Глава 42

Шестеро людей, проводящих вместе с Косым совещание в его кабинете, были самыми высокооплачиваемыми адвокатами Америки. Все они входили в адвокатскую контору «Розенблатт и помощники»; глава конторы, Билл Розенблатт, сидел сейчас рядом с Косым.

Внешность Розенблатта была не очень привлекательной: это был сумрачный толстый человек в очках, с жировой складкой, спускающейся от подбородка под самый воротник рубашки, и с пухлыми пальцами, которыми он постоянно постукивал по столу. Однако ни эти пальцы, ни близорукость, ни лишний вес не мешали ему выигрывать практически все дела, за которые он брался.

Обсуждался только один вопрос: предотвращение каких бы то ни было попыток оспорить законность траста, в котором участвовали, с одной стороны, компания «Биг эппл алюминиум глоуб», с другой — ныне покойный Кеннет Луксман. Совещание длилось уже час и подходило к концу.

Меры, которые были обсуждены, доказывали, что совещание было проведено не зря. Косой, сидящий во главе стола и внимательно оглядывавший каждого, понимал: мощная команда адвокатов сделает все, чтобы вложенные в траст деньги без тени сомнений и нареканий стали законной собственностью «Биг эппл алюминиум глоуб». И все же, хотя, казалось бы, была предусмотрена каждая мелочь, это его не удовлетворило.

Когда совещание закончилось, он отпустил всех, кроме Розенблатта, которого осторожно тронул за локоть, дав понять, что хочет, чтобы тот остался.

После того как все вышли и они остались одни, адвокат довольно долго сидел неподвижно, рассматривая сцепленные вместе пальцы. Наконец чуть заметно покосился:

— Джордж, слушаю. Вы хотели что-то сказать?

— Да. Билл, вот так, с глазу на глаз, скажите, что мы должны сейчас делать?

— С глазу на глаз… — Розенблатт помолчал. — Джордж, с глазу на глаз я вам скажу, что девятьсот восемьдесят миллионов долларов — большие деньги. И старик Луксман будет биться за них, как лев.

— Билл, это я знаю и без вас. Скажите, что мы должны сейчас делать.

— Хорошо. — Адвокат поднял на него глаза, скрытые толстыми линзами. — С глазу на глаз я могу вам задать лишь один вопрос: где Гжибовски?

— Где Гжибовски?

— Да, где она? Вы ведь не знаете, где она. Помолчав, Косой кивнул:

— Билл, я вас понял. Вы хотите сказать, пока есть Гжибовски, у нас будут большие трудности.

— Я этого не говорил.

— Да, вы этого не говорили. Но ясно, если не будет Гжибовски — не будет вопроса. Да?

— Джордж, нет, просто я спросил у вас: где Гжибовски? — Сказав это, Розенблатт встал. — И все. Больше ничего, вы поняли?

— Да, Билл, я понял.

— Ну и отлично. Если у вас что-то возникнет, звоните.

— Хорошо, Билл. Всего доброго.

Подождав, пока Розенблатт выйдет, Косой нажал кнопку; услышав отзыв секретарши, сказал:

— Глория, скажите Узденникову, пусть войдет. У вас там лежали газеты, пусть он их захватит.

— Хорошо.

Почти тут же дверь открылась и вошел Узя; в руке он держал стопку нью-йоркских газет. Мельком глянув на него, Косой процедил:

— Уже видел всю эту х…йню?

— Видел. — Сев, Узя положил на стол газеты, на верхней из которых, «Нью-Йорк пост», была помещена фотография Лины Гжибовски. — Я каждый день просматриваю всю эту срань, эта сука там везде и в ящике тоже.

— Знаю. Так мы должны радоваться. Вообще, все это нам на руку.

— Ты в том смысле, что от срока она не уйдет верняк?

— При чем тут срок, пошел он на х…й, твой срок. Главное, она от нас не уйдет. Нам теперь по…бать, где она мастырится. Хотя я все же хотел бы у тебя спросить, где она мастырится?

— Косой… Ну вот полный п…здец, ну пропала она на х…й. Я всех, кого мог, поставил на цирлы, ну нет ее нигде, с концами нет. Хотя я всех зарядил круто.

— Зарядил круто… Ты говорил с нашим человеком в мусорской?

— Говорил, у него нет пока никаких наколок. Вообще, во всей нью-йоркской ментовке нет о ней никаких сведений. Они только знают, что она сдалась и ее отпустили под залог.

— Отпустили куда?

— Никто не знает. Швейцары в ее доме клянутся, что с того дня она там не появлялась.

— Что в Коннектикуте? И в доме Лейтнера?

— В Коннектикуте ее тоже никто не видел, в доме Лейтнера она вообще ни разу не была. Она куда-то круто замастырилась.

— Очень круто. — Косой выдержал паузу. — Ты понял, что это значит?

Настороженно посмотрев на него, Узя пожал плечами:

— Что тут знать, она просекла, что, как только она засветится, мы ее кончим.

— Точно, у нее вовсю очко работает, что, как только она засветится, мы ее пустим налево, не дождавшись суда. А нам как раз надо дождаться суда.

Помолчав, Узя спросил:

— Дождаться суда?

— Да. Ведь в суде ее не нужно будет искать, она будет открыта. Бери — не хочу.

Узя некоторое время сидел, раздумывая. Наконец сказал:

— Косой, да, она будет открыта, но не мне ж тебе объяснять, какой там будет шмон, на этом суде. И сколько там будет мусоров.

— Да, шмон там будет, и мусора там тоже будут. Значит, мы должны подумать, как обойти шмон и как кинуть мусоров. Поэтому для начала тебе задача: достань фото и всю объективку на баб-журналисток, которые будут на процессе. На всех баб-журналисток, ты просек?

— Просек. Без разницы, кто они и откуда?

— Да, без разницы, кто они и откуда. И если Алия здесь, позови ее сюда.

— Алию?

— Да, Алию, ты же не глухой. Она здесь?

— Бл…дь… — Узя посмотрел на него в упор. — Ну ты, Косой, понтуешь в точку. Если кто и сможет замочить Гжибовскую на суде, то только она.

— Сначала надо обсудить, как и что она сможет. Давай, зови ее.