Пока корабль тормозил для входа в систему, Густав читал отчёт властей Нью-Анджелеса. Как же не терпится скорее приступить! Наконец-то враг почти в руках! Хотя это «почти» не такое и маленькое. Придётся улаживать дела с оккупационными властями, попутно спасать свой проект и выигрывать войну.

Немедленно по прибытии Густав наладил связь с орбитальной станцией, где содержали пленных. Как обычно, при разговоре присутствовал Родригес.

После двух недель крайне неприятного общения с Тангом Густав уже не пытался избавиться от невыносимого послушника. Напротив, Густав предпочитал видеть его рядом. Когда святоша на виду, он не плетёт интриги за спиной. Слишком уж часто Густав заставал новоявленного помощника за интимными беседами с Тангом. А так не худо было бы гнусному коротышке увидеть, что генерал Улану уже покончил с полосой невезения.

На станции ожидал координатор Энрике Хопра, встретивший генерала широкой улыбкой и заспешивший навстречу с протянутой рукой, как только Густав вышел из лифта.

– Генерал, добро пожаловать! – с энтузиазмом объявил Энрике.

Генерал холодно глядел на руку до тех пор, пока координатор не спрятал её за спину. Густав уже получил известия о том, что Хопра живо интересовался причинами захвата «Ариэля» и постарался всеми силами влезть в дело. Но если Хопра рассчитывает, что может говорить с генералом Улану на равных, торгуясь за интересы своей подсекты, то он очень ошибается. Лучше дать ему понять это прямо сейчас.

Однако вывести координатора из себя оказалось непросто.

– Генерал, мы все слышали новости о той чести, что вам оказали! Поздравляю!

– Спасибо, – холодно сказал Густав. – Позвольте представить вам моего ассистента, послушника Иисуса Родригеса.

Тот с неподдельным энтузиазмом пожал полицейскому руку.

– Гражданский координатор, позвольте поздравить вас с блестящей операцией по захвату! Великолепная полицейская работа!

– О, святой отец, вы мне льстите, – ликуя, сообщил Хопра.

Густав решил вернуть разговор под свой контроль, пока святой отец не обзавёлся ещё одним союзником по заговорам.

– Я хочу допросить пленных, – сказал Густав.

– Лично? – удивился Хопра.

– По-вашему, зачем я здесь? Чтобы смотреть записи? Пожалуйста, отведите меня к человеку, которого идентифицируют как Уилл Куно-Моне.

– К безумцу?

Профессионально равнодушное лицо координатора на мгновение выдало жгучее любопытство.

– Сэр, я полагал, вы захотите побеседовать с капитаном.

Хопра явно закидывал удочку, пытаясь разговорить. Из отчёта следовало, что он в точности следовал букве приказа. Якобы люди Хопра не пытались допрашивать галатеанцев, не исследовали ни информацию, ни устройство корабля. Само собой, отчёт лжив. Но, по крайней мере, местные попытались скрыть ложь. Генерал был готов к тому, что координатор объявит о своём знании про Реликвию и начнёт вымогать плату за молчание. С другой стороны, Сыны Мао славились искусством дипломатии и хитростью.

– Вы сообщили, что состояние капитана стабильное, – указал Густав. – Следовательно, он может и подождать. Я хотел бы видеть того, кого вы зовёте безумцем.

– Генерал, как пожелаете, – поклонившись, сказал Хопра, забормотал в микрофон на лацкане, а затем одарил Густава ещё одной обворожительной улыбкой. – Пожалуйста, следуйте за мной.

Согласно докладу Хопра, Моне разговаривал сам с собой. Он требовал помощи от существ, которых называл «Преобразившимися». Прочитав это, Густав похолодел. Что-то похожее на это слово одиннадцать раз распознали в запутанных посланиях Реликвии.

Хопра определил Моне как играющего роль так называемого «роботера» на галатеанском корабле. То есть Моне вывели для того, чтобы он думал с аутистической ясностью машины и мог подключиться к роботам в качестве человеческого СОПа. Сама мысль об этом наполняла Густава отвращением, но он понимал потенциал такого применения человеческого мозга. Если Моне – частично машина, возможно, Реликвия повлияла на него так же, как и на компьютеры базы? Так или иначе, ясно, что Моне вовлечён в диверсию с потоком данных от Реликвии.

Когда Густав узнал об очевидном предательстве Моне, подозрения укрепились. Несомненно, в разуме роботера функционирует нечто с целями, отличающимися от галатеанских. Если Моне и в самом деле так умственно нестабилен, как описывает Хопра, возможно, удастся манипулировать роботером.

Координатор подошёл к стене, полной экранов. Они показывали с разных ракурсов сидящего на стуле молодого человека – сгорбившегося, вялого.

– Я хочу поговорить с ним наедине и без свидетелей, – пожелал Густав.

– Генерал, с какой стати? – холодно осведомился послушник.

Очевидно, он больше не нуждался в том, чтобы разыгрывать из себя помощника, даже перед верхушкой других подсект.

– Вы же не хотите создать впечатление, что заключаете сделки с пленными, которые может не одобрить пророк? – указал Родригес.

– Пророку придётся довериться мне, – с таким же ядом в голосе ответил генерал. – Я пойду один. Координатор, пленный безопасен?

– Конечно! – радостно сообщил Хопра. – Только что введены препараты, подавляющие моторику. Он может говорить и слегка шевелиться, но не более того.

– Отлично, – заметил Густав.

Затем он стукнул пальцем по ближайшему монитору, вызывая командный интерфейс, и вошёл под своим паролем, запретив наблюдение с камер. Изображения Моне пропали.

– Никаких записей нашей беседы! – приказал генерал. – Если я обнаружу попытку нарушить мой приказ, то обвиню вас в неуважении к безопасности Королевства.

Хопра с готовностью кивнул, впрочем, не скрывая разочарования.

– Откройте дверь, – приказал Густав.

Хопра набрал код. Дверь распахнулась. Густав с удовольствием шагнул за порог и закрыл её перед носом Родригеса. Пусть ублюдок пользуется моментом и кидается зарабатывать политические очки. Флаг в руки.

Генерал посмотрел на пленного. Высокий парень со спутанными тёмно-рыжими волосами, неровной щетиной на подбородке, в тёмно-зелёном тюремном комбинезоне. Обмякший и расслабленный, Моне поразительно походил на типичного пьянчугу, каких во множестве приводили в участок Гражданской полиции когда-то давно в Софии.

Но вот глаза не такие. Бесстрашные. Он уставился прямо в лицо, глядел без малого угрожающе, зловеще. Густав знал: расслабленность – от супрессантов. Но Моне не выглядел одурманенным психопатом. Напротив, он походил на совершенно обычного здравомыслящего человека, хладнокровно обдумывающего убийство.

Густав подумал, что если повезло и у Моне ремиссия, краткий период здравомыслия, то договориться будет гораздо легче.

– Уилл, добрый вечер. Меня зовут генерал Улану.

– Я знаю, кто вы.

– Отлично. Тогда вы знаете, зачем я пришёл к вам.

Моне хихикнул под нос. Густав подавил раздражение. Если этот галлийский недоросль решил, что может обставить генерала в словесной дуэли – пожалуйста. Глупец и вообразить не мог, с кем генералу приходилось иметь дело.

– Я пришёл в поисках знания, – откровенно признался он. – И я готов спрашивать вежливо.

Он уселся напротив пленного.

– Как мило с вашей стороны, – заметил Моне.

Густав вздохнул, поглядел на свои пальцы.

– Позвольте мне вкратце описать положение дел. Вас и вашу команду ожидает публичная казнь. Ваш корабль вскоре разберут на части. Роботов разберут для изучения либо перепрограммируют. А ваш мир оккупируют через считанные дни.

На Моне перечень бед не оказал никакого видимого влияния. Галатеанец улыбнулся – уголками губ, снисходительно и загадочно. Густав с трудом подавил злость.

– Вы знаете, кто я, – заметил генерал. – И представляете степень моей власти. Я могу сделать так, чтобы случилось не всё упомянутое мной. Если вы расскажете мне то, что я хотел бы узнать, то убедитесь: я умею проявлять удивительную гибкость.

– А вы отпустите меня и моих товарищей?

Густав глубоко вдохнул. Очевидно, Моне обожал ломать комедию.

– Нет.

– Тогда вы не сможете ничем мне помочь. Вы не сможете помочь и себе самому.

Генерал устало поглядел на него и задумался. Роботеры предположительно создавались как воплощение здравого смысла и логики. Густав решился рискнуть и признаться в том, чего хочет – разумеется, в пределах разумного.

– Думаю, мне стоит кое-что рассказать о себе. Я прежде всего учёный. Я ношу генеральское звание, потому что в текущей политической обстановке Королевства только военные получают деньги на исследования. Два последних моих года были целиком заняты изучением инопланетного артефакта, который мы называем «Реликвией» – того самого, на который вы наткнулись.

Улыбка Моне расплылась чуть шире. Он фыркнул и тряхнул головой.

– Я желаю поделиться узнанным со всем человечеством, – повысив голос, утвердил Густав. – Я считаю, что человечество должно узнать о существовании Реликвии и полученных от неё знаний. Если вам известно хотя бы немного о Церкви истинности, вы должны понимать: само существование Реликвии противоречит догмам. Как видите, я открываю свою слабость перед вами. Я признался вам в том, что мои враги были бы счастливы услышать из моих уст. Это доказательство того, что наш разговор не подслушивается никем посторонним. Ничто из сказанного здесь не выйдет за пределы этих стен.

– Так говорил и Хопра, – смеясь, сообщил Моне.

Густав прикусил губу.

– Хопра интересует лишь личная выгода. Я же преследую правду – ни больше ни меньше.

– В самом деле? – удивился Моне.

Он наклонился вперёд, уложил руки на стол. Удивительно непринуждённое движение для человека, предположительно накачанного депрессантами до бровей.

– Правда может вам совсем не понравиться.

– Так вы готовы говорить со мной? – спросил Густав, чуть не дрожа от радости.

– Спрашивайте. Возможно, я и отвечу.

Генерал чуть сдержался. Вот же оно! В голове этого человека могут быть тайны, о которых и не мечталось.

– Хорошо, я спрашиваю. Как вам удалось деактивировать Реликвию?

Хороший вопрос для начала. С прибытия галатеанцев Реликвия не передала ни бита.

– Мы не деактивировали. Она перестала сама.

– Но почему?

– Потому что сочла вас не стоящей дальнейшего общения частью человечества, – ответил пленный. – На смену вам пришёл я.

Густава передёрнуло от злобы. Этот юнец умел выводить из себя не хуже Родригеса!

– Каким же образом вы «пришли на смену?»

– Вы провели два года, пытаясь выжать из Реликвии оружие, и только оружие.

Надо же, упрекает. Но что ещё мог сделать Густав при нынешнем прессинге королевства? Оно хотело практических результатов. Что, Моне считает, будто Густав стал бы заниматься оружием, будь хоть какой выбор?

– Своей страстью к оружию вы убедили их в том, что человечество – недостойный вид.

– Не достойный чего?

– Вредный для галактической биосферы, – сказал роботер. – И уже поставленный в очередь на вымирание. В переданной вам технологии есть умышленный дефект.

Густав вспомнил долгие отчаянные часы, проведенные над непонятными чертежами, и встревожился. Но постарался этого не выдать.

– Воспользуетесь ею несколько раз – и звезда, из которой берёт энергию ваше устройство, окажется меченой. А те, кто сделал Реликвию, с лёгкостью могут взорвать такую звезду.

Похоже, чутьё не солгало. «Звёздный ключ» – опасный подарок. И если слова роботера верны, Королевство в серьёзной опасности.

– Откуда вы это знаете? – с тревогой спросил Густав.

– Я просто сделал то, чего не захотели вы. Я выслушал их.

Густава передёрнуло. Да он два года только и делал, что слушал!

– О, и ещё кое-что, – добавил пленный. – Похоже, мы, галатеанцы, добились того, чего не смогли земляне. Инопланетяне называют это «конструктивное самоизменение». Именно по способности к нему оценивают разумнее виды. Если вы не способны изменить себя – вас уничтожат.

Генерал понял, к чему клонит пленный.

– Вы имеете в виду генетическую модификацию? – сухо спросил Густав.

– Частично.

Да, вот всё и рассыпалось прахом. Моне заставил сомневаться и переживать, но теперь очевидно: его слова – полная чушь. Абсурдный бред генетического расиста. Густав разозлился на себя. Надо же, позволил себе отнестись серьёзно!

– Вы хотите сказать, что выживание человеческой расы зависит от того, превратимся ли мы в галатеан?

– Можно сказать и так, – глумливо ответил Моне.

Густав встал, усмехнулся.

– Вы мне попросту отвратительны. Я дал вам возможность сказать правду. И что же?

– Я же сказал, что она может не понравиться вам, – безмятежно заметил Моне.

Генерал посмотрел на него с презрением.

– Вы хотите сказать, что инопланетная раса истребит нас, если мы не примем ваши отвратительные обычаи? Не слишком ли удобно для вас, а?

– Не слишком, – серьёзно ответил Моне, рассматривая свои ногти. – Мы этому не очень-то обрадовались.

Густав впился взглядом в его лицо и произнёс:

– Как вы выражаетесь, «конструктивно самоизмениться» – это значит стереть в себе человека. Никакая развитая цивилизация не потерпит этого.

– А почему нет? С чего вы так уверены?

Густаву захотелось впечатать кулак в это самодовольное лицо.

– Потому что вы растите несправедливость прямо в ваших телах! Да посмотрите на себя!

Он махнул рукой в сторону пленного, едва не зацепив его, и презрительно выговорил:

– Вы рождены, чтобы разговаривать с машинами. Господи боже, вас обрекли на аутизм свои же родители! И вы тут сидите и разглагольствуете о том, что довольны такой судьбой? Довольны программой в вашей голове, не позволяющей заметить украденную у вас свободу?

Ага, впервые с лица сползла самодовольная ухмылка. Замечательно!

– Может, вы и довольны своей судьбой – вы ведь другой не знаете. Но я сражаюсь за человечность. И пусть она означает, что в мире будут войны и невежество. Всё-таки стоит её хранить. Это лучше, чем превратиться в стерильные бездушные машины.

Моне покачал головой.

– Выходит, вы так и не поняли? – с горечью спросил он. – С чего мне лгать вам? Послушайте, ничто не может продолжаться вечно. Если дать звездолёты пещерным людям, они обязательно уничтожат себя, с посторонней помощью или без. Так или иначе, дни человечества сочтены.

– Так пусть мы сами их и сочтём! – отрезал Густав.

– Пусть так, – согласился Моне. – Мне всё равно, поверили вы мне или нет. Если вы не выпустите нас, это всё равно не имеет никакого значения. Вы поймёте, что я говорил вам правду, когда ваше солнце взорвётся и сожжёт вас. К сожалению, вы не успеете осознать, насколько ошибались.

Густав прищурился. Этот галатеанин, возможно, и безумец, но уж точно не глупец. Он знает, как разозлить врага. Генерал пожалел о своей откровенности. Однако если роботер станет угрозой, его всегда можно убить. Густав подошёл к двери и нажал кнопку.

– Я закончил, – раздражённо сообщил он Хопра.

Дверь открылась, Густав вышел в коридор, где стояли, невинно улыбаясь, координатор и Родригес.

– Генерал, ну что? – спросил Хопра.

– Ваша оценка пленного подтвердилась, – холодно сообщил генерал. – К несчастью, он безумен. Я допрошу капитана.

Густав пошёл вслед за Хопра по коридору, оставив за спиной камеру Моне. Но тревога не осталась вместе с безумцем, а пошла вслед за генералом Улану.