Очнувшись, Уилл обнаружил себя на полу камеры. Мысли мутились в отяжелевшей голове. Он со злостью подумал, что его снова отключили. По недавнему печальному опыту, всякий раз, когда Уилла лишали сознания, приключалось нехорошее. Он донельзя устал от беспомощности и бессилия. Но как болит голова!

Он медленно, стараясь не усилить боль, сел и вызвал сенсориум, чтобы подавить неприятные ощущения.

И – ничего. Сенсориум исчез.

Уилл дико вскрикнул и схватился за затылок. Там – участок искусственной кожи над вмятиной – местом, где был вшит интерфейс.

Позабыв о головокружении, роботер вскочил, в отчаянии прижал руки к ране. Он снова и снова пытался вызвать интерфейс, но безуспешно. Больше никаких виртуальных чувств и личного пространства. Рассудок упорно отказывался уходить из крошечной камеры.

То, что определяло всю жизнь Уилла с самого рождения, – исчезло. Исчез доступ ко всему созданному своим разумом, ко всему, что делил с другими. Уилл Куно-Моне больше не роботер. С таким же успехом ему могли отрезать руки.

Он закричал, вцепился себе в шею, забегал по камере, не в силах принять случившееся. Затем постепенно ужас вошёл в него – словно серая холодная рука стиснула сердце.

Уилл прислонился к стене, сполз вниз. Как можно вытерпеть крохотную комнатушку? Никогда в жизни его не запирали так в реальности. Да он же сойдёт с ума! Вдруг представилась с кошмарной отчётливостью оставшаяся жизнь: длинный тёмный туннель без спасения и выхода. Тюрьма, пытки и смерть. Уилл захихикал. По щекам покатились слёзы.

С шипением отворилась дверь, зашёл отец Варгас.

– И как мы чувствуем себя сегодня? – благостно осведомился он.

Уилл взвыл от ярости и кинулся с кулаками, метя в лицо.

Цели он не достиг. Он не успел сделать и шага, как его настигла боль, удивительная, отчётливая, резкая, мощная. Уилл никогда не испытывал такой. Она выжгла напрочь все мысли. Она наполнила всё естество. В мгновение Уилл весь сделался ею. Рассудок распался на части.

Он пришёл в себя, лёжа ничком посреди камеры. Голова кружилась, как и раньше. Боль исчезла, но память о ней ещё звенела в висках, словно эхо раздираемого металла. Уилл вздрогнул, судорожно вдохнул. Боль так вычерпала все силы, что невозможно было и пошевелить пальцем. Осталось лишь бессильно лежать, дожидаясь, пока угаснет ощущение чудовищного насилия над телом.

Краем глаза Уилл заметил маленькую пластиковую коробочку в руках у священника.

– Ну ведь так хорошо, – проворковал тот. – Лягте, отдохните.

Варгас ткнул в коробочку толстым пальцем, и вселенная Уилла раскололась опять, но теперь уже от наслаждения, проникшего во все уголки тела, затопившего экстазом. Уилл охнул, лишившись от несказанного блаженства даже и дара речи. Изо рта потекла слюна.

Но вдруг блаженство исчезло. А за ним пришла ужасающая пустота, и от жажды испытать блаженство снова Уилл заплакал, корчась.

– Изъяв ваш интерфейс, мы позволили себе вставить кое-что другое, – заметил Варгас. – Наличие имплантатов в мозгу сделало операцию совсем несложной. Уверен, со временем вы простите нас. Это кое-что изобрели анджелесцы. Некоторые из них вставили эту вещь добровольно.

Святой отец вздохнул.

– Боюсь, это было лишь одной из множества их извращённых сексуальных практик. Но не бойтесь, у нас она послужит возвышенной цели. Она поможет вам полюбить церковь.

Уилл с трудом воспринимал слова священника: слишком уж страшным и бесчеловечным казался их смысл.

– Конечно же, мы постараемся сделать привыкание как можно менее болезненным, – сообщил Варгас. – Я, конечно, причинил вам боль, но лишь в целях самообороны. Надеюсь, вы получили полезный урок. Начнём мы с удовольствия, чтобы вы научились ценить стимул. Когда вы сумеете его оценить, мы поручим вам исполнять простые задания в обмен на радость. Я уверен, мы очень скоро прекрасно поладим. А пока я оставлю вас отдыхать. Вижу, вам нужно хорошенько расслабиться.

Ступив за дверь, Варгас снова нажал кнопку. Блаженство вернулось, приглушенное, но не менее желанное. Оно словно окутало тело Уилла ярким тёплым светом, выбелило мозг. Роботер скорчился на полу, одинокий, искалеченный, попавший под жуткую власть жутких людей, но поневоле радующийся тому.