Набежавший откуда-то легкий холодный ветерок перевернул и погнал по аллее красные и желтые листья. Дружно и грустно зашептали деревья, прощаясь с ласковым светом лета.

«Вон тот маленький красный листок… Если он долетит до следующей скамейки, то произойдет чудо и все обойдется», – загадал желание человек, одиноко сидевший на скамейке в пустынной аллее на Воробьевых Горах.

Ветерок стих, так же внезапно, как и набежал, заблудившись в кустах сирени и жимолости. Красный листок перевернулся в воздухе последний раз и упал, совсем немного не долетев до скамейки. Человек вздохнул и полез в карман за сигаретами.

Закурив, он опять нашел взглядом красный листок, который лежал там, где опустился на землю, и лететь больше не хотел.

«Чудак ты, право! – угрюмо подумал человек – Тебе уже несколько врачей прописали верную смерть, а ты на какой-то листочек надеешься, как на чудо».

«Пора идти домой, – решил он – Вот уже два часа сижу здесь, почти полную пачку искурил. Холодно…»

Человек сунул зажигалку в карман и приготовился встать, еще раз украдкой взглянув на листок. Тот был на месте, но вдруг шевельнулся, приподнялся, перевернулся – раз-другой-третий, еще, и еще, докатился до скамейки, замер, а потом плавно взлетел и опустился на нее, хотя в воздухе не было ни малейшего дуновения.

«Вот так раз!» – тихо обрадовался человек и опять полез за сигаретами, передумав вставать. Он обвел взглядом аллею, словно надеясь приметить еще какое-нибудь доброе знамение, и увидел молодую женщину, шедшую по аллее в его сторону.

«Красивая! Очень! – подумал он – И волосы у нее золотые! Идет куда-то на стройных ногах чье-то счастье. А, может, горе. Идет и печали не знает! Красивая, и жизнь у нее, наверное, тоже красивая. Жизнь…».

Посмотрев еще раз на приближающуюся незнакомку, человек вдруг испытал приступ горького отчаяния, злобы и зависти ко всему, что останется и будет жить, после того, как уйдет он. Человек почувствовал липкую, тягучую неприязнь и к молодой красавице. «Пусть ее! Пусть себе идет! Тебе-то что за дело! Сидишь тут, в листочки играешь, будто дитя малое, о каком-то чуде мечтаешь. Иди! Иди домой и глотай таблетки».

Незнакомка, поравнявшись со скамейкой, на которой сидел человек, вдруг остановилась, повернулась, внимательно посмотрела на него спокойными серо-голубыми глазами, спросила – Вы позволите здесь присесть? – и, не дожидаясь согласия, легко опустилась на край сиденья.

– Садитесь, раз уж сели! – угрюмо буркнул он, отодвигаясь к дальнему углу скамьи, хотя между ним и незнакомкой оставалось достаточно места, чтобы посадить еще несколько человек.

Отметив про себя, что все скамейки в аллее были свободны, но она села почему-то рядом с ним, человек подумал: «Странно! Неспроста это. Сейчас точно начнет приставать ко мне с каким-нибудь скверным разговором. Аферистка, наверное, или просто жаждущая забав одинокая веселая дамочка».

– Вы позволите с вами поговорить? – спросила она.

– О чем? У меня нет привычки разговаривать с незнакомыми. Да и вообще, не до разговоров мне, девушка! – сухо ответил он, подумав еще раз: «Да, точно, птичка-лохоловка».

Женщина слегка пожала плечами – Андрей Львович! Вас ведь так зовут? Можно, я буду говорить вам – Андрей? Меня зовут Елена.

Выдержав короткую паузу, она продолжила – Зря ты так плохо обо мне думаешь! Никакая я не аферистка и не веселая дамочка. Я знаю, что у тебя большая беда. Я могу тебе помочь, если ты поможешь мне.

Откуда вы… то есть ты, знаешь, как меня зовут? – спросил пораженный Андрей – Ты что, умеешь читать мысли? Что тебе от меня надо? И с какой стати ты собираешься мне помогать?

– Поговори со мной и тебе все станет ясно. У тебя ведь рак крови, так? Ты был сегодня в Институте, где тебе поставили окончательный диагноз, как приговор объявили. Ты пришел сюда, не помня себя от тоски и ужаса, и вот уже почти два часа сидишь здесь на этой лавочке, куришь сигарету за сигаретой, смотришь на листочки в надежде, что случится чудо… А ведь оно так просто не бывает!

– Теперь я понял! – зло сказал он – Ты следишь за мной от самого Института. Ты работаешь там какой-нибудь лаборанткой, мучаешь людей и крыс…

– Каких еще крыс? – искренне удивилась Елена – О чем ты? Ах, об этой!

– Обыкновенных крыс, белых, с красными глазками и длинными хвостиками. С тобой все ясно! Хочешь мне вроде как помочь, достанешь, мол, какие-нибудь чудодейственные лекарства, за мои же деньги. Или думаешь мне понравиться и вступить в наследство? Или диссертацию о поведении смертельно больных пишешь? Угадал? Ну?

– Какую злую ерунду ты говоришь! Думаешь, лаборантки умеют читать мысли? Все эти глупые слова ты от отчаяния и недоверия произносишь. Прошу тебя еще раз – поговори со мной! Доверься мне!

– Хорошо, давай поговорим. Все равно я тебе не поверю. – устало сказал Андрей, ощутив вновь тяжелое головокружение и тошноту, которыми наградила его болезнь. – Только коротко! Я себя плохо чувствую.

– Не знаю даже, как сказать, чтобы ты мне поверил. Тебе в Институте ведь что сказали – болезнь, мол, тяжелая, но не надо терять надежды, тебя будут лечить и вылечат, если ты будешь принимать лекарства, делать уколы и так далее. Не хочу показаться жестокой, но все это вранье! Через несколько месяцев ты умрешь. Ты вспомни глаза врача, вспомни крыску…

Андрей вспомнил. Врач говорил с ним спокойно, по деловому, с заметным, но не чрезмерным сочувствием, как и положено говорить профессионалу с тяжело больным человеком, в очередной раз объяснив ему суть болезни и строго наказав лечиться, как предписано. Смотрел он при этом, правда, как-то странно, и спрятал глаза, утвердительно отвечая на вопрос – есть ли надежда? Наметив план лечения, доктор попросил его подождать в коридоре, пока он договорится с лабораторией о каком-то сложном анализе крови, который надо сделать немедленно.

Андрей вышел в коридор, опустился на стул и отрешенно уставился на медицинский плакат, осмысливая только что сказанное ему врачом.

– Семен Иваныч! – услышал он звонкий женский голос, раздавшийся из лаборатории – Зайдите к нам! Тут крыску надо… того! Врач велел срочно сыворотку приготовить! Заходите, мы вас тортиком угостим!

– Иду, иду уже! – отозвался Семен Иванович – Ставьте чайник тогда, коли тортик есть.

В дальнем конце коридора показался пожилой, длинный и худой человек в белом халате. «Семен Иваныч!» – понял Андрей.

Семен Иванович шел, почему-то держа руки согнутыми в локтях и опустив вниз кисти с длинными пальцами, словно прямоходящий ящер. Выставив наружу в странной ухмылке крепкие желтые зубы, он сопровождал каждый свой шаг болезненным покряхтыванием – «Ах, ах, ах!», затихшим, когда он зашел в лабораторию.

– Которая тут крыска? – раздался его бодрый голос – Подать ее сюды!

«Какая крыска? Зачем ему крыска?» – только и успел подумать Андрей, как услышал крысиный писк, сменившийся отчаянным верещанием, резко оборвавшимся на самой высокой ноте.

«Это он ее убил, чтобы сделать сыворотку для моего анализа! Убил и теперь кушает тортик. Умру я, и он тоже будет кушать тортик…».

Андрею стало тошно. Встав со стула, он быстро прошел по коридору, спустился вниз, выскочил на улицу и пошел куда-то, лишь бы уйти подальше от страшного Института и Семена Ивановича.

Очнулся он только на скамейке, в своем любимом сквере на Воробьевых Горах, куда часто приезжал и раньше, на это удивительное место, где, как казалось ему, все было исполнено красивой мечтой и загадкой, даже здание Университета, напоминавшее ему огромный космический корабль.

– Ладно! – сказал Андрей, прервав тягостное воспоминание – Что тебе все-таки надо от меня и кто ты такая?

– Я обратилась к тебе, потому что у тебя есть то, что очень нужно мне и всем нам…

– Кому это «нам»? – прервал он ее.

– Моему народу, – спокойно сказала незнакомка. – Всем хорошим людям на нашей планете. Нам нужна твоя любовь.

«Сектантка, вот кто она! – понял Андрей. – Просто красивая полоумная дура, которой какой-то гад вывихнул мозги».

– А с космосом вы, девушка, случайно не общаетесь? В поисках неземной любви? Это сейчас модно.

– Зачем? – удивилась она – Я сама оттуда!

– Ну, точно… Приехали! Очень хорошо, ты из космоса. Ну, и как называется твоя планета и чего тебе там не жилось?

– Моя планета называется Ойя. По вашему это значит «планета голубой воды». Она очень красивая! Я никогда бы не покинула ее, если бы не беды и несчастья, обрушившиеся на нас. Я прилетела сюда за тем, что может нас спасти, за тем, чего у нас осталось очень мало, и чего у вас здесь, на Земле, пока еще хватает. У тебя, например.

– Так, так! – сказал Андрей спокойным и ровным голосом, вспомнив, что с одержимыми людьми надо говорить осторожно, чтобы не вызвать неожиданную вспышку бешеной ярости – И что это за беды и несчастья?

– Понимаешь, Андрей, наш народ намного древнее вашего и достиг много такого, о чем вы можете только мечтать. Наши ученые и инженеры изобрели разные удивительные вещи, которые, как мы были уверены, раз и навсегда изменят нашу жизнь к лучшему, сделают ее спокойной и счастливой. Ведь раньше, как и вы, мы только и знали что воевать друг с другом. Ты меня слушаешь?

– Слушаю, слушаю, – успокоил он ее – Говори.

– Ну, вот. Как ни странно, все получилось наоборот. Оказалось, что ученые мозги и набитое брюхо – это еще не все! Наши души стали засыпать, от нас ушла любовь, она стала ненужной в новом благополучном мире, наш вечный свет надежды и веры начал меркнуть… На смену подлинному добру, которое всегда спасало нас, даже в самые тяжелые прежние времена, пришло тупое равнодушие, а за ним вереницей потянулись все те же старые злоба, зависть и обман, борьба за право считать себя самым правым и самим правильным. Проснулось заснувшее было зло, разбуженное Сатаной! На нашей планете и в других мирах, которые освоил наш народ, начались войны… Мы, добрые люди планеты Ойя, хотим остановить все это, для чего нам и надо, чтобы вернулась любовь!

– Империя Добра борется с империей Зла – пробормотал Андрей – Это кино из Голливуда?

– Наша жизнь – это не глупое кино! Твоя, кстати, тоже – упрямо и твердо сказала Елена – Знаешь, чего тебе не хватает? Веры, да, веры в добро и любовь, которые единственно могут одолеть зло и ненависть, спасти и нас, и тебя, и всех ваших людей, для которых корысть и собственное благополучие становятся самыми главными!

– Ну, и при чем здесь я?

– При том, что ты знаешь, что такое любовь. У тебя ее очень много, в твоей душе. Ты сам всю жизнь хотел любви, но просто боялся себе в этом признаться! Поделись ею со мной, расскажи мне о ней!

– Ты излила на меня тонну душевной благодати, и напрасно, потому что я ничем не могу помочь тебе, а ты мне.

– Твоя болезнь неизлечима, но я все равно скажу тебе, как ни странно это звучит, что я спасу тебя! Тебе надо просто мне поверить! Тебе надо поверить, что я не одна такая! Нас много! Мы собираем повсюду, и здесь, на Земле, добро и любовь, чтобы победить надвигающуюся тьму зла, чтобы прогнать Сатану! Ради этого нам приходится преодолевать бездонные глубины Вселенной, барьеры пространства и времени, пронизывать в своем полете множество миров, подвергая свою жизнь постоянной опасности, потому что на нас охотятся слуги Люцифера. Они ловят и убивают нас! Вот почему я здесь, ты понял?

– Понял, конечно. Одно только я не могу взять в толк. Если есть Сатана, то есть и Бог. Почему же он вам не поможет? Ты в него веришь?

– Да, верю, – твердо сказала Елена. – Ты пойми, что любовь и добро – это не дармовой корм, который он может взять да и раздать всем желающим. Их надо заслужить, сохранив чистой свою душу и способность к любви.

– И ты сама даже не догадываешься, что такое любовь, раз просишь меня рассказать о ней? Твоя собственная любовь?

– Я? – удивилась Лена и после продолжительной паузы, как-то странно и даже, показалось Андрею, робко посмотрев на него, нерешительно ответила: – Ну, как сказать… Мы все хотим любви.

– Вот что, коллекционер любви и собирательница боевого арсенала высоких чувств! Пойми простую вещь! Любовь у каждого своя, это личное, единственное и неповторимое чувство. Его нельзя объяснить, его можно только разделить!

Странная незнакомка молчала. Словно невидимая рука прошла по ее лицу, стерев с него сосредоточенное спокойствие и решимость. На нем появилось новое выражение, такое, подумал Андрей, какое бывает у обиженной, беззащитной маленькой девочки. В душе его шевельнулась жалость, а за ней пришло…нет, не чувство, а тоненькое, как осенняя паутинка, летящая по ветру, предчувствие чего-то хорошего и нежного, берущее за самую душу. Ему показалось, что он вновь слышит голос маленькой скрипки, исполняющей тихую, печальную увертюру перед мощной и грозной симфонией, которая раньше часто раздавалась в его душе, но в последние, страшные дни почти перестала звучать. Он увидел, что перед ним неповторимо красивая и печальная женщина.

Елена наконец вздохнула, взглянула на Андрея, словно собираясь что-то сказать, а потом, неожиданно улыбнувшись лукавой улыбкой, легко коснулась его руки.

– Андрей! Ты заметил, что говоришь со мной вот уже почти час, хотя давно мог уйти. Может быть, ты мне все-таки веришь?

Гоня от себя только что появившееся странное предчувствие, он решительно заявил:

– Ни капельки! Ни твоим рассказам про планету Ойя, или как ее там?…ни твоей лекции о любви и зле, ни твоим обещаниям спасти меня. В одном ты права – засиделся я тут! Мне пора домой, а тебе обратно на твою планету. Приятно было познакомиться!

– Хорошо, поезжай домой, принимай таблетки и жди, когда угаснет твоя надежда, – рассерженно сказала Елена. – Если ты не умеешь верить, то что еще тебе остается? Впрочем, извини меня за эти жестокие слова, я не хотела так говорить! Я очень прошу тебя – появись здесь опять, через три дня, в следующее, последнее воскресенье сентября, в пять вечера. Мы опять поговорим с тобой, в последний раз, потому что в тот же день мне надо будет обязательно вернуться домой. Ты приедешь?

– Может быть, и приеду, не знаю пока – ответил Андрей и, взглянув на Елену, неожиданно для себя сказал:

– Лена! Тебе кто-нибудь, когда-нибудь говорил, что ты очень красивая? Красивая, как сама любовь! Хотя ты очень странная…

– Ты тоже… Езжай домой и не теряй надежды. Я буду ждать тебя!