Глава 44
В просторной комнате для допросов, расположенной в центральной нью-йоркской тюрьме Эм-Си-Ай, находились сейчас, помимо стола и трех стульев, еще адвокат Билл Розенблатт и Узденников.
Розенблатт нервно расхаживал по комнате, Узя, облаченный в цивильный костюм, белую рубашку и галстук, сидел за столом. Положив руки на стол, он мрачно рассматривал блестящие браслеты на своих запястьях, изредка переводя взгляд на адвоката.
Остановившись наконец возле стола, Розенблатт выдавил еле слышно:
— Дьявол… Как они вас подловили… Как подловили… Они подловили вас, как последних цуциков… Алекс?
Отвернувшись, Узя уставился в пустую стену. Наконец сказал бесстрастно:
— Подловили, и что?
— Ничего. Вы не должны были позволить им этого.
— Чего «этого»?
— Так себя подловить.
— Билл… — Узя с усмешкой посмотрел на Розенблатта. — Билл, да, мы не должны были. А вы куда глядели? Куда глядели вы, лучший адвокат Америки, и вся ваша команда? Вы же огребали кучу денег от босса — так куда вы смотрели?
Подумав, Розенблатт сел на стул напротив. Поднял руку, сдул что-то с обшлага пиджака и снова положил руку на стол.
— Алекс, перестаньте. Я не должен был никуда смотреть.
— То есть как это вы никуда не должны были смотреть?
— Так. Это не моя профессия. — Голос Розенблатта был спокойным и ровным. — Я адвокат, и мое дело защищать вас в суде, а смотреть, чтобы вас не подловили где-то вне суда, должны кто угодно, только не адвокаты. Этим должны заниматься другие люди.
— Другие люди… — Мотнув подбородком, Узя выругался. — Другие люди… Какие еще другие люди?
— Не знаю какие, но никак не адвокаты. Ну, хотя бы… Ну, хотя бы, прежде всего, этим должны были заниматься вы сами. Кроме того, вы сами говорили мне, что у «Хьюмэн инвестигейшн» есть своя служба секьюрити, довольно мощная. Однако она все прошляпила и позволила вас подловить.
Узя буквально со звериной ненавистью посмотрел на свои наручники. Хорошо хоть, он не услышал, что во главе этой самой службы секьюрити, которую адвокат имел в виду, стоит он сам, Александр Узденников.
— Ладно, Билл, ладно, нас подловили, но надо что-то делать. — Узя стукнул по столу двумя кулаками так, что загремели наручники.
Это привело к тому, что в комнату заглянул конвоир, но после успокаивающего жеста Розенблатта дверь закрылась.
— Прежде всего вы должны добиться, чтобы меня и Джорджа выпустили под залог.
— Алекс… О каком залоге вы говорите?
— О простом. Вы знаете, в деньгах мы вас не ограничиваем.
— Алекс, да черт вас возьми, вы отлично знаете, вас не отпустят ни под какой залог, пусть это будет хоть сто миллионов. — Розенблатт снова сдул что-то с рукава пиджака. — Посмотрите на свои руки. Даже сюда, на свидание с адвокатом, вас привели в наручниках.
— Гниды… Что я им, зверь?
— Для тех, кто надел на вас наручники, вы гораздо хуже. Запомните: вы с Джорджем сейчас считаетесь особо опасными преступниками, с которых нельзя спускать глаз ни на минуту. Без наручников вы теперь не ступите ни шагу. — Розенблатт сделал вид, что пытается разглядеть что-то в дальнем углу комнаты.
Узя сидел, опустив голову.
Наконец, тронув пальцем очки, адвокат сказал:
— Собственно, Алекс, я пришел сюда только для одного — сообщить, что министерство юстиции согласилось с экстрадицией вас и Джорджа в Россию.
— С экстрадицией в Россию?
— Да, с экстрадицией в Россию.
— Они что, в своем уме?
— Не знаю. Думаю, это лучше спросить у них самих.
— Билл, вы адвокат и прекрасно понимаете: никто не имеет права экстрадировать меня в Россию. Я гражданин США, и если меня и могут судить где-то, то только здесь, в Штатах.
— Алекс… К сожалению, сейчас вы не гражданин США.
— То есть как это не гражданин США?
— Так. При получении гражданства вы письменно заявили, что за вами нет никаких судимостей. Тем самым вы злонамеренно обманули министерство юстиции и службу натурализации. По американским законам обман такого рода автоматически ведет к аннулированию сертификата о гражданстве. Я был сегодня в службе натурализации и за голову схватился.
— Почему это?
— Потому что они показали мне список нарушений закона, который прислали на вас русские. Не буду скрывать, он впечатляет.
— Русские могут прислать что угодно.
— Могут, вы правы. — Достав платок, Розенблатт промокнул лоб и спрятал платок в карман. — Ладно, для вас лично все еще не так страшно, у нас с вами есть надежда.
— Есть?
— Да, мы подадим апелляцию и попробуем доказать, что в России вы подвергались преследованиям по политическим мотивам. Но у Джорджа никакой надежды нет, он не гражданин США.
— Понял. — Узя застыл. — Но насчет меня вы апелляцию подадите?
— Обязательно, и сделаю это сегодня же.
Дверь приоткрылась, в нее заглянул конвоир, постучав пальцем по часам.
— Все в порядке, — сказал Розенблатт. — Я уже закончил.
Кивнув, конвоир закрыл дверь. Покосившись в ту сторону, Узя процедил:
— Дьявол… Билл, я на вас надеюсь.
— Алекс, я постараюсь сделать все, что могу, но ничего не обещаю. Надежда слабая, но, может, нам повезет и гражданство будет восстановлено. Но насчет Джорджа — глухо.
— Но он еще здесь побудет? Я имею в виду в Эм-Си-Ай?
— Нет. Его депортируют в Россию под конвоем, и это произойдет сегодня.
— Сегодня?
— Да, за ним уже прилетели.
— Черт… — Узя глянул искоса. — Что, вы уже сообщили ему об этом?
— Еще нет, но сейчас сообщу.
— Сейчас?
— Да, его приведут сюда сразу после вас. — Розенблатт посмотрел на собеседника в упор. — Алекс, хочу дать вам совет: ведите себя тише воды ниже травы.
Выдержав взгляд адвоката, Узя усмехнулся:
— Тише воды ниже травы… А как, вы думаете, я еще могу себя вести? Конечно, я не буду рыпаться.
— Хорошо, что вы это понимаете. И самое главное, без меня не давайте никому никаких показаний. Никому, ни при каких обстоятельствах. Вы поняли?
— Да понял, понял. Что тут не понять. Когда вы снова придете?
— Не знаю, все будет зависеть от того, когда мне дадут свидание. — Нажав кнопку на краю стола, Розенблатт сказал заглянувшему конвоиру: — Я закончил, но у меня есть еще одно свидание, с мистером Кирьятом.
— Я знаю. Его скоро приведут, подождите.
— Спасибо. Алекс, извините, мое время ограничено, я должен еще успеть поговорить с Джорджем.
— Угу. — Встав, Узя подождал, пока конвоир подойдет к нему, и вышел.
Кирьяков вошел в комнату минут через пять. Его руки, как и у Узи, были скованы наручниками, и так же, как Узя, он был одет в цивильный костюм.
Сев напротив Розенблатта, глава «Хьюмэн инвестигейшн» усмехнулся:
— Рад вас видеть, Билл.
— Я тоже рад вас видеть, Джордж. С залогом ничего не получилось, мне было категорически отказано.
— Я уже это понял. Как долго будет длиться свидание?
— Нам с вами дали только десять минут.
— Черт… Десять минут… — Сделав несколько движений руками, Косой в конце концов добился того, что левый рукав его пиджака, равно как и край накрахмаленной белой рубашки, чуть задрался. — Десять минут… Что ж, это не так много, но и не так мало.
Движения рук Косого в конце концов привлекли внимание Розенблатта; вглядевшись, он прочел надпись, сделанную на запястье чернильным карандашом: «Узнайте маршрут машины, на которой меня повезут в аэропорт».
Поднял глаза.
— Джордж… Джордж, я все понял, но, увы, заниматься этим уже поздно.
— Поздно?
— Да. — Встретив жесткий взгляд Косого, Розенблатт выдержал его без особого напряжения. — Поздно, Джордж, поздно. Вообще, откуда вы узнали, что это… Что это будет именно так?
— Не важно. Главное, я это узнал.
Адвокат и его клиент замолчали, вглядываясь друг в друга. Косой все еще надеялся на своего адвоката, Розенблатт же, предполагая, что их прослушивают, боялся сказать что-то не так.
— Хорошо, об этом мы еще поговорим. — Вырвав листок из блокнота, адвокат написал на нем: «Вы имеете в виду экстрадицию?» Косой кивнул, и Розенблатт спрятал бумажку в карман. — Вообще, я пришел сюда сказать вам, что принято решение о вашей экстрадиции в Россию.
— Принято кем?
— Министерством юстиции. Вас увезут в Москву сегодня, самолет «Аэрофлота» вылетает в девять вечера.
— Что, министерство юстиции что-то получило от русских?
— Получило. Они получили от Генеральной прокуратуры довольно большой список. Там много всего, но наиболее серьезным является обвинение вас в заказном убийстве.
— Интересно. И что это за убийство?
— Вы обвиняетесь… Подождите секунду. — Адвокат раскрыл блокнот. — Ага, вот. Вы обвиняетесь в организации убийства некоей госпожи Маргариты Корякиной. Такое могло быть?
— Нет. Вообще, я первый раз слышу это имя.
— Возможно, но Генеральная прокуратура России представила очень серьезные доказательства. И наше министерство юстиции сочло их достаточными для экстрадиции.
— Они не сказали, какие именно доказательства?
— Нет, хотя я несколько раз настойчиво просил показать мне бумаги, присланные Генеральной прокуратурой. Но… — Розенблатт замолчал.
— Да, но?..
— Джордж, после известной вам видеозаписи, показанной на суде над Гжибовски, вы считаетесь военным преступником. И вашими делами будут теперь заниматься только военные трибуналы. Сначала русские, потом наши.
— Суки… — Косой осторожно опустил оба рукава так, чтобы они скрыли запись на запястье. — Ладно, теперь уже действительно все равно. Когда вы были в министерстве юстиции?
— В десять утра.
— С кем вы там разговаривали?
— С заместителем начальника зарубежного департамента.
— Кого-нибудь из русских видели?
— Да, в кабинете сидел полковник ФСБ, который привез пакет от Генеральной прокуратуры России. Заместитель начальника департамента представил нас друг другу, зовут этого полковника Федор Андреевич Свирин. Как я понял, он же является начальником конвоя, с которым вы полетите в Россию. — Розенблатт посмотрел на часы. — Джордж, у нас осталась одна минута. Говорите, что вам нужно, потом будет поздно.
— Билл, спасибо, все, что мне нужно, я уже узнал. Да, чуть не забыл, как он выглядит внешне, этот русский?
— Как он выглядит внешне… На вид ему чуть больше сорока, внешность самая обычная, умеет себя держать, хорошо одет. Все, что я могу сказать.
— Зовут его Федор Андреевич Свирин, правильно?
— Правильно, Федор Андреевич Свирин.
