Глава 28
К переулку, где располагался трехэтажный особняк отделения ФСБ, Павел подъехал на такси, специально попросив водителя остановить машину за два квартала. Оставшийся путь он прошел пешком.
После того как в кабинете Свирина они обменялись приветствиями и Павел сел в кресло, полковник сказал:
— Паша, мне кажется, вы проделали в Штатах огромную работу.
— Федор Андреевич, перестаньте. Пока я ничего особенного там не проделал.
— Скромность украшает. Но утром мне позвонил коммодор Вильяме, чтобы сообщить: они задержали некоего Джовани Пальюччи и сейчас с ним работают. Вы знаете, кто такой Джовани Пальюччи?
— Джовани Пальюччи я не знаю, но знаю, что Джон передал Вильямсу диск со сделанной мной записью разговора Косого. Среди прочего в этом разговоре Косой обронил замечание о некоем Джовани из гавани.
— Джовани Пальюччи и есть тот самый Джовани из гавани. Вильяме сказал, у них есть все основания считать, что Пальюччи был связан с неудачной попыткой похищения Косого. И пообещал сделать все, чтобы Пальюччи запел.
— Будем надеяться.
— Будем, причем для меня это имеет особое значение.
— Ну да, чтобы снять с вас подозрения.
— Именно. Сейчас я уже точно знаю, что никакого отношения к попытке похищения Косого ФСБ не имела. Ведь в чем виртуозность Косого как преступника? В том, что он, как никто, умеет прятать концы в воду. За всю историю не было ни одного человека, который давал бы на него показания. Ни одного, вы понимаете?
— Понимаю, хотя правда странно — неужели ни одного?
— Представьте, пока ни одного. Кто-то сначала соглашался давать показания, но потом обязательно отказывался. Пока есть только один, кто обещал не отказываться и стоять насмерть.
— Кто это?
— Я уже говорил вам о нем, это Заболоцкий, он же Веретенников, бывший афганец. Но его показания касаются войны в Афганистане, дело было давно, и для американцев это в лучшем случае пустой звук. Теперь же, когда вы позвонили мне и сказали, что могут быть еще двое отчаюг, которые решатся на это, я преисполнился надеждой. Кто они, эти двое?
— Эти двое существуют пока лишь в теории. Но я могу рассказать об одном убийстве, которое произошло вчера в Москве.
— Вчера в Москве?
— Да. Вчера на Новой Басманной по заказу Косого самым зверским образом убили женщину.
Причем прошу отметить: убит не очередной авторитет или вор в законе, и не председатель банка, и не кто-нибудь еще в этом роде. Подвергнута пыткам и замучена до смерти в своей квартире пожилая женщина, редактор на пенсии Маргарита Петровна Корякина.
— Маргарита Петровна Корякина… Нет, пока я о такой не слышал. И кто это сделал?
— Убийство совершили не входящие ни в какую преступную группировку так называемые беспредельщики Панкратьев по кличке Поня и Барченко по кличке Барик. У меня нет никакого сомнения, что они сделали это по заказу Косого.
— У меня тоже нет никакого сомнения, потому что я знаю, что Панкратьев и Барченко входят в сферу влияния Косого. И я знаю о довольно странных обстоятельствах их задержания.
— Интересно. — Павел посмотрел на Свирина. — Вы уже знаете?
— Что значит «уже»? Я знаю о них, потому что мне только что позвонили из МУРа.
— Посвятите, каковы обстоятельства этого задержания?
— Паша, перестаньте, посвящать нечего, если вы знаете даже фамилию и профессию убитой. Милиция получила сигнал, что в одной из квартир в доме на Новой Басманной был слышен подозрительный шум, туда выехал наряд, который нашел мертвую пожилую женщину и рядом с ней связанных Панкратьева и Барченко. Позже в МУР позвонил их подельник, сообщивший, что Поню и Барика, которые, по его словам, действовали по заданию Косого, связал он. Значит, фамилия этой женщины Корякина?
— Корякина, Маргарита Петровна.
— Паша, от вопроса никуда не уйти — откуда у вас все эти данные? Не скрывайте.
— Не буду скрывать, если пообещаете, что не заложите меня МУРу.
— Почему это я должен закладывать вас МУРу?
— Сначала пообещайте.
— Хорошо, обещаю.
— Поню и Барика связали мы с Джоном. И в МУР звонил тоже я.
Поиграв желваками, Свирин сказал:
— Паша, ну вы и артист. Что, неужели в самом деле этих двух связали вы с Джоном?
— Да, в самом деле. А в МУР, выдав себя за их подельника, звонил я лично.
— Что, вы с Джоном знали, что Поня и Барик собираются убить Корякину, раз столкнулись с ними?
— Мы это предполагали, потому что перед этим они чуть не убили Ларису Александровну Князеву.
— Ларису Александровну Князеву? Кто это?
— Бабушка Лины Гжибовской.
— Подождите, подождите. Откуда она взялась, бабушка Лины Гжибовской?
— Взялась. Если вы знаете, кто такой Кеннет Луксман, значит, вы должны знать, кто такой Фред Луксман?
— Паша, конечно, я знаю, кто такой Фред Луксман.
— Так вот, сегодня выяснилось, что Лина Гжибовская — дочь Фреда Луксмана.
Свирин сделал несколько движений, обычно ему несвойственных: посмотрел на потолок, затем в окно, наконец, осторожно поправил галстук.
— Паша, вы просто обрушиваете на меня новость за новостью. Правда, я не очень понимаю, как Лина Гжибовская может быть дочерью Фреда Луксмана.
— Вам придется поверить мне на слово: она его дочь. Потом я вам все расскажу, а сейчас только о сути.
— Хорошо, давайте о сути. В чем она?
— В том, что перед своей смертью Кеннет Луксман заключил с Косым трастовый договор, по которому вложил около миллиарда долларов в дело Косого. По договору, в случае смерти одного из партнеров деньги наследует второй партнер, и вот те на — вскоре после этого Лина Гжибовская при довольно загадочных обстоятельствах убивает Кеннета Луксмана. Что следует за этим? А вот что: Косой делает все, чтобы убить саму Лину Гжибовскую и единственную оставшуюся в живых ее родственницу, Ларису Александровну Князеву. Вы знаете Косого и знаете: он ничего не делает зря.
— Знаю. Так зачем нужна Косому смерть Лины Гжибовской и ее родственников?
— Только для одного: чтобы удержать миллиард, полученный в результате очень сложно рассчитанной комбинации.
— Чтобы удержать миллиард… Возможно, но это слишком далеко от нашей темы. Вы начали с убийства Корякиной.
— Я начал с убийства Корякиной, потому что считаю его ключевым моментом для экстрадиции Косого в Россию.
— Паша, извините, но я сильно сомневаюсь насчет ключевого момента.
— Почему?
— Потому что Поня и Барик все отрицают. И будут отрицать, они же беспредельщики.
— Да, они беспредельщики, но это не значит, что к ним нельзя подобрать ключи. Они же не молчат, что-то ведь они говорят?
— Говорят. Они все строят на том, что пали жертвой вражды Косого и крупных московских авторитетов, Лузги и Рассыпного. Эти двое, Лузга и Рассыпной, уже возникали в нашем разговоре, если вы помните.
— Очень хорошо помню. И помню, что хуже врага, чем Косой, у них нет.
— Да, что очень существенно. Так вот, по версии Пони и Барика, эти два пахана, скооперировавшись, послали своих людей, которые специально заманили их в квартиру, убили хозяйку, а потом оглушили и связали их обоих. И вызвали милицию. То есть подставили по-черному.
— Все очень похоже, но оглушили и связали их не люди Лузги и Рассыпного.
— Ну да, это сделали вы и Джон.
— Именно. Когда Барик подстерег меня у квартиры Корякиной, я косил под блатного, и Поня и Барик сейчас думают, что с ними разобрались Лузга и Рассыпной. Но если так, они сейчас уверены, что положение у них очень тяжелое.
— Безусловно.
— И при таком положении они могут надеяться только на одно: на очень хорошего адвоката.
— Вы считаете, у них нет денег на хорошего адвоката?
— Деньги у них, может, и есть, но помочь им найти и нанять такого адвоката в Москве способен сейчас только один человек — Косой. Поэтому замастыренную маляву, и не одну, они попытаются послать Косому обязательно.
— Понял. И эти малявы нужно перехватить.
— Именно.
— Паша, они наверняка будут перехвачены, но вы отлично знаете — таких маляв для экстрадиции мало. Считать их доказательством вины Косого нельзя.
— Верно, нельзя, но такие малявы могут повлиять на поведение Пони и Барика во время допросов. И вы сможете вытянуть из них что-то, чего будет достаточно для экстрадиции.
— Боюсь, Поня и Барик в сознанку не пойдут ни при каких условиях. Они беспредельщики, этим все сказано.
— Федор Андреевич, да, они беспредельщики и отморозки, но до них нужно донести простой факт: Косой сейчас сделает все, чтобы их обоих ликвидировать. Причем ликвидировать прямо в СИЗО.
Несколько секунд Свирин был занят только тем, что осторожно поправлял стоящие и лежащие на столе предметы. Наконец сказал:
— Паша, а вы ведь подали мне сейчас одну мысль.
— Очень рад. Надеюсь, объясните, что это за мысль?
— Объясню. Надо как можно скорее решить вопрос с переводом Пони и Барика из Бутырки в Лефортово. В Бутырке их ведь в любую секунду могут убрать. Как мысль?
— По-моему, очень правильная.
— Значит, так и сделаю. Вы вот-вот вылетаете в Нью-Йорк, так ведь?
— Вылетаю.
— Тогда счастливого полета. Вы везучий, может, найдете там еще что-нибудь. Что же насчет Пони и Барика, их допросами в Лефортово я займусь сам, лично.
