19
Время тянулось мучительно медленно. Баюкая раненое плечо, напряженно вглядывалась в темноту, гадая, кто подоспеет раньше: убийца или спасение?
До полиции я не дозвонилась. На дворе глубокая ночь, я не знаю ни адреса, ни кода ближайшего отделения, а в комиссариате не отвечали. Безусловно, Лотеску сделает необходимые вызовы, но пока они доберутся…
Руку пекло, боль добралась до грудины. Неужели действие импульса распространилось по крови? Но ведь паралича нет, ранение по касательной.
Сжавшись на водительском сидении, боялась лишний раз оглядеться.
Пар над капотом уже развеялся, мотор утих. Бедный владелец, сколько денег потратит на ремонт, если вообще можно что-либо сделать с искореженным металлом. Удар пришелся на пассажирскую сторону и вышел таким сильным, что дверь прогнулась, а стекло треснуло. Сама я обзавелась парочкой синяков и ушибов.
Надеясь отыскать что-либо полезное, осмотрела бардачок.
Все же какая удача, что дверь оказалась открытой! Но вскоре я поняла, мое спасение обернулось несчастьем для другого человека. Никакой случайности, никакой халатности – вот удостоверение на извоз, документы, лицензия. Где-то там, неподалеку от почты, остался владелец паромобиля, которого с нетерпением ждала в архиве. Извозчик не доехал самую малость.
Брелок с ключом-пластиной наверняка запасной. Его часто кладут в бардачок, если работают с напарником.
Может, выбраться наружу, а не ждать, пока злой убийца исправит оплошность? Только ноги ватные, далеко не убегу.
Горько усмехнулась. Вот и попадешь на первые полосы газет, как хотела.
Темнота казалась враждебной. Фонарь, в который врезалась, естественно погас, до ближайшего – десяток шагов. Целая вечность!
Никто не встревожился, не вышел посмотреть, что произошло, хотя дом рядом жилой. Может, пустует, а, может, люди не хотят неприятностей. Я бы отодвинула занавеску, выглянула и вызвала полицию. Хоть бы действительно вызвали!
Плечо нарывало. Странно, но боль не позволяла окончательно утонуть в панике. У меня стучали зубы, дрожь волнами прокатывалась по телу, но я все еще не потеряла способности мыслить здраво, только результаты раздумий не радовали. Из оружия только шокер – ничто против парцилена.
Обострившееся зрение уловило в сумерках приближавшийся силуэт. Вот и пришла смерть. Сглотнуть бы, только во рту пересохло. Попробовала закричать – получился мышиный писк.
Оцепенев, бессильно наблюдала за тем, как убийца постепенно вырисовывался посреди пустынной улицы. Он снова не спешил, точно знал, жертва устала и исчерпала лимит везения.
Знакомое тепло защекотало висок. Значит, в голову. По крайней мере, сразу.
Вот почему ленилась, не получила права? Не один раз бы пригодились, и теперь по собственной дурости!..
Удар сердца. Еще один.
Теперь я хорошо его видела, хотя на улице по-прежнему темно. Бесформенный плащ, широкополая шляпа – все, чтобы полностью скрыть приметы. По такому портрету никого не найдешь.
Вновь блеснуло дуло парцилена.
Судорожно вздохнула. Надо закрыть глаза, но не могу.
Пространство сужается до предела, до нас двоих, время, наоборот, растягивается, даже мгновение длится часами. Только вот падаю не я – он. Убийца, выронив парцилен, валится на колени. Оружие с легким звяканьем отлетает к сточному желобу.
Как, почему? Ничего не понимаю и жадно дышу, словно утопающий, выбравшийся на берег. И кричу, что есть мочи, кричу неизвестно откуда прорезавшимся голосом, когда вижу второго мужчину. Он возникает из темноты; в руках тоже парцилен. Мужчина склоняется над убийцей, приставив дуло к горлу, проверяет пульс и выпрямляется.
– Магдалена! – знакомый голос прорывается сквозь пучину страха, но я все еще не верю.
Тогда мужчина отходит в сторону, под фонарь, и я захлебываюсь вырвавшимися наружу рыданиями.
Кончено! Спасена!
Все еще рыдаю, когда Лотеску медленно, чтобы не напугать, подходит к паромобилю. Он выглядит осунувшимся, в той рубашке и брюках, которые передала с адвокатом. Дальше образ начальника расплылся в одно большое радужное пятно – слезы застлали взор.
– Магдалена, с вами все в порядке? – в голосе звучит тревога.
Хочу ответить и не могу. Сдвинуться с места тоже. Оцепенение спало, меня била крупная дрожь. Холодно, словно на дворе зима. Плечо, наоборот, горит, дотронуться невозможно.
– Все хорошо, он мертв. Все кончено, Лена, тихо! – хассаби разговаривает как с маленькой, тепло, ласково. – Не надо бояться.
На меня пахнуло ночным воздухом – Лотеску открыл дверь паромобиля. Вот ведь, даже не заблокировала. Дура, эмоциональная дура, которая наплакала целое озеро и не в силах остановиться.
– Вот так! Все хорошо, все хорошо.
Охнула, когда меня выдернули с сиденья и осторожно поставили на ноги.
– Это я. Тихо, т-ш-ш!
Лотеску прижал к груди, провел ладонью по волосам, попутно ощупывая, не набила ли шишку, не порезалась ли стеклом. Слышу, как он недовольно сцеживает воздух. Ему неприятно оттого, что мне больно. А мне все равно, главное, не одна.
От хассаби пахло чем-то затхлым, дешевым мылом и чуточку потом, но я все равно, наплевав на приличия, потянулась к нему, обвила руками. Казалось, если отпущу, снова окажусь под прицелом парцилена. Плохо соображая, что творю, расцеловала начальника в исступлении схлынувшего напряжения и уткнулась носом в шею. Пускай ругает, пусть увольняет, не могу иначе. Не могу не цепляться за воротник, не прижиматься, не вдыхать сохранившийся-таки на коже флер сладкого парфюма.
– Все хорошо, – в который раз повторил Лотеску и вместе со мной уселся на сиденье покореженной машины. – Мы сейчас быстро дадим показания, составим протокол и поедем спать. За номер не сержусь, – зачем-то добавил он.
Какой номер? Подняла на него глаза и часто заморгала. Потом сообразила: я переселилась в люкс хассаби, разбросала там свои вещи. Бедолага даже не помылся после камеры, сразу ринулся ко мне. А ведь мог бы остаться, уставший, вымотанный.
Зашелестели колеса, взорвали ночную тишь голоса.
Вздрогнула: на миг показалось, к убийце прибыло подкрепления.
– Свои, – шепотом успокоил Лотеску.
Заерзала на коленях начальника, но он не отпустил, вложил в пальцы носовой платок, чтобы привела себя в порядок.
– Сп-п-пасибо! – чуть слышно поблагодарила за спасение и утерла глаза.
Лотеску промолчал, прислушиваясь к разговорам полицейских. Я узнала их по раскраске паромобилей – приехало сразу два – и блестевшим в лучах ручных фонарей бляхам.
– Его застрелил я, – обращаясь к старшему, спокойно признался начальник. – Счет шел на мгновения. Оружие для экспертизы можете взять, место входа импульса назову.
– Пока не надо, хассаби, – деловито отозвался инспектор.
– Показания дам позже, все равно под подпиской о невыезде. Госпожа ишт Мазера напугана, ее нельзя оставлять одну.
Собеседник Лотеску кивнул и отошел к своим.
Полицейские суетились возле убийцы, что-то мерили, записывали, фиксировали изображателями.
– Зачем?.. Вам нельзя!
Осознание накрыло удушливой волной.
Лотеску под следствием, а тут чистосердечное признание в убийстве. Его же казнят!
Ком подступил к горлу, снова стало трудно дышать, словно невидимый кто-то откачал воздух из легких.
– Тихо! – склонившись к самому уху, прошептал хассаби и наградил легким поцелуем в щеку. – Я взрослый мальчик, Магдалена, соображаю, что делаю.
Внезапно он напрягся. Пальцы переместились с талии на плечо и чуть надавили. Закусила губу, но не вскрикнула.
– Вы ранены? Магдалена, шайтана вам в мужья, почему вы молчали? – накинулся Лотеску.
От былой ласки не осталось и следа. Начальник обозвал идиоткой и потребовал врача. После вызвался осмотреть мою рану, без тени смущения расстегнул блузку и осторожно высвободил руку.
Фонарик слепил глаза, прикосновения напоминали пытки, которым некогда подвергали магов.
– Повезло, ничего страшного, – резюмировал Лотеску и приказал: – Чтобы впредь первым делом говорили!
Надеюсь, не придется, острых ощущений хватило до конца жизни.
– Антисептик, перевязка и обойдемся без госпиталя. Или хотите для верности? Я не медик…
– … зато прекрасно разбираетесь в оружии. Спасибо, хассаби, выкарабкаюсь.
– Так, другие повреждения? – Лотеску взял за подбородок, заставив смотреть в глаза. – Либо говорите сами, либо найду я.
Ничего вразумительного ответить не смогла, поэтому луч фонаря скользнул по полуобнаженному телу. Спинка кресла и фигура начальника надежно загораживали от сторонних наблюдателей, а действия хассаби не волновали вовсе. Пусть хоть целиком разденет!
– Вроде, обошлось. Только это, – Лотеску легонько надавил на правый бок, – беспокоит.
– Все равно в госпиталь не поеду! – капризно возразила я.
Подумаешь, ушиб! Поболит и перестанет, по сравнению с ранением и вовсе комариный укус.
– Лучше скажите, – вместе с вернувшимся спокойствием во мне проснулся аналитик, – как вы здесь очутились?
– Ногами, Магдалена. Вы дали расплывчатые координаты, а искать испуганного человека лучше не из окна машины. Подкрадываться к преступнику тоже, иногда у пешего преимущество. Как видите, я очутился на месте раньше полиции, с ней бы вы точно оказались в морге. Заодно гарантировано избавил нас от выстрела в спину.
Логично.
Тяжело, но нужно заставить себя спросить:
– Что с извозчиком? Убили?
– Труп у почты, – равнодушно ответил Лотеску и, заметив приближающего полицейского, ссадил с колен.
Ну да, непристойно, вредно для карьеры. Только тянуло прижаться – без хассаби так холодно.
Дальше начались обычные вопросы, на канцелярском официальном языке – первичный допрос потерпевшего. Только под тяжелым взглядом хассаби полицейский не хамил, не подвергал сомнению каждое слово. Потом Лотеску и вовсе прервал его недовольным: «Хватит! Госпожа ишт Мазера устала, завтра подпишет все бумажки». Поблагодарила его взглядом. Я действительно мечтала о тиши номера и таблетке болеутоляющего.
Лекарь приехал быстро, осмотрел ранение и успокоил: царапина. Он дотошно объяснил, почему даже крошечный импульс вызывает столь неприятные ощущения, ввел в плечо специальный препарат и перевязал. Под нажимом Лотеску врач поделился болеутоляющим и снотворным.
– Все, в гостиницу! Немного прогуляться сможете? Я огнемобиль у участка бросил.
Огнемобиль? А, ну да, его перегнали в гараж гостиницы.
Словно кукла на ниточке, поплелась за начальником. Могла бы, уснула прямо на ходу, такая апатия и усталость накрыли. Когда пару раз запнулась, едва не расквасив нос, Лотеску подхватил на руки. Так и заснула. Не помню, как добрались до отеля, как очутилась в постели. Сквозь дремоту пробивался шум воды, а затем нечто теплое, к чему я инстинктивно прижалась.
Утро началось с открытий. Во-первых, я ночевала не одна – вон смятая подушка. Теперь понятно, кого обнимала. Во-вторых, начальник меня раздел, потому как сама оказаться в трусиках и футболке с чужого плеча не могла.
– Доброе утро! – послышалось из ванной. – Вот так и начнешь ценить повседневные удовольствия! В тюрьме с горячей водой туго. Как себя чувствуете?
Лотеску появился минутой позже, полуодетый, но добрый, с полотенцем через плечо.
Пошарила рукой под одеялом и попыталась, не вставая, разглядеть содержимое мусорного ведра. Начальник вел себя слишком по-домашнему, напрашивались определенные выводы. Сдается, традицию мы таки соблюли, переспали.
– Ничего не было, – легко разгадав причину моего беспокойства, весело отозвался хассаби. – Дальше поцелуев не зашло. Я не пользуюсь чужими слабостями, Лена.
– Я и не думала, – потупила взор и вывела на одеяле спираль. – Вы порядочный.
– Порядочный извращенец! – усмехнулся Лотеску, разрядив атмосферу. – Лежите, сколько хотите. Инспектор зайдет в три, сейчас, – он бросил взгляд на часы, – десять. Когда сможете, расскажете, до чего докопались. У меня тоже новости.
– Но как можно, сидя в тюрьме?..
Прикусила язык, сообразив, что вновь вышла за грани дозволенного.
– В тюрьме никак, но маховик запустился до ареста. Думаете, – начальник присел на край постели, – Бернард просто так собирался упечь меня за решетку, спешно подготовил приказ об увольнении? Да в уничтожителе он, – успокоил хассаби, легко прочитав по лицу невысказанный вопрос. – Дело резонансное, дошло до короля, Бернард побоялся до официального обвинения, благо на сцену вышло Управление безопасности. Вот он и занялся вами.
Ну да, если нельзя убить главу Карательной инспекции, пусть и местечковой, можно расправиться с секретарем, благо министр не дурак, знает, кто собирает Лотеску информацию. Выяснил про архив, понял: маячит суд и отрядил убийцу.
– Тот, человек которого вы… Словом, он часом не ликвидатор?
– Откуда?.. – ошеломленно уставился на меня хассаби.
Пожала плечами.
– Интуиция. Если в деле замешал второй зам Карательной, наемника привлекать не станут, проще заказать своим.
– Да-а, страшная вы женщина, Магдалена! – уважительно протянул начальник и встал. – Рану показывайте, перевязать надо.
Широко распахнула глаза, когда Лотеску достал из комода бинты и порошковый антисептик. Когда?.. И он?.. Да я сама наскоро повязку сооружу.
– Снимайте футболку! – скомандовал хассаби. – Стесняться не надо, повторяю, памятуя о вашей рассеянности, ничего нового не увижу.
Сразу вспомнились события годичной давности, когда начальник произнес примерно то же самое в ванной, когда вытаскивал заснувшую меня из воды.
– Мужчины всегда видят новое, – парировала я, но футболку стянула, благоразумно прикрыв пикантную часть тела.
– Поздно, все старое, – хмыкнул Лотеску и присел рядом.
На некоторое время воцарилось молчание.
Начальник сначала смотрел, затем осторожно коснулся плеча. Странно, но острой вспышки боли не последовало, напрасно челюсти сжала.
– Могу порадовать: заживает. Еще денек с повязкой походите и все. Только резких движений не делайте. В некоторых случаях импульс лучше револьверной пули, огнестрел, пусть и по касательной, так быстро не вылечишь.
Лотеску перевязал быстро, сноровисто. Сразу видно, человек не только курсы первой медицинской помощи прослушал, но и зачет по ней сдал. Мы, не работавшие с оружием сотрудники Карательной инспекции, только расписались для галочки.
– Вот так, – начальник убрал остатки бинта в ящик, – можете одеваться. Ванная в полном вашем распоряжении, только плечо не мочите. Я пока закажу завтрак на террасу. После четырех стен жутко хочется простора, – чуть смутившись, признался он.
Хотелось расспросить о тюрьме, но вряд ли Лотеску приятно вспоминать о суточном заключении. Надумает, сам расскажет.
– Залог большой заплатили? – задала-таки один вопрос.
– Порядочный, цена свободы меня не волновала. Ничего, верну. Обвинение рассыплется в пух и прах. Вам как, – лукавая улыбка, – не страшно жить бок о бок с подследственным?
– Ни капельки, – улыбнулась в ответ.
Уфф, ночное, кажется, отпустило, а ведь казалось, страх навечно поселился внутри. Но Лотеску такой обаятельный, нельзя не ответить взаимностью: улыбку за улыбку, смех за смех, шутку за шутку.
– Тогда после завтрака навестим мать Ронсу. Вы молодец, – начальник говорил и одновременно, повернувшись спиной, одевался, – хорошо покопались. Пока спали, посмотрел записи, сделал пару звонков – и вот. Или выходите из игры?
– Ведьмин глаз им в суп, не отступлюсь!
Именно так, из принципа упеку высокопоставленных преступников в одиночки и приду поглумиться на судебное заседание.
– Вот и славно, – просияв, обернулся Лотеску; рука замерла на манжете рубашки. – Вы меня изрядно напугали, Магдалена, – неожиданно признался он, чуть прикусив нижнюю губу, и отвел глаза. – По сути, вас чуть не убили из-за меня, не удивился бы, если бы послали в дальние дали. В обязанности личного помощника не входит сбор доказательств под стволом парцилена.
– Тогда вы дурно обо мне думаете, хассаби, – покачала головой и вылезла из-под одеяла.
Странное ощущение! Неправильности, что ли. Вот я, босая, в его футболке, вот он, в брюках и расстегнутой рубашке, только стыдно начальнику. Может, закралась крамольная мысль, я одна видела Эмиля Лотеску таким. Не начальником – человеком, давним юношей, которого еще не испортила власть.
– Лена, не порите чепухи! – отмахнулся хассаби и, встрепенувшись, застегнул пуговицы. – Надо было-таки озаботиться охраной, а не давать советы об осторожности. Сегодня же займусь данным вопросом.
– Не надо! – взмолилась я, вспомнив о прошлом опыте общения с телохранителями.
– Сам решу, – расставил точки Лотеску. – Раненый зверь опасен, не желаю рисковать.
– Когда вы рядом, мне не страшно.
Сказала и смутилась: он помог неправильно понять.
– Напрасно, – хассаби умел удивлять. – Сейчас не тот случай. Хотя, – Лотеску едва заметно улыбнулся, – опасность заставляет вас молчать и наконец-то подчиняться, поэтому, ладно, вертитесь рядом.
Ясно, вопрос прошлой ночи закрыт. Следовало, конечно, нормально поблагодарить, без начальника лежала бы в морге, но раз не хочет, то не стану.
В душе не задержалась, быстро привела себя в порядок и поспешила на террасу, где уже накрыли завтрак.
– Семейная идиллия, а, Магдалена? – Лотеску глянул поверх газеты, намекая на мой внешний вид.
Шайтан, надо было переодеться, а не выбегать в халате!
– Я быстро, хассаби!
Неудобно-то как! Действительно, как с любовником или супругом. Она разливает сливки из молочника, он лениво потягивает кофе, изучает прессу.
– Не нужно, я не стеснительный, переживу. Давайте лучше поделимся сведениями и обсудим план действий.
Мать Зейна ишт Вара, по вторым документам – Зейна Ронсу, жила в рабочем поселке, километрах в десяти от Штайта. Туда добрались быстро, с ветерком, предварительно уведомив надзирающего офицера о пункте назначения – таковы правила для отпущенных под залог. Подследственному разрешалось выезжать в столичные пригороды, получив специальное разрешение. Лотеску ненавидел препятствия, о покорности и вовсе не слышал, поэтому просьба превратилась в приказ. Так или иначе, желаемое он получил.
Рабочий поселок производил удручающее впечатление, по сравнению с ним окраинные кварталы Нэвиля казались элитным жильем. Покосившиеся деревянные бараки, редкие трехэтажные кирпичные здания, часто с выбитыми окнами. Под ногами хрустел гравий, а в воздухе клубилась пыль, которую ветер приносил из карьеров.
– М-да, – огляделась по сторонам, – на месте Ронсу я бы тоже порвала с прошлым. Как он вообще в университет поступил?
– Как все – экзамены сдал, – Лотеску особенно тщательно наложил охранные чары на огнемобиль. – Прежде госпожа ишт Вар жила в столице, работала закройщицей в ателье.
– Отчего же так опустилась?
Вряд ли в поселке найдется престижная работа.
– Сейчас узнаем. Сегодня многое прояснится.
Надеюсь, а то вопросов больше, чем ответов. К примеру, почему Ронсу не бедствовал, а мать прозябала.
Элия ишт Вар снимала комнату в квартире с общей кухней в одном из кирпичных домов. По словам Лотеску, господин ишт Вар отсутствовал – то ли вовсе, то ли умер.
В темном коридоре пахло кошками. Шла и вспоминала первые дни в Нэвиле. По каким только углам не бродила в поисках крова! Но в таком точно бы жить не стала.
По счастливой случайности Элия оказалась дома. Она совсем не походила на сына – сухонькая, рано поседевшая блондинка с огромными голубыми глазами, придававшими лицу неизменно удивленное и немного кукольное выражение. Когда распахнулась дверь, госпожа ишт Вар накрывала стол для нехитрого обеда.
Лотеску вежливо постучал по косяку, привлекая внимание.
Женщина вздрогнула и обернулась. Заметила, как она побледнела, когда взгляд скользнул с лица на одежду начальника – боялась богатых.
– Чем обязана, хассаби? – однако голос не дрожал.
– Элия ишт Вар, верно? – Женщина кивнула. Руки комкали край полосатой блузы, заправленной в длинную синюю юбку. – Нам нужно задать вам пару вопросов.
– Да, конечно, – рассеянно пробормотала хозяйка и любезно предложила чаю.
Лотеску отказался, я не побрезговала. Желудки «иштов» не столь нежные, переживу.
Начальник достал из внутреннего кармана две изобразительные карточки и положил на стол рядом с сахарницей. Вытянув шею, узнала одну – министр времен студенчества. Вторая незнакомая, но, судя по разительному сходству с Бернардом, на ней Ронсу. Оба молодые, совсем юноши.
– Кто эти люди, госпожа Вар?
Женщина молчала. Губы ее подрагивали, уголки рта трагично опустились, пальцы с удвоенной силой терзали блузу.
– Не бойтесь, госпожа, – Лотеску прибег к обаянию, – я не сыщик и не полицейский.
– Тогда зачем вам?..
Элия решилась посмотреть на него; в глазах дрожали слезы. Сердцем жалко, умом понимала, надо надавить.
– Ваши слова могут спасти жизнь одному хорошему человеку и отомстить за другого, – вступила в игру. – Пожалуйста!
Госпожа Вар тяжко вздохнула и ласково провела пальцем по ближнему изображению.
– Это мой сын Зейн. Я давно его не видела, с тех пор, как стал студентом. Сначала заходил, звонил, потом дорогу забыл. Даже когда заболела и не смогла работать, не навестил, – с горечью добавила женщина и показала свои руки. – Видите? Куда с такими в приличное место?
Кожа ее покрылась странными пятнами, будто следами от ожогов. Подозреваю, последствия некого заболевания. У бедных нет денег на мастеров красоты, вот и остались отметины на всю жизнь.
На всякий случай тайком обтерла чашку. Может, прав Лотеску, что не стал пить?
– Хорошо, а второй?
Начальник убрал карточку Ронсу.
Гаденыш, покойный маг, достойный напарник министру! Бросил мать, когда запахло деньгами и дворянством.
Элия молчала, хотя по всему чувствовалось, она узнала Бернарда. Когда хассаби собрался поторопить, госпожа Вар таки ответила, отведя глаза:
– Это его брат. Заезжал пару раз, справлялся, как я. Хороший мальчик, – тяжкий вздох, – как его отец.
В маленькой комнате рабочего поселка словно взорвалась бомба. Мы оба: Лотеску и я, – стояли, пораженные невероятным открытием. Зейн Ронсу и Абель Бернард – братья?!
– Ваш сын незаконнорожденный, верно? – порой начальник забывал о такте.
– Верно, – призналась Элия. Чего уж там, дурак бы догадался. – Мы… Его отец – дворянин, заказывал жене костюм для верховой езды. Одна девочка отлучилась, меня попросили вынести заказ и вот, – она развела руками. – Он о Зейне ничего не знает, да и зачем? Две дочери, жена-умница, сын большие надежды подавал. Сами понимаете, хассаби, мы для вас так, развлечение. Вы бы, небось, тоже даже в любовницы не взяли, – с горечью заключила женщина.
Если госпожа Вар надеялась смутить Лотеску, она просчиталась, начальник и бровью не повел. Нагло выставила его в коридор, справедливо полагая, Элия не станет откровенничать с мужчиной-аристократом. Хватит того, что она сумела переступить через давнюю боль, призналась.
Через пару минут знала все: как ныне здравствующий Бернард-старший соблазнил, как исчез после пары свиданий. Обошлось без прощальных записок и кошельков. Никаких ухаживаний, просто задирал хорошенькой девушке юбки на съемной квартире и дарил цветы. Только для определения отцовства у магов достаточно сравнительной экспертизы, никакие свидетельства любовной связи не нужны. На эту блесну покойный Ронсу поймал будущего министра, этим выторговал дворянство и безбедную жизнь. Репутация – самый ценный товар, напиши газеты о приключениях отца Абеля, дойди они до короля, министр распрощался бы с карьерой, а Бернард-старший – с местом при дворе. Только шантажисты всегда платят по счетам, вот и урожденный Зейн ишт Вар оказался в Адроне.
Со сменой внешности все понятно – заметал следы. Осталось только выяснить, под каким соусом министр ее обставил и доказать, что он был совершенно здоров.
Сердечно поблагодарила Элию. О сыне рассказывать не стала, хватит с нее, пусть лучше считает живым.
Нехорошо, конечно, улыбаться, когда другим грустно, но кончики губ сами ползли кверху. Приятно сознавать, что дело стремительно двигалось к концу.
– Теперь мастер красоты и банк, хассаби, – уже в огнемобиле озвучила оставшиеся пункты плана.
– Сначала полиция, – напомнил Лотеску. – Вы уж не подведите, не изобразите убийцей.
– Всенепременно, хассаби. Принцы на белом коне убийцами не бывают.
– Предпочитаю машины и точно не похож на наследника престола, – фыркнул начальник, выруливая на дорогу в столицу. – А если серьезно, нужно доказать делегированную самооборону, то, что вас собирались застрелить. Обязательно на ранение напирайте. В качестве благодарности оплачу номер и позволю спать под боком. Может, – ехидный взгляд, – даже помогу бороться с женской ипохондрией короткими летними ночами.
Тепло улыбнулась в ответ. Прежний Лотеску вернулся, а то с утра он меня напугал. Ладно, ночью – успокаивал испуганную женщину, но потом сама предупредительность и забота. Хоть бы пригрозил выговором за самоуправство с номером! Нет, будто так и надо, живи, Леночка. Но теперь все, видимо, придется собирать вещи. Хотя, может, упрошу оставить спать в гостиной? Бравада бравадой, а с мужчиной за стенкой спокойнее.
– Эм, а где ответная колкость? – выждав, недоуменно спросил начальник. – Мол, шли бы вы, хассаби, давно здорова.
– Потом придумаю. Не каждый день убивают, войдите в положение.
Шутила, а сама боялась, вдруг из-за поворота выскочит паромобиль, подрежет? Страх просто так не проходит, кислотой въедается в душу.
– Нужно купить успокоительное, – оказалось, Лотеску непросто обмануть. – Без возражений, Магдалена! После допроса спать. И чтобы до утра никаких дел! – пригрозил он тоном, не терпящим возражений.
– Но как же вы без секретаря, хассаби?
Хотелось вспылить, напомнить, я не вещь, чтобы мне указывать, но умом понимала, начальник заботился о душевном состоянии.
– В тюрьме обходился и сейчас обойдусь. Магдалена, – устало попросил Лотеску, – не упрямьтесь! Вы пережили серьезное потрясение, деятельность – это хорошо, но в разумных пределах. Лучше хорошенько выспитесь, иначе загремите в госпиталь. Я видел, как ломало здоровых мужчин, ликвидаторов, а вы хрупкая женщина.
Хотя мы подъехали чуть раньше, в гостинице уже дожидался полицейский. Беседовали в номере – Лотеску настоял. Обычные вопросы, честные ответы. Ну, почти. Мотивов преступления я не раскрыла, зато предположила, меня заказали недоброжелатели хассаби. Кажется, инспектор почувствовал, что я чего-то недоговариваю, но давить не стал.
Воспоминания минувшей ночи всколыхнули тревогу, приходилось часто прерываться и пить воду.
Начальник устроился чуть поодаль, слушал. Как обещала, дала показания в его пользу, заверила, без хассаби бы не выжила.
Затем мужчины оставили меня одну, ушли беседовать в кабинет.
То ли сказалось напряжение после допроса, то ли я переоценила свои силы, но вдруг накатила такая усталость! Свернулась калачиком на диване в гостиной и задремала. Разбудило меня звяканье ложечки. Кое-как разлепив глаза, увидела Лотеску. Он стоял и помешивал бурый напиток в стакане.
Судя по освещению, поздний вечер. Сколько же я проспала?
– Выпейте, – начальник протянул стакан, – и в кровать.
– А? – недоуменно уставилась на него, но проглотила напиток.
Травы. Значит, успокоительное.
– Неужели вы думали, госпожа ишт Мазера, – отчитал Лотеску, – будто останетесь ночью одна? Психологические травмы коварны, рецидивы после сильных потрясений неизбежны.
То есть мы снова проведем ночь в одной постели, или начальник устроится в гостиной?
Смущенно вращала ложечку в пустом стакане.
Неужели не удалось снять номер?
Вслух спросила иное:
– Как же ваша репутация?
– Переживет! – отмахнулся начальник и отобрал стакан. – Ничего, одну ночь потерпите. Пока вы спали, – хассаби сменил тему и присел рядом, пришлось спустить ноги на пол, – со мной связался Синглер.
Напряглась, ожидая выволочки за самоуправство, но начальник, наоборот, похвалил:
– Учитесь управлять людьми. Стимул – великое дело. Только связями больше не хвастайтесь, – Лотеску бросил на меня косой взгляд, вогнав в краску, – а то вдруг оборвутся. Синглер, конечно, промолчал, но догадаться несложно. Так вот, он едет сюда и кое-что раскопал. В частности, почему Абель Бернард вдруг стал блондином.
Замерла, снедаемая любопытством. Неужели станет в отместку тянуть? Нет, рассказал:
– Вскоре после выпускного вечера будущий министр попал в аварию. Якобы его подрезал подвыпивший лихач на проселочной дороге. Свидетелей никаких, огнемобиль восстановлению не подлежал. Сам Бернард чудом выбрался. Лицо сильно пострадало, но мастера красоты помогли, рубцов не осталось, только внешность изменилась.
– А на самом деле? – ерзала от нетерпения.
Ни на минуту не поверю, будто будущий министр сидел за рулем, когда машина летела в кювет или врезалась в дерево.
– Вот Синглер и выяснит, – подмигнул начальник. – В столице Бернард объявился уже забинтованным, значит, мастера красоты нужно искать неподалеку от места псевдо-аварии. Полагаю, нелегального. Он, конечно, по вашему профилю, – быстрый взгляд в мою сторону, – но давайте дадим Синглеру шанс? Право слово, интересно, как он расстарается ради моего расположения.
