.

– Нам нужно держаться вместе, – возразил Боян. – Если что, так лупанем из двух стволов. А там…

Договорить он не успел: неосторожно приподнявшись, оказался на линии огня, голова его вдруг дернулась назад, как это бывает от сильного удара, и брызнуло в лицо чем-то липким. Изуродованный череп тяжело ткнулся в мягкий сочный мох. Совсем рядом с собой Демьян услышал шорох. Повернувшись, увидел автоматчика, спрятавшегося за толстую липу. Выпустил короткую прицельную очередь на уровне головы. Пораненное дерево протестующе и болезненно тряхнуло кроной, колюче разлетелась по сторонам сбитая кора. Крутанувшись на земле, Демьян приподнялся, пробежал несколько метров по дну оврага, понимая, что в этот самый момент представляет собой удобную цель, но автоматы молчали, зачарованные его неоправданной смелостью.

Неожиданно прямо перед собой он увидел долговязого бойца, будто бы выросшего прямо из-под земли. Оставалось только вскинуть автомат и нажать на курок. Но сбоку с наставленными на него автоматами появились еще два красноармейца. В голове промелькнула нехитрая арифметика: даже если он пристрелит одного из них, то будет захвачен, а то и убит двумя другими. Понимая, что выхода не остается, Демьян приподнял автомат и приставил его к своему горлу. Почувствовал пальцем холостой ход курка, дальше должна наступить темнота… Но в этот самый момент кто-то сильно ударил его по рукам. Не удержав равновесия, Демьян повалился на землю. Запоздало громыхнул выстрел, выпущенная на волю пуля содрала с подбородка кожу и прострелила небо.

Ударившись о землю, он ощутил на зубах приторный ядреный вкус крови, а в ноздри сочно ударил запах сопревшей лесной травы. На плечи бетонной плитой прыгнул красноармеец, вдавил голову в землю. Тело обездвижилось, ногами тоже не пошевелить, и все тот же молодой голос зло скомандовал:

– Руки!

Демьяну мгновенно вывернули кисти назад, стянули запястья кожаным ремнем. Теперь он видел только кирзовые сапоги подошедших бойцов.

– Ловко вы его, товарищ капитан!

– Подняли гада!

Две пары крепких рук, не считаясь с его неудобствами, оторвали Демьяна от земли, причинив невероятную боль в суставах, и поставили на ноги.

– Попался, вражина! – едва ли не дружески произнес молодой капитан, сделав небольшой шаг вперед. Далее строго, уже не выбирая выражений, продолжил: – Вот что, фашистская гадина, где краевой командир?

– Не знаю никакого краевого командира, – скривил губы Демьян.

– Позвольте мне, товарищ капитан, – вышел вперед Игнатенко. – На правах старого знакомого. Я уже знаю, как с такими разговаривать. Ну что, Демьян, поговорим?

Невысокий, плотно сбитый, на коротких ногах, он как будто бы врос в землю и снизу вверх деловито смотрел на связанного председателя.

– Действуй! – разрешил Тимофей и отступил немного в сторону.

– Значит, хлебушком нас хотел попотчевать, в доверие втирался, гадина бандеровская… Я таких, как ты, всегда давил и дальше давить буду, – сурово проговорил Игнатенко, подступая едва ли не вплотную.

– Не запугаешь ты меня, недоносок, – брезгливо скривил губы председатель. – Можешь меня здесь порешить, а только более слова из меня не вытянете!

– У меня к таким гадам, как ты, личный счет. Застрелиться хотел?! – рычал Игнатенко. – Так я тебя сейчас научу, как нужно это делать, – приподнял он пистолет. – Пасть открой!

– Пошел ты!..

Игнатенко с размаху ударил Демьяна в переносицу, тот рухнул на землю, ударившись головой о пень. С разбитого лица обильно капала кровь.

– Не поднимать! – прокричал старший лейтенант бойцам, подскочившим к бандеровцу. – Я с ним так поговорю! Умереть хочешь, гнида фашистская, – оседлал он упавшего. – Ты думаешь, что здесь тебя уговаривать будут? Пряниками угощать станут? Не надейся! Кому сказано, открыть пасть! – Ломая зубы и рассекая десны, он воткнул ствол ему в рот. – Просто так ты не умрешь, я сначала тебя изуродую, а потом в расход пущу! Говори, тварь бандеровская, где краевой командир?!

– Я не знаю, – выдавил из себя Демьян.

– Считаю до трех… Раз… Два…

– Отставить! – приказал капитан Романцев.

Игнатенко неохотно слез с распластанного тела и обиженно проговорил:

– Зря вы так, товарищ капитан. Дали бы мне еще несколько минут, он бы у меня соловьем запел.

– Успеем еще поговорить. Вернемся сейчас в дом, может, там что отыщется.

– Думаете, он бы нас пожалел, если бы мы к нему живыми попали? Не надейтесь! Они бы нас на ремни порезали!

– Знаю… – Тимофей строго посмотрел на старшину Щербака: – Смотреть за ним в оба! Лично отвечаешь!

– Есть, товарищ капитан!

В дом вошли через развороченный взрывом вход. Осколки разбитого стекла усыпали коридор, напоминали о себе в дальних углах комнат, сердито потрескивали под подошвами. Громадный шкаф с посудой был перевернут, и из него неприглядными осколками вываливался разно-цветный фарфор.

Оперативники, разбив дом на секторы, по-деловому, тщательно, метр за метром, обыскивали дом. Успех пришел практически сразу: в подполе за кирпичной кладкой отыскалась большая сумма в немецких марках. Похоже, хозяин дома всерьез рассчитывал на возвращение своих хозяев. Здесь же хранилось несколько оккупационных украинских газет: «Новый путь», «Восход», «Новое украинское слово», «Самостийна Украина», в которых были напечатаны фотографии с местным населением, восторженно встречающим оккупантов, без хлеба и соли тоже не обошлось. В общей стопке обнаружилась газета на русском языке, называвшаяся «Правда». Ее название и заголовки были в точности скопированы с главного печатного органа Центрального комитета партии, с той лишь разницей, что вместо надписи: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь» было написано: «Трудящиеся всех стран, объединяйтесь для борьбы с большевизмом». На передовице, где нередко можно было увидеть фотографию генерального секретаря Иосифа Сталина, выступающего с трибуны, теперь был рейхсканцлер Германии Адольф Гитлер. Длинный заголовок, напечатанный в цвете, гласил: «Блестящие итоги германских успехов за два первых месяца войны с Советским Союзом». На одной из полок была обнаружена эсэсовская форма. Видно, хозяин настолько был в себе уверен, что не посчитал даже нужным запрятать немецкое обмундирование куда-нибудь поглубже.

Тимофей поднялся на второй этаж. Здесь также царил погром: взрывной волной выбило окна, в густом ворсе ковра под огнем керосиновой лампы поблескивали осколки, со стен упали картины в огромных рамах. Диван, топчан, стулья – мягкие, добротные, крепкие, сотворенные для услады тела и совсем недавно радовавшие хозяйский глаз, – теперь были покрыты толстым слоем штукатурки. На стенах, как заведено в деревнях, висели фотографии, разложенные в хронологическом порядке. Их было много, по всей видимости, это все ближайшие родственники, друзья, домочадцы. На некоторых из них Романцев узнавал хозяина дома. На первой еще малец, он был сфотографирован с родителями, щедро унаследовав материнские черты. На других – уже значительно подросший, торжественный, заснятый на улице какого-то города перед высоким костелом. Далее висел его большой портрет со следами ретуширования: совсем молодой паренек, лет шестнадцати, был сфотографирован в национальной рубахе. Черты лица правильные, с юношеской пухловатостью на скулах. Судя по всему, портрет входил в число его любимых, именно поэтому располагался в самом центре снимков.

Далее шла череда фотографий поменьше, на них были запечатлены различные эпизоды жизни хозяина дома. У одной, небольшой, пожелтевшей, где вдали просматривались одноэтажные каменные строения, очень похожие на казармы, Тимофей остановился. Откуда-то возникло смутное ощущение, что ему уже приходилось видеть эту фотографию, причем совсем недавно, вот только он никак не мог вспомнить, при каких именно обстоятельствах.

И тут его осенило – в доме Бронислава! На том снимке были такие же казармы, с широким плацем за спиной. Вот только стоящий рядом с ним человек был аккуратно срезан – от него остались только рукав и часть сапога. Теперь отыскалась вторая половина снимка, на которой в польской военной форме артиллериста был снят хозяин дома Демьян. Фотография была напечатана более четко, так что на дальних строениях прочитывались надписи на немецком языке. Следовательно, это был немецкий гарнизон, где Демьян проходил какую-то подготовку. Не исключено, что это диверсионный лагерь, после которого он был отправлен «Абвером» на территорию Советского Союза.

Внимание Тимофея привлекла небольшая тетрадь, валявшаяся на полу, из которой торчал небольшой уголок фотографии. Подняв тетрадь, он вытащил из нее снимок и увидел двух людей, стоявших на фоне все тех же самых казарм. Первым из них был Демьян, одетый в гражданскую одежду, а вторым был мужчина в эсэсовском черном мундире с погонами штандартенфюрера и жизнерадостно улыбался в объектив. По оперативным данным, именно краевой командир был одним из немногих, кто удостоился нацистского звания.

Романцев сразу узнал этого человека – почтальон, разносивший по селу похоронки. С точки зрения конспирации идеальное место для работы. Под предлогом разноса почты он мог войти в любой дом, переговорить, с кем нужно, кого-то предупредить. А самое главное, все это можно делать официально, буквально под носом у НКВД и военной контрразведки.

– Игнатенко, подойди сюда, – позвал Романцев.

– Что-то нашли, товарищ капитан? – откликнулся тот.

– Нашел… Посмотри сюда, узнаешь кого-нибудь?

– Мать моя! – невольно выдохнул Игнатенко. – Так это же Потап! Почтальон местный!

– Где он сейчас?

– А кто его знает? Подевался куда-то… Уже третий день никто найти не может… Обычный почтальон, ни в чем таком замешан не был, на заметке у нас не состоял. Наоборот, мы даже к нему с симпатией относились, поет очень душевно, мы его не раз приглашали перед бойцами выступить. Никогда не отказывался.

– Еще бы, служил в «Нахтигале». А там были отменные певуны! Где хозяин? Самое время поговорить с этим молчуном.

– В коридоре под охраной…

– Пойдем.

Взяв фотографию, Тимофей быстро зашагал по длинному коридору.

Демьян сидел на стуле со связанными за спиной руками. На голову наброшена плащ-палатка, концы которой небрежно свешивались на пол. По обе стороны от бандеровца стояли два автоматчика.

Сбросив с его головы плащ-палатку, капитан приказал:

– Смотри сюда!

Бандеровец поднял голову. В его поведении Романцев уловил перелом. За прошедшие часы он успел немало переосмыслить, что отразилось в его взгляде, сделавшемся потухшим, затравленным. Следовало посильнее надавить, чтобы сломать его окончательно, тогда пути для отступления уже не будет.

– Кто рядом с тобой в эсэсовской форме?!

Тимофей хищным взглядом впился в его лицо, отмечая малейшее движение лицевых мускулов. На какой-то миг губы Демьяна дрогнули, обнажив кровоточащую десну. Он сдавленно глотнул, справился со спазмом, подступившим к горлу, и ответил:

– Не знаю.

– А вот я тебе сейчас напомню, это краевой командир… Коршак! Хитро придумано – почтальоном быть! Меня интересует, где сейчас Коршак? Говори!

Побледневший, раздавленный, Демьян совсем не походил на себя прежнего – молодцеватого и подтянутого.

– Сходите к нему домой, может, он там.

– Вижу, что ты отменный шутник, не каждый день такого встретишь… Ты, наверное, много про «СМЕРШ» слышал: бьют, пытают, калечат, в камерах гноят… Только ведь это не вся правда, до этой камеры тебе сначала дожить нужно. Я тебя здесь раньше прибью! Никто даже не пожалеет о твоей никчемной жизни! – Вытащив пистолет, Тимофей неожиданно выстрелил прямо у самого уха Демьяна.

– Ыы-э-эмм… – взвыл тот.

– Этого тебе мало?! Ты думаешь, что я тебя жалеть стану?! Вторую пулю в лоб тебе пущу! Как ты думаешь, за что я орден Красного Знамени получил? За то, что в сорок втором таких гадов, как ты, пачками расстреливал! И рука у меня ни разу не дрогнула! Последний раз спрашиваю: где краевой командир?!

В глазах Романцева читалась решимость. Рука поднялась, глаза слегка прищурились, словно он выбирал на выпуклом лбу арестованного подходящую точку.

– Хорошо… Скажу. Сейчас он на пути к Червецам.

– Что он задумал?

– Взорвать склады с боеприпасами.

– Что?!

– Взорвать склады с боеприпасами, – более твердым голосом произнес Демьян.

Тимофей опустил руку с пистолетом. Взорвать склады с боеприпасами – замысел дерзкий, смелый, осуществить его под силу только крупным формированиям. Это не нападение на какой-нибудь захудалый сельсовет или обоз с прачками, здесь присутствовал стратегический выигрыш – отсутствие боеприпасов способно существенно переломить ход сражения.

Склады боеприпасов и вооружения в Червецах находились на особом счету, они занимали большую территорию, размещались в каменных, хорошо оборудованных помещениях, в которых прежде располагались казармы императорского артиллерийского полка. Запрятанные в густой чаще, скрытые для противника, склады вместе с тем находились в непосредственной близости от расположения Первого Украинского фронта, к которому для удобства была проложена железная дорога. Бойцы получали вооружение и боеприпасы безо всякой задержки.

Особую значимость склады сыграли во время Уманско-Ботошанской операции, когда войска генерала армии Конева значительно углубились на территорию Румынии.

В Червецах теперь стоял запасной полк, состоящий из новобранцев, которых после короткого обучения отправляли на фронт, – несение караула на складах было для них всего лишь одним из рядовых этапов начальной подготовки курса молодого бойца.

Для бандеровцев, имевших немалый боевой опыт, необстрелянные бойцы – не самый серьезный противник.

– Когда он собирается взорвать склады?

– Детали мне неизвестны. Может, уже сейчас поджигает фитиль.

– Игнатенко, со мной в часть! Быстро! Там должен быть телефон! Нужно позвонить в штаб полка. Сержант, возьмешь десять автоматчиков и доставишь арестованного в штаб дивизии! Там его допросят, как нужно… Будь уверен! – Последние слова капитан произнес уже на ходу.

Машину, спрятавшуюся в густом орешнике, было не видно. Водитель явно скучал – сидел за рулем и покуривал, выпуская через приоткрытое окно тонкую струйку дыма. Увидев подскочившего к кабине капитана, швырнул окурок в высокую траву и поинтересовался:

– Куда-то едем, товарищ капитан?

– Заводи! По-быстрому!