Глава 24
Утром, выйдя к озеру, Павел прошел по деревянным мосткам через камыши к чистой воде. Достав телефон, набрал номер Радича:
— Сергей Петрович, это я. Узнали что-нибудь насчет Барченко и Панкратьева?
— Узнал, их взяли, сейчас они в Бутырском СИЗО.
— Спасибо и счастливо, мы еще свяжемся. Тут же набрал один из номеров МУРа.
— Уголовный розыск слушает, — сказал мужской голос.
— Привет, начальник. С кем я вообще базарю?
— С вами говорит старший лейтенант Котов. С кем я говорю?
— Это не важно. Слушай, старший лейтенант Котов, я иду в признанку, мне нужен капитан или майор… Секешь, что такое признанка?
— Да, я понимаю, что такое чистосердечное признание.
— Ага, секешь… Значит, давай мне капитана или майора…
Помедлив, голос сказал:
— Хорошо, подождите.
Примерно через полминуты Павел услышал другой голос:
— С вами говорит капитан Шавырин, что вы хотите?
— Рад слышать, гражданин начальник. Так вот, капитан, думаю, ты слышал, вчера на Новой Басманной завалили колченогую? Твоя контора, я слышал, замела двоих, так вот, я был там третьим.
— Кто именно вы? Представьтесь.
— Обойдешься, скажу только, что я залетный. Со мной были Поня и Барик. Знаешь Поню и Барика? Ну, Панкратьева и Барченко?
— Да, я знаю Панкратьева и Барченко.
— Рад, что ты их знаешь. Так вот, Поня и Барик поступили западло, старуха ушла налево, а мы так не договаривались. Мне пришлось сделать им плохо и свалить.
— В чем выразилось, что они поступили с вами, как вы выражаетесь, западло?
— В том, что Косой сказал, мы из этой колченогой должны выбить кое-что. А потом уже можно будет ее мочить.
— Косой?
— Да, ты правильно понял, начальник. Косой, он же Кирьяков Георгий.
— Давайте уточним. Кирьяков дал вам указание убить эту женщину?
— Дал, нам троим, мне, Поне и Барику. Но колченогая сначала должна была расколоться, а уже потом мы должны были ее мочить. Но эти лохи сделали это раньше. Косой также заказывал мне, Поне и Барику другую колченогую, но она вовремя сделала ноги. А у этой старухи мы с Поней и Бариком хотели узнать, куда делась та колченогая, и потом замочить, так эти фраера ее кокнули, пока она еще не раскололась, и сломали мне всю игру. Поэтому я и вложил их тебе, просек, начальник?
— Просек, просек… Вторая жертва, или, как вы ее называете, колченогая, у нее есть имя?
— Имя-отчество не знаю, фамилия ее Князева. Я ее видел в списке квартир. Там написано — квартира пятьдесят шесть, Князева Л.А.
— А номер дома какой?
— Новая Басманная, дом восемнадцать. Мы из шпалеров в нее популяли немного, но она верткая оказалась, слиняла.
— Вы говорите, Кирьяков дал вам поручение ее убить?
— Да, Косой нам ее заказал. Так вот, начальник, мой тебе совет — проследи за малявами, которые Поня и Барик, я это точно знаю, будут теперь слать на волю. Они, как только узнают, что я их сдал, верняк будут их слать. Запомни это. На этом ты их возьмешь точняк. И еще одно запомни: я тебе, начальник, очень помог. — Не дожидаясь ответа, отключил связь. Спрятав мобильник, огляделся.
У дальнего конца мостков к причалу были привязаны три лодки; небольшие волны с белыми гребешками пены слабо накатывались на причал, и лодки изредка ударялись бортами о доски. Над поверхностью озера летали чайки, в камышах покрякивали утки, на середине озера застыла небольшая льдина, оставшаяся после ледохода.
Услышав сзади шаги, обернулся.
Это был Джон; подойдя, он остановился, оглядывая озеро. Потянувшись, вздохнул:
— Лед еще не сошел, хотя март.
— Так и должно быть, это север. Джон, знаешь, мы обязательно должны еще раз поговорить с Ларисой Александровной.
— Должны. Если она признается, что была знакома с Фредом Луксманом, — за этим может стоять многое. Но если честно, я не уверен, что она признается.
— Но поговорить с ней мы все равно должны.
Сзади раздался звук шагов, это была тетя Настя; подойдя к ближней к берегу лодке, женщина присела, что-то поправляя на корме.
Понаблюдав за ней, Джон сказал:
— Я правильно понимаю, они с Ларисой Александровной ближайшие подруги?
— Да, ты правильно понимаешь.
— Может, спросим насчет Фреда Луксмана у нее?
— Давай спросим, почему нет.
Когда они подошли, тетя Настя встала, вытерла руки ветошью, посмотрела на Павла:
— Гуляете?
— Да, вот гуляем, смотрим на озеро. Анастасия Евгеньевна, мы хотели с вами кое-что обсудить.
— Да? — Пригнувшись, положила ветошь в лодку. — Хорошо, давайте обсудим.
— Разговор очень серьезный, вы должны отчетливо понять: сейчас вокруг Ларисы Александровны и Лины ходит смерть. Вы понимаете это?
— Ну… Конечно, понимаю, чего ж тут не понять. Но что я могу поделать?
— Сейчас объясню. Вы что-нибудь слышали о таком Фреде Луксмане?
Вопрос повис в воздухе; женщина, ничего не отвечая, стояла, разглядывая озеро.
— Значит, слышали, — сказал Павел. — Вчера мы с Джоном спросили у Ларисы Александровны, знает ли она Фреда Луксмана, и она ответила, что не знает. Так вот, Анастасия Евгеньевна, я почти на сто процентов уверен, что смерть, которая ходит вокруг Ларисы Александровны и Лины, как-то связана с Фредом Луксманом. И если вы хотите эту смерть отвести, вы должны сказать нам, была ли Лариса Александровна знакома с Фредом Луксманом или нет.
Тетя Настя долго смотрела на лодку, борт которой изредка постукивал о причал. Наконец произнесла тихо:
— Да, она была с ним знакома, но об этом вам нужно поговорить с самой Лорой.
— Но мы уже с ней говорили, — сказал Джон. — Она сказала, что не знает Фреда Луксмана.
— Поговорите еще. Я не могу вам ничего рассказать про Фреда, это не моя тайна.
— Не ваша?
— Нет, не моя. Лора дала обещание дочери, что Лина никогда не узнает о Фреде Луксмане, поэтому она вам ничего и не сказала. Но если она поймет, что от этого зависит жизнь Лины, я думаю, она расскажет.
Когда они вошли в комнату, Лариса Александровна сидела в кресле. На ней был домашний халат, из-под опущенного рукава выглядывала перевязанная левая рука.
— Доброе утро, молодые люди. — Сделав жест здоровой рукой, показала в сторону дивана. — Садитесь, не стойте.
Подождав, пока они сядут, улыбнулась:
— Вижу, у вас какое-то дело ко мне. Я угадала?
— Угадали, — сказал Павел. — Мы хотели бы кое-что уточнить.
— Пожалуйста, уточняйте. Но если вы хотите вернуться к вчерашнему разговору, боюсь, я ничего не смогу к нему добавить.
— Лариса Александровна… — начал было Джон, но Павел тронул его за плечо:
— Джон, позволь мне. Лариса Александровна, вы знаете, что случилось с Маргаритой Петровной Корякиной?
— С Ритой? — Бабушка Лины напряженно всмотрелась в него. — Нет. А что с ней случилось?
— Она мертва.
— Мертва? Вы… — Ее губы как-то беспомощно, по-старчески затряслись. — Вы не шутите?
— Нет. Ее убили те же люди, которые стреляли в вас. В ее собственной квартире.
Закрыв лицо здоровой рукой, Лариса Александровна отвернулась. Она что-то шептала сквозь слезы, и услышать этот шепот Павел смог, лишь пригнувшись к ней:
— Господи… Рита умерла… А вы мне ничего не сказали… Не сказали… О господи… Это же… Это же… Это же моя Рита… Моя Рита…
Больше он ничего не услышал, ее слова перешли в совсем уже неясный шепот и всхлипывания. Выждав, пока она успокоится, сказал:
— Лариса Александровна, мы пытались скрыть от вас правду, чтобы зря не волновать вас. Мы ошиблись, но ведь ошибаетесь и вы, когда пытаетесь скрыть от нас правду.
Достав из кармана платок, Лариса Александровна вытерла слезы. Вздохнув, повернулась:
— Какую это правду я от вас скрываю?
— Не знаю какую, но скрываете. Лариса Александровна, мы понимаем, что-то заставляет вас не быть с нами до конца откровенной.
— О господи… — Снова закрыла лицо рукой. Прошептала: — Павел, чего вы от меня хотите?
Подождав, пока она отнимет руку, Павел сказал:
— Мы хотим, чтобы вы рассказали нам правду о Фреде Луксмане, которого вы точно знаете.
— Узнав эту правду, мы сможем оградить от опасности вас и Лину, — добавил Джон. — Больше того, мы сможем вообще покончить с этой опасностью. Вы понимаете это?
В комнате наступила тишина. Когда Лариса Александровна наконец заговорила, ее голос звучал тихо и ровно:
— Хорошо. Хорошо, я расскажу вам, в чем дело. Вчера я действительно обманула вас. Но сделала я это потому, что дала обещание дочери никогда никому об этом не говорить. Особенно… Особенно Лине.
— Не говорить о чем? — спросил Павел.
— О том, что на самом деле она не Лина Гжибовская, а Лина Луксман.
Павлу потребовалось несколько секунд, чтобы осознать услышанное; за это время он успел изучить застывшее лицо Джона и услышать за окном слабое мяуканье чаек. То, что ему сказала пожилая дама, требовало подтверждения, и он спросил:
— Что, Лина на самом деле не Гжибовская, а Луксман?
— Да, она на самом деле не Гжибовская, а Луксман.
— Но почему вы не хотели об этом говорить?
— Господи, Павел… И вы, Джон… Это долгая история.
— Ну и ну. — Наконец-то вступивший в разговор Джон помахал ладонью перед лбом, будто отгоняя мошку. — Ну и дела. — Посмотрел на Ларису Александровну. — Может, расскажете, как все было?
— Что уж теперь. — Поправила рукав своего халата. — Расскажу.
Прошло, однако, еще некоторое время, понадобившееся Ларисе Александровне для того, чтобы посидеть, встряхивая головой и разглаживая полы халата. Наконец она сказала:
— Это было давно, очень давно. Мне тогда было тридцать семь лет, а Лене, моей дочери, девятнадцать. Фред Луксман часто приезжал в Москву, очень часто. Он как-то сказал мне, что одна из его бабушек была русской, поэтому он и любит сюда приезжать. Ну и… — Снова несколько раз встряхнула головой, не замечая этого. — Все началось именно тогда. Мы сидели с Леной в Коломенском, в летнем кафе. Фред прислал нам цветы, потом подсел. И стал ухаживать за Леной.
— За Леной, то есть за вашей дочерью? — спросил Павел.
— Да. Ему тогда было чуть больше пятидесяти, но он выглядел гораздо моложе. Он был очень элегантным. Все знали, что он американский миллионер, о нем писали все московские газеты. Ну и… Он вообще умел ухаживать. В общем, у них с Леной начался роман. Он довольно неплохо знает русский, ну и… — Вздохнула. — Честно говоря, я этот роман всячески поддерживала. Сами понимаете, такой завидный жених. Я спала и видела, что Лена выйдет за него замуж. Но потом… — Лариса Александровна замолчала.
— Да, потом? — напомнил Павел.
— Видите ли, Лена была вся в меня. Она была очень требовательная барышня. Ну и в какой-то момент ей показалось, что Фред относится к ней поверхностно. Конечно, он делал ей дорогие подарки, помню, он подарил ей безумно дорогое бриллиантовое ожерелье, бриллиантовые кольца, серьги. Да и просто давал ей деньги. Но почему-то предложения тогда он ей так и не сделал. Ну и… Короче говоря, когда Фред уехал в Нью-Йорк, Лена встретила Сергея. Сережу Гжибовского.
— Кто это? — спросил Павел.
— Сережа… Впрочем, всего не объяснишь. Он был очень талантливым русским художником, просто очень. Сейчас, через семь лет после его смерти, несколько его картин купила Третьяковка. Да и вообще, он был блестящим человеком. Его приглашали делать декорации в Большом, в Мариинке, а потом, уже перед самой смертью, он расписал задник Миланской оперы. В общем, Лена влюбилась в него без памяти. Но к этому времени она была уже на втором месяце беременности от Фреда. Мы с ней часто говорили об этом, и она сказала, что хочет оставить ребенка. Она знала, что сможет убедить Сергея, что это его ребенок. И она его убедила. Но при этом она записала Лину на свою фамилию, Князева. Она ведь и сама оставила себе фамилию Князева, когда вышла замуж за Сережу. — Прикрыла рукой лицо. — Но потом… Господи, кто мог знать, что это все случится.
— Что именно? — спросил Павел.
— Да просто… Просто это и предположить никто не мог. Лине тогда было три года, Лена сидела с ней во дворе, возле песочницы. И вдруг рядом с ней сел Фред. Представляете, он специально прилетел к ней из Нью-Йорка. Стал объясняться в любви, сказал, что не может ее забыть. При этом еще так совпало, что Сергей в это время был в Италии, там выставлялись его картины. И главное, когда Фред увидел Лину, крошку совсем, он сразу же сказал: это моя дочь. Я вижу, говорит, что это моя дочь, она похожа на мою мать, ее бабушку. Ну и он стал уговаривать Лену, чтобы она вышла за него замуж. Он не знал, что она уже замужем, она от него это скрыла. Она боялась, что из-за Фреда у нее будут неприятности с Сергеем, и ничего Фреду не сказала. Так вот, Фред, когда Лена отказалась выйти за него замуж, стал приходить каждый день и умолять, чтобы она отдала ему дочь. Обещал дать ей за это несколько миллионов долларов. Лена, конечно, отказалась отдать Лину. И тогда Фред сказал: «Я отберу ее у тебя. Найму лучших адвокатов и отберу». Ну и, когда он уехал, мы с Леной начали лихорадочно решать, что нам делать. Тут еще одна наша знакомая, из ЗАГСа, сказала, что Фред перед отъездом был несколько раз у нее, уговаривал дать ему копию свидетельства о рождении Лины и в конце концов получил эту копию. За взятку, конечно. В этом свидетельстве Полиночка была записана как Князева. Ну и, когда Лена узнала об этом, она решила сделать так, чтобы Полиночка стала Линой Гжибовской. И сама взяла фамилию Гжибовская. Естественно, после этого в ЗАГСе лежало уже другое свидетельство о рождении, где Полина была записана как Лина Гжибовская. После этого Лена начала скрываться от Фреда, несколько раз специально меняла квартиру. Так, представляете, Фред не успокоился.
— Не успокоился? — переспросил Павел.
— Нет. Он несколько раз после этого специально приезжал в Москву, чтобы найти дочь. Он даже дал объявление в газеты, что ищет свою дочь, Полину Князеву, семи лет. Но он ее так и не нашел, потому что Полины Князевой уже не было, а была Лина Гжибовская.
— Подождите, Лариса Александровна. Почему Полину Князеву? Ведь ваша внучка — Лина?
— Полное имя моей внучки Полина. Так ее назвали, и такое имя ей дали при крещении. Моя дочь всегда звала ее Поля, а мне больше нравилось звать ее Лина, и я звала ее Линой с самого начала. Ясно, когда Лина получила американское гражданство, она все документы оформила как Лина Гжибовски.
— Понятно. О втором сокращении Луксман не знал?
— Нет. Фреду было известно только имя Поля, Полина. А Лене, моей дочери, удалось так запутать следы, что он так и не нашел ее новую квартиру. Ну и, естественно, не нашел Лину. Вот такая история. Лина выросла, ну а потом… Потом Сережа умер. Первым.
— Извините, Лариса Александровна, я не очень понял, — сказал Павел. — Как понять «первым»?
— Понять это надо так, что у Лены обнаружили лейкемию. Она это скрывала, но Сергей каким-то образом об этом узнал. И начал пить. Когда же и это перестало помогать, начал принимать транквилизаторы. И однажды так напринимался, что его нашли в мастерской мертвым. Ну а Лена… Дни Лены к тому времени были уже сочтены. Она умерла вскоре после Сергея. Лине к этому времени было уже девятнадцать. Вообще, она ведь с одиннадцати лет жила у меня.
— Почему?
— Так получилось, Лене так было удобнее, да и Сереже тоже. Так что вырастила Лину я. — Грустно усмехнулась. — Ну вот, а теперь мы остались с ней вдвоем. Вот и вся история, молодые люди.
Павел смотрел на Ларису Александровну, пытаясь осмыслить то, что услышал. Наконец сказал:
— Лариса Александровна, у вас есть какие-то документальные подтверждения, что Лина — дочь Фреда Луксмана?
— Никаких особенных документальных подтверждений этому у меня нет. У меня только сохранилась копия старой метрики, где Лина записана как Полина Князева. Да еще есть вырезки из двух газет, где напечатано интервью с Фредом, в котором он говорит, что ищет свою дочь, и объявление, что он разыскивает свою дочь Полю Князеву, семи лет. Это все.
— Где находятся эта метрика и эти вырезки?
— У меня дома, на Новой Басманной.
— Скажите, а у вас есть фотографии маленькой Лины?
— Конечно. У меня очень много ее фотографий, самых разных. Мы ее фотографировали каждый год, причем несколько раз.
— Эти фотографии у вас тоже дома?
— Да, конечно. Там у меня несколько альбомов.
— Мы могли бы вместе с вами поехать сейчас в Москву, чтобы посмотреть эти документы и фотографии?
— Почему нет, могли бы. Только знаете, не говорите пока об этом Лине, я должна ее подготовить.
