Поговорить без лишних свидетелей во дворце было невозможно, и мы с мистером Уикером отправились в нижний город – якобы для посещения рынка, но на деле затем, чтобы убраться подальше от вездесущих ушей.

– Вы собираетесь сказать, что мне не следовало привозить сюда Натали, – вздохнув, заговорила я, когда мы миновали ворота у подножья холма.

Мистер Уикер покачал головой. Судя по выражению лица, он смирился со своей нелегкой долей.

– Наш корабль покинул Сенсмут много месяцев назад. Кабы не мисс Оскотт, наверняка нашлось бы что-то еще. Он не спешил использовать этот козырь, но теперь явно намерен выжать из него все, что только сможет.

Я снова вздохнула.

– Будь у меня враги на границах и союзники, которые только и смотрят, как бы воспользоваться моей слабостью, я бы, пожалуй, тоже не стеснялась в выборе инструментов. Однако от способности встать на место мастера инструменту не легче…

Мы въехали на рынок. Здесь не наблюдалось хаоса, царившего в доках Нсебу: рынок нижнего города был устроен в организованной манере, хоть и не в виде торговых рядов, как водится во многих антиопейских городах. Местные купцы и ремесленники собирались вместе по принадлежности к роду, и каждый род образовывал собственный круг. Между этими кругами мы и ехали, осаждаемые со всех сторон разносчиками, торговавшими с лотков чем угодно – от медных кастрюль до амулетов и оберегов.

Под прикрытием их гама мистер Уикер заговорил:

– Итак, что вы обо всем этом думаете?

Я поделилась с ним оценками риска, сделанными еще на стене, и в заключение добавила:

– Не буду отрицать: я пыталась придумать, как убедить оба пропустить нас в Мулин. Думала, что смогу найти подход к нему через Галинке, его сестру. Однако впутываться в государственные дела Байембе… не говоря уж о том, что это несправедливо по отношению к драконам… Они ведь не просились участвовать в этой войне.

Смех мистера Уикера ненадолго прогнал прочь заботы, омрачившие его лицо.

– Я мог бы догадаться, что прежде всего вы начнете опасаться за благополучие драконов! – оборвав смех, он заговорил серьезно. – Прекрасная это, конечно, идея – заниматься своей работой, не впутываясь в местные дела. Может, лет через двадцать или пятьдесят такое и будет возможно. Но мы явились сюда сейчас, и, думаю, от политики нам не уйти.

Значит, не только я уговаривала себя согласиться. Мне очень хотелось увидеть мулинских болотных змеев – с тех самых пор, как я увидела того, карликового, в королевском зверинце. Они были уродливы с виду и не отличались добротой нрава, но они были драконами, и это значило, что я люблю их.

Однако я не могла с чистой совестью принять подобное решение. Тут требовались некоторые предварительные меры.

– Нужно поговорить с Натали. Нашел бы оба другой рычаг, чтоб надавить на нас, или нет – он предпочел воспользоваться ею, и у нее наверняка есть на этот счет собственное мнение.

В начале нашего путешествия я наговорила мистеру Уикеру резкостей насчет уважения к желаниям Натали. И вот эффект моих слов, а также месяцев совместной работы втроем, начал сказываться. Мистер Уикер кивнул – без малейшего намека на удивление или неохоту.

– В самом деле. Возможно, малярия отбила у нее вкус к приключениям, но если нет, дальнейший курс нам, думаю, известен.

Как оказалось, малярия вовсе не отбила у Натали вкус к приключениям.

– Я знала об этой опасности, отправляясь сюда, – бодро, несмотря на слабость, одолевшую ее после болезни, сказала она. – Жаль, что болезнь – не из тех, которых, раз переболев, можно больше не опасаться. Что у нас там с Мулином?

Я изложила ей требования оба и рассказала о его плохо завуалированной угрозе. Натали поморщилась.

– Я не вправе просить вас отправиться в эти болота ради меня одной. Если вы собираетесь туда только из-за грозящей мне депортации, то за меня не волнуйтесь: я найду способ уладить дело с домашними. Может, спрячусь за фалдами гранпапа́, может, убегу с бродячим цирком…

Все это говорилось легко и беззаботно, но я прекрасно видела, что так она и сделает. И ее решимость немало ободрила меня. Одно дело – отправляться навстречу пиявкам и лихорадке самой, и совсем другое – тащить за собой кого-то еще.

Уж не знаю, что отразилось в этот миг на моем лице, но улыбка Натали увяла.

– Изабелла, что с тобой? – спросила она, дотянувшись до моей руки.

Моя ответная улыбка заметно дрогнула.

– Просто подумалось: как же мне повезло, что я не одинока в своем сумасбродстве.

Возможно, звучит банально, однако это чистая правда. В последующие дни, во время подготовки к спуску в Зеленый Ад, меня не раз захлестывала теплая волна благодарности. Я была благодарна Натали за энтузиазм и товарищество; мистеру Уикеру – за добросовестность и профессиональную помощь; моему покровителю лорду Хилфорду, чьи деньги сделали возможной нашу поездку в Байембе; Фаджу Раванго, без которого шансы всей этой эскапады на успех были бы в лучшем случае ничтожны. Я была благодарна даже Анкумате. Несомненно, он использовал нас в своих целях, но также позволил нам въехать в свою страну, поселил в собственном дворце и снабдил пропуском в Мулин и проводником, предоставив нам возможность приступить к следующей стадии изысканий.

Приготовления оказались долгими и совершенно не похожими на те, какими мне доводилось заниматься прежде. В предыдущие вылазки в буш мы могли везти все необходимое на вьючных животных, но Фадж Раванго предупредил, что и лошади, и ослы, и мулы в болотах склонны хворать. Требовалось обойтись минимумом снаряжения и припасов, иначе с гибелью животных мы окажемся перегружены.

Однако предпринятые нами меры экономии выглядели весьма необычно. Две палатки (очень маленьких), минимум одежды – но бесконечные количества джина и тоника, которые должны были послужить нам главной защитой не только от малярии, но и от заражения кишечными паразитами, обитающими в болотной воде. (Ни до, ни после мне не доводилось брать с собой в экспедицию больше алкоголя, чем нижнего белья.)

Кроме этого мы в ходе торопливых переговоров решили взять с собой не только химикалии для консервации драконьей кости, но и всю кость, что нам удалось добыть. Оставить ее где-либо в Атуйеме? Об этом не могло быть и речи: ее бы наверняка нашли. Уничтожить образцы было бы затруднительно: главная особенность сохраненной от распада драконьей кости – ее отменная прочность. Порешили на том, что если кости окажутся слишком обременительными – не из-за веса, а лишь из-за габаритов, так как кости степных змеев еще легче, чем кости горных, – мы закопаем их в надежде забрать позже, но до того будем держать при себе.

Одно из предотъездных дел за многие десятилетия сделалось до странного привычной частью моей жизни. Я написала письма лорду Хилфорду, родителям, брату Эндрю и деверю Мэттью Кэмхерсту, сообщив им об изменениях в наших планах, и за этим занятием меня никак не оставляли невысказанные мысли о том, что эти послания к ним вполне могут оказаться последними. Конечно, на время связь неизбежно должна была прерваться: почтовой службы на болотах не имелось, и даже этим письмам предстояло лежать без движения, пока в порт не придет очередной ширландский пароход. Инструкций на случай моей гибели в письма включать не пришлось – об этом я позаботилась еще до отплытия, но зловещий подтекст чувствовался за каждой строкой. Оставалось только радоваться, что, когда мать прочтет это письмо, меня не будет рядом.

Но и письмо к матери далось мне куда легче, чем весточка для сына. С каждой написанной строчкой я все отчетливее понимала, что эти слова могут оказаться последней памятью обо мне, и на душе становилось все горше. Конечно, так было с каждым письмом, но теперь это чувствовалось гораздо острее, чем раньше. Короткую записку к сыну я писала дольше, чем все остальные письма, вместе взятые.

К тому времени, как мы были готовы к отъезду, наступил семинис. Конечно, байембийский календарь мало похож на обычный антиопейский, и большинство моих антиопейских читателей могут даже не подозревать, что это значило для данного региона. Посему позволю себе объяснить значимость этого факта, дабы вы все в полной мере оценили нашу глупость.

Начинался долгий сезон дождей.

Поначалу эта перемена принесла немалое облегчение. Со дня нашего приезда в Байембе стояла сушь, посему дышать чистым, будто отмытым от пыли воздухом и видеть, как распускаются цветы, а все золотое становится зеленым, было сущим наслаждением. Но влажность воздуха в это время года убийственна: то, что сухую жару выносить куда легче, чем влажную, – чистая правда. Между тем мы, как вы, возможно, помните, собирались спуститься в район, славящийся обилием дождей.

Фадж Раванго нас предупреждал. Но он был слугой оба, а оба желал, чтобы мы отправлялись поскорей; естественно, предупреждения его не отличались особым усердием. Мы же, со своей стороны, были просто глупы. Никому из нас еще не довелось испытать на себе сезон дождей в Эриге, не говоря уж о болотах Мулина, а Ив де Мошере, великий тьессинский путешественник, чьи записки служили нам едва ли не единственным источником сведений о Зеленом Аде, не слишком распространялся о дождях. Отмахнувшись от предостережений Фаджа Раванго, мы (не без угрызений совести за уготованную нами для них судьбу) нагрузили вьючных ослов и, сами еще того не ведая, распрощались с последними сухими деньками на долгое-долгое время.