Глава двадцать четвертая
Одобрил и принял клан Меурази.
Я понимала, что должна чувствовать страх. Одобрение – это искра, из которой может разгореться ненависть, а я никак не должна была допустить, чтобы Совет невзлюбил меня еще больше.
Но клан приветствовал и принял меня. И я это почувствовала. Отвернуться от этого я не могла. Я ощущала их поддержку в каждом стежке, в каждом кожаном лоскуте того платья, которое было на мне сейчас. Я чувствовала удивительную полноту и цельность. Маленькая Ивет сказала, что Эффире понравилось мое имя. Неужели простые венданцы за стенами Санктума слышали прежде имя Джезелия, и не откуда-нибудь – а из забытых песен, передаваемых из поколения в поколение в их родах?
Я размышляла о том, не преувеличивает ли Каланта враждебность Совета ради собственной выгоды? Прошлым вечером она наблюдала за Рейфом с не меньшим интересом, чем Комизар, – вот только причины у нее могли быть совсем иными.
– Идем же, – Каланта нетерпеливо подтолкнула меня в спину.
Я вошла в зал Санктума. В нем было шумно и многолюдно, и я понадеялась, что смогу проскользнуть на свое место незамеченной, но тут один из наместников, увидев меня, оторопело замер и закашлялся, обрызгав элем своих соседей. Какой-то чивдар неслышно выругался.
Мое беззвучное появление встряхнуло всех не меньше, чем если бы в зале раздался визг резаного поросенка. А когда толпа солдат расступилась, меня увидели Рейф и Каден. Они сидели за столом в другом конце зала, но при моем появлении медленно поднялись. У обоих был странный вид – смущенный и даже испуганный, словно прямо перед ними вдруг выскочил дикий зверь. Рейф не мог знать, что означает наряд из кожаных заплаток, и я недоумевала, почему и он глядит на меня так же.
Я не остановилась и продолжала идти вперед. Платье сидело как влитое. Раздались негромкие реплики по поводу кавы на моем плече и несколько одобрительных возгласов. Перед ними была не презренная монаршья особа, которую они видели вчера вечером. Сейчас мой облик был иным, более понятным и узнаваемым – девушка, которая выглядела почти как одна из них. Я была частью их истории, восходящей к древнейшему клану Венды.
– Jabavé! – Малик и еще два рахтана встали у меня на пути. – Что это нацепила на себя морриганская шлюха?
Их кинжалы были наполовину вынуты из ножен, готовые раскромсать на мне платье. Или меня вместе с платьем.
Я сверкнула на них глазами.
– Вы боитесь? Осмеливаетесь подойти ко мне, только обнажив кинжалы? – Я нарочито медленно обвела взглядом располосованную физиономию Малика, с которой еще не сошли следы моих ногтей. – Впрочем, ваш страх понятен. Учитывая обстоятельства.
Малик шагнул ко мне, но Каден внезапно оказался рядом и оттолкнул его.
– Она надела то, что ей велел носить Комизар – подходящую одежду. Ты осмеливаешься оспаривать его приказания?
Костяшки пальцев, которыми Малик сжимал нож, побелели. Приказания или нет, в его глазах горела жажда мщения. Это продолжалось с тех пор, как я оставила отметины на его лице. Двое других рахтанов, стоявших с ним рядом, переглянулись с Каденом и спрятали оружие. Малик неохотно последовал их примеру, а Каден повел меня к столу.
– Ты, похоже, ничему не учишься? – прошипел он сквозь стиснутые зубы.
– Надеюсь, это не так, – ответила я.
– Ты понимаешь, что надела?
– Тебе не нравится? – ответила я вопросом на вопрос.
– Это не то, что мы сегодня покупали.
– Но Эффира прислала именно это.
– Ради милостивых богов, сиди тихо, как мышь.
Он, судя по всему, тоже ничему не учился.
Я опустилась на стул слева от Кадена. Рейф сидел по другую сторону от него – достаточно близко для того, чтобы Каден мог следить за каждым его движением, но на таком расстоянии, чтобы мы не могли обменяться ни словечком или хоть взглядом, чтобы этого не заметил Каден. Для Рейфа, казалось, это не имело значения. Равнодушно скользнув глазами по моей венданской одежде, он отвернулся, после чего вообще не обращал на меня внимания. Мысленно я поблагодарила его за это холодное безразличие. Если Гриз, посмотрев мне в глаза, догадался о том, что связывает нас с Рейфом, могут догадаться и другие. Уж лучше сидеть вот так, отвернувшись. Но меня все равно тянуло к нему, и чем старательнее я его избегала, тем сильнее разгорался огонь в груди. Мне хотелось одного – повернуться и смотреть на него одного.
Вместо этого я стала разглядывать присутствующих. За столом сидели человек шестьдесят, а значит, только половина собравшихся представляла Совет Санктума. Я предположила, что остальные – отличившиеся воины и другие гости Совета.
Каден беседовал с наместником Фейвеллом из провинции Дорава, который сидел рядом со мной. Следующее место занимал чивдар Ставик, командовавший расправой над отрядом моего брата. Сразу за ним сидели Гриз и Эбен. Мне хотелось поблагодарить Эбена за спасенные башмаки, но в присутствии угрюмого чивдара я не решилась этого сделать.
Слуги засуетились у столов, внося кованые блюда и подносы с едой: соленые свиные пятачки, уши и копыта, полоски темного мяса – оленины, как мне показалось, миски с густой похлебкой, кувшины, из которых они снова и снова наполняли быстро пустеющие кружки. Настрой в зале, как мне показалось, сегодня был другим. То ли потому, что не было Комизара, то ли потому, что я сама изменилась. Я заметила, что слуги все время перешептываются. Одна из служанок подошла ко мне, худощавая девушка, высокая и тоненькая. Поколебавшись, она неловко присела, приподняв край платья.
– Принцесса, если вам не по душе эль…
Ставик зарычал, так что бедняжка попятилась.
– Думай, что говоришь, девчонка! – заорал он. – Здесь, в Венде, нет принцесс и королей, и она будет пить то же, что пьем мы все – или пусть вообще не пьет!
Над столом, эхом возмущения чивдара, прокатился нарастающий ропот. Реакция на неожиданную любезность была стремительной, как удар хлыста. Я почувствовала руку Кадена у себя на колене. Предостережение. И поняла, что даже Убийца мог держать ситуацию под контролем только до определенного предела.
Я выдержала взгляд чивдара и заговорила с девушкой, которая так и замерла, дрожа, в нескольких шагах от нас.
– Как мудро заметил чивдар Ставик, я с радостью буду пить все, что мне подадут.
Рука Кадена соскользнула с моей коленки. Гул возмущения сменила обычная застольная болтовня. На стол поставили корзины с хлебом. Как бы развязно и грубо ни держались присутствующие, ни один из них не схватил куска раньше времени. Все ожидали, когда Каланта благословит жертвоприношение.
Та же девушка, на которую только что наорал чивдар, принесла блюдо с костями. Они постукивали в ее трясущихся руках, пока она ставила тарелку перед Калантой.
Все ждали.
Каланта взглянула на меня, щуря единственный глаз, а затем кивнула. Все в зале смолкли. Я поняла, что сейчас произойдет, еще до того, как она пошевелилась. Кровь застучала в висках. Не сейчас. Эта выходка Каланты могла стоить мне жизни. Сейчас неподходящий момент. Не сейчас. Но было поздно. Каланта встала и по столу толкнула блюдо ко мне.
– Сегодня вечером благословение произнесет наша узница.
Я не стала дожидаться гневных выкриков и выхваченных из ножен мечей. Я встала. И не успел Ставик промолвить хоть слово, не успел Каден дернуть меня за руку, сажая на место, я запела венданское благословение жертвоприношения, и не только его. E cristav unter quiannad.
Слова хлынули потоком, горячие, страстные, словно мне вскрыли сердце. Meunter ijotande. А за ними полился напев – тихий и неторопливый, песня без слов, как в тот день в долине, поминовения, понятные лишь богам. Я подняла блюдо над головой. Yaveen hal an ziadre.
Снова опустив кости на стол, я произнесла заключительное paviamma.
В зале стояла мертвая тишина. Никто не отвечал мне.
Секунды тянулись, как столетия, а потом, наконец, тихим неуверенным эхом прозвучало ответное paviamma от Эбена. Маленькая брешь, пробитая в общем молчании, стала шириться, и большая часть собравшихся тоже пробормотали свои paviamma, не отрывая глаз от стола. Начался ужин, братия принялась за еду, разговоры возобновились. Каден, шумно вздохнув, откинулся на спинку сиденья. Наконец Рейф тоже повернулся в мою сторону, но в его глазах я увидела совсем не то, что хотела увидеть. Он глядел на меня, как на чужую.
Я пододвинула к нему блюдо.
– Возьмите кость, эмиссар, – резко бросила я. – Или в вас совсем нет благодарности?
С гримасой отвращения на лице он чуть помедлил, потом взял длинную бедренную кость и, больше не удостаивая меня взглядом, отвернулся к Каланте.
– Кажется, если их не убьет Комизар, они могут поубивать друг дружку, – с язвительной ухмылкой заметил наместник Фейвелл, обращаясь к Ставику.
– Нет хуже врага, чем бывший любовник, – ответил Ставик.
Оба засмеялись, как будто знали это по опыту.
Все идет согласно нашему плану, твердила я себе.
Это просто спектакль. Всё это.
Спектакль, который может разорвать душу в клочья. За весь вечер Рейф больше ни разу не взглянул в мою сторону.