Как и везде, в Каменных Крестах всегда хватает бродячих собак.

Я их видел постоянно. Выйдешь из дому, и вот они, бегают себе стайками. Играют, разбираются между собой или с сосредоточенными мордами тянутся куда-то всей бандой. Бездомными и позабытыми этих тузиков назвать нельзя, да и брошены они весьма условно. То у одного поживут, то у другого, особенно тогда, когда хозяевам нужно отлучиться в райцентр или в отпуск. Посидит такой пёс во дворе, поработает в охране, откормится, соскучится по свободе, и снова на волю. Кто-то из местных иногда их подкармливает, часть пропитания псы добывают сами.

Деловые собаки нужны только промысловикам, но эти люди проводят жесточайший отбор, выискивая наиболее умных, адекватных, способных работать в тесной связке с человеком в условиях долгого пребывания в глуши. Промысловики могут пригласить, что ли, пару-тройку собак с собой, чтобы проверить их на месте — на работу по следу и чутью, на опасность, по контакту с диким зверем, прокачать на собачью смекалистость. Победитель остаётся в команде и получает всё положенное довольствие и уважение, неудачники опять отправляются на улицу.

Обычно эти стайки никаких хлопот не доставляют, таёжные собаки уравновешены, к человеку относятся дружелюбно. Если же какая-то взбрыкнёт с личной придурью, а тем более с так называемым дикованием или с настоящим бешенством, то никто с такой церемониться не будет. Собачьего приюта, как вы понимаете, в Крестах никогда не было, и вряд ли будет.

А сейчас собак нет. Вернувшись в посёлок, я сразу обратил на это внимание. Не видать на улице тявкающих стаек, всех собачек оставшиеся в Крестах аборигены разобрали по домам. В итоге псы не верят своему счастью! Кормят-поят, кличут по личному имени, водят рядом солидно — на ремешке кожаном. Собаки в одночасье стали дефицитом. Такая природная система сигнализации, а заодно и верный помощник в самообороне оказалась нужной всем. Кто не успел, тот опоздал, на всех свободных псов не хватило.

Если у меня когда-нибудь спросят, как можно решить проблему бродячих собак, то предложу отличный рецепт. Надо дождаться падения очередного крупного метеорита, пробуждающего монстров, и стаи тузиков с городских улиц как корова языком слизнёт.

Опоздавшие нашлись. Утром ко мне заходил очень нервный Ильяс Сарсембаев. Скинув куртку и оставшись в футболке, он сел за стол и сразу сообщил о своей незаслуженно собачьей жизни.

Да уж, расклад у него оказался таков, что не позавидуешь. Заказанную промысловиком собаку очередным рейсом должен был доставить плавмагазин. Однако второй за навигацию рейс судна не состоялся, состоялся карантин. Пароход не выпустили из Туры, потому что граница зоны теперь закрыта для всех плавсредств, включая маломерные, на неопределённое время. Причём вернули пароход уже тогда, когда плавмагазин прошёл две трети пути, находясь возле заимки Семёнова.

— Никитушка, вот ты, как писатель земли русской, просвети меня, тупого степного мальчика… — Ильяс, собравшись с мыслями, разразился чередой горячих вопросов: — Почему люди такие козлы? И почему, чем дальше эти козлы от нормальной тайги, тем их больше, а рога у них длиннее? И почему они такие тупые?

— Ну… Бытие определяет сознание, — мутно начал я, не зная, что тут можно сказать по существу.

— А их сознание не определяет случайно, что я эту собачку уже оплатил?

— Карантин же, приказ есть приказ.

— А козлятину не смущает собственная врождённая тупость? — никак не унимался промысловик. — Они, получив по радиосвязи распоряжение МЧС, находились как раз напротив избы Семёнова! Тут даже школьник сообразит! Я к Косте смотался, и он говорит, что запросто мог бы мою псину забрать. Если бы капитан плавмага стукнулся в эфире, никаких проблем. Прыг в моторку, десять минут, и все довольны! Но этот капитан-козёл даже не подумал о таком простом варианте! Что теперь будет с моей собакой? Это же живое существо, а не холодильник! Не мебельный гарнитур, пусть и заказной, не китайский набор кастрюль! Где он теперь пёсика держать будет, а?

— Факт, глупый поступок, — поддержал я друга.

— Люди не понимают, что делают мне очень грустно. У меня же всё в графике! Всё пучком! И вот, на тебе, косяк! Это то же самое, что не запастись перед сезоном патронами или капканами! А уж теперь…

— И бродячки закончились, — поддакнул я, проникнувшись его проблемой.

— Не говори. Всех! Всех растащили местные хитрованы, им палец в рот… Эх, был у меня на примете один перспективный пёсик. Поздно. И чего я три дня ждал, надо было сразу его забирать.

— Опередили? Так уломай кого-нибудь или выкупи! Деньги хорошие предложи. Хочешь, помогу?

— Никто не отдаст, — уверенно отрезал Ильяс. — Ни за какие деньги не отдаст. А уж того пригодного пёсика тем более, его мобилизовали.

— Кто это мобилизовал? — не сообразил я сразу.

— Участковый наш, отец родной! — нехорошо сверкнул белками Сарсембаев, и мне показалось, что сейчас он находится в другой эпохе. Свирепый воин верхом на боевом коне мчится впереди своего тумена с кривой саблей, опущенной к земле, готовый в нужный момент поднять наполненную тяжёлой кровью руку и нашинковать всех в салат. Ух!

Пару раз махнув над ковылём саблей, кочевник кашлянул и, возвращаясь в реальность, продолжил:

— На блокпосту пёс, не выцарапать.

— А… Похоже, видел его. Что тут можно посоветовать, я и сам без собаки. Но у меня сторожевой кот.

— О-о… Кота тем более не достать, бабки теперь в обнимку с ними спят. Мне что, своего горностая обнять и плакать?

Ильяс иронически хмыкнул, помолчал, затем придвинул к себе ещё не открытую жестяную банку с чешским пивом, прочитал название и, предваряя моё предложение, тяжело покачал головой.

— Если приманю какую-нибудь, приведу к тебе, — пообещал я.

— Спасибо, братка! Что-то всё идёт не так, как нужно, тёмная полоса, — тут он сменил тон, начав говорить с совсем другими интонациями. Не жёстко и зло, как минуту назад, а тихо, доверительно и даже несколько жалостливо:

— Уже месяц какая-то хрень происходит. Ложусь ночью поздно, в половину первого, а то и в час ночи. Раньше-то край в десять уже дрых! А сейчас на ноги подрывает без десяти шесть, в шесть. Иногда в полседьмого. Глаза нараспашку, голова ясная, а в ней вопрос: ну и что теперь? К двенадцати часам уже устаю. Хочу спать. Могу прямо в лодке уснуть или сплю в одной из избушек, куда приехал. Если в зимовье, то тихий час обязателен, уже вошло в привычку. Меня всё это неимоверно раздражает. Бесит! В тайге так не живут, таёжник по солнышку день строит, как природа велит! Первое: надо работать, дел невпроворот, а тут, падла, сплю! Второе: выспавшись во второй половине дня, вечером опять же тяжело засыпать. Круговорот ленивца в природе. Да, однажды решил поддержать себя мощной дозой крепкого кофе. И меня вырубило еще сильней! Что делать, Никита? Старею?

— Ёлки, ты ничего не напутал в сценарии?! — вскричал я с полным пониманием. — Это же мои реплики, со мной то же самое происходит! День меняется с ночью, как бог на душу положит. Сон рваный, нервный, неожиданно просыпаюсь и тупо смотрю в потолок. Потом добираю.

— Ты писатель. Ночью, поди, нетленку творишь, — тут же нашёл объяснение промысловик.

— Не… У меня такое давно. У знакомых и приятелей нашего возраста тоже подобное творится. Отчасти, как говорят, это действительно возрастное, но если длится долго, то нужно провериться у врача.

— Вроде бы кто-то советовал в таких случаях принимать витамин D, — припомнил Сарсембаев.

— Может быть. Повторю, но только после проверки! Насколько я помню, у тебя контузия в анамнезе, правильно?

— Имеется такая зарубка, с Чечни.

— Остеохондроз шейного и грудного в запущенной стадии, комплектом, угадал? Иди к толковому неврологу с диагностикой сосудов шеи и того важного органа, который думает, что он думает.

— Как изловишь невролога, приводи и его.

— Нет, я серьёзно, навести спеца. Или хотя бы к девчатам в ФАП. Они не неврологи, но опыт-то огромный. А может, у тебя неврастения.

— Вот это похоже! — обрадовался он. — И у тебя?

— Не удивительно, — усмехнулся я. — В общем, нужен пустырник.

— На спирту!

— Вот лекарство и найдено, брат! Так что, хряпнем?

Ильяс замялся, поёрзал, но ответил отрицательно:

— Не, братка, пойду-ка я идеи генерировать, без них мне возвращаться нельзя… Вот что, попробую-ка я ещё разок навестить Костю Семёнова, у него три собаки. Может, удастся этого старого хрена уговорить.

Когда промысловик ушёл, я как-то неожиданно возбудился и решил, что наконец-то пора принимать какие-то внятные решения относительно дальнейших действий.

Плана не было от слова совсем, как говорят в социальных сетях.

Назад в зимовье и мне стало боязно возвращаться. Отлично оборудованное убежище современного отшельника при всех его достоинствах не тянет на звание настоящего блокгауза, способного выдержать натиск орды свирепых команчей. Про индейцев я благодаря кинематографу знаю всё, воевать с ними подручными средствами учился с раннего детства, а вот новый противник ещё не изучен. Мыслительные и физические способности чудовищ до сих пор не прояснены ни на страницу псевдонаучной статьи.

Способны они на длительную осаду, нападают ли слаженной группой, как между собой взаимодействуют? Насколько быстро эти твари способны с корнем вырвать крепкие ставни или выломать дверь? Фёдор, может, и даст знать вовремя о надвигающейся опасности, но плечом к плечу шерстяной негодяй встанет вряд ли.

Собачья троица, бегающая вокруг избы, способна замотать любого пришельца и дать хозяину драгоценное время, необходимое для верного прицеливания. Вот только неизвестно, как они поведут себя страшной тёмной ночью, когда рядом не окажется человека-вожака. Рядом с хозяином собака и охраняет добросовестно, как на блокпосту. Вполне может быть, что кабыздохи, завидев таёжную жуть, спрячутся в норы или героически чесанут вдоль берега.

Проблему могло бы решить минирование подходов к поляне, и это очень хорошая фантастическая посылка для рассказа.

Но и в посёлке мне совершенно не хотелось оставаться. Зелёная тоска, глупое безделье, здесь сейчас только горькую пить. Вчера на площади перед администрацией состоялся вялый митинг протеста, на который я, естественно, не пошёл. Это уже третий по счёту сход недовольных. Соседка сказала, что народу было очень мало, в основном бузили старики, но какое-то коллективное письмо люди всё-таки подписывали.

Статус Каменных Крестов тоже изменился.

Краевые, а может, и федеральные власти поначалу ограничили карантинную зону окружностью с радиусом в сто километров. Быстро поняв, что такая площадь окажется недостаточной для гарантированной изоляции активной зоны последствий феномена, они увеличили радиус поначалу до двухсот, а затем и до трёхсот километров. В результате зона отчуждения на юге района захватила не только Ванавару, но и прилегающие участки Подкаменной Тунгуски, куда попали Байкит и Куюмба. Таким образом, в зоне отчуждения оказались таёжные поселения, не имеющие возможности для коммутации. Сейчас только сертифицированный идиот рискнёт отправиться на юг к соседям. Не ясен и режим работы паромной переправы.

В соответствии с изменением карантинного режима передвигался и заградительный блокпост на грунтовой магистрали Каменные Кресты — Северо-Енисейский.

Оба прииска и горнодобывающее предприятие «Маргансиб» в два потока вывезли на материк почти всех вахтовиков и командированных специалистов, оставив на объектах по одной сборной бригаде дежурных электриков, слесарей и групп охраны объектов. Причём большинство из оставшихся — крестовцы. Замерли станки лесопилки. Свернули свою деятельность складские хозяйства, гаражи дорожной техники и мастерские предприятий, расположенные в посёлке, не работает дебаркадер.

Каменные Кресты опустели, как после эпидемии чумы, даже в полдень улицы пустынны. Выехали и некоторые из местных жителей, чиновники и управленцы. Глава поселения Песегов, человек добродушный, веселый и, как рассказывают, в прошлом порядочно распущенный, администрирует в вынужденном одиночестве. Из всего персонала у него остались только личный водитель, радист, делопроизводитель и помощница-жена. В здании администрации по графику работает стационарная радиостанция, с помощью которой осуществляется связь с районом и с приисками. Сегодня в поселении живут в основном старики, которым некуда деваться, и все те, кто останется в Крестах при любых обстоятельствах, вплоть до ядерной войны. Не собирались уезжать и те, у кого здесь стоит крепкое хозяйство, самые независимые люди. Они и хозяйства-то заводили, чтобы как можно больше производить и по возможности реализовывать, а не покупать в магазинах. Те самые старожильцы-коренные, настоящие чалдоны, которые выросли в твёрдом убеждении: это моя земля, и я её никому не отдам. Вот и я остаюсь. Если честно, то патриотизма в этом поступке пока нет, есть упрямство.

Кто не успел, тот опоздал, правило работает безукоризненно. Если сейчас я, к примеру, возжелаю покинуть токсичное место и отправлюсь на джипе в сторону Северо-Енисейского, то на заградительном блоке меня грубо тормознут, а если начну выдвигать претензии, то без долгих разговоров отправят в карантинный лагерь. Злые языки поговаривают, что попав туда, человек получает все шансы надолго остаться за колючкой. Или в лаборатории учёных, причём безвозвратно, если у науки возникнет подозрение в том, что пациент был укушен тварью. Рисковать свободой, понятное дело, никто не хочет, хотя я по-прежнему убеждён в том, что при желании смог бы смыться по рекам и речушкам.

Собственные блокпосты имеет и посёлок, всего их три: два на дорогах, ведущим к приискам «Удачный» и «Волчья падь», ещё один стоит на магистральной выездной трассе. Безопасность с восточного направления обеспечивает силами оставшихся на предприятии бригад горный комбинат. Там народу побольше — нужно обслуживать электростанцию и котельную, контролировать состояние рудника. Последний элемент системы охраны и обороны — наблюдательный пост на Таймуре, где двое мужиков, периодически патрулирующие ближнюю акваторию на моторной лодке, круглосуточно живут на дебаркадере.

В посёлке нет постоянно действующего поста МЧС, хотя спасатели регулярно появляются на вертодроме. Их яркие вертушки прибывают и уходят вглубь зоны через день-два. Что именно они делают в окрестностях эпицентра и каковы успехи групп, неизвестно.

Точно так же поступают приезжие вежливые зелёные человечки в масках — посадка, заправка, во время которой десант сидит на траве вокруг крылатой машины или быстренько наведывается в посёлок для пополнения съестных припасов, затем происходит погрузка и визуально тревожный, тяжёлый какой-то уход вглубь зоны… Пассажиры транзитных бортов ведут себя тихо, не быкуют, что называется, других не расспрашивают, но и сами ничего не рассказывают.

Периодически на футбольном поле, на котором по-прежнему играют неугомонные мальчишки, присаживаются старенькие «Аннушки», доставляющие продовольствие, в том числе и коммерческие грузы. Замерев в раздумьях у окна и оглядывая пустой двор, я запоздало подумал, что Сарсембаеву стоило бы поговорить насчёт доставки собаки с пилотами Ан-2. Надо подсказать.

Местные вояки не высовываются вообще, что удивительно. Они замкнуто живут за стеной тайги и периметром из колючей проволоки, на их блокпосту стоит усиленная охрана. Тем не менее легко убедиться, что маленький гарнизон войсковой части если и не совсем здоров, то уж точно жив. В части словно не заметили катастрофы, и военные явно не собираются участвовать в ликвидации её последствий. В последнее время к ним приходят тягачи с огромными трейлерами, привозящие какие-то огромные агрегаты, укрытые серым брезентом. Уродливые ажурные излучатели, похожие на гигантские рога мифологического чудовища, как и большущие параболические антенны, регулярно оживают, зловеще ворочаются, что-то ищут в хмуром эвенкийском небе… Наверное, на воду дуют — караулят третий метеорит.

ФСБшники если и появлялись в посёлке, то об этом никто не узнал. Раньше два раза в неделю по утрам в Кресты приходил социальный автобус «ПАЗ», связывающий жителей анклава с Северо-Енисейском. Понятно, что сейчас все рейсы отменены.

Ресторан «Макао» закрылся, напуганный владелец уехал в Красноярск. А вот «Котлетная» держится! Юля Мифтахова оказалась посмелей многих мужчин, и работоспособность заведения, а заодно и единственное теперь тусовочное место сохранила. Правда, выгодных клиентов там — раз, два и обчёлся, остальные заходят поболтать, узнать последние новости. Отважная женщина говорит, что бизнес заведения частично поправляют набегающие транзитчики — парни молодые, здоровые, всегда готовые быка сожрать без специй.

В посёлке по-прежнему работает коллектив ФАП — фельдшерско-акушерского пункта, лямку тянут три женщины. Можно сказать, что это единственное подразделение, которому хоть в чём-то повезло. Медиков усилили прикомандированными: специальным учёным человеком неопределённого возраста и молодым лаборантом в очках, подкинули оборудования. Отныне всех удачливо убиенных тварей положено сгребать в кучу и оперативно тащить в спецлабораторию. Там их пилят-режут, первично исследуют и описывают. Самое ценное для науки пакуется в герметичные мешки для отправки, а тела сжигаются в больших муфельных печах реммастерской комбината. Местное население такой порядок утилизации вполне устраивает. После того, как бойцы подстрелили на блоке первого прыгуна, никто не знал, куда девать мёртвую тушу. Закапывать в землю крестовцы опасались, а ну как оживёт?

Прорывы тварей на территорию посёлка случались. Увы, есть и человеческие жертвы. Три человека погибли в самом посёлке, ещё четверо пропали без вести. В те первые дни нашествия монстров, самые страшные, непонятные, только приобретался необходимый опыт, а регламенты, практики охраны и обороны ещё только отрабатывались.

Чаще всего оставшиеся обитатели поселения сидят по домам, зато на улице можно увидеть играющих детей из оставшихся семей, чему я сильно удивился, приехав в Кресты после героического прорыва. Впрочем, поселковые дети всегда были предельно самостоятельны. Порой кажется, что они не боятся самого дьявола.

Изредка меж опустевших домов проедет внедорожник главы администрации или участкового, ещё реже увидишь авто или квадроцикл кого-нибудь из крестовских. Некуда им тут ездить, все проезжие пути заблокированы. Чаще можно заметить на реке моторную лодку, чем мотоцикл или легковушку на улице. Свою «Шевроле-Ниву» Новиков до сих пор так и не починил. Поменял термостат и тут же зацепился за другое, третье, теперь промывает застучавшие гидрокомпенсаторы. Я думаю, что эта мелочная отвлекающая возня в гараже, как и мои попытки страдальчески работать над книгой, помогает нам оттягивать момент решения: как жить дальше?

Безрезультатно промаявшись в рефлексиях ещё с полчаса, я решил проветриться, а заодно сделать нужное дело — наведаться в «Котлетную» и забрать заказанные с вечера у Мифтаховой котлеты из лосятины в количестве пятнадцати штук. А что, котлетки довольно маленькие, а я наоборот, довольно немаленький.

Уже привычно накинув на плечо верный «зауэр», вышел в безлюдный тихий двор. Поначалу, пять дней назад, мне становилось несколько не по себе, когда я осознавал, что теперь все мужчины посёлка, как, впрочем, и многие женщины, свободно разгуливают по улицам с заряженным оружием за спиной. Да и как не удивляться! Нас не то чтобы отучили, нам никогда и не предоставляли малейшей возможности понять и оценить трезво чувства гражданина, обыденно себя защищающего огнестрельным оружием!

В первый вечер я видел себя со стороны натуральным ковбоем, вразвалочку бредущим по Мэйн-стрит небольшого городка на Аризонщине. Но уже через пару дней привык: это не выпендрёж и гордое удовольствие, а суровая жизненная необходимость. Вынужденная, нервная, совсем не радующая алертность и постоянная тяжесть на плече. Будь моя воля и возможность, таскал бы вместо длинного ствола револьвер-стоппер типа «Ruger Redhawk .454 Casull». Кобура на кожаном ремне, руки всегда свободны. Эх, мечты… Тут хотя бы ТТ легализовать!

В «Котлетной» оказалось неожиданно людно.

Мифтаховой за прилавком почему-то не оказалось, с клиентами работала Екатерина, продавщица из продмага. Сейчас продовольственный магазин работает всего два утренних часа в день, вполне разумное решение при таком маленьком товарообороте. Катя, как это всегда бывает, быстро меня приметила и сразу стала подтянутой и красивой. Решив не отвлекать девушку, я махнул рукой застывшему буддийской статуей Буряту. Тот сразу всё понял и скрылся на кухне, скоро объявившись с пластиковым пакетом в руке. Приняв заказ, заглянул внутрь и обнаружил там ещё и бумажный пакет. Он был тяжёленьким и горячим, запашистым, таким многообещающим, с заранее вкусным содержимым. Да я же голодный, как волк! Здорово, сейчас приду домой и наверну с горчичкой!

— А что с Юлией?

— У Юлии Ринатовны важные семейные дела, — коротко ответил Бурят и снова замер статуей, посчитав разговор законченным. В переводе это означало — «отвали».

— Ясненько! — попрощался я с вышибалой, который никогда не скажет лишнего про свою хозяйку.

Назад решил возвращаться не напрямик, а прогуляться по асфальту улицы Советской, тем более что разница во времени будет минимальной. Каменные Кресты, как обычно и бывает в Сибири, это поселение с одной улицей, большинство домов дома нанизаны на неё, а сама улица переходит в грунтовки. Здешнее отличие заключается в том, что Советская не соединена напрямую с магистралью, связывающей Кресты с другими посёлками, а идёт к реке. Три деревянных восьмиквартирных дома на пару подъездов, да в два этажа, и ряды добротных рубленых изб — вот и вся архитектура единственной настоящей улицы посёлка, которую комбинат в своё время добросовестно закатал асфальтом в три слоя. Именно по ней можно проехать от предприятия до его складского хозяйства с собственным причалом на Таймуре.

Здесь, в районе двух кабаков и продмага в хорошие времена оживала главная тусовка. Тем не менее официально центр Каменных Крестов расположен дальше, на площади перед администрацией. В России всегда так: центр находится там, где власть. Возле её резиденции, будь то Кремль, дворец, исполком горсовета и здание горкома партии, Белый дом или невзрачное серое здание администрации.

Комаров я не замечал, привык уже, даже репеллентом не освежился. Уже не так остро реагирую на укус, а они не шибко злобно налетают, считая за своего. Гуляющих или идущих по делу почти не было. Краем глаза я видел, как колышутся некоторые занавески — мало кто из оставшихся жить в этих избах не пытался рассмотреть редкого прохожего. Вдали на противоположной стороне шёл мужчина, а за моей спиной, держа за руку внучку, бодро семенила какая-то решительная бабулька в платочке, завязанном не под подбородком, а по-пиратски, сзади и чуть набок.

Погода вполне располагала к прогулке. Небо почти чистое, высокое, северное солнце приятно грело плечи.

Опасность я почувствовал за пару секунд до сигнала, чему потом долго удивлялся.

Вдали взревела сирена — хоть и не очень громко, но от этого ничуть не менее пугающе. Протяжный звук сразу вызывал всплеск адреналина.

Идущий впереди мужик тут же мышью юркнул в чей-то двор, но я всё ещё не понимал, что именно происходит. Захлопали окна: кто-то запирал их, другие же наоборот, высовывались, желая опознать опасность.

Сигнал шёл со стороны реки, значит, от моего блокпоста на «Удачный». Через несколько секунд в тревожный тянущий звук вплелись частые хлопки выстрелов, и тут же со второго этажа оставшегося позади восьмиквартирника кто-то истошно завопил, коротко и по сути:

— Прорыв! Твари лезут!

Я резко оглянулся и увидел в окне перекошенное лицо женщины.

— Бегите же куда-нибудь, прячьтесь! — крикнула она.

Сирена смолкла, и в наступившей тишине я услышал странные цокающие звуки. В глазах-точечках поравнявшейся со мной старушки мелькнула неожиданная злая решимость, её сухая рука крепче стиснула кисть внучки, другая выставила перед собой чёрную трость: бабулька была готова сокрушить всякого, кто попытается напасть на ребёнка.

А странные звуки приближались. В глазах от волнения помутнело, но я отчетливо услышал, как кто-то, определённо четвероногий, быстро летит навстречу по асфальту такой пасторальной улицы Советской.

Ближайшие ворота были закрыты. Чёрт его знает, живёт там кто-то или нет.

— За угол, марш! — заорал я, толкая их плечом к забору. — Дальше бегите, бабуля, дальше!

Теперь я уже видел цель. Смотрел на неё в упор, при этом совершенно не понимая, что же это за нечто…

Хлопнул ещё один выстрел, на этот раз ближе.

— Прорыв! Прыгун прорвался! Двери закрывайте! — кричали уже два голоса.

«Зауэр» был вжат в плечо, прицел выставлен на ближний конец.

«Спокойно, Никита, только не спеши, целься лучше», — мелькнула мысль.

Наконец я собрал глаза настолько, чтобы хоть как-то разглядеть существо и даже увидеть, как оно передвигается.

Цокающий звук становился всё явственней — адское создание в прыжках громко клацало когтями.

Это исчадие ада в холке было примерно метрового роста, голое или с минимумом шерсти, светло-коричневое, с блестящими глазками на непропорционально маленькой голове. Урод! Морда чем-то похожа на человеческое лицо, но черты, размытые очень подвижной мимикой, разглядеть было трудно. Двигалось оно частыми вихляющими прыжками, из-за этого силуэт не имел определенного облика. Мощные задние лапы твари были гораздо короче передних с огромными когтями, которыми чудовище и цокало по асфальту. Бежать по гладкой поверхности ему было явно неудобно, подобные условия среды явно не были предусмотрены изготовителем.

Узрей я нечто подобное впервые, обделался бы от страха. Но сейчас мной овладело странное спокойствие — не ты первый, красавчик, я баруси видел! И он меня не взял.

— Убежали? — рявкнул я, не оглядываясь.

— Да! Тут тупичок, дядечка! — тоненько пропищала бабуля метрах в пятнадцати.

Чёрт, тварь быстро приближалась.

Заметив меня, прыгун решил разобраться с неосторожным прохожим по-быстренькому и начал опрометчиво тормозить на полной скорости. Задница урода тут же пошла в занос, а страшные когти, пытаясь зацепиться, с противным звуком заскрежетали по асфальту. Я же спокойно, полностью контролируя обстановку, обоими глазами смотрел в прицел и за него. Порождение мифических подземелий превратилось в обычную движущуюся мишень.

Мой дриллинг короче «классики» и полуавтоматических ружей. И на нём стоит отличный прицел-загонник Nikon MONARCH. Честная единица прицела и примкнувшая к ней кратность 1,1 подобных приборов даёт непрерывное, что очень важно, восприятие действительности. Ты видишь только теневое кольцо от корпуса прицела, сама же картинка — фактически непрерывная. Она остается таковой и тогда, когда ты ведёшь прицел, поскольку скорости считывания картинки левым и правым глазом практически не отличаются. И пусть эта картинка не бинокулярная, как у коллиматоров, а составлена из двух монокулярных кадров, наложенных друг на друга, эффект непрерывности налицо.

Ох, и быстро же она летит! Я вёл цель и холодно видел всё. В крошечную голову? Нет, я помогу тебе остановиться, тварь!

Бах! Экспансивная пуля Ширинского-Шихматова — страшная штука, особенно если применять её в борт или в грудь. Это настоящая пуля-стоппер. Прыгун подломился на развороченном суставе и пару раз перевернулся на асфальте огромной кеглей. Однако мощная здоровая лапа тут же подняла тело, после чего у прыгуна ещё хватило сил, чтобы дёрнуться в мою сторону.

Бах! Картечь, не успев раскрыться в конус, ударила чудовище в грудь — прыгун сунулся мордой вперёд и упал.

Бенц! Звонкий выстрел из нарезного ствола поставил точку — маленькая уродская башка лопнула.

И всё-таки меня потрясывало. Переломив ружьё, я с похвальной скоростью перезарядился и опасливо подошёл ближе. Их окон что-то беспрерывно орали, двое каких-то мужиков с ружьями трусили по Советской в мою сторону. В ушах звенело не только от грохота выстрелов, но и от резко подскочившего давления. Выделившийся адреналин всё-таки привлёк комарьё, не менее десятка крутилось вокруг головы.

— Допрыгался, идолюка проклятый! — прошамкал рядом сердитый старческий голос. — Теперь лежи тут, дожидайся санитаров, окаянный!

Обзывая мёртвого прыгуна, бабка сердито тыкала в него своей тростью, на конце которой обнаружился стальной треугольник.

— Каких санитаров? — не врубился я, ставя оружие на предохранитель.

— А научных! Они на своём голубеньком газончике всегда быстрой савраской приезжают, если всё уже закончилось, — злорадно пояснила старушка. — У, нечисть вонючая… Неповадно вам будет, идолюкам, усмирит вас русский богатырь!

После таких слов мне захотелось вытянуться в струнку и выдать что-то вроде «Служу трудовому народу!», но пересохшие губы спросили совсем о другом:

— Где мои котлеты-то?

— Да вон он, пакетик ваш, у заборчика стоит на травке. Когда тикала, юбку задрамши, заприметила. Не знала я, что там котлетки, не знала… Прихватила бы. Чего добру-то пропадать, да, орёлик?

— Спасибо, бабуля, — машинально откликнулся я, рукавом утирая со лба холодный пот. — Забирайте вы эти котлетки, вот что. Сейчас они мне в горло не полезут, а позже новых куплю.

— Вот каков русский богатырь, смотри, внученька! И голову чудищу заморскому срубит, и люд простой накормит-напоит!

Что уж там, повторю ещё раз: многое изменилось в Каменных Крестах.

До изумления много.