Когда Келси вырвалась в свой мир, на этот раз рядом оказался Булава.

Он придерживал ее обеими руками за талию, и Келси увидела, что направлялась к большим двойным дверям в дальнем конце ее зала.

– Я куда-то шла?

– Бог знает, госпожа.

А вот и ответ: лицо ее матери, красивой, но бестолковой. Булава отпустил ее, и она махнула рукой в сторону двери.

– Пойдем, Лазарь. Вернемся в портретную галерею.

– Сейчас?

– Сейчас. Только ты и я.

Лицо Пэна застыло, но Булава кивнул, и он шагнул в сторону коридора. Сейчас Келси не могла позволить себе беспокоиться о чувствах Пэна: взглянув на часы, она обнаружила, что уже перевалило за час ночи. Время истекало.

По невысказанному согласию, на этот раз они не стали пользоваться туннелем Булавы. Вместо этого Келси вышла в переднюю дверь и пошла по длинному коридору, выходящему в Королевское Крыло и в центральную часть Цитадели. Они давно раздали все свободные комнаты, и теперь даже коридоры были заполнены людьми, большинство из которых, казалось, бодрствовало. Запах немытых тел стоял страшный. Когда Келси проходила мимо, они кланялись, бормотали, тянулись к подолу ее платья. А она кивала в знак благодарности, едва их завидев, уверенная в том, что если кто-нибудь попытается сделать что-то не то, она покончит с ним в одно мгновение. Старуха благословила ее, когда Келси проходила мимо, и Келси заметила старинные четки, намотанные вокруг ее скрюченных пальцев. Святой отец разорался бы, узнав, что такие еще встречаются: никто в Арвате не терпел грешников, несущих собственную благодать. Увидев молочную катаракту, застилающую один глаз старухи, Келси потянулась и схватила ее за руку, прежде чем двигаться дальше. Кожа оказалась сухой, словно кость, похожей на чешую, и Келси почувствовала облегчение, отпустив ее.

– Пусть великий Бог защитит и сохранит вас, Ваш Величество, – прошуршала женщина ей вслед, и Келси почувствовала, как внутри нее что-то перевернулось.

Разве они не знают, что она сегодня умрет? Как они могут не знать? Она ускорила шаг, решив достичь портретной галереи, прежде чем Лили снова поглотит ее.

Теперь она чувствовала нужду Лили, боль Лили, вгрызающуюся в края разума, пытаясь затащить ее обратно, и на мгновение даже разозлилась на нее: неужели она не может свалить свои печали на кого-нибудь еще?

– Есть новости об отце Тайлере? – спросила она Булаву.

– Нет. Я лишь смог разузнать, что он и еще один священник исчезли из Арвата несколько дней назад, и святой отец в ярости. Он назначил вознаграждение в тысячу фунтов тому, кто приведет ему отца Тайлера живым.

Келси на мгновение остановилась, прислушиваясь к стене.

– Если он тронет отца Тайлера, я убью его, Лазарь.

– Вам не придется, госпожа. Я сам его убью.

– Я думала, ты не любишь священников.

– Зачем я здесь, госпожа? Вам больше не нужна защита. Я могу бросить вас посреди Сухих Земель, и вы, вероятно, выберетесь невредимой. Эти люди не представляют для вас никакой опасности. Зачем же вы позвали меня с собой?

– Мы начинали вместе. – Они завернули за угол и стали спускаться по новой лестнице, меньшей, чем Главная Лестница, и круглой. Люди толпились вверху и внизу лестницы, расступаясь при приближении Келси.

– Вы начинали со всеми нами.

– Нет. Ты помнишь то утро с ястребом? Тогда я впервые узнала, что я Королева, и там были только ты и я.

Булава резко на нее посмотрел.

– Что вы задумали, госпожа?

– Что ты имеешь в виду?

– Я вас знаю. Вы что-то замыслили.

Келси скрыла свои мысли, заставив их сойти с лица.

– Когда взойдет солнце, я хочу спуститься к мосту и попытаться зайти с козырей.

– Условия не подлежали обсуждению.

– Все подлежит обсуждению, если у меня есть то, чего она хочет.

– Она хочет этот город и все, что в нем находится.

– Да, может не сработать. Но я должна попытаться. Я возьму с собой четверых стражников, включая тебя и Пэна. Выбери двух остальных.

– Может быть, не Пэна?

Она остановилась, повернувшись к нему. Сейчас они были почти внизу лестницы, всего в нескольких пролетах, и Келси понизила голос, помня о людях, толпящихся внизу.

– Есть, что сказать, Лазарь?

– Ну же, госпожа. Одурманенный мужчина – никудышный стражник.

– Никакой Пэн не одурманенный!

Уголки губ Булавы дернулись.

– Что?

– Для женщины с удивительно четким видением в большинстве сфер, госпожа, в других вы слепы, как булыжник.

– Моя личная жизнь тебя не касается.

– Но профессиональная жизнь Пэна касается, и то, что я терплю некоторые вещи в безопасности Королевского Крыла, не значит, что я буду терпеть их где-то еще.

– Отлично. Решай сам, пойдет он или нет. – Но Келси поморщилась при мысли о реакции Пэна, когда он узнает, что не пойдет. Прав ли Булава? Пэн влюблен в нее? Это казалось невозможным. У Пэна была женщина, и, хотя в Келси периодически просыпалась собственница, та, другая, позволяла Келси убеждать себя, что она не делает ничего дурного. Кесли не хотела втягивать Пэна в отношения. Она хотела, чтобы это оставалось между ними, чем-то, что никогда не придется вытягивать на свет. Она хотела, чтобы Булава ничего не говорил.

«Нет смысла из-за этого волноваться, – напомнила она себе. – Через несколько часов все закончится».

В портретной галерее оказалось полно народу, по крайней мере, несколько семей спали на каменном полу. Но пара грозных рыков Булавы сделали свое дело: родители вскочили, похватали своих детей и были таковы. Келси закрыла дверь в дальнем конце галереи, и они снова остались вдвоем, Булава и Келси, как и вначале.

Келси пошла посмотреть на портрет матери. Если бы мать стояла перед ней, Келси схватила бы ее за горло и выдирала волосы с корнем, пока та не взмолилась бы о пощаде. Но насколько их нынешний кошмар на самом деле был виной ее матери? Келси с тоской подумала о тех ранних днях в Цитадели, днях, когда ее вина была неоспоримой.

– Зачем она отослала меня, Лазарь?

– Чтобы защитить вас.

– Чушь! Посмотри на нее! Это не лицо альтруистки. Отослать меня на воспитание совершенно на нее не похоже. Она меня ненавидела?

– Нет.

– Тогда зачем?

– В чем смысл в этой маленькой экспедиции, госпожа? Наказать себя матерью?

– Ах, черт, Лазарь, – устало ответила Келси. – Если не хочешь со мной разговаривать, возвращайся наверх.

– Я не могу оставить вас здесь.

– Да все ты можешь. Как ты сам заметил, никто здесь не причинит мне вреда.

– Ваша мать думала так же.

– Королева Элисса? Всего-навсего мусор в тончайшем шелке. Посмотри на нее!

– Называйте ее как угодно, госпожа. Она все равно не станет такой злодейкой, какой вы хотите, чтобы она была.

Келси крутанулась, чтобы на него посмотреть.

– Ты мой отец, Лазарь?

Булава скривил губы.

– Нет, госпожа. К сожалению. Я хотел им стать. Но это не я.

– Тогда кто?

– А вам никогда не приходило в голову, что вам лучше этого не знать?

Нет, не приходило. Мгновение Келси размышляла о худших людях: Арлен Торн? Святой отец? Ее дядя? Все казалось возможным. И разве кровь так уж важна? Келси никогда не было дела, кто ее отец: мать, разрушившая королевство, казалась куда важнее. Келси перестала вышагивать, подняла взгляд и увидела портрет Прекрасной Королевы, уставившейся на нее. Любимый ребенок сидел на коленях, радостно улыбаясь, никаких темных углов, а за юбками Королевы стоял другой, темный ребенок, незаконнорожденный, нелюбимый. Происхождение имеет значение, поняла Келси, даже если не должно. Ее пронзила боль, словно кто-то пнул прямо в живот, и она закричала, складываясь пополам.

– Госпожа?

Еще один удар, и Келси взвизгнула, обнимая живот. Булава подлетел к ней в два шага, но ничего не мог сделать.

– Госпожа, что такое? Вы больны? Ранены?

– Нет. Не я. – Келси вдруг поняла: где-то, несколько столетий назад, Лили платила за свое молчание. Лили нуждалась в ней сейчас, но Келси уклонилась, сжавшись внутри собственного разума. Она не была уверена, что сможет смотреть, как Лили наказывают. Не знала, как выйдет из этого на другой стороне. Почувствует ли она, если Лили умрет? Умрет ли сама?

– Лазарь, – она посмотрела на Булаву, видя обе его стороны, балансирующие на тонкой грани: злобного мальчика, поднявшегося из невообразимого ада под Кишкой, и мужчину, положившему жизнь на служение двум королевам. – Если со мной что-то случится…

– Например?

– Если со мной что-то случится, – перебила она, – сделай несколько вещей. Для меня.

Она замолчала, задыхаясь. Яркая, жгучая боль опалила ладонь, и она вскрикнула, сжав руку в кулак и потерев им по ноге. Булава подошел к ней, и она подняла вторую руку, останавливая его, стиснув зубы, пытаясь справиться с болью, ничего не видя от слез.

– Из-за чего это с вами происходит, госпожа? Из-за ваших сапфиров?

– Не важно. Если со мной что-то случится, Лазарь, я доверяю тебе присмотреть за этими людьми и защитить их. Они боятся тебя. Черт, они боятся тебя больше, чем меня.

– Уже нет, госпожа.

Келси не обратила внимания на его замечание. Ладонь болела теперь не так остро, но продолжала горячо пульсировать в такт с ее собственным сердцебиением. Келси закрыла глаза и увидела небольшой металлический прямоугольник, блеснувший в ярком белом свете, узнав его только по воспоминаниям Лили: зажигалка. Кто-то обжег Лили руку.

«Не кто-то, – подумала Келси. – Бухгалтер». Человек, которого бы всецело одобрил Арлен Торн. И Келси вдруг задумалась, сможет ли человечество когда-либо измениться. Развиваются ли люди, перенимают ли опыт прошлого? Или просветление накатывает на них, как прилив, отступая при перемене обстоятельств? Главная отличительная черта этого вида могла оказаться пустышкой.

– Что еще, госпожа?

Она выпрямилась и разжала кулак, не обращая внимания на зев опаленной плоти, который, казалось, открылся на ее ладони.

– Если отец Тайлер еще жив, найди его и защити от Арвата.

– Будет сделано.

– И в заключение, сделай мне одолжение.

– Какое, госпожа?

– Очисть и закрой Ясли.

Булава прищурился.

– Зачем, госпожа?

– Это мое королевство, Лазарь. Не потерплю здесь никаких темных подвалов. – Глазами Лили Келси увидела лабиринт флуоресцентных коридоров внутри комплекса Безопасности и бесконечные двери, каждая из которых скрывала агонию. Ее ладонь пульсировала. – Никаких тайных мест, где происходят ужасные вещи, вещи, в которых никто не хочет признаваться при свете дня. Это слишком высокая цена, даже за свободу. Очисти его.

Булава скривился. На этот раз Келси с легкостью прочитала его мысли: то, что она просила, было для него ужасно, и он не думал, что она знает. Она положила руку на его запястье, вцепившись в кожаный ремешок, удерживающий несколько небольших ножей.

– Как тебя зовут?

– Лазарь.

– Нет. Это имя дали тебе на ринге. Как тебя зовут по-настоящему?

Он изумленно на нее уставился:

– Кто…

– Как тебя зовут?

Булава моргнул, и Келси показалось, что она увидела яркий блеск в его глазах, но мгновение спустя он исчез.

– Кристиан. Фамилии я не знаю. Я родился в Кишке, и у меня не было родителей.

– Феерожденный. Значит, слухи верны.

– Я не хочу обсуждать этот этап своей жизни, госпожа. Даже с вами.

– Справедливо. Но ты очистишь это место.

Комната дрогнула перед глазами Келси, свет факелов на мгновение стал электрическим, прежде чем снова исчезнуть. Она хотела и одновременно не хотела видеть. Она услышала, как Лили кричит. Келси сжала кулаки, отгоняя прошлое.

– Вы говорите, словно приговоренная, госпожа. Что вы собираетесь делать?

– Мы все приговорены, Лазарь. – Голова Келси дернулась, когда удар пришелся Лили по лицу. Лили уже начала терять надежду: Келси чувствовала, как ею овладевает отчаяние, оцепенение, растекающееся по всему сознанию. – Тебе придется отвести меня обратно, Лазарь. У меня нет времени.

– Мы можем вернуться туннелями. – Булава мгновение повозился со стеной, открывая одну из многочисленных дверей. – Куда вы попадаете во время ваших фуг, госпожа?

– Назад. В предпереходный период.

– Назад в прошлое?

– Да.

– Вы видите его? Уильяма Тира?

– Иногда. – По пути к двери Келси протянула руку к холсту матери, погладив нарисованный подол зеленого платья, чувствуя, как в мыслях всплывает сожаление. Как бы она ни старалась ненавидеть улыбающуюся женщину на портрете, она была бы рада с нею поговорить, хотя бы раз. – Ты хорошо знал мою мать, Лазарь. Что бы она подумала обо мне?

– Она бы нашла вас слишком серьезной, госпожа. Элисса терпеть не могла тосковать по милости других, не говоря уже об обстоятельствах, которые не могла изменить. Она окружала себя подобными людьми.

– Мой отец был хорошим человеком?

Страдальческое выражение промелькнуло на лице Булавы, а потом исчезло, да так быстро, что Келси могла бы подумать, что ей показалось. Но она знала, что это не так.

– Да, госпожа. Очень хорошим человеком. – Он махнул в темноту. – Пойдемте. Или закончится тем, что мне придется вас нести. У вас такой вид.

– Какой вид?

– Как будто вы настолько пьяны, что вот-вот потеряете сознание.

Келси бросила последний взгляд на портрет матери и последовала за ним в туннель. Она слышал сквозь стены ропот многих голосов, даже среди ночи люди слишком волновались, чтобы спать. Все находились в равной опасности: простолюдины или знать – армия за стеной не станет делать различий. Келси попыталась представить предстоящий рассвет, но видела не дальше конца Новолондонского моста. Что-то загораживало ее видение. Обжигающий огонь распространялся по рукам Келси, покалывающая боль, двигающаяся к груди, прежде чем атаковать ноги. Боль усиливалась, и Келси остановилась во тьме, не в состоянии двигаться. Она никогда не чувствовала ничего подобного: каждый нерв в ее теле, казалось, широко раскрылся, став бесконечным проводником.

– Госпожа?

– Прекрати это, – прошептала она. Она зажмурилась, чувствуя, как слезы текут из-под век. Булава нащупал ее в темноте, и Келси схватила его за руку, цепляясь, словно утопающая. – Я не хочу видеть.

Она не могла держаться: казалось, ее нервной системе пришел конец. Она больше не могла контролировать мышцы ног. Булава схватил ее, мягко опуская на пол, но боль не прошла. Каждая клетка, казалось, пылала огнем, и Келси кричала в темноте, извиваясь на грубом камне.

– Снимите их, госпожа!

Келси почувствовала, что он тянет цепочки с ее шеи, и ударила его по руке. Но у нее не было сил с ним бороться. Все мышцы отказали, тело находилось во власти боли. Она попыталась откатиться, но могла только беспомощно извиваться на полу.

– Прекратите, черт подери! – Булава подсунул руку ей под шею и приподнял голову с пола, вырвав несколько локонов.

«Предупреждение, – прошептала темная часть ее сознания. – Все, что ему нужно».

Она сосредоточилась на руке, которая держала сапфиры, сперва нажала, а потом впилась. Булава крякнул от боли, но не отпустил, и Келси вцепилась в него, открывая все новые порезы.

– Я знаю, насколько ценны твои руки, Лазарь. Не заставляй меня отнимать их у тебя.

Булава замешкался, и она нажала сильнее, устремляясь к мышце, пока он не выругался и не отступил. Келси с усилием села, потом опустила голову на колени. Боль разгорелась с новой силой, на этот раз в ногах, и она поняла, что у нее нет выбора. Время Лили открыло дверь, не останавливаться же на полпути.

– Лазарь, – прохрипела она во тьме.

– Госпожа.

– Я возвращаюсь. Я не могу это остановить. – Она растянулась на полу, чувствуя, как благословенная прохлада камня касается лица. – Не пытайся снять их, пока меня не будет. Я не отвечаю за то, что может случиться.

– Продолжайте убеждать себя в этом, госпожа.

Она хотела огрызнуться на него, но Лили уже овладела ею. Разум Лили скользнул в ее собственный, как руки, натягивающие идеально подогнанную перчатку. Боль вновь померкла: Лили укрылась в своем воображении, в мечте о Лучшем мире, полях и реке, наблюдаемых с вершины холма. Келси узнала вид: Алмонт при взгляде с холмов Нового Лондона и уходящий вдаль Кадделл. Но в мечтах Лили еще не было города, только широко раскинувшаяся земля, простирающаяся до самого горизонта… чистый лист.

Келси все бы отдала за эту землю, за этот шанс, но было уже слишком поздно.

– Достаточно?

Келси издала смешок, беспомощный лающий звук. Она подняла взгляд и увидела ухмыляющееся, акулье лицо бухгалтера, и звуки умерли в ее горле.

– Я спросил, вам достаточно?

Лили моргнула, когда пот потек ей в глаза, обжигая и слепя. Она обнаружила, что, раз ответив на безобидный вопрос, становится гораздо легче отвечать на значимый. И теперь хранила молчание.

– Ах, Лили, – бухгалтер наигранно покачал головой. – Такая красивая женщина и так растрачиваете себя.

Желчь собралась в горле Лили, но она проглотила ее, зная, что, если ее стошнит, будет еще больнее. Она сморгнула пот с глаз и бросила взгляд на помощника, контролирующего коробку, высокого, лысого мужчину с мертвыми водянистыми глазами, которые, казалось, ни на чем не фокусировались. Помощник приходил и уходил множество раз, принося механизмы или записки, которые бухгалтер быстро читал. Его глаза бегали, потом снова становились похожими на печатные машинки, прежде чем он передавал записку обратно. Затем помощник снова уходил. Но теперь он остался надолго, его палец лежал на консоли, заставляющей агонию путешествовать по телу Лили. Крошечные беспроводные электроды, казалось, крепились повсюду; они еще не запихнули ни одного ей между ног, но Лили не сомневалась, что дойдет и до этого.

Она понятия не имела, сколько находилась в этой комнате. Времени не было, только передышка, которую бухгалтер дал ей, – несомненно, чтобы она могла представить, что он будет делать дальше. Она могла бы спросить его о дате, но вдруг даже это могло навести его на мысль, что что-то происходит и время имеет какое-то значение. Мышцы пульсировали, рука горела. Ей зашили рану на голове, но никто не занялся рукой, и прожженная дыра в ладони почернела, а потом прорвалась гноем, словно корочка на отвратительном пироге. Приход и уход помощника был единственным способом отмечать течение времени. Иногда бухгалтер тоже покидал комнату, выключая свет. Другой прием, догадалась Лили, – оставлять ее одну в темноте.

И все же она была не одна. С каждым прошедшим часом Лили узнавала о другой женщине все больше. Лили не смогла бы объяснить никому это ощущение, даже себе, но, тем не менее, женщина была там, лишь за тонкой вуалью, чувствуя боль Лили, ее страх, истощение. И эта женщина была сильной: Лили чувствовала эту силу, словно путеводную звезду, сияющую во тьме. Она была такой же сильной, как Уильям Тир, и эта сила подстегивала Лили, не позволяла ей открыть рот и выкрикнуть ответы, которые хотел услышать бухгалтер. Время шло, и Лили убеждалась кое в чем еще: эта женщина знала о Лучшем мире. Она видела его, понимала, жаждала всем сердцем.

«Кто ты?» – хотела спросить Лили. Но затем помощник снова нажал на кнопку, и все, что она смогла сделать, так это прижаться к другой женщине, как ребенок к коленям матери, ища утешение. Когда включилось электричество, Лили забыла о Лучшем мире. Осталась только боль, белая, горячая агония, вспыхнувшая под кожей, стирая все остальное…  за исключением женщины. Лили пыталась думать о Мэдди, Дориан, Джонатане, Тире, но чувствовала себя измотанной. Несколько раз боль прекращалась, когда она уже была готова умолять их остановиться. Она подумала о своей старой жизни, в которой боялась укусов пчел, и мысль заставила ее хихикнуть, мрачным бессмысленным смешком, умершим, не успев долететь до стены комнаты. Комнаты, которая была единственным, что осталось.

– Посмейтесь, Лили. Вы можете прекратить это в любой момент.

Голос бухгалтера выдавал раздражение. Он устал, подумала Лили, и это породило новую надежду: ему же рано или поздно нужно будет поспать? Конечно, ее могут передать другому следователю, но бухгалтер не производил впечатления человека, готового выпустить дело из своих рук. Он был охотником, терпеливо дожидающимся момента, когда она откроется, и он бы не захотел, чтобы удовлетворение от этого момента досталось бы кому-нибудь еще, когда именно он сделал так много, чтобы ослабить неподатливую крышку.

Боль прекратилась, и все тело Лили осело от облегчения. Раньше она пыталась думать о светлых вещах, за которые можно было бы зацепиться, и в этот странный момент ей на ум пришла одна из них: у нее не было детей. Если бы были, эти люди, безусловно, использовали бы их сейчас. Она задумалась, не задержали ли маму, не нагрянули ли в милый загородный район в Медиа и не увезли ли ее.

– Ну же, Лили. Вы же знаете, что рано или поздно сдадитесь. Зачем это продлевать? Разве вам не хотелось бы перекусить? Разве не хотелось бы, чтобы я дал вам поспать?

Лили ничего не ответила, почувствовав облегчение оттого, что помощник встал и вышел из комнаты. Бухгалтер был занятым человеком: помощник постоянно приносил ему сообщения, и Лили подумала, что у него, возможно, много других расследований. Но, Боже помоги и помилуй, теперь она получила все его внимание. Птичьи глаза за очками, такими круглыми, пригвоздили ее к месту.

– Расскажите-ка мне кое-что, Лили, и я дам вам немного передохнуть. Просто расскажите мне, зачем вы отправились к терминалу Конли прошлой ночью.

Лили почувствовала, что ее сознание дрогнуло. Видение вновь размылось.

Ответ на вопрос бухгалтера не мог принести никакого вреда… ведь он уже знал, не так ли?

Разум Лили на мгновение проснулся. Эти слова не принадлежали Дориан или Мэдди. И теперь она поняла, что на самом деле слышит другую женщину, ее мысли в голове, так плотно окутавшие ее, что Лили могла по ошибке принять их за свои собственные.

Прошлой ночью.

Значит, сегодня уже не тридцатое августа. Тир со своими людьми ушел? Лили отдала бы жизнь за правильную дату, но она не могла спросить.

Ассистент вышел из комнаты, дверь быстро захлопнулась, и без видимой на то причины Лили вдруг подумала об отце, который умер много лет назад. Отец ненавидел президента Фревелла, ненавидел разрастание отделений Безопасности в каждом городе и центре. Но тогда не было никакого организованного сопротивления. Отец был борцом, которому не за что было сражаться, у которого не было товарищей по борьбе.

«Папе бы понравился Уильям Тир, – поняла Лили, и ее глаза защипало от слез. – Он бы сражался за него».

– Последний шанс, моя девочка. – Не будет никакой передышки: бухгалтер сам занял место за консолью. Лили сжала пальцы, готовясь, хватаясь за подлокотники кресла. Бухгалтер сел и приветливо ей улыбнулся улыбкой хищника на лице бюрократа, затем прокудахтал с притворным беспокойством:

– Скажите мне, Лили… что превратило такую милую женщину, как вы, в подобную шлюху?

Он потянулся к консоли, и тут свет погас. Долгое время Лили слышала лишь собственное резкое испуганное дыхание во тьме. Затем – вопли в коридоре, приглушенные металлической дверью. Под ногами задрожал пол, и Лили охватила радость, жестокая радость, граничащая с экстазом.

«Первое сентября! – возликовал ее разум. Она вдруг поняла, что он пришел: конец старого, больного мира. – Первое сентября!»

Где-то далеко завизжала тревога. Еще больше приглушенных криков послышалось из коридора. Стул бухгалтера скрипнул, и Лили сжалась в клубок, ожидая, что он найдет ее в любой момент. Она слышала резкий звук его шагов по бетонному полу, но был ли он рядом или на другом конце комнаты, она сказать не могла. Лили начала прощупывать подлокотник стула, ища острый край, гвоздь, что угодно, дергая так сильно, как только позволяли наручники. Это был ее единственный шанс, и если она не воспользуется им, если им удастся снова включить свет, боль может продлиться вечно.

Дверь звякнула, глубокий, подобный гонгу, звук, и Лили подскочила, стукнувшись головой о спинку стула. Тьму огласило несколько резких щелчков: заряжался пистолет. Лили не могла найти острых углов на подлокотниках – и не найду, подумала она, разумеется, их тут нет, – и потому попробовала поработать над одним из наручников, что приковывали ее к подлокотникам. Она была тонкокостной, с узкими запястьями, но что бы она ни делала, манжета не соскальзывала с выступа большого пальца. Она продолжила теребить его, не остановившись, даже когда почувствовала первые струйки крови. За последние сорок восемь часов Лили раскрыла великую тайну боли: она разрасталась от неизвестного, от знания, что существует бо́льшая боль, что-то еще более мучительное. Тело постоянно ждало. Стоило только умалить неопределенность и самой контролировать боль, ее становилось гораздо легче перенести, и Лили дернула наручник, шипя от боли сквозь стиснутые зубы.

Дверь снова загудела, гораздо более глубоким звуком, металл ударил по металлу, и мгновение спустя петли сорвались, открывая серебристый прямоугольник света от какого-то сияющего устройства. Когда Лили была маленькой, они брали похожие фонари в походы, но этот светил гораздо ярче, превращая дверь в прямоугольное солнце во тьме. Лили вскинула руку, чтобы прикрыть глаза, но было слишком поздно: ее ослепило, глаза горели, сочась солью. Комната наполнилась выстрелами, быстрыми резкими щелчками и звоном пуль, отскакивающих от металлических стен. Тонкая полоска боли пересекла бицепс Лили. Глаза под веками полыхали огнем.

– Миссис Эм!

Рука сжала ее плечо, сильно встряхнув, но, даже открыв глаза, Лили увидела лишь белое пламя.

– Джонатан?

– Замрите на минутку.

Лили замерла. Раздался резкий треск металла, потом еще, отдача пронзила руки снизу доверху.

– Вот вы и свободны. Идемте.

– Я ничего не вижу.

– Понимаю. Но нести вас не смогу. Придется идти.

Лили позволила ему поднять ее на ноги, хотя в ступни и икры впились тысячи булавок. Она споткнулась, и Джонатан поддержал ее за плечи. Слева послышался сдавленный хрип, словно кого-то душили. Теперь она могла видеть тени, яркие лучи фонарей в темноте. Хрип усиливался, превратившись в громкий булькающий звук, заставивший Лили вздрогнуть, а потом стих.

– Надо идти! – взвизгнул голос, такой высокий и взволнованный, что Лили не смогла разобрать, мужчина кричал или женщина. – Они подключают запасную систему! В строение С ток уже подан!

– Не выпрыгните из штанов, – произнесла женщина, растягивая слова, и Лили повернулась на голос, хотя ничего не видела, кроме очередной ярко-синей тени.

– Дориан?

– Пойдемте, миссис Эм. – Джонатан взял ее за руку, потянув за собой. – Надо идти, времени мало.

Уже первое сентября? Но времени спрашивать не было. Ее вытолкали за дверь – по пути Лили ободрала локоть о раскуроченную раму, но ничего не сказала. Лили постоянно моргала, пытаясь вернуть зрение.

Редкие лучи света фонарей метались по коридору, Джонатан подгонял ее рукой. Лили слышала стук в двери, мимо которых они шли: люди по-прежнему находились в ловушках за магнитными замками, – и теперь Лили поняла, почему Джонатан так торопился. Все оборудование Безопасности предположительно имело несколько источников аварийного питания на случай сбоя: Джонатан и Дориан, должно быть, вывели из строя несколько, но не все. Под ногами, глубоко в камне, Лили почувствовала прерывистые удары – кто-то явно пытался подключить здание заново.

Десятифутовая фигура шагнула в лучи фонарика, и Лили остановилась, узнав форму Безопасности. Мужчина был крупным и мускулистым, и держал массивный черный автомат, стреляющий и пулями, и дротиками. Грег брал похожий, когда ездил охотиться на оленей со своими дружками в Вермонте.

– Куда это вы с ней собрались?

Позади Лили кто-то зарычал: тихий звук, от которого волосы на затылке встают дыбом.

– Ее переводят в Вашингтон.

Лили узнала этот голос: тот лысый помощник бухгалтера, проведший бо́льшую часть ночи, держа руку на консоли. Он стоял по другую сторону Джонатана, по-прежнему в форме, но, прищурившись, Лили обнаружила, что его лицо стало гротескной белой маской паники. Она уже ничему не удивлялась и ни на что не реагировала: просто отметила присутствие ассистента, мягко тыкая пальцем пузырь в своем сознании, а потом отдергивая его.

– По чьему распоряжению?

– Специальное распоряжение майора Лангера.

Но голос помощника дрожал, и Лили поняла, что охранник не купился. Смутно, за пределами света от их фонарей, она заметила, как кто-то пробирается по стене коридора: скользящая тень во тьме.

– А где Лангер?

– Пишет отчет. – Помощник облизал губы, и Лили услышала сухой шорох его языка. – Я должен отвести ее к машине.

– А кто все остальные?

Фигура у стены ринулась на охранника, повалив его на пол. Падая, охранник открыл огонь, пули отскакивали от стен и пола. Рука Джонатана соскользнула со спины Лили, и она услышала, как его тело рухнуло на пол. Фонарик Джонатана упал на бетон, и в тусклом свете она увидела Уильяма Тира – он засадил коленом охраннику в живот, впившись большими пальцами ему в глаза. Лили схватила оброненный фонарик и посветила вокруг, пока не обнаружила ноги Джонатана. Охранник закричал, заставив ее подпрыгнуть, и луч света безумно метнулся по коридору. На мгновение Лили снова оказалась в своем кошмаре, в другом коридоре с бесконечными дверями.

– Свети сюда, – Дориан выхватила у нее фонарик и направила Джонатану на живот. – Вот черт.

Узкая полоска крови, сверкающая почти черным, окрасила рубашку Джонатана чуть выше пряжки брюк. Видение Лили прояснилось, теплый пузырь вокруг разума испарился.

– Помоги мне его поднять.

Лили обхватила Джонатана вокруг пояса и помогла Дориан поднять его с пола. Впереди, во тьме, крики охранника внезапно оборвались, потускнев до хрипа.

– Пошевеливайтесь! – крикнул Уильям Тир.

– Джонатану нужен врач, – выдохнула Дориан. – Огнестрел.

– Нет времени. Люди Паркера уже начали.

– Я в порядке, – прохрипел Джонатан, дыша Лили в шею.

– Пойдем, Южная Каролина, – Дориан потянула Джонатана вперед, и Лили последовала ее примеру, стараясь поменьше трясти раненого.

– Солтер! – рявкнул Тир. – Открой дверь!

Помощник бросился мимо Лили к двери в конце коридора, его фонарик подпрыгивал с каждым шагом. Но не успел он ее достичь, как свет снова включился, ослепив всех яркой вспышкой. Лили споткнулась, чуть не уронив Джонатана на пол.

– Шевелись! – взревел Тир. – У нас нет времени!

Помощник распахнул дверь. Лили с Дориан потащили Джонатана по длинной металлической лестнице, вперед, навстречу холодной ночи. Казалось, с тех пор, как Лили сюда попала, прошли годы, и на мгновение она ничего не хотела так сильно, как упасть и заснуть прямо на ступеньках, послав этот Лучший мир к черту. Но потом она почувствовала сопротивление, даже со стороны своих собственных ног: другая женщина была здесь и толкала ее вверх по ступенькам.

На самом верху стояла машина, блестящий серебристый «Лексус» со щитом Безопасности на капоте. Остальные здания комплекса оставались темными, но через пару секунд в дальнем конце зажегся еще один ряд огней.

– Босс, – пробормотала Дориан. – Она все еще меченная.

– Разберемся с этим в машине. Затаскивайте Джонатана.

Помощник, Солтер, ждал у открытой пассажирской двери, его лицо выражало ужас и трогательное нетерпение одновременно. Когда они приблизились, он протрубил:

– Лучший мир.

– Заткнись! – прошипел Тир.

– Я помог!

– Помог. – Тир передал Джонатана Лили. Она увидела убийственный блеск в глазах Тира, но ничего не сказала, просто открыла заднюю дверь и помогла Дориан втащить Джонатана на заднее сиденье. – Ты помог нам в одиннадцатом часу, желая попасть в Лучший мир.

– Да!

Одним быстрым движением Тир схватил Солтера за затылок и ударил лицом о капот. Когда он снова поднял Солтера, его лицо превратилось в кровавую маску.

– Подумай о них, Солтер, – пробормотал Тир. – Обо всех моих людях, которых ты помогал раскалывать все эти годы. Я и на сто миль не подпущу тебя к Лучшему миру.

Он отбросил Солтера подальше. Лили окинула взглядом комплекс, опоясывающий его забор. Если электричество снова включили, как они собираются выкручиваться?

– Это было бы настоящим трюком, даже с Джонатаном за рулем. – Тир покачал головой, прикусывая щеку изнутри. – Мне нужно подлатать Джонатана и вытащить из нее бирку. Дори, ты умеешь водить?

– Я справлюсь.

– Садись. – Тир скользнул на заднее сиденье. Лили открыла пассажирскую дверь и замерла, когда сквозь деревья слева, в нескольких милях за пределами комплекса Безопасности, взвилась яркая вспышка. Оранжевый огненный шар расцвел в темноте, освещая силуэты бесконечных деревьев, прежде чем их поглотило пламя.

– В машину, быстро!

Она влезла внутрь и захлопнула дверь. Дориан дала газ, и «Лексус» понесся по тротуару. Тир включил верхний свет.

– Двадцать градусов влево, Дори. Пятый сегмент с конца.

– Знаю, босс, знаю, – Дориан крутанула руль влево. Еще одна группа огней зажглась над ними, и Лили увидела, что они направляются в сторону забора, продолжая набирать скорость. Лили подумала об ударе током, затем выкинула это из головы. Тир об этом позаботится, как заботился обо всем остальном. Что-то стукнуло в металл позади нее: пули, прошили багажник и задний бампер. Автомобиль перекосило, и Дориан вступила в схватку с рулем, ругаясь такими словами, которыми гордилась бы сама Мэдди.

С заднего сиденья раздался стон. Тир достал свою маленькую черную сумку и встал на колени, сгорбившись над Джонатаном. Лили была рада, что не видела рану, но она уже чувствовала, как все сложится. Джонатан спас ее – теперь уже дважды, – а взамен она стала причиной его смерти.

– Все плохо, – покачал головой Тир. – Придется подождать, пока мы не выберемся на шоссе. – Он сдвинул ноги Джонатана и взгромоздился на сиденье. – Лили. Наклонись.

Лили вздрогнула, осознав, что он непринужденно зовет ее по имени, прямо как Дориан или Джонатана. Она хотела улыбнуться, но потом почувствовала, что Тир разорвал рубашку у нее на спине.

Машина врезалась в забор. Предполагалось, что все заборы Безопасности титановые, но эта секция просто слетела со столбов. Дориан дернула руль влево, и машину занесло, а потом они выехали на дорогу, уносясь прочь. Лили повернулась и увидела комплекс через заднее стекло: мешанину света, камня и стали, уменьшающуюся по мере того, как они удалялись. Затем она ошарашенно подпрыгнула, когда что-то холодное мазнуло ее по лопатке.

– Обычно я делаю местную анестезию, но все запасы уйдут на Джонатана. Тебе хватит смелости?

Лили хихикнула, но получилось кваканье. Она была смелой много-много часов назад. Где она сейчас, она не знала, бродя по неизведанной территории. Лили заскрежетала зубами, готовясь, пытаясь думать о чем-нибудь другом.

– Почему вы убили ассистента?

– Солтера? Ты же знаешь таких людей, Лили. Он один из тех, которые могут придумать предлог почти для всего, что сотворили. Солтер думал, что одним добрым делом перечеркнет все ужасы, которые он творил на протяжении всей своей жизни.

– Не перечеркнет? – Лили зажмурилась, когда что-то тонкое и холодное проткнуло кожу на лопатке. Она не знала, почему они ее спасли. Позволят ли пойти вместе с ними в Лучший мир? Она даже одного доброго дела не сделала, по большому счету. Болело сильно, но она сжала губы. Что, если даже один маленький неверный шаг изменит счет?.

– Зависит от поступка и от жизни. В данном случае – нет. Солтер почти двадцать лет был правой рукой Лангера.

Майор Лангер, поняла Лили. Главный следователь. Бухгалтер.

– Пока блокпостов нет, – заметила Дориан, глядя строго перед собой. – Это что-то. Но много огня.

– Паркер, – пренебрежительно ответил Тир. – Это сборище обожает пошуметь.

Острый инструмент ковырялся в плече Лили. Она не смогла удержать тихий стон, вырвавшийся из горла.

– Еще чуть-чуть, Лили. – Зашипел аэрозольный баллончик, и по ее плечу распространился обжигающий холод. – Слава богу, Паркер и его команда никогда не знали, что еще у нас было. Но я бы поставил сотню фунтов на то, что большую часть Восточного побережья охватит огонь еще до рассвета.

– Почему? – выдохнула Лили, когда еще одно острие вонзилось в мышцу плеча. – Почему вы позволили ему это сделать?

Тир хмыкнул.

– Замри, Лили. Тут хитрая штуковина. – Лили подумала, что он проигнорировал ее вопрос, но мгновение спустя он ответил: – Эта страна больна. Счастливчики веселятся на могилах голодных, больных, угнетаемых. Закон позволяет не считаться с обездоленными. Это историческая болезнь, и существует лишь одно лекарство. Но я не буду лгать вам, Лили: нам нужен отвлекающий маневр. – Тир на мгновение оставил ее плечо, и раздался звон металла. – Чертова штуковина засела глубоко в мышце. Неумелый врач… наверное, было дико больно, когда ее вживляли.

Лили удивленно моргнула, осознав, что не помнит, как ей вживляли бирку. Она знала, что это произошло когда-то в детстве, но теперь ярлык казался чем-то, что было всегда, естественной частью ее тела. Она научилась быть меченой, как и все остальные научились жить под постоянным наблюдением, не говоря о тех, кто исчезал навсегда.

– Зачем вы меня вытащили?

– Билет в Лучший мир не дают бесплатно, Лили. Я испытываю своих людей. Так держать, Дори.

– Сэр.

Лили почувствовала последний глубокий укол в мышцу и застонала сквозь стиснутые зубы. Еще один холодный рывок, и ярлык, наконец, поддался. Тир продемонстрировал его Лили: крошечный кусочек металла, настолько маленький, что уместился бы на ногте мизинца. Лили удивленно протянула руку, и Тир опустил ярлык ей на ладонь.

– Вот это контролирует всю твою жизнь, Лили. Сделай нам всем одолжение и выкинь его в окно.

Еще секунду поизучав крошечный металлический эллипс, Лили опустила окно и швырнула ярлык в ночь.

– Чувствуете себя лучше, миссис Эм?

Она обернулась и посмотрела на Джонатана, не обращая внимания на сильнейшую боль в плече. Он улыбался, но под темной кожей его лицо было бледным, и вся его манишка блестела от крови.

– Мне так жаль.

Джонатан махнул рукой.

– Я буду в порядке.

Но Лили понимала, что это не так. Снова извиняться казалось до смешного глупым, поэтому она не стала повторять, а только смотрела через лобовое стекло, ненавидя себя. Ночной пейзаж расцвел огнем от горизонта до горизонта, многие города горели за стенами. Изменилось еще что-то, но пока они не выбрались на шоссе, направляясь на юг, Лили не могла понять разницу. Она не видела ни одного фонаря с тех пор, как они покинули комплекс Безопасности.

– Вы выключили электричество.

– До последней ячейки, – подтвердил Тир, роясь в своей медицинской сумке. – И оно больше не вернется. Восток во тьме от Нью-Гемпшира до Вирджинии. Как там у нас со временем, Дори?

– Опережаем график на десять минут.

– Держись общественных дорог. Если повезет, люди Паркера будут искать крупную дичь на частных. – Тир принялся бинтовать руку Лили, накладывая какую-то мазь. Щипало, но Лили едва это заметила: слишком увлеклась, глядя в окно, в глазах плясало оранжевое пламя.

«Карнавал», – подумала она. Она не хотела представлять, что происходит в мире за пределами их автомобиля. Все, кого она знала, жили за стеной: ее мама, друзья… Лили вдруг почувствовала, что осталась на плаву, сидя на куче трупов, и это чувство вины останется с ней, с ними всеми, даже с Тиром, отравляя все, чего ни коснется… отравляя Лучший мир.

«Никто не сбежит», – мрачно осознала Лили, потом закрыла глаза, морщась от звуков, доносившихся с заднего сиденья, где Тир занялся Джонатаном.

«Никто из нас не чист».

Келси проснулась и обнаружила себя во тьме, лежащей на холодном каменном полу. Плечо болело, но были ли это воспоминания Лили или ее собственные старые раны, она не знала. Она чувствовала себя обманутой. Почему она оказалась здесь, не увидев конец истории?

– Лазарь?

Никакого ответа. Келси вскочила на ноги и снова упала, обдирая колени о камень. Темнота, казалось, простиралась вокруг нее бесконечно.

– Лазарь! – закричала она.

– Спасибо, чтоб тебя, Господи! – проорал Булава. Его голос был далеким, приглушенным. – Не молчите, госпожа!

– Я здесь!

Вдали появилось мерцание факела, и Келси поднялась на ноги, бредя к нему, протянув руки, чтобы не наткнуться на какое-нибудь препятствие. Но вокруг не было ничего, только необъятное темное пространство. Когда подошел Булава, Келси увидела, что лицо у него белое и напряженное, глаза расширенные в свете факела.

– Я думал, что потерял вас, госпожа.

– Что?

– В одно мгновение вы лежали на земле, крича, а потом просто исчезли. Я искал вас по меньшей мере полчаса.

– Может, я откатилась во тьме?

Булава горько рассмеялся.

– Нет, госпожа. Вы исчезли.

«Тогда зачем я вернулась?» – чуть не спросила она, но смолчала, признавая эгоистичность вопроса. Она вернулась, потому что ей было чем заняться до утра, прежде чем отправиться на смерть.

– Просто переход, – прошептала она, черпая утешение в словах, хотя и не знала, что они означают.

Настало время поговорить с Роу Финном.

Когда они добрались до Королевского Крыла, везде было тихо. Келси надеялась, что все ушли спать: гораздо легче сказать «прощай» одному лишь ночному стражнику. Но тут она ошибалась: когда двойные двери распахнулись, она обнаружила, что вся ее Стража с Пэном во главе, больше тридцати человек, все еще не спит. Андали тоже ждала, так аккуратно собранная, словно у нее был полноценный сон. Ждала даже Айса, хотя Келси заметила, что девочка не стояла с матерью. Она стояла со Стражей.

Келси глубоко вдохнула. Остальным было легче соврать, чем Булаве, но Келси беспокоилась за Андали, которая всегда все видела насквозь.

– На рассвете я пойду к мосту, попробую начать переговоры с мортийцами.

– С чем, госпожа? – спросил Корин. – Вам нечего предложить.

– Лазарь решит, кто пойдет со мной, – продолжила она, не обращая на него внимания. – Четыре стражника, не более…

– Элстон, – объявил Булава. – Я. – Его глаза блуждали по комнате, пока не остановились на Айсе. – И ты, чертовка. Мортийцы – коварные сволочи. Мне нужен твой нож.

Это был бред, но, увидев, как лицо Айсы загорелось в свете факела, Келси ничего не сказала, признав слова Булавы подарком, проявлением доброты, какие она продемонстрировала Ивену. Она окинула взглядом ряды стражников и нашла Ивена, стоящего возле одного конца. Она готова была отправить его обратно, в подземелье, если бы Булава потребовал, но он не требовал. Стража могла по-разному отреагировать на Ивена, но они приняли его, скорее, как талисман, поручая ему второстепенные, безобидные дела, где он не мог причинить большого вреда. Веннер хлопнул Айсу по спине, шепнул ей что-то на ухо, и она бросилась прочь по коридору.

– И Корин.

Несколько стражников ахнуло. Пэн, побледнев, уставился на Булаву. Сердце Келси болело за него, но она понимала, что не может в это влезать. Более того, когда Пэн начал яростным шепотом спорить с Булавой, она поняла, что ей дают возможность. Она повернулась и поспешила по коридору в свою комнату, почувствовав облегчение, когда никто не попытался за нею последовать, и заперла за собой дверь.

Огонь в ее камине по-прежнему горел: Андали, тщательная, как никогда, всю ночь его поддерживала. Келси села у очага, глядя на огонь, желая, чтобы пришел Роу Финн. Но откуда он придет? Кесли хотела бы понять, казалось, это могло иметь какое-то значение. Она чувствовала себя обессиленной, словно прошла бесчисленные мили, тяжесть жизни Лили навалилась поверх ее собственной. Она страстно хотела вернуться к Лили, увидеть остальную часть истории, но времени не было. Уже четыре пятнадцать, и рассвет близок. Келси сжала руку в кулак, впиваясь ногтями в ладонь, пока под ними не проступили тонкие кровавые полумесяцы, пока не почувствовала себя смутно бодрствующей.

Наследница Тира.

Она подняла глаза и увидела, что он стоит у камина. Призрак казался не таким бледным, каким она помнила: теперь его щеки горели румянцем, глаза блестели, что казалось противоестественным. Ее ранние сны повторялись: этот мужчина, погруженный в нее, а вокруг них все горел и горел огонь… Келси встала, вытирая окровавленные руки о платье.

– Вы хотите свободы.

– Говорите вслух! – огрызнулась она. – Я устала от тишины.

– Я хочу свободы.

– Как убить Красную Королеву?

– Ты готова начать торговаться, наследница Тира? – Его глаза светились красным.

Игра света, как когда-то предполагала Келси, но теперь она вспомнила старого дурака Марлоу, решившего заключить сделку с дьяволом. Но даже урок хорошей книги не мог перевесить приливную волну, подступившую к городским стенам. Мортийцы – единственное, что имело значение, все другие соображения отошли на второй план.

– Готова.

Финн подошел, и Келси увидела горячий голод в его глазах, огромное возбуждение, удерживаемое в узде. Что бы ни означала для него свобода, ждал он долго.

– Что мне делать?

– Возьми сапфиры в руку.

Келси взяла.

– Теперь скажи: «Я прощаю тебя, Роуленд Финн».

– Прощаю вас за что?

– Разве это важно?

– Да.

– Какая ты сложная, наследница Тира.

– Как я могу по-настоящему вас простить, если не знаю, за что?

Финн замолчал, его лицо сделалось задумчивым, и Келси почувствовала секундное удовлетворение. Несколько месяцев она пользовалась сапфирами вслепую. Финн мог знать больше, чем она, но и он знал не все.

– Возможно, ты права, – признал он. – Что же, расскажу: давным-давно я причинил твоей семье великое зло.

– Какое?

Финн моргнул, и Келси поняла, что каждое слово стоило ему чего-то. Возможно ли, чтобы это существо чувствовало угрызения совести?

– Я предал Джонатана Тира.

Келси ожидала не этого.

– Ловкач сказал, что вы лжец.

Его глаза сузились.

– Позволь мне рассказать кое-что о человеке, которого называют Ловкачом, девочка. Я вижу твое желание ранить его, и поверь, он уязвим. Спроси своего Ловкача о его роли в убийстве Тира. Посмотри, есть ли у него, чем защититься.

Келси отпрянула.

– Я устал, наследница Тира. Мы заключаем сделку или нет?

– Сперва вы, – ответила она, с усилием выкидывая Ловкача из головы. – Как убить Красную Королеву?

– Дай мне слово, что после этого ты меня освободишь. Я за тобой долго наблюдал, наследница Тира. И знаю, что твое слово непоколебимо.

Слова напомнили ей Торна. Что-то здесь было не так, Келси явно что-то упускала. Если Финн замешан в убийстве Тира, какое это имело отношение к ней? Все Тиры были мертвы.

«Мортийцы! – настаивал внутренний голос. – Думай о мортийцах!» Ей требовалось время, чтобы принять верное решение, но время истекло. Если существовал шанс убить Красную Королеву, разве это не перевешивало любую угрозу, которую могло представлять это существо? Келси задумалась, не в таком ли положении оказалась ее мать: два варианта, один ужаснее другого, мортийцы у ворот, и Элисса, ослепленная сиюминутной опасностью, принимает худшее решение из возможных.

«Понимаю, – мысленно прошептала Келси, слова падали в какой-то туманный уголок ее сознания. – Теперь я понимаю, каково тебе было».

– Я обещаю вас освободить.

Финн по-лисьи улыбнулся.

– Отличная сделка, наследница Тира. Твоя мортийская Королева пришла ко мне очень давно, почти сто лет назад. Она не искала меня, но, найдя случайно и поняв, что я такое, попросила о помощи.

– О помощи в чем?

– Стать бессмертной. Тогда она была юной девушкой, едва ли женщиной, но ее жизнь уже была ужасной, и она хотела стать такой сильной, чтобы ничто не смогло снова причинить ей боль… ни мужчина, ни судьба, ни время.

Келси поняла, что Торн был прав.

– И вы ей помогли?

– Помог. В ней течет капля тирской корви, и я долгое время думал, что она та, кого я искал. Но она… испорчена. Ранние годы наложили на нее слишком глубокий отпечаток, и она сосредоточилась лишь на собственной безопасности и наживе. Твое наследие гораздо чище, концентрированнее. Порой я даже вижу его в выражении твоего лица.

«Кого?» – задумалась Келси. Но не могла позволить себе отвлечься.

– Вы сказали, что ее можно убить.

– Можно. Она обладает частичкой таланта твоей семьи, и я научил ее, как его усовершенствовать: управлять плотью, исцеляя себя, когда тело подводит. Ты знаешь эти уроки, наследница Тира, ты сама их учишь. Но мортийская Королева по-прежнему уязвима. Ее разум уязвим, потому что глубоко внутри она навсегда останется той девочкой, что пришла ко мне, испуганная, голодная и одинокая. Она не может искоренить свое детство, как бы сильно ни старалась. Это определяет ее.

Келси вздрогнула, внезапно рассердившись. Она не хотела думать о Красной Королеве как о беззащитном ребенке, как об Айсе. Келси хотела, чтобы она оставалась олицетворением великой силы и страха, какой всегда ее представляла. Она чувствовала, что Финн только все усложняет.

– Как это мне поможет?

– Женщину убить нельзя, наследница Тира, а ребенка можно. Она знает это и поэтому хочет завладеть твоими сапфирами.

– А они-то тут при чем?

– Время, наследница Тира, время. Ты, несомненно, уже должна была понять, что обладаешь чем-то большим, чем просто два красивых ожерелья. Существует множество волшебных камней, но сапфир Тира уникален. Ты должна была это обнаружить, разве нет?

Келси ничего не ответила.

– Красная Королева хотела бы изменить множество вещей в своей истории. Она полагает, что твои сапфиры помогут ей стереть прошлое, делающее ее слабой. Она их очень сильно хочет.

Значит, Торн не солгал ей и в этом. На мгновение Келси представила истекающего кровью мужчину, корчащегося у ее ног, но потом отбросила воспоминание.

– Но как кто-то еще может использовать это прошлое? Уверена: все, кого она может бояться с детства, уже мертвы.

– Не обязательно, наследница Тира. Она боится меня. Но больше всего – тебя.

– Меня?

– О да. Она может не признаваться в этом, даже себе, но она боится тебя, а страх – это чудовищная слабость, которую прилежная женщина, как ты, могла бы использовать. Красной Королеве есть чем защититься, но, отыскав ребенка, ты найдешь уязвимое место. – Финн раскинул руки. – Я выполнил свою часть сделки?

– Не уверена. Вдруг вы соврали?

Финн горько усмехнулся, его красивое лицо скривилось.

– Поверь мне, я давно научился не играть в правду с твоей семьей. Урок мне дорого обошелся.

– Хорошо.

– Тогда твоя часть сделки, наследница Тира.

– Что мне делать?

– Позволь взглянуть на сапфиры.

Келси протянула их, но он отпрянул.

– Не ближе. Я не могу к ним прикасаться.

– Почему?

– Наказание, наследница Тира. Самое худшее наказание, которое можно себе представить.

Самое худшее наказание, которое можно себе представить. Кто-то произносил эти слова при Келси и не так давно. Ну конечно: Ловкач, стоявший практически на том же месте, где сейчас стоял Роу Финн.

– Возьми оба сапфира в руку…

– Подождите минуточку, – перебила она. – Вы сказали, что причинили моей семье, Рэйли, зло. Какое зло?

Он улыбнулся.

– Рэйли, алчные Рэйли… в тебе, может, и течет их кровь, но ты не Рэйли. Ты Тир.

– Тиров убили. Никто не выжил.

– Ты так уверена, дитя? Посмотри в зеркало!

Келси повернулась и посмотрела.

По привычке она ожидала увидеть там девушку, но вместо этого нашла женщину, высокую и красивую, с печальным выражением исчерченного преждевременными морщинами лица.

Лили.

На мгновение Келси подумала, что это какой-то трюк, иллюзия, придуманная Финном, чтобы на нее повлиять. Она подняла руку, глядя, как ее отражение делает то же самое. Возможно, она была самой Лили, стоящей перед зеркалом в гостиной дома в Нью-Ханаане. Только глаза у Келси были по-прежнему ее собственные, глубокого зеленого цвета, а не прохладно-голубые, как у Лили.

– Моя мать как-то связана с родословной Тира?

– Элисса? – рассмеялся Финн, и Келси похолодела.

– Вы знаете, кто мой отец?

– Знаю.

– И кто же?

Он покачал головой, и в его глазах Келси увидела самую тревожную вещь, которую она видела за весь это кошмарный вечер: тонкую прожилку жалости.

– Поверь мне, наследница Тира, ты не хочешь знать.

Булава сказал то же самое, но Келси настаивала:

– Еще как хочу.

– Увы. Это не входит в сделку. – Финн махнул рукой в сторону сапфиров. – Держи слово, наследница Тира.

Она сжала оба сапфира в правой руке. Все так плохо, что она не хотела бы знать… какой же негодяй из маминого поколения мог оказаться ее отцом?

– Я прощаю вас, Роуленд Финн, – подсказал он.

Келси закрыла глаза. Перед ней всплыло лицо матери, но она не обратила на него внимания.

– Я прощаю вас, Роуленд Финн.

Во тьме своей палатки, менее чем в пяти милях, Королева Мортмина с криком проснулась.

Финн широко улыбнулся, обнажая блестящие острые зубы.

– Даже не думай отменять прощение, наследница Тира. Ты дала его на сапфирах, а клятвопреступников наказывают, и сурово.

– Ах, – Келси села, уставившись на него. – Понятно. Тогда каким было ваше наказание? Предполагаю, не таким, как у Ловкача.

Финн уставился на нее на мгновение, затем пожал плечами.

– Я окажу тебе огромную любезность, наследница Тира. Я всегда прихожу к женщинам с этим. – Он обвел рукой свое красивое лицо. – Это нравится им и льстит, и путает мысли. Но ты слишком умна, чтобы отвлекаться, слишком честна, чтобы купиться на лесть.

Келси не была в этом уверена. Ее пульс зашкаливал, как и всегда, когда Финн находился рядом. Но если он обманулся, тем лучше.

– Ты спросила, так что я покажу свое наказание. Узри же, кто я на самом деле.

Лицо Финна начало меняться, обескровилось. Волосы поредели, повиснув на голове рваными лоскутами. Кожа побелела, губы покраснели, под глазами выросли темные мешки. Лицо напоминало шутовское, возможно, джокера в колоде карт, но в глазах не было никакого веселья, только восторг убийства, охватывающий все и ничего. Келси чуть не закричала, но в последний момент прикрыла рот рукой, понимая, что в противном случае сбежится вся Стража.

– Оно горит, – прошуршал Финн. – Все время горит.

– Что с вами случилось?

– Я живу уже более трех веков. Я много раз желал смерти, но я не могу убить себя. Только других.

Келси пятилась до тех пор, пока не наткнулась на кровать, и села, уставившись на него.

– Не бойся, наследница Тира. Я опасен, безгранично, но никуда тебя не тороплю. Моя ненависть простирается на восток, к Мортийской Королеве. Провалишься ты – получится у меня.

Он двинулся в сторону камина, и Келси почувствовала облегчение, но у самого очага он повернулся к ней, его красные глаза горели.

– У меня нет чувств, наследница Тира, ни к одному живому существу на этой земле. Но сейчас я тебе благодарен и, возможно, даже уважаю. Не стой у меня на пути.

– Это зависит от того, куда заведет вас этот путь. Держитесь подальше от Тирлинга.

Финн заулыбался еще шире.

– Ничего не обещаю. Но я тебя предупредил.

Он отступил обратно в камин, гася пламя, и желудок Келси скрутило от беспокойства, когда она смотрела ему вслед. Очертания Финна померкли, а потом и вовсе исчезли, осталось лишь чувство, что, в конце концов, она не избежала Сделки Элиссы. Что соглашение, которое она только что заключила, могло оказаться еще хуже.

Теперь уже поздно. Уже почти рассвело. Келси задумалась, где сейчас Лили, что она делает. Она отплыли? Куда? Как Тир защитил свое маленькое королевство путешественников от разрушительного мира вокруг? На земле перед Переходом жило более двадцати миллиардов людей, но никто не последовал за ними в Новый Мир. Как Тир сбежал?

– Просто переход, – снова прошептала Келси, смакуя слова, словно талисман. Финн сказал, что сапфиры Тира управляли временем: мог ли он видеть будущее, предвосхищать препятствия? Нет, это было бы слишком просто. Неизвестный материк в центре Атлантики? Это представлялось маловероятным, если не невозможным. Тем не менее они проплыли тысячи миль, пересекая Океан Господень, высадившись на западных берегах Нового Мира.

Голос Финна эхом отдался у нее в голове, и Келси подняла голову, вздрогнув, когда видение перед ней обрело форму. Когда дело касалось ее сапфиров, никакой определенности не было и быть не могло. Но она подумала, что понимает, пусть и смутно, что произошло. Да, люди Тира проплыли тысячи миль по океану, но настоящее путешествие заключалось не в расстоянии.

Настоящий Переход заключался во времени.

Час спустя, приведя себя в порядок и одевшись, Келси отправилась в кабинет Арлисса, где тот передал ей лист бумаги без каких-либо замечаний. Она перевернула лист и обнаружила, очарованная, что Арлисс поработал над почерком, выстроив обычно беспорядочные буквы в ровный ряд. Одобрения стиля он дожидаться не стал: рядом высилась постоянно прирастающая стопка копий.

– Хорошо, – пробормотала Келси. – Я забыла вам это сказать.

Келси подняла глаза на Арлисса.

– Положение о возвращении?

– Андали велела добавить.

– Откуда Андали знает?

– Просто знает, Королевна, как и всегда.

Келси снова перевела взгляд на билль.

Когда Ее Величество вернется и возобновит свое правление, этот Билль будет объявлен недействительным. Регент лишится всех полномочий в пользу Ее Величества или наследников Ее Величества при наличии достаточного подтверждения.

Келси покачала головой.

– Положение о возвращении – плохая идея. Оно с самого начала ослабляет право Лазаря.

– Без него не обойтись, Королевна. Андали и эта ее маленькая колдунья сказали, что ты вернешься.

Она, вздрогнув, посмотрела на него.

– Правда?

– Маленькая казалась особенно в этом уверенной. Она сказала, что вы сильно изменитесь, но вернетесь.

Келси не понимала, как это может быть. Если она попытается убить Красную Королеву, то либо преуспеет, либо потерпит неудачу, но в любом случае вряд ли выживет после покушения. Но сейчас менять билль было уже слишком поздно: им требовалось достаточное число экземпляров, чтобы распространить по всему Новому Лондону. Келси села в кресло напротив Арлисса и начала подписывать лежащие стопкой бумаги. Занятие было успокаивающим, но однообразным, и Келси мысленно вернулась к разговору с Роу Финном. В голове вновь вертелся вопрос: кто ее отец? Если родословная Тира чудом не прервалась, то только потому, что кто-то спрятался на время кровавого периода после убийства Джонатана. Такой старый секрет практически невозможно разгадать… но отец Келси может послужить точкой отсчета.

– Госпожа.

В дверях стоял Булава. Келси машинально выпрямилась, прикрывая рукой билль, который подписывала. Но Арлис ее опередил, уже убрав всю пачку с глаз долой.

– Что такое?

– Я бы хотел, чтобы вы кое-что рассудили.

Келси встала из-за стола, услышав за спиной шуршание убираемого Арлиссом билля.

– Что?

Булава закрыл за собой дверь.

– Пэн настаивает на том, чтобы сопровождать вас этим утром. Я сказал нет, но он не хочет слушать. Я мог бы его удержать, когда мы уйдем, но не хочу.

– В чем вопрос?

– Вы считаете, что он должен пойти?

Келси медленно кивнула.

– Было бы жестоко не взять его.

– Хорошо, – Булава понизил голос. – Но, когда мы вернемся, госпожа, нам придется поговорить о Пэне. Он не может одновременно быть вашим личным стражником и полюбовником.

Полюбовник. Понятие было таким старомодным, что Келси чуть не рассмеялась, но, подумав, поняла, что Булава выбрал правильное слово. Полюбовник… именно им Пэн и был.

– Хорошо. Поговорим.

Булава посмотрел ей через плечо.

– Что здесь происходит?

– Изучаем налоговую ситуацию.

– Что так? – Булава пристально посмотрел на Арлисса. – Это сейчас самое актуальное?

– Что бы Королевна ни захотела обсудить, это сразу же ложится на мой стол, мистер Булава.

Булава повернулся к Келси и уставился на нее долгим взглядом.

– Выкладывай, Лазарь.

– Почему вы не сказали, чем собираетесь заняться, госпожа? Считаете, что я неспособен помочь?

Келси опустила глаза, моргнув, чуть не плача. Он не поймет, подумала она, пока все не будет сделано, и тогда будет слишком поздно просить у него прощения. Но Булава был королевским стражником до мозга костей. Он бы врезал ей в случае необходимости, чтобы удержать от намеченного курса, поэтому она не могла объяснить ни ему, ни остальным стражникам. Она не смогла бы попрощаться ни с одним из них. Она подумала о дне, когда они все заявились, измученные, нетерпеливые, чтобы забрать ее из коттеджа. Этот отъезд обещал получиться таким же ужасным, как и тот. И все же в тот день мир широко распахнулся перед ней. Она вспомнила, как ехала по Алмонту, мимо ферм, заполнявших его, вдоль Кадделла, неподвижно мерцающий голубым вдали. Как ее поразила земля, ее просторы и размах… от воспоминаний по щекам покатились слезы.

«Я не могу провалиться, иначе все пропало».

– Собери остальных, Лазарь. Пора выдвигаться.

Позже, вспоминая эту вылазку, Айса помнила только, что должен был пойти дождь. Дождь был бы уместен, но вместо этого небо окрасилось глубоким, чистым голубым, припудренным розово-оранжевыми облаками в занимающемся рассвете. Света хватило, чтобы открыть океан людей по обе стороны Большого Бульвара. Новый Лондон трещал по швам, и, хотя еще не было и шести утра, весь город, казалось, теснился на улицах. Несмотря на трех идущих рядом стражников, Айса чувствовала себя очень маленькой и одинокой, но боялась не смерти, а неудачи. В прошлом месяце Булава подарил ей лошадь, симпатичного молодого скакуна, которого она назвала Сэм, а Фелл учил ее ездить. Но ездить на лошади оказалось гораздо труднее, чем управляться с ножом или мечом, и Айса не обманывала себя в том, что не поднаторела в этом деле. Она чувствовала, что в любой момент Сэм может ее сбросить. Лучше уж умереть, чем пережить такое перед всеми этими людьми, перед Булавой, который выбрал ее для этого опасного задания. Сейчас оружие Айсы висело за поясом, но, если бы кто-нибудь сделал шаг в сторону королевы, она бы в две секунды соскочила с лошади с ножом наготове.

Королева, высокая и прямая, ехала между ними в неверном свете зари, тускло озарявшем ее серебряную диадему. В глазах Айсы она выглядела очень царственной, как и должна выглядеть Королева, выходя на переговоры с врагами. Но руки Королевы вцепились в поводья, костяшки сильно побелели, и Айса поняла, что все не так, как кажется. Прежде чем они покинули Цитадель, Булава повернулся к ним троим, сказав вполголоса:

– Она что-то замышляет. Глаз с нее не спускайте. Если заметите, что она собирается сбежать, поднимайте тревогу и хватайте ее. Она не справится с нами четверыми одновременно.

Айса не знала, что делать с этим приказом, а точнее, с самой Королевой. Она знала от Маман и Стражи, что королева иногда впадала в транс, но ничто не смогло подготовить ее к прошлой ночи: Королева бродила из одной комнаты в другую, ее глаза иногда закрывались, иногда открывались, когда она, пошатываясь, шла вперед, разговаривая сама с собой и даже натыкаясь на стены. Булава попросил их не волноваться, просто распорядился предоставить ей свободу и оставить на попечение Пэна. Но Айса волновалась. Королева напомнила ей Гли, бродящую примерно так же, следуя за чем-то, не существующим здесь, мучимая каким-то другим миром, который никто из них не видел. Иногда Гли была не совсем здесь, и Айса уже не раз думала, что однажды сестра может просто исчезнуть в своем невидимом мире. Возможно, Булава беспокоился, что с Королевой может случиться то же самое.

– Королева Келси! – выкрикнул какой-то мужчина, и Айса машинально качнулась в ту сторону, положив руку на нож. Но это оказался всего лишь старик, стоящий в толпе, махая рукой Королеве. Это был первый голос, который они услышали, поднявшийся над бормотанием толпы: город казался ошеломленным, все пялились на Королеву широко распахнутыми, потерянными глазами. После, наверное, десяти минут езды Айса заметила еще одну особенность: они проехали мимо многих тысяч людей, но она не увидела ни одной кружки эля, даже когда они миновали Заводь, печально известное скопление пабов Нового Лондона.

«Да они трезвы, как стеклышко!» – поняла Айса. Они не знали, что Королева собирается поставить на кон, но Айса подозревала, что это бы ничего не изменило. Она, как и все, видела огромную силу, раскинувшуюся по обоим берегам Кадделла. Что Королева могла поставить на другую чашу весов? Айса подумала, что это дурацкая затея, но гордилась, что ее выбрали, гордилась, что она с ними. Когда мортийцы придут, ей не придется стоять беззащитной, закрыв глаза. Она будет сражаться до конца, удерживая их подальше от Королевы. Когда Заводь закончилась, ее сердце окаменело: на мгновение ей показалось, что она увидела Па, высокую фигуру и горящие черные глаза, в центре толпы. Но когда люди снова переместились, он исчез.

Бульвар последний раз повернул, и показался Новолондонский мост, длинный каменный отрезок перед ними. Огромные толпы людей по обе стороны начали таять, и Айса, наконец, расслабилась, когда они направили лошадей на мост.

Впереди вздымалась баррикада.

Айса не была инженером, но она сразу же увидела проблему: баррикада являла собой не более чем наспех побросанную мебель и доски, сложенные по обе стороны моста. Посередине виднелся настолько узкий проход, что через него можно было протиснуться разве что по одному. Нескладное сооружение никак не скреплялось с низкими стенами по бокам моста. Булава заявил, что мортийцы привезли таран, и, судя по всему, один хороший удар смел бы половину баррикады прямо в Кадделл. Королева явно пришла к такому же выводу, потому что мрачно усмехнулась, глядя на груду перед ними.

– Это ведь никого не удержит?

– Никого, госпожа, – ответил Булава. – Есть только один способ правильно защитить мост. Холл сделал все что мог, но его баррикаду разрушит даже сильный ветер.

Айса задумалась, что же это за способ, но тут из-за баррикады появился генерал Холл, и она промолчала. За последнюю неделю Холл несколько раз приходил и уходил из Цитадели, и Айсе нравилось слушать, как он говорит: деловито и по существу, без бреда и лишних слов. Булава сказал, что Холл проделал героическую работу, сдерживая мортийцев, пока все беженцы не перебрались в город. На мгновение Айса забеспокоилась, что генерал поинтересуется, что она делает со стражниками, но он просто взглянул на нее, прежде чем подойти к королеве.

– Ваше Величество.

– Генерал. Я пришла начать переговоры с мортийцами.

– Некоторые из них ждут на той стороне моста, но они явно одеты неподобающе для послов. Зато у них имеется два тарана, и они готовы начать.

– Дукарте там?

– Да. Он командует.

Королева кивнула, на мгновение на ее лице отразилась глубокая задумчивость, затем она повернулась и посмотрела на городские стены за ними. Проследив за ее взглядом, Айса обнаружила, что вся доступная поверхность пограничной стены забита людьми, уставившимися на мост. Королева смотрела на стену долгим взглядом, прежде чем снова взглянуть вниз, и Айса поняла, что она кого-то искала, лицо, которое не нашла. Королева вздохнула, ее глаза наполнились грустью, грустью, которую Айса узнала: она видела ее в глазах Маман больше раз, чем могла сосчитать.

– Простите.

Булава дернул за поводья одной рукой, другой потянувшись к королеве, но потом они оба замерли: и конь, и всадник. Мгновение спустя Айса почувствовала, что ее собственные мышцы деревенеют, странное мерзкое ощущение, словно легкая судорога распространилась по всему телу. Боковым зрением она увидела, что Пэн с Элстоном тоже замерли, причем Пэн уже успел слезть с лошади и кинулся было вперед. Айса принимала участие в полуночных обсуждениях Стражи и наслушалась историй о пугающих способностях, которыми владеет Королева. У каждого стражника, казалось, находилась собственная догадка, что означала магия Королевы и как далеко она простиралась. Но Айса никогда не слышала ничего подобного. Она попыталась заговорить и обнаружила, что горло не позволяет ей издать ни звука.

– Простите, – повторила Королева. – Но там, куда я иду, никто из вас не сможет меня защитить.

Она спешилась, подошла к Булаве и обмотала поводья своей кобылы вокруг его протянутой руки. Булава посмотрел на нее сверху вниз, неподвижно, но его глаза были ужасны: два океана боли и ярости.

– Извини меня, – Королева на мгновение схватила неподвижную руку Булавы, грустно улыбаясь. – Я королева, видишь ли.

Рот Булавы дернулся, но ничего не вышло.

– Ты мой Регент, Лазарь. Все уже устроено. Я доверяю тебе заботиться об этих людях и защищать их.

Королева еще секунду смотрела на Булаву, а потом повернулась к ним троим, Айсе, Элстону и Пэну.

– Больше вы не можете меня охранять. Так сделайте это для меня: защищайте моего Регента.

Айса уставилась на нее, сбитая с толку, – идея защищать Булаву казалась смехотворной. Королева двинулась к генералу Холлу, и на мгновение Айсе показалась, что он сможет ее остановить, но потом она заметила жилы, проступившие у него на шее, и поняла, что он также обездвижен.

– Немедленно отступайте от моста, генерал, и готовьтесь к осаде. Если мортийцы не придут, значит, у меня получилось.

Теперь она направилась к Пэну, красивое лицо которого застыло в агонии. Королева легко коснулась его щеки: Айса видела, как ее плечи приподнялись от глубокого вдоха, потом она повернулась и метнулась в тень баррикады. След Королевы простыл, а стражники ничего не могли поделать, только смотреть друг на друга. Айса подумала, что она единственная сохраняла спокойствие: глаза остальных переполняла паника. Пэн переживал сильнее всех: он бы последовал за Королевой куда угодно, Айса знала, да и сама Королева тоже знала. На баррикаде оказались и другие солдаты: они бы, пожалуй, могли остановить ее… но потом, глядя на лабиринт из обломков, Айса поняла, как глупо на это надеяться. Королева сильна, сильнее, чем Маман, может, даже сильнее самой Красной Королевы. Никто не мог остановить ее, если она сама того не хотела.

Земля задрожала под ногами Айсы. Спустя мгновение она поняла, что снова может двигаться, то, что сковывало ее мышцы, ослабло. Но теперь земля дрожала так сильно, что она потеряла контроль над Сэмом и упала с его спины, больно шлепнувшись на булыжники.

– Мы еще можем ее поймать! – выкрикнул Булава. – Вперед!

Пэн уже убежал, бросив свою лошадь, преодолевая баррикаду. Айса поднялась с земли, теперь распознав на востоке низкий отдаленный треск, похожий на гром. Она последовала за Булавой и Элстоном на баррикаду, стараясь не отставать от их серых плащей, на бегу вытаскивая нож. Нож как всегда утешительно холодил руку, и только сейчас Айса поняла, откуда возникло это утешение: благодаря надежде встретить Па. Она ненавидела Па и любила его, но почему-то надеялась однажды встретить его с ножом в руке.

Еще один глубокий раскат грома сотряс мост, и камни под ногами Айсы завибрировали. Она прошла мимо солдат, спрятавшихся в щелях между обломков, но времени высматривать их не осталось. Они не были важны, не то что Королева. Айса протиснулась, уворачиваясь от выступающих острых деревяшек и ножек стульев. В конце концов, она выбралась из-под тенистого навеса восточного конца баррикады и обнаружила Булаву, Пэна и Элстона, стоящих на плоской платформе. Встав возле них, Айса ахнула.

По крайней мере, сто футов Новолондонского моста исчезло, оставив треснувший край скалы, а за ним – ничего. Заглянув за край пропасти, Айса увидела далеко внизу несколько внушительных кусков белого камня, частично погруженных в насыщенно-голубую воду Кадделла. Их края были рваными, словно великан разорвал камень на куски голыми руками. Теперь в мосте образовался огромный разрыв: от зазубренного края у их ног до последней опоры.

Айса заметила Королеву стоящую на краю пропасти. Айса не жаловалась на зрение и даже отсюда видела, что лицо у Королевы бледное, словно кость, что она чуть ли не падала в обморок. Солнце только начало подниматься у нее за спиной, вокруг головы появился нимб из света, и Королева казалась ужасно маленькой. Айса не была настоящим королевским стражником, но ей казалось, что она понимает, пусть и туманно, как, вероятно, чувствовали себя трое остальных. Ей не нравилось, стоя по эту сторону пропасти, видеть Королеву беззащитной и одинокой.

– Будьте вы прокляты, госпожа! – выкрикнул Пэн. Айса ахнула, но Булава промолчал, и она поняла, что должна делать вид, будто ничего не слышала.

– Я и так проклята, Пэн! – крикнула Королева в ответ.

Айса осторожно поглядела на Булаву и поморщилась, увидев его выражение лица. Она впервые подумала, что он выглядит старым, старым и истощенным. Всего три дня назад она научил ее, как подсечь мечом колени атакующего, и хлопал, когда у нее получилось. Когда все успело измениться?

– У меня не было выбора, Лазарь! – крикнула Королева через пропасть. – У меня никогда не было выбора! Ты же знаешь!

Она развела руками, а потом повернулась и пошла к восточным налоговым воротам, за которыми неподвижно стояла черной масса, выжидая. Королева шагнула в середину скопления, словно в улей с пчелами, и погрузилась в него. Они четверо не могли ничего сделать, только молча смотреть, как несколько минут спустя, когда ряды мортийцев перестроились, Королева исчезла.