Глава 7
Промывание мозгов
В двух предыдущих главах я описал способы, которые можно назвать оптовыми манипуляциями сознанием, практикуемыми как величайшими демагогами, так и успешными торговцами, коих было немало за всю историю человечества. Однако ни одна человеческая проблема не может быть решена одними только методами оптовой торговли. Дробовик имеет право на существование, но должен быть и шприц для подкожных инъекций. В следующих главах я опишу некоторые из наиболее эффективных способов манипулирования не толпами, не целыми массами, а отдельными индивидами.
По ходу своих эпохальных экспериментов по исследованию условных рефлексов Иван Павлов заметил, что у лабораторных животных, подвергавшихся длительному физическому или психическому стрессу, случался тяжелый нервный срыв. Мозг этих животных, будучи не в силах справиться с невыносимыми условиями, так сказать, объявлял забастовку и либо прекращал работать вообще (собаки теряли сознание), либо замедлял свою деятельность и отказывался работать нормально (собаки начинали вести себя абсолютно неадекватно, или у них появлялись симптомы состояния, которое у людей мы назвали бы истерией). Некоторые животные более устойчивы к стрессу, чем другие. Собаки, обладавшие, по терминологии Павлова, «легко возбудимой» конституцией, сдавались быстрее, чем собаки с просто «оживленной» конституцией (противоположной холерической, излишне возбудимой конституции). Собаки с «вялым, замедленным» темпераментом доходили до предела своих возможностей намного быстрее, чем «спокойные и невозмутимые» животные. Но даже самые закаленные собачьи стоики не могли сопротивляться стрессу до бесконечности. Если он был достаточно сильным и продолжительным, то стойкие собаки ломались так же быстро и необратимо, как и их более слабые собратья.
Открытия Павлова были подтверждены самым ужасным образом и в громадном масштабе в ходе двух мировых войн. В результате одного катастрофического переживания или часто повторяющихся переживаний менее страшных эпизодов у солдат развивались некоторые характерные психофизические симптомы. Временная утрата сознания, чрезмерное возбуждение, непреодолимая сонливость, функциональная слепота или паралич, совершенно нереалистичные поведенческие реакции, странное нарушение привычных стереотипных реакций на знакомые жизненные ситуации – все, что Павлов наблюдал у собак, с невероятной силой проявилось у жертв того, что в Первую мировую войну называли «артиллерийским шоком», а во Вторую – «военным утомлением». Каждый человек, как и каждая собака, имеет свой предел выносливости. Большинство людей достигают этого предела в течение тридцати дней пребывания в условиях современных боевых действий. Более восприимчивые к стрессу ломаются в течение пятнадцати дней. Самые выносливые могут выдержать сорок пять дней, в редких случаях до пятидесяти. Ломаются тем не менее все – и сильные, и слабые. Надо подчеркнуть, что все – из тех, кто изначально был душевно здоров. Ирония судьбы заключается в том, что бесконечно выдерживать ад современной войны могут лишь психически нездоровые люди. Индивидуальное безумие служит защитой от безумия коллективного.
То, что каждый индивид обладает своим пределом психической выносливости, было известно и грубо использовалось с незапамятных времен. В некоторых случаях невероятная жестокость одного человека по отношению к другому была обусловлена склонностью к жестокости как таковой, к ее извращенной эстетике. Чаще, однако, чистый садизм несколько ограничивался утилитарностью, богословием или государственными соображениями. Юристы применяли физические и психологические пытки для того, чтобы развязывать языки упрямых свидетелей; церковники прибегали к пыткам для наказания заблудших и возвращения их в лоно матери-церкви; тайная полиция пытками выбивала признания из лиц, заподозренных во враждебном отношении к правительству. При Гитлере пытки с последующим массовым уничтожением практиковались в отношении биологических еретиков – евреев. Для молодого нациста кратковременная служба в лагере уничтожения (пользуясь словами Гиммлера) «была лучшим методом воспитания непримиримого отношения к низшим существам и неполноценным расам». Учитывая маниакальный антисемитизм, которым Гитлер заразился в венских трущобах, этот возврат к методам, применявшимся инквизицией в отношении еретиков и ведьм, был неизбежен. Однако в свете открытий Павлова и знаний, добытых психиатрами из опыта лечения военных неврозов, такое возрождение средневекового варварства воспринимается как омерзительный и гротескный анахронизм. Стресс, тяжелый настолько, чтобы спровоцировать полный отказ мозга от работы, можно вызвать с помощью методов, которые, хотя и являются абсолютно антигуманными, не предусматривают физических пыток.
Что бы ни происходило в условиях коммунистических диктатур в их ранние годы, в настоящее время пытки мало используются тайной полицией коммунистических стран. Их спецслужбы черпают вдохновение не в деятельности инквизиции или СС, но в работах физиологов с подопытными собаками с выработанными условными рефлексами. Для любого диктатора и его полиции открытия Павлова имеют большое практическое значение. Если можно нарушить высшую нервную деятельность собаки, то, конечно же, то же самое можно сделать и с центральной нервной системой политического заключенного. Надо просто подвергнуть его достаточно сильному стрессу на протяжении достаточно длительного времени. В конце такого воздействия заключенный окажется в состоянии невроза или истерии и будет готов сознаться во всем, в чем его мучители хотят, чтобы он сознался.
Но одного признания недостаточно. Безнадежный невротик никому не нужен и неинтересен. От него нет никакой пользы. Умному и практичному диктатору нужны не пациенты психиатрических клиник и не жертвы, которых придется расстрелять, ему нужны новообращенные, готовые работать ради Дела. Обратившись к трудам Павлова, такой диктатор узнает, что на пути к окончательному нервному срыву собаки становятся в высшей степени внушаемыми. Модели нового, желательного поведения можно внедрить в мозг, когда он находится у пределов своей выносливости. Искоренить эти новые, усвоенные модели поведения уже невозможно. Выработанный таким образом условный рефлекс сохранится навсегда, став частью психики.
Психологический стресс можно вызвать множеством разнообразных способов. Собаки начинают беспокоиться, когда стимулы становятся необычно сильными; когда интервал между стимулом и его следствием неоправданно затягивается, и собака долго остается в «подвешенном» состоянии; когда мозг животного теряется от стимулов, которые противоречат тому, что собака усвоила в предыдущих опытах; когда стимулы не имеют никакого смысла в пределах понимания жертвы. Более того, было обнаружено, что преднамеренное возбуждение у собак таких эмоций, как страх, ярость или тревога, усиливало внушаемость животных. Если поддерживать эти эмоции на высоком уровне в течение достаточно длительного времени, то мозг «объявляет забастовку». Когда это происходит, новые идеи и поведенческие стереотипы можно внедрять в центральную нервную систему на удивление легко.
Среди физических форм стресса, повышающих внушаемость собак, стоит особо выделить утомление, раны и заболевания любых типов.
Для будущего диктатора эти открытия имеют большое практическое значение. Например, они подтвердили, что Гитлер был совершенно прав, считая, что массовые митинги в ночное время более эффективны, чем такие же митинги днем. «В дневное время, – писал он, – сила воли человека с необычайной энергией восстает против любых попыток подчинить его воле другого человека или навязать ему чужое мнение. Однако поздним вечером люди с большей охотой подчиняются воле, которая сильнее их собственной».
Здесь Павлов согласился бы с Гитлером; утомление усиливает внушаемость. (Именно поэтому, среди прочих причин, спонсоры телевизионных программ предпочитают размещать свою рекламу в вечерние и ночные часы, подкрепляя это солидными суммами.)
Болезнь усиливает внушаемость в еще большей степени, чем утомление. В прошлом больницы и богадельни были излюбленным местом религиозного обращения. Теоретически подкованный диктатор будущего снабдит все больницы подчиненной ему страны радиоприемниками с наушниками, вмонтированными в подушки. Изощренная пропаганда будет литься из них двадцать четыре часа в сутки, и, что еще важнее, с ними регулярно будут вести душеспасительные беседы специально обученные пропагандисты, так же как предков этих больных раньше увещевали священники, монахини и благочестивые миряне.
Сильные негативные эмоции усиливают внушаемость и способствуют переменчивости взглядов – этот факт был известен и широко использовался задолго до Павлова. Как писал доктор Уильям Сарджант в своей замечательной книге «Битва за разум», поразительный успех проповедника Джона Уэсли был основан на его интуитивном понимании принципов работы центральной нервной системы. Свою проповедь он начинал длинным и подробным описанием тех мук, которые ожидают людей, не обратившихся в истинную веру, – все они будут навечно прокляты. Затем, доведя слушателей до отчаяния, а некоторых и до нервного срыва, Уэсли менял тональность и обещал спасение тем, кто обратится в истинную веру и раскается. Таким способом Джон Уэсли обратил и наставил на истинный религиозный путь тысячи мужчин, женщин и детей. Интенсивный длительный страх надламывает человеческую психику и способствует состоянию повышенной внушаемости. В таком состоянии слушатели уже без вопросов и сомнений принимали богословскую точку зрения проповедника. После этого священник успокаивал их ласковыми проникновенными речами, и люди выходили из этого психологического испытания с новыми моделями поведения, навсегда внедренными в их умы и центральную нервную систему.
Эффективность политической и религиозной пропаганды зависит от использованных методов, а не от содержания тех доктрин, которые пропагандист хочет навязать аудитории. Доктрины могут быть истинными или ложными, полезными или вредоносными – для эффективности это не имеет никакого значения. Если внушение доктрин производится правильным способом на фоне подходящего уровня нервного истощения, то методика наверняка сработает. В благоприятных условиях практически любого человека можно убедить в чем угодно.
В нашем распоряжении есть подробные описания методов работы коммунистической тайной полиции с политическими заключенными. С момента ареста жертву начинали систематически подвергать воздействию многих видов физического и психологического стресса. Заключенного плохо кормили, помещали в некомфортные условия, разрешали по ночам спать не больше одного-двух часов. Все это время арестанта держали в состоянии полной неопределенности, одновременно укрепляя самые мрачные предчувствия. День за днем, а точнее, ночь за ночью, ибо воспитанные на учении Павлова полицейские понимали ценность утомления, как инструмента усиления внушаемости, заключенного допрашивали по много часов подряд, и следователи изо всех сил старались запутать и шокировать свою жертву. Через несколько недель или месяцев такого обращения мозг жертвы начинал бастовать, и она признавалась во всех преступлениях, в которых, как считали следователи, должна была признаться. Потом, если заключенного собирались использовать в дальнейшем, а не расстреливать, его помещали в достаточно комфортные условия и внушали надежду. Если он искренне раскаивался, исправлялся и выбирал истинную веру, то мог спастись – конечно, не в будущей жизни (ибо официально никакой будущей жизни не существует), а в этой.
Подобные, хотя и гораздо менее жестокие методы применялись во время корейской войны в отношении военнопленных. В китайских лагерях молодых западных пленных систематически подвергали стрессу. Так, за малейшее нарушение правил провинившегося вызывали к коменданту, где допрашивали, запугивали и публично унижали. Процедуру повторяли неоднократно, снова и снова, в любое время дня и ночи. Эта нескончаемая травля вызывала у жертвы замешательство и хроническую тревогу. Для того чтобы усугубить чувство вины, заключенных заставляли писать и переписывать со все более интимными подробностями автобиографию с описаниями личных недостатков. После того как пленный признавался в своих грехах, его заставляли признаваться в прегрешениях товарищей по несчастью. Целью было создание в лагере обстановки всеобщего доносительства и подозрительности. К этому ментальному стрессу добавлялся стресс физический, вызванный плохим питанием, неблагоприятными условиями проживания и болезнями. Усиление внушаемости китайцы умело использовали, заливая утомленные умы большими дозами коммунистической и антикапиталистической пропаганды. Эти павловские методы оказались удивительно успешными. В США было официально объявлено, что каждый седьмой американский пленный виновен в тесном сотрудничестве с китайскими властями, а каждый третий являлся их пособником.
Не стоит, однако, думать, будто такие методы воспитания коммунисты используют только в отношении своих врагов. Молодые крестьяне, которым в первые годы нового режима вменили в обязанность служить коммунистическими миссионерами и организаторами в бесчисленных китайских деревнях и городках, проходили курс идеологической обработки намного более интенсивный, чем тот, коему подвергали американских военнопленных. В своей книге «Китай под властью коммунистов» Р. Л. Уокер описывает методы, с помощью которых партийные лидеры смогли превратить тысячи обычных людей в самоотверженных фанатиков, нужных для распространения коммунистического евангелия и пропаганды политики властей. Эта система подготовки предусматривала отправку сырого человеческого материала в специальные лагеря, где курсанты жили в полной изоляции от своих друзей, вдали от семей и вообще от всего привычного мира. Здесь курсантов принуждали к тяжелому физическому труду и утомительной учебе; они не имели права уединяться, всегда находились в группе. Их поощряли к доносительству и слежке друг за другом. Принуждали писать автобиографии, в которых курсанты должны были изобличать самих себя в проступках и прегрешениях. Люди жили в постоянном страхе наказания, которое могло обрушиться на них по доносу информаторов или из-за тех проступков, в которых они признались сами. В состоянии повышенной внушаемости они проходили интенсивный курс теоретического и прикладного марксизма. По окончании курса необходимо было сдать экзамен. Тех, кто не справлялся, ожидала незавидная участь – от позорного изгнания до отправки в трудовой каторжный лагерь или физической ликвидации. После полугода непрерывного ментального и физического стресса результаты оказывались точно такими, каких можно было ожидать исходя из теории Павлова. Курсанты ломались один за другим, а иногда и целыми группами. У людей прогрессировала невротическая и истерическая симптоматика. Некоторые жертвы совершали самоубийства, другие (говорят, что таких было до двадцати процентов) просто сходили с ума. Те, кто выживал в процессе этого жесточайшего воспитания, усваивали новое, неискоренимое поведение. Все привязанности, все дружеские отношения оставались в прошлом – друзья, семья, традиционные ценности и идеалы. Теперь это были новые люди, созданные по образу и подобию их нового бога и готовые самоотверженно ему служить.
По всему коммунистическому миру из сотен учебных центров ежегодно выходят десятки тысяч молодых мужчин и женщин. Эти плоды научно обоснованного и жестокого воспитания делают и, несомненно, будут делать для коммунистических партий Европы, Азии и Африки то же, что делали иезуиты для римско-католической церкви в эпоху контрреформации.
В политике сам Павлов отчетливо занимал старомодные либеральные позиции, но по странной иронии судьбы его исследования и теории, на которые он опирался, проводя свои эксперименты, породили армию самоотверженных твердолобых фанатиков, готовых сокрушить и уничтожить либерализм везде, где смогут его обнаружить.
Промывание мозгов в том виде, в каком оно практикуется сейчас, является гибридной методикой, основанной отчасти на насилии, а отчасти – на искусном психологическом манипулировании. Современное промывание мозгов проходит путь от традиций «1984» к традициям «О дивного нового мира». В устоявшейся и хорошо отлаженной диктатуре современные наполовину насильственные методы манипулирования будут, без сомнения, казаться абсурдно грубыми. Средние представители низшей касты станут подвергаться дрессуре с раннего детства (а возможно, необходимые качества будут закладываться в них на генетическом уровне), и им никогда не потребуется обращение в истинную веру или даже подкрепление условного рефлекса такой веры. Члены же высших каст сохранят способность придумывать новые идеи в ответ на изменение ситуации, а следовательно, их подготовка и образование будут менее ригидными, нежели воспитание тех, чьим уделом станет не рассуждение о причинах, а долг жить, работать и умирать без всяких протестов, не создавая проблем высшей касте. Сильные мира сего, таким образом, станут представителями дикого вида человека, подвергнутого лишь легкой дрессуре, поводырями и конвоирами людей полностью одомашненного вида. В среде этих поводырей и охранников будут время от времени появляться еретики и бунтари. Случись такое, их либо ликвидируют, либо подвергнут промыванию мозгов, либо (как в «О дивном новом мире») сошлют на отдаленный остров, где бунтари не смогут никому (если не считать друг друга) создать проблем. Универсальная дрессировка детей и другие методы тотального манипулирования и подавления – дело будущего, до которого осталось еще несколько поколений, а пока на пути к дивному новому миру наши правители будут полагаться на временные методики промывания мозгов.
