Глава одиннадцатая

Морось, что встречает меня на пороге клиники, уступает место плотной завесе дождя, настоящему ливню. Добираюсь до школы на этот раз вовремя, но во дворе практически пусто. Две девчонки жмутся друг к другу под зонтиком с изображением Моне, какой-то парень летит, держа над головой рюкзак в надежде не намокнуть. И все. Больше некому заметить, что я подозрительно игнорирую главный вход, хотя он ближе, и направляюсь к Западным воротам.

Накидываю сверху капюшон парки – сомнительная защита, но хоть что-то – и бегу трусцой вокруг школы. Огибаю зал естествознания (пульс учащается) и, прибавив шаг, мчусь к крытой галерее.

Уэс ждет.

Стягиваю капюшон. С меня льет вода, по лицу сбегают ручейки, но я не вытираюсь. А сразу налетаю на него и тычу пальцем в грудь.

– Что, черт возьми, происходит? – выпаливаю я слова, которые так давно нужно было произнести.

Он молча протягивает мне руку… и сложенный листок.

Перевожу взгляд с записки на Уэса. Трясутся руки.

– Узнаешь? – настойчиво спрашивает он.

У меня пропадает голос, я могу лишь шептать:

– Ты застрял между двух Головешек на ярмарке.

– Я прятался…

– В игровой палатке.

Мы молча смотрим друг на друга. Лишь дождь молотит по крыше, подчеркивая возникшую паузу. Одно дело – задуматься, действительно ли реальность переворачивается с ног на голову, и абсолютно другое – когда твои бредовые подозрения подтверждаются. Я вдруг чувствую, что устала. Вымоталась. Неуклюже прислоняюсь к стене и сползаю на сырой бетон.

– Разве такое возможно? Мы правда видим один сон? – я не поднимаю взгляда от мокрой земли.

– Похоже на то, – отвечает он и садится рядом на корточки. Я ощущаю его пристальный взгляд, но не в силах взглянуть на его лицо.

– Ты давно понял?..

– С тех пор, как ты проболталась про Джиджи и оленя.

Ничто в его голосе, ни одна нотка не намекает на то, как он реагирует на этот глюк в матрице. Я же, напротив, чувствую уязвленность, едва могу справиться с собой. Расцениваю его хладнокровие как непосредственный вызов.

– И тебе не пришло в голову со мной поделиться? – я свирепо гляжу на него. – Мы могли бы все рассказать, и ничего бы не произошло!

– Что рассказать-то? – качает головой Уэс. – Что во сне у нас одно сознание на двоих? После такого заявления нас точно запрут в психушке.

– Есть же лабораторные исследователи, врачи…

– …которые решат, что мы чокнутые, – прерывает меня Уэс. – Это если повезет. Хуже будет, если они поверят нашим словам? – Его презрительный смешок прозвучал жестоко и снисходительно одновременно. – Оптимистичный прогноз: возьмут у родителей разрешение и начнут ставить опыты. – Он сжал кулаки так, что побелели костяшки. – С меня, например, уже достаточно.

Несмотря на рост и отвагу, Уэс сейчас вдруг кажется маленьким мальчишкой. Он вздыхает полной грудью, трясет руками и проводит ладонями по лбу. Потом продолжает так тихо, что сквозь звуки дождя я едва его слышу:

– Я ничего тебе не сказал из-за страха, что проболтаешься.

И замолкает. Намеренно. Такую тишину нельзя нарушать. И я жду. Вскоре он поднимает взгляд и говорит:

– В одиннадцать я стал физически воспроизводить свои сны. Моя излишне религиозная мать не могла жить с демоном, который овладел ее сыном. Я мог разбить все тарелки в два часа ночи, открыть все окна в середине января, ведь мне снилось, что я пожарный и эвакуирую здание. Отчим стал отправлять меня в разные клиники для изучения. К тринадцати годам я сбился со счета, в скольких испытаниях участвовал. – Он снова глубоко вдохнул, прежде чем продолжить. – Очередная попытка закончилась комой.

– Что? – Я открываю рот от удивления.

– Экспериментальное лекарство под названием «Сонамбулюм». Я провалялся в отключке двести семьдесят восемь дней. Вот парадокс: в коме тело не двигалось, но я все помню.

– Ты был в сознании?

– Не совсем. Иногда понимал, что вокруг есть люди, но не мог им показать, что чувствую. Ни дотронуться, ни заговорить.

Тут я и сама вспоминаю этот временный синдром запертого человека, что испытала прошлой ночью, и вздрагиваю. Девять месяцев такого ощущения! Я и несколько часов перенесла с трудом.

– Так же как с Головешками?

– Нет, – кривится он. – Я бы с радостью поменял ту ситуацию на объятие Головешки. Здесь я знаю, что все кончится. А в той коме рождалось чувство пустоты. Я был один, лишь изредка осознавая присутствие вокруг людей. – Его губы плотно сжимаются. – Ты понимаешь, что значит быть одному? Не одиноким, нет, а когда на самом деле рядом никого нет?

Я пялюсь на тротуар.

– Полный отстой, – признается он. – Поэтому, когда очнулся, я сделал все, чтобы больше не оставаться одному. Пытался наладить отношения с родителями, хорошо учиться, чего бы это ни стоило.

Знакомая ситуация. Только так можно соблюсти хоть какой-то пусть и хрупкий, но баланс. Понимаю, передо мной одиночка, еще и с повышенной тревожностью.

– Получилось?

Уэс улыбается.

– Месяца два все шло отлично. Но однажды ночью я проснулся у плиты, газовые горелки вывернуты, все в огне. Через неделю меня перевели в закрытую школу, которая совершенно случайно оказалась всего в миле от клиники сна, где я ночевал, когда этого хотели врачи.

– А все школы, что ты сменил…

– Я делал так, чтобы меня выгнали. В надежде на то, что у моего дорогого отчима истощится запас экспериментов, на которые он меня подписывал. Но он всегда отыскивал новую школу, которая хотела заполучить его денежки… а поблизости и новую клинику.

– Уэс, мне очень жаль…

– Жалость тут ни к чему, – морщится он. – Я лишь пытаюсь объяснить, почему нельзя говорить другим, что с нами происходит на самом деле. Большую часть моей жизни на мне ставили опыты. Я почти целый год потерял из-за дряни, которую нельзя было давать никому, тем более ребенку, и меня все еще втягивают в эксперименты. Но теперь я наконец-то нашел лекарство, которое работает, и не собираюсь упускать этот шанс.

– Работает? – удивляюсь я. – Прошлой ночью меня парализовало! А перед этим приключился какой-то бред… Абсолютно реальная жуть во сне. Во сне, который я видела не одна. Я понимаю под словом «шанс» несколько иное.

Уэс приподнял бровь.

– Бред, жуть… это как по твоим личным ощущениям? «Ужас-ужас» или «терпимо»?

У меня глаза лезут на лоб. Он что, заигрывает? Мы ведь только что поняли, что у нас совместные сны…

– Согласен, эпизод с Головешками полная ерунда, – продолжает Уэс. – Но все остальное?

Протягивает руку, заправляет выбившуюся прядь мне за ухо. Я в мыслях переношусь в комнату смеха, где мы почти поцеловались, и заливаюсь краской.

– Разве не приятно хоть раз в жизни понимать, что твою спину кто-то прикрывает? – вздыхая, говорит он. – Что ты не один. Отлично ведь провели время. Разве нет?

– Может, и так, – стараюсь говорить серьезно, но улыбку сдержать не могу. Усиливается ветер, промозглый дождь брызжет мне в лицо: холодный душ – то, что сейчас надо. – Но это не нормально. Мы не должны шататься по чужим снам.

– Да, а еще мы не должны разыгрывать свои сны, когда сами в отключке. Но ведь так происходит. – Он встает и берет меня за руки. – Сара, я считал, что такой один. Что никто в мире никогда не поймет, через что мне приходится проходить. Но я встретил тебя. И теперь нас двое. – В его глазах сверкают искорки. – Мы родились другими, и всю жизнь нас за это наказывали. Сколько лет тебе было, когда ты впервые забралась во сне к родителям в кровать и причинила им физический вред? Сколько времени понадобилось, чтобы осознать: они тебя на самом деле боятся? – Он прикасается более смело, разворачивает мои запястья, чтобы рассмотреть. – Когда ты стала замазывать косметикой синяки, которые оставляют фиксаторы на твоей кровати? Признайся, тебя же тоже бесили лето и короткие рукава? Облегченно вздыхала с наступлением октября, так как свитера помогали скрывать правду?

Я отнимаю руки и растираю их, пытаясь уничтожить воспоминания, которые явно были общими.

– Не хочу тебя расстраивать, – глухим голосом признается он. – Просто обдумай все хорошо. Что, если действительно принять «Дексид»? Это же приемлемый риск. Что, если позволить плюсам перевесить минусы? Ты сама должна сделать этот выбор. И ты можешь избавиться от своих проблем. Как и я. Мне кажется, мы оба это заслужили.

– Ты уверен, что лекарство помогает? – снова задаю я тот же вопрос. – Я не стараюсь все усложнять, Уэс. Пойми, да, мы многое пережили и, в конце концов…

– …в конце концов, наши тела смирно пролежали всю ночь, – нетерпеливо перебивает меня он.

– Да, но какой ценой?

Впервые с того момента, как мы с Уэсом принялись разбирать наши сновидения, я вспоминаю полуночный визит Джиджи, и рука невольно тянется к спрятанному клочку волос. Быть настолько уязвимой, не иметь никакой возможности защитить спящее тело. Это называется приемлемый риск? Я уже готова рассказать о кошмаре, который он не застал, но не успеваю, так как его гнев прорывается быстрее.

– Зашибись! – рявкает Уэс и, отстранившись, скрещивает на груди руки. – Сара, да, есть побочка, но эффект почти идеален! И пусть ты видишь во сне какой-то бред, но это не по-настоящему. Зато твое тело не будет самостоятельно отрываться, пока ты спишь – вот что по-настоящему важно. Неужели не понимаешь? Это лучшее, на что мы можем в принципе рассчитывать в нашей с тобой ситуации.

Он пристально рассматривает меня, прищурив глаза.

– Или, может, я все неправильно понял? Может, твоя жизнь не так плоха, как я предположил?..

Ярость разливается по телу, в ушах звенит. Одно дело – слушать, как Уэс сетует на свое бесспорно паршивое детство, но если он упрекнет меня, потому что мое было лучше… да пошел он!

– Я в курсе, что «Дексид» обездвиживает наши тела, – возражаю я. – Уж поверь, этот эффект меня тоже подкупает. Но он также засовывает твой разум в мой, или куда-то его отсылает, или вокруг вообще творится какой-то дурдом, и мир летит ко всем чертям! Не говоря уже о монстрах – монстрах, – которые если схватят, то разбивает паралич. Тебе интересно, чего хочу я? Я хочу быть нормальной! Только и всего. Больше желаний у меня нет и не было! Разве тебе нужно не то же самое?

– Нет, – отвечает Уэс. – Мне еще нужна ты.

Моя ярость сходит на нет, и я молюсь, чтобы не вспыхнуть от жара, поглощающего мою плоть.

– Я всегда справлялся своими силами, – признается он. – Не только когда был в коме, а всегда и везде. А потом, на той полянке в лесу, появилась ты. Ты нашла меня, Сара. Впервые в жизни я был не один. – Я вижу, как на этот раз краснеет Уэс. – Я давным-давно забил на нормальность. И буду рад компании. Наличие Головешек – полная хрень, согласен. Надо просто лучше прятаться или искать пути обхода. Но это единственный минус. Большой, не спорю, но он не идет ни в какое сравнение с удивительными вещами, которые можно считать плюсами.

Он снова приближается, его ослепительные зеленые глаза блестят даже в отсутствие солнечного света.

– Давай сохраним нашу тайну. Хотя бы какое-то время. Вдруг это приключение всей нашей жизни? – Он наклоняется ко мне, пока мы не соприкасаемся лбами. Прижавшись, словно в поисках поддержки, этот сильный, храбрый, невероятный человек, который принял мою сторону в конфликте с Джиджи и провел через невероятные сны, закрывает глаза и шепчет: – Пожалуйста…

Я вдыхаю его запах. Уязвимость Уэса заставляет меня, несмотря на страхи, стать сильнее. Может быть, он прав? Что значит мимолетный кошмар по сравнению со свободой просыпающегося во сне сознания? Могу ли я вытерпеть краткое заточение ради пожизненного срока, в котором буду спать без происшествий?

– Я не против, – перехожу на шепот: – Но мне страшно.

– Я буду рядом, – еще тише обещает он.

Его губы все ближе, я чувствую горячее дыхание: желание полностью затмевает страх. Приоткрываю рот для поцелуя, но тут кто-то… кидает рядом мусор.

– Э-э-э, ой, простите, – слышится отрывистый, гнусавый голос.

Мы с Уэсом тут же разлетаемся в стороны, будто нас застали за более интимным занятием. Я нервно приглаживаю волосы, он поправляет куртку.

– Привет, Сара, и ты привет, хотя ты явно не Джимми, – произносит рыжий парень небольшого роста.

– Грейди! – Я, сделав большие глаза, жестами отгоняю, словно комара, младшего братца Зверя Бутховски.

Потом, уже второй раз за это утро, мир останавливается. Ночной сон бьет мне под дых. Поезд, ярмарка, спальня, компьютер. Компьютер. Отражение Грейди в экране…

Резко наклоняюсь к Грейди, хватаю его за руку и разворачиваю к себе лицом.

– Эй, полегче, – говорит он, вырываясь. – Похоже, вы тут уже наговорились.

Свободной рукой он поправляет очки, перемычка которых замотана липкой лентой. На левом виске – повязка приличных размеров.

– Что с головой? – спрашиваю я.

Грейди хмурится.

– Скажем так, пробовал кое-что новенькое и близко познакомился с краем стола.

Сердце уходит в пятки. Грейди учится только на «отлично», состоит в обществе «Менса». И приторговывает наркотой. В отличие от брата, Грейди не может рассчитывать на спортивную стипендию от колледжа, поэтому, чтобы точно обеспечить себе попадание в Лигу Плюща, зашел с другой стороны. Тесса слышала, что он выбирает, кому и что продавать, основываясь на побочных эффектах. Он любит подбрасывать Зверю таблетки, где в инструкции мелкими буквами написано «облысение», зато секси-девчонка, что старается занять местечко повыше, точно заполучает дополнительное преимущество в виде усиления полового влечения. Так может, это он толкает кому-то наркотики с эффектом захвата чужого тела?

– И что там у тебя такое новенькое? – требую я объяснений.

Грейди ухмыляется.

– Я думал, вы добродетельная особа, мисс Рейес… – Потом окидывает взглядом Уэса. – Хотя, похоже, ошибся… Но знаешь, если правда интересно, с этого я бы не начинал. Слишком мощно для новичка. Могу предложить что-то более…

– Что за наркотик, Грейди? – В моем голосе проскальзывает нетерпение.

Он пожимает плечами и ловит кайф от своей пусть мизерной, но власти.

– Его еще нет в широкой продаже. Поэтому не могу сказать.

– Рассказывай! – рявкает Уэс и придвигается ближе, чтобы грозно нависнуть над субтильным мальчишкой.

Решив, что секретность не стоит пенделей, Грейди раскалывается:

– Называется дексиднипам, – выдает он. – Но я не буду его продавать. Парень, что мне его достал, не знал, что оно не одобрено управлением по контролю за продуктами и лекарствами, поэтому побочные эффекты еще не все прописаны. А судя по тому, как я расшибся, – он морщится, прикасаясь ко лбу, – я бы сказал, что наблюдаются серьезные косяки.

– Кто тебе его дал? – спрашиваю я.

– Сара, я уже сказал: эта наркота не для тебя. Если хочешь, чтобы я что-то достал, не отказывайся от рекомендаций…

– Кто?! – реву я.

Я вижу, как Грейди взвешивает все за и против: раскрыть или нет свой источник перед этой явно безбашенной психичкой.

– Ладно, – наконец произносит он. – Похоже, дела с ним вести все равно не получится. Ты, скорее всего, с ним знакома. Он учился здесь. Помнишь Джоша Моврея?

Я молча разворачиваюсь и иду прочь, оставив Уэса и Грейди.