Самый суматошный день – воскресенье, когда особенно много школьных экскурсий и приезжих из других городов. Города и веси, колхозы и совхозы, даже отдаленные горные аулы. Толпа самая многочисленная, самая бестолковая и крикливая.

Студент зашел вместе с последней группой, в 16.30. Улучив удобный момент, когда экскурсовод и смотрительница отвлеклись на пятиклассников, затеявших перестрелку жеваной бумагой, он отделился от толпы, якобы в поисках туалета. Незаметно скользнул в полуподвал. Открыл ключом решетку, спустился по лестнице вниз. Освещенный двумя лампочками-«сороковками» низкий коридор. В конце – металлическая дверь электрощитовой с острой закорючкой молнии внутри желтого треугольника. Студент взял второй ключ из связки, которую передал ему охранник. Замок тихо щелкнул, дверь открылась.

На крохотном пространстве размером с кладовку разместились распределительные щиты, трансформаторы, ободранное кресло и тумбочка. Короедов уверял его, что электрик сюда заходит только по необходимости, когда что-нибудь коротнет или перегорит. Сидит он обычно в соседней комнате – там инструмент, шкафчик для переодевания и все такое прочее. Сегодня у него вообще выходной, за всем техническим хозяйством присматривает дежурная бригада-«аварийка», которая по вызову обслуживает весь Кремль и в данный момент забивает «козла» где-то в подвалах Дворца съездов… Так что, если никакой аварии не случится, все будет нормально.

В электрощитовой Студент задержался недолго. Он без труда вскрыл отмычкой соседнюю комнату. Здесь простора куда больше, и переждать ночь было бы удобнее. Почему Короедов предложил именно электрощитовую, непонятно. Впрочем, ну да – ведь самому ему здесь не сидеть…

Студент обошел комнату, подсвечивая себе фонариком. Открыл шкафчик, увидел там рабочую куртку с надписью «Мосэнерго» и оранжевую каску. В укромном уголке между шкафчиком и стеной обнаружилась обтрепанная кушетка, где электрик, надо думать, отдыхал с устатку…

Вернувшись в электрощитовую, он запер дверь изнутри, заслонил картонной коробкой крохотное окошко под потолком, уселся в ободранное кресло. Снял бороду, парик и очки – они ему больше не понадобятся. Достал видавший виды «ТТ» с вытертыми добела гранями, проверил патрон в патроннике, положил на тумбочку. Рядом положил тяжелый обоюдоострый нож. И стал ждать. В тишине и полумраке.

Звуки, похожие на далекий лай собак… Наверное, разговоры посетителей наверху… И, откуда-то из бесконечности, бой курантов. Бум, бум… Стало еще темнее.

Шорох осторожный, мелкий нарастает, постепенно переходит в наглый топот и поскребывание. По полу бегали крысы. Ему наплевать на крыс, но он все-таки закинул ноги на тумбочку. Так удобнее. Спустя какое-то время увидел две красные точки, два тлеющих уголька перед собой. Как будто крыса сидела у него на животе. И даже почувствовал тяжесть, и тепло, и острую звериную вонь. Провел рукой, смахивая непрошеного гостя. Пустота. Зажег спичку. Ничего. Наверное, уснул. На часах без десяти восемь.

Студент встал, размял ноги. Минуту постоял, прислушиваясь. Натянул на голову шерстяной чулок с прорезями для глаз. Разложил оружие по карманам, повесил на плечо сумку с инструментом. Отпер дверь и вышел в коридор.

Все было договорено по минутам, но Короедов все равно вздрогнул, когда из темноты выступила фигура с головой темной и гладкой, как у Фантомаса.

– Ну что, отключил?

Короедов кивнул. Глаза в прорезях маски смотрели пристально, недоверчиво.

– Точно говорю… все отключил, – еще раз кивнул Короедов.

– Ладно. Сиди тут, поглядывай. Я быстро.

– Подожди. А как ты собираешься витрину… того, вскрывать? – Короедов облизнул губы. – Ты ж это… Не шуми только, да?..

Фигура поставила на стол клеенчатую сумку с ободранным боком, извлекла оттуда что-то вроде разводного ключа с закругленным лезвием на конце, сунула капитану под нос.

– Это алмазный резак. Ему что стекло, что дерево, что бетон – все по барабану. Тихо, без пыли и визгу.

И вот уже нет никого. Фигура растворилась в темноте. Короедов сидел не шелохнувшись. Он даже старался не думать, отключить все мысли, как радио от розетки. Но это было невозможно. Каждую секунду он боялся, ждал, что раздастся звон стекла, выстрел, крик, что угодно. Или вдруг спустится напарник со второго этажа…

На охранный пульт с отчетливым звуком упала и растеклась капля.

– Елки-палки…

Все лицо было в поту, словно он сидел в парилке. Короедов достал платок, вытерся. И тут в круге света от настольной лампы снова нарисовалась темноголовая фигура.

– Уже? – шепотом удивился Короедов, посмотрел на часы.

Вместо ответа на стол легли три увесистые пачки пятидесятирублевок в банковских контрольках. Сердце капитана трепыхнулось, вздрогнуло, словно к нему поднесли сильный электромагнит. Нервным движением он смахнул, почти уронил деньги в портфель… И вот – сразу отпустило, отлегло. Гора свалилась с плеч.

– Шапка где?

Студент похлопал по своей сумке.

– Ну, пойдем проверим, что ты там наработал…

– Проверь, если хочешь, – маска широко зевнула.

Они вместе прошли в четвертый зал. Витрина выглядела целой, и шапка там лежала… Как настоящая. Соболиный кант, крест, камни, все как положено. «Может, и в самом деле пронесет?» – подумал Короедов. И успокоился окончательно.

– Молодец, все чисто. Сигнализацию уже можно включать? – спросил он.

– Включишь утром, когда будешь уходить. Я склеил шов, надо дать ему схватиться как следует.

Короедов вдруг засомневался.

– А если не схватится?

– Я ж тебе сказал, служивый: я лучший спец в таких делах, у меня все схвачено. А что не схвачено, то схватится, не переживай.

– Ну, утром так утром!

Они дошли до следующего зала, где выставлялись экипажи и повозки. Там Студент забрался внутрь санного возка конца XVII века, представлявшего собой обитый сафьяном короб с окошками на деревянных полозьях. Здесь ему предстояло ждать утра и первых посетителей, с которыми он должен будет незаметно смешаться.

– Ну как, нормально устроился? – поинтересовался Короедов.

– По-царски, – ответили из темноты возка.

Остаток ночи Короедов провел, пересчитывая деньги и мечтая о новой спокойной жизни, в которую он сейчас вступал. Точнее, уже вступил. После выплаты долга у него останется целых пять тысяч рублей! Огромные деньги, если задуматься. Можно будет купить дачу в Вешках каких-нибудь, на северной окраине. Главное, чтобы подальше от Мамырей. Никаких больше Мамырей! Никаких больше карт! Может, даже с водкой получится завязать… Новая жизнь, в общем!

В пять утра сонный и окрыленный Короедов пошел совершать утренний обход. Теперь он смотрел на упрятанные за пуленепробиваемыми витринами золотые и серебряные украшения без малейшего раздражения, с каким-то даже чувством сопричастности. Здраво поразмыслив, он пришел к выводу, что к даче, в общем-то, полагается автомобиль. А как же? На электричке не очень-то наездишься, особенно со всякими баулами, картошкой да кабачками (а картошка и кабачки будут родить обильно, в этом он не сомневался)… Вот-вот. Если же подойти к делу с умом, то, помимо дачи, денег хватит на какой-нибудь слегка подержанный «Москвич». Главное, выбрать благородный цвет…

«Благородный цвет…» – повторил он про себя еще раз, как раз дойдя до витрины с шапкой Мономаха и прочими царскими регалиями. И остановился.

Витрина была целой и невредимой. По крайней мере, выглядела как целая. Но шапки Мономаха там не было. Слева – государственная держава с серебряным крестом, справа – императорская корона Анны Иоанновны… А между ними на бархатной подставке лежала обычная кроличья ушанка. Облезлая. Мятая. Унылого поносного цвета (совсем неблагородного). И уши наверху завязаны какой-то растрепанной веревочкой. Особенно поразило Короедова то, что цвет этой веревочки был радостно-синим и ее явно срезали с какого-то другого предмета гардероба, типа женского бюстгальтера. В окна Оружейной палаты пробивался первый утренний свет, в котором эта чертова ушанка выглядела особенно дико и нагло. Как же так? Может, опять наваждение, как тогда, с этой бабой в купальнике и огненными шарами?

Капитан Короедов обошел витрину с одной стороны, с другой. Присел на корточки, глянул на ушанку с нижнего ракурса. Ничего не изменилось. Из его горла вылетел сдавленный хрип. Оскальзываясь на полированном мраморном полу, он ринулся в зал экипажей. Резко затормозил у обитого сафьяном возка, врезался в него, отшатнулся, рванул на себя хлипкую дверцу. «Макаров» в дрожащей руке нацелился в черное нутро царской повозки.

– Выходи, тварь!

Внутри никого не было. У Короедова округлились глаза. Он отодвинулся, уставился на табличку с надписью «Возок зимний потешный. Москва, 1689–1692 гг.», словно мог ошибиться экипажем. Огляделся вокруг, бросился к сияющей позолотой французской карете XVIII века. И там никого. Ринулся дальше – нырнул в королевский портшез, едва не опрокинув его на себя. Карета венская! Карета немецкая! Колымага, мать ее, английская!..

Он сбивал оградительные столбики, дергал дверцы, светил фонариком. Обежал все залы. Осененный внезапной догадкой, рванул вдруг в полуподвал, в электрощитовую… Но и там было пусто. «Лучший в мире спец», скотина, гад! – бесследно исчез!!! Сбежал! Обманул! Под ложечкой у капитана Короедова закололо. Глянул на часы. Скоро придет сменщик, осталось каких-то двадцать минут… Звонить на пост, поднимать тревогу? Но как он объяснит исчезновение ценнейшей реликвии и появление этой наглой поносной ушанки? Как это все могло случиться? Уснул, проворонил? Или сам помогал?

«А ведь докопаются, как есть… Узнают! «Вышак» впаяют!» – подумалось ему с необычайной ясностью. И тут же, еще яснее, еще кристальнее: «А зачем мне «вышак»? У меня ведь деньги есть!! Уйду с концами! Сменюсь и уеду, даже домой не пойду!»

Такси с зеленым огоньком стояло на Манежной улице, как раз на выходе из Кремля. Короедов упал на заднее сиденье, бросил портфель на колени, сунул таксисту новенький хрустящий полтинник.

– На Павелецкий, шеф. С ветерком!

Двигатель «Волги» отозвался на его слова радостным рыком. Машина вылетела на проспект Калинина, лихо развернулась на пустынном по случаю раннего утра Садовом кольце и устремилась на юг.

– На поезд? – не оборачиваясь, бросил таксист.

– Он самый, – сухо ответил Короедов. Подумав, добавил: – В Саратов, в командировку.

Ни в какой Саратов он, конечно, не собирался. Пересесть на Павелецком на метро, махнуть на Курский вокзал, а оттуда – к родственникам в Тулу. Ну а там видно будет… Примерно такой вот план сложился в опухшей от волнений голове капитана Короедова.

– Да ты что? А у меня теща из Саратова! – таксист хмыкнул с таким видом, будто они оказались близкими родственниками. – Анекдот такой есть, слыхали? Померла, значит, теща у мужика… ага. Жена ему: как будем хоронить – кремировать, бальзамировать или просто закопаем? А он, слышь, такой: давай, говорит, все сразу, чтоб наверняка!.. Ха-ха-ха! Неплохо, да?

Короедов посмотрел в зеркало и промолчал.

– Уловили юмор, да? – не отставал, продолжал веселиться таксист. – Он, значит, боится, что теща может ожить случайно, понял, да? Ну и, такой, значит, собирается ее забальзамировать, а потом сжечь, а потом еще и закопать! Во дает! Ха-ха! Давай, говорит, все сразу! Ха-ха-ха!

– Я понял, – сдержанно сказал Короедов.

– А командировка – это дело серьезное… ответственное даже! Я верно говорю, товарищ капитан? – глаза снова возникли в зеркале. Таксист явно соскучился по общению. – Да… Я вот, верите ли, люблю на поезде ездить! Сел в купе, принял сто грамм – и баиньки… Милое дело! Красота! За баранкой этой проклятой не поспишь ведь! И коньячку не навалишь! «Гайцы» так за хобот ухватят, никакого коньячку потом не захочешь!.. У вас есть знакомые «гайцы», товарищ капитан? Я бы вот, честно, что хочешь отдал, чтобы закорефаниться с каким-нибудь «гайцом»! Не познакомите, а?..

Какой-то уж больно болтливый таксист попался, подумал Короедов. И навязчивый.

– Нет у меня никаких знакомых! – рявкнул он. – Смотрите за дорогой и не отвлекайтесь!

И сам отвернулся в окно, чтобы не встречаться взглядом с таксистом. В молчании они ехали некоторое время, и тут Короедов заметил по правому борту торчащее над верхушками деревьев колесо обозрения.

– Это что, парк Горького? – удивился он. – А где же вокзал?.. Мы его что, проехали?

– Чего это проехали? – неожиданно злобно отозвался таксист. – Ничего мы не проехали!

– Так ведь колесо! – капитан ткнул пальцем в окно. – А вокзал там! – Он показал на противоположную сторону.

Где-то с минуту таксист не издавал никаких звуков, только ниже склонился над баранкой.

– Умные какие все стали! Учить меня будет, где вокзал! Ага, конечно! – проворчал он. – А что проспект перекопали, не заметил?

– Какой проспект?

– А вот такой!

Раздался резкий визг тормозов. Капитана Короедова швырнуло вперед, на спинку сиденья. Портфель слетел с его колен, а сам он ударился подбородком обо что-то твердое и острое, так что искры посыпались из глаз… Потом откуда-то появилось лицо таксиста в неожиданном нижнем ракурсе, далекое и расплывчатое и в то же время показавшееся капитану удивительно знакомым… Но его тут же заслонил огромный кулак с кастетом.

– Лежи тихо, сука! – услышал Короедов. И опять искры. И темнота.

Такой же дом, как в Мамырях, такая же скамейка, стол… Как в кошмарном сне. И он на том же самом месте сидит. Вроде бы. Только ни водки, ни карт на столе, и в окно светит солнышко, и компания перед ним другая… По крайней мере, того огромного человека, похожего на облаченную в штаны и рубашку гориллу, только страшнее, капитан Короедов не помнит. Ему даже больно на него смотреть, настолько он огромный и жуткий. И что делать?.. Табельного оружия-то при Короедове нет – отобрали, сволочи. И оружие отобрали, и пакет с деньгами. Что из этого хуже, он даже сообразить не мог.

– …А я ему впариваю, значит, пургу всякую, пятое-десятое, а сам на Ленинский свернул, – журчал голос таксиста Витька.

«Значит, ты не только таксист, но и бандитский пособник! – подумал капитан. – Ну и гад!»

– Еду и думаю: ни хрена себе, сдернуть хотел со всем баблом, лягаш вонючий!.. А с долгами кто рассчитываться будет?!

– Это чего, Мить, тот самый мент? – перебил его человек-горилла.

– А кто ж еще, – сказал Хваленый, пересчитывая пятидесятирублевки и складывая их стопками на столе. – Сегодня как раз месяц, как он мне десятку проиграл. Выжучивался, сука, отдавать не хотел… А я сразу понял, что золотишко из музея толкать будет, деваться-то ему некуда. Только боялся, что сбежит. Вот и приставил Витька присматривать…

Он уложил в стопку последнюю купюру и сказал:

– Пятнадцать тыщ без полтинника…

Витек положил на стол новенькие пятьдесят рублей.

– Вот, это он со мной расплатился.

– Ты знаешь, что бывает с теми, кто долги не отдает? – хмуро поинтересовался человек-горилла.

– Так ведь я вот… Отдаю… – выдавил Короедов.

– Ага. Когда тебя за холку взяли!.. Где взял бабки, чмо?

Короедов старался не смотреть в маленькие немигающие глазки – смертельные амбразуры, просто не мог в них смотреть. И поэтому уставился в стол.

– Получил, – сказал он тихо.

– От кого получил? Зарплату мусорам выдавали, что ли?

Витек захихикал. Короедов вытер под носом связанными у запястий руками и попытался объяснить:

– Это один из ваших… Не знаю, как его звать, не назвался… Мы договорились, что этой ночью я сигналку отключу, а он шапку Мономаха с витрины дернет… Ну а по факту, он меня обманул…

– Из каких это «из наших»? – поинтересовался горилла, развернулся к Хваленому, подозрительно глянул. – Твои?

– Да ты че, Голован? – возмутился Хваленый. – Мои архары под веником сидят, они без моего согласия на такое дело в жизни не подпишутся!

Голован снова повернулся к Короедову.

– Шапка Мономаха, говоришь? Это такая… Мохнатая, типа корона? Иван Грозный типа, да?

Короедов утвердительно кивнул.

– И где эта шапка?

– У него, у этого… Он с ней ушел, сбежал. Обещал, что у него копия есть, а сам ушанку старую бросил… Мне теперь «вышка» светит!

– «Вышка»! – презрительно передразнил таксист Витек. Голован тяжело глянул, и он умолк.

– Как выглядит этот фуфел? Сколько лет?

– С бородой такой. Крепкий, пижонистый. В очках дымчатых… А потом он все в маске был, лица не видел. Сказал, он лучший спец в Союзе по музейным кражам…

Бандиты переглянулись. Хваленый пожал плечами.

– Залетный кекс, что ли? – сказал он.

Голован насторожился.

– Лучший по музеям?

– У него еще перстень был на пальце, – вспомнил Короедов. – С львиной мордой! И камень такой в пасти, черный…

Лицо человека-гориллы мгновенно налилось краской, словно внутри у него лопнула какая-то артерия. Он схватил капитана за ворот кителя, поднял и встряхнул.

– Студент! Это Студент, да? Где эта сука?

– Сбежал, я ведь говорю… – пробормотал Короедов. – Он должен был в зале спрятаться и сидеть тихо, ждать, а он, наверное, свинтил как-то по-хитрому…

Голован еще разок тряхнул его и швырнул на скамейку.

– А ну давай, говори толком и по порядку. Что там за дела у вас со Студентом?

Короедов, избегая смотреть Головану в глаза, принялся рассказывать. Толком и по порядку. Как познакомился, как отдал дубликаты от решетки полуподвала и электрощитовой. Как Студент вручил ему деньги и укрылся в санях. И как потом в витрине появилась ушанка, а Студент исчез. Когда он закончил, Голован посмотрел на Хваленого.

– Что думаешь?

– Думаю, он никуда не выходил, – сказал Хваленый. – Где-то там прячется, сука.

– И я так думаю.

Голован повернулся к капитану Короедову.

– Во сколько открывается твой музей?