Первого претендента на роль самого богатого человека Колумбии я встретила в 1972 году, в президентском дворце. Мне было 25 лет, а ему, уже разведенному, – 48. За несколько дней до этого мой первый любовник признался, что он второй самый богатый человек в стране. Позже я встретила улыбчивое воплощение Тайрона Пауэра, которого низенький секретарь президента представил мне как Хулио Марио Санто Доминго. А когда он, в свою очередь, увидел меня в соблазнительных шортиках под пальто по щиколотку, полетели искры и оставшаяся часть этой встречи вошла в историю. С этого момента в следующие двенадцать лет любой мой парень или тайный любовник всегда будет занимать пьедестал самого богатого человека Колумбии.

В глубине души богатые и влиятельные мужчины так же одиноки, как и знаменитые женщины с их гламуром и сексуальным призывом. То, что они ищут в объятиях крупного магната – иллюзия защищенности или безопасности. Богачи, в свою очередь, на мгновение мечтают завладеть иллюзорной красотой тела до того, как юность исчезнет и превратится в воспоминание из прошлого. У самого богатого человека страны, который в Колумбии непременно самый жадный, есть два преимущества в качестве парня или любовника, и они не имеют ничего общего с деньгами. Первое – крупный магнат всегда боится своей жены и прессы, а следовательно, он единственный, кто не выставляет секс-символ как охотничий трофей на всеобщее обозрение и не хвастается непристойными подробностями перед друзьями. Второе – перед женщиной, которую он пытается соблазнить или в которую влюблен, богач распускает хвост, как павлин, хвастаясь энциклопедическими познаниями в области управления и манипуляции властью. Безусловно, при условии, что она разделяет его социальные устои, иначе им не над кем будет вместе посмеяться. Ведь заговорщицкая улыбка, промелькнувшая между мужчиной и женщиной, – самый сильный афродизиак.

На дворе январь 1982 года. Уже все мои бывшие знают, что я оставила «бедного и уродливого аргентинца, за которого как-то в 1978 году вышла замуж. Он, как истинный еврей-театрал, сбежал с хористкой!» Больше всего доволен мой «Ротшильд еврейского происхождения». Но сегодня, как ни странно, звонит очень довольный жизнью Хулио Марио Санто Доминго:

– Так как ты единственная колумбийка, с которой не стыдно выйти в свет в любой точке земного шара, я хочу представить тебя своему хорошему другу, Дэвиду Меткалфу. Он не богач, не обладает красотой Адониса, но ты уже была замужем, а он мультимиллионер и похож на Гэри Купера. А кроме того – легендарный любовник на двух континентах. Вот я и подумал: он – то, что тебе нужно, особенно сейчас, когда ты бросила мужа. Этот мужчина подходит тебе, куколка. Поспешим, пока ты не влюбилась в очередного бедняка-молокососа!

Санто Доминго, колумбийский «пивной магнат», рассказывает, что Меткалф – внук маркиза Керзона Кедлстонского, вице-короля Индии, второго по значимости человека в Британской империи в правление Виктории, королевы Великобритании. На свадьбе дочери Керзона, леди Александры, и ее мужа, «Фрути» Меткалфа, крестными была семья Маунтбеттен, последние вице-короли Индии. «Фрути» и «Баба» Меткалф, в свою очередь, были крестными при бракосочетании герцога Виндзорского, после его отречения от британского престола ради женитьбы на дважды разведенной американке Уоллис Симпсон. Он, еще будучи Эдуардом VIII, герцогом, которого семья звала Давид, был крестным отцом на крещении сына его лучших друзей. После смерти отца Дэвид Меткалф получил в наследство кольцо и запонки с щитом герцога Виндзорского, сохранившиеся со времени, когда тот был еще принцем Уэльским. Санто Доминго также отмечает, что Меткалф дружит с богачами. Он охотится с английским и испанским королями, является одним из самых популярных мужчин международной элиты.

– Он заедет за тобой в пятницу и отвезет на ужин у меня дома, увидишь, тебе понравится. До скорого, моя прекрасная, чудесная и неповторимая куколка!

Дэвид у меня в гостиной, выходит моя мама, и я их знакомлю. На следующий день она скажет:

– Этот двухметровый мужчина, в черном галстуке и лакированных ботинках, самый элегантный на свете. Он похож на одного из кузенов королевы Изабеллы.

Англичанин смотрит на меня с очаровательной улыбкой. Ему пятьдесят, и у него за плечами восемьсот лет родословной. Он гладко выбрит и широкоплеч, с идеально бронзовым загаром, большими руками, мощными ногами, угловатым и морщинистым лицом, серыми, мудрыми и добрыми глазами, хотя и немного холодными. В профессорских очках на огромном орлином носу, он смотрит на меня и говорит, что Марио открыл ему секрет: я – мечта любого мужчины. Подтвердив это, я отвечаю: как сказал наш общий друг, он тоже – мечта любой женщины. Меняю тему, потому что Меткалф, как говорится по-колумбийски, «не наводит на грешные мысли». На ум сразу приходит фраза Брижит Бардо: «Единственное достоинство идеального любовника – физическое влечение». А мы, любовницы дикарей, знаем, что иногда недостаточно иметь кольцо принца Уэльского на пальце, Ван Гога в столовой и обслугой в шесть человек в ресторане «Belgravia».

Среди наивысших проявлений элегантности и величия лорда Керзона были и такие правила, которые никто в здравом уме не осмелился бы осудить: «Уважаемый господин не носит в городе одежду кофейных тонов» и «Джентльмен никогда не ест суп на обед».

Прошло восемнадцать месяцев. Сейчас середина 1983 года. Самый богатый человек Колумбии – не английский лорд и не исконный рыцарь. Проснувшись в одиннадцать утра, а не в шесть, он зовет не услужливых рабов, а мрачных парней. Его «бранч» состоит из супа и фасоли. Он приходит на заседания Конгресса не в костюме кофейного оттенка, а в бежевой куртке. Ему неизвестно, что это еще за ткань в полоску или в клетку, под названием «принц Уэльский». Он ходит в синих джинсах и кедах, ему не пятьдесят девять, а тридцать три. Ему нет дела до того, кто такой Санто Доминго. Владея маленькой республикой, он интересуется только финансируемыми им президентами и диктаторами, с которыми ведет дела.

В нашей стране ни у одного из жадных магнатов еще нет собственного самолета, а Пабло предоставляет в мое распоряжение воздушный флот. В прошлом году Эскобар продал тонны кокаина, а в этом хочет удвоить производство. Его организация контролирует 80 процентов мирового рынка. Рост Пабло – метр семьдесят, у него нет времени на загар, он не такой уродливый, как Тирофихо, глава «FARC», и уверен, что имеет некое сходство с Элвисом Пресли. Его никогда не интересовала королева Виктория, скорее – королева департамента Какета, Путумайо или Амазонки. Эскобар занимается любовью, как сельский мальчик, но мнит себя альфа-самцом. С четырьмя самыми богатыми мужчинами Колумбии его связываю только я. А я его обожаю, потому что он самый забавный, замечательный и великолепный мужчина на Земле, совсем не жадный, да еще и боготворящий меня.

– Пабло, мне страшно ехать в Соединенные Штаты с таким количеством денег… – предупреждаю я перед первой поездкой за покупками в Нью-Йорк.

– Но, родная, американскому правительству не важно, сколько денег ты ввозишь, важно – сколько вывозишь! Однажды я приехал в Вашингтон с миллионом долларов в чемоданчике, и ко мне приставили полицейский кортеж, чтобы меня не ограбили по дороге в банк! Я с кортежем, можешь себе представить? Но, не дай бог, тебя возьмут при попытке снять больше двух тысяч долларов наличными, хотя в законе у американцев написано, что это должны быть десять тысяч! Всегда декларируй при въезде все деньги, потратишь их или положишь на счет в банке порциями по две тысячи. Но ни в коем случае не вздумай увозить их обратно. Если «федералы» возьмут тебя с наличными, тебе дадут тысячу лет тюрьмы. Отмывание денег – гораздо более тяжкое преступление, чем сама наркоторговля. Я эксперт в этих делах, потом не говори, что я тебя не предупреждал.

Теперь всегда беру с собой в путешествие пачку в десять тысяч долларов, складываю ее в коробку салфеток «Клинекс», в три чемодана от Гуччи, в сумочку от Вуитон и декларирую все при въезде. Когда таможенники спрашивают, не ограбила ли я случайно банк, я всегда отвечаю:

– Доллары куплены на черном рынке, так делает вся Латинская Америка. Наша валюта – песо, а «клинекс» я беру, потому что постоянно плачу и часто путешествую в течение года. Я телерепортер, посмотрите на обложки журналов.

Тогда служащий неизменно отвечает:

– Проходи, красотка, в следующий раз, когда тебе станет грустно, позвони мне!

Тогда я, как королева, следую к лимузину Робаллино, неизменно ожидающему меня у выхода. Приехав в гостиницу, сталкиваюсь в лобби или в лифте с каким-нибудь Ротшильдом, Гиннессом, Аньелли, свитой саудовского принца, первой леди Франции или африканским диктатором. Выбрасываю «Клинекс» в мусор и счастливо залезаю в ванну с пеной, чтобы довести до ума список покупок на следующий день. Я уже упорно потрудилась, летя три часа в самолете первым классом, попивая шампанское «Rosé» и заказывая блины с икрой. Теперь «Пегас» моего любимого почти всегда занят, доставляя тысячи килограммов «коки» на Багамы и в Норманс-Кей. Остров принадлежит другу Пабло Карлитосу Ледеру и является обязательным транзитным пунктом по пути «Белоснежки» к Флорида-Кис.

Любая цивилизованная и честная женщина должна признаться: одно из самых больших наслаждений на Земле – пойти за покупками по Пятой авеню в Нью-Йорке с неограниченным бюджетом. Особенно если у твоих ног уже было четыре магната, чье состояние в сумме – двенадцать миллиардов долларов, а они даже не удосужились хоть раз послать цветы.

По возвращении в Колумбию я неизменно обнаруживаю томящегося в ожидании Пабло «Наваху». Он снова «на коне», с «Пегасом» и остальной частью воздушного флота, наполненный страстью, обожанием, вожделеющий меня; с его неизменными политическими амбициями, основанными на миллионах благодарных и счастливых поклонников гринго. Валентино с Шанель летят на пол, туфли Золушки из крокодила разлетаются в стороны, любой номер люкс или хижина превращаются в земной рай, предназначенный для объятий смерти или демонического танца. Прошлое влюбленного, который ведет себя, как император, оплачивая бесконечные покупки и соря деньгами, такое же незначительное, как у Мэрилин Монро или Брижит Бардо в кровати какого-нибудь успешного человека.

Однако проблема прошлого многих богачей – преступления, на которые они готовы пойти сегодня и завтра, чтобы скрыть былые ошибки или неосмотрительность. Напуганная разоблачением Пабло Эскобара, Марго Риччи уничтожила все копии программы со свалки и сообщила мне, что ничего не желает слышать о нас с Пабло. Мы продаем телестудию, уже без долгов, ее парню Хайме, добродушному человеку, который вскоре умрет. Марго выйдет замуж за Хуана Госсаина, директора «RCN» (радиосеть, принадлежащая магнату, производителю газированных напитков, Карлосу Ардиле, чья жена когда-то была замужем за Анибалом Турбаем).

Колумбийский Робин Гуд уже научился манипулировать прессой, конкурируя со мной на обложках и купаясь в лучах новообретенной славы. Когда похищена Адриана, дочь Луиса Карлоса Сармьенто, финансового и строительного магната, я прошу у Пабло предоставить ему тысячную армию. Это – не только дело принципа. Пабло должен отдать долг и отблагодарить порядочных и более могущественных персон из правящих кругов. Очень возбужденный, Луис Карлос сообщает, что переговоры по освобождению его дочери уже сдвинулись с места, он всю жизнь будет признателен за великодушный жест кандидата Эскобара.

Жизнь Пабло полностью перевернулась в день, когда президент Бетанкур назначил министром юстиции Родриго Лару, торговца землей, партнера Эваристо Порраса, трижды выигравшего лотерею «Эль Гордо». Внезапно высокопоставленный чиновник обвиняет Эскобара в наркоторговле и связи с «MAS». Его последователи говорят, что Бетанкур их предал, и требуют от Эваристо в республиканском Конгрессе чек на миллион песо. Министр делает ставку на движение Луиса Карлоса Галана «Новый либерализм». Вереница событий несется, как локомотив. Палата представителей снимает с Пабло парламентскую неприкосновенность, судья в Медельине выдает ордер на арест по подозрению в убийстве двух агентов департамента безопасности, американское правительство аннулирует туристическую визу Пабло, а колумбийское – конфискует животных из его зоопарка, потому что они доставлены контрабандой.

Это порядком надоедает Эскобару, он выкупает всех зверей обратно через подставных лиц. За исключением Очоа и El Mexicano, ни у кого в бедной стране нет пастбища или ветеринара для тысячи экзотических животных, и уж точно, собственных рек, источников воды для слонов и двух дюжин гиппопотамов, почти таких же крупных, как их владелец.

Пабло умоляет меня не беспокоиться о его проблемах, пытаясь заверить, что его жизнь всегда была такой беспокойной. Или он – гениальный актер, или невероятно уверенный в себе человек. Я точно не сомневаюсь: он потрясающий стратег, у него практически неисчерпаемые ресурсы для самозащиты и молниеносных контратак, ведь деньги льются рекой. Никогда не интересовалась, как их «отмывают», но иногда, замечая мое беспокойство, Эскобар намекает на размеры своего состояния. У него более двухсот роскошных квартир во Флориде, стодолларовые купюры, спрятанные в бытовых приборах, прибывают кипами на взлетно-посадочную полосу асьенды «Наполес». Наличных, поступающих в страну, хватит на финансирование всех президентских кампаний любых политических партий до 2000 года.

Вскоре после выдачи ордера на арест Пабло практически уходит в подполье. Необходимость ощущать рядом чье-то присутствие увеличивается по мере того, как активизируются слежка и прослушка телефонов. А поскольку мы никому ни о чем не распространяемся, то все больше нуждаемся в том, чтобы слышать голос любимого собеседника. Теперь каждую встречу необходимо тщательно продумывать. Мы уже не можем видеться каждые выходные и уж тем более в отеле «Интерконтиненталь».

По прошествии месяцев я почти полностью доверилась Пабло. А также стала замечать, что его с Сантофимио речи стали воинственней. Уже неудивительно услышать, как в моем присутствии Сантофимио произносит:

– Войну нельзя завершить вничью, Пабло, есть только победители и побежденные, нет наполовину проигравших или выигравших. Чтобы действовать эффективно, ты должен срубить много голов или, во всяком случае, – самые главные.

Эскобар отвечает:

– Конечно, доктор, если они продолжат все портить, мы должны будем всыпать им хорошенько, чтобы заставить нас уважать.

Во время поездки в департамент Толима (Родина и политический малый фронт Сантофимио) тот вдруг обнимает меня в присутствии местных лидеров, ставя в неловкое положение. Но когда крупные землевладельцы уходят, кандидат словно перевоплощается. Напустив на себя деловой вид, просит помочь ему убедить моего любовника увеличить вклады в его кампанию: денег, которые дает Пабло, ни на что не хватает. А он единственный кандидат в сенаторы и президенты, который гарантирует Эскобару не только «потопить» договор об экстрадиции, но и полностью стереть прошлое.

Вернувшись в Медельин, я просто вне себя. Пабло даже не успел меня поцеловать, а я уже начинаю подробно описывать события последних двух недель голосом, являющим собой кульминацию разоблачений, доносов, обвинений и риторических вопросов:

– Я организовала вечер с участием руководителей всех известных районов Боготы, впустив в свою квартиру пятьдесят любопытных зевак, чтобы собрать средства для кампании Сантофимио, только потому, что ты попросил меня об этом. После одиннадцати вечера пришел Сантофимио. Задержавшись на пятнадцать минут, он поспешно ушел и на следующий день даже не позвонил поблагодарить. Этот тип – настоящая свинья, неблагодарный и фальшивый! Бедный народ для него ничего не значит! Он покончит с твоим идеализмом, и ты станешь похож на него! Здесь, на твоей земле, перед твоими людьми он никогда бы не осмелился обнять меня публично, так, как сделал это в Толиме! Неужели ты не заметил, какую цену мне приходится платить, ставя свою незапятнанную репутацию на службу ваших интересов. И все это для того, чтобы теперь один из этих Яго (если ты, конечно, знаешь, кто такой Яго), захотел воспользоваться мной самым подлым образом на виду у провинциальных бандитов, которые думают, что такой бессовестный преступник, как он – бог?

Невидимый занавес, кажется, падает сверху и разделяет нас. Пабло превращается в скалу и неподвижно замирает, словно парализованный. Он изумленно смотрит на меня и садится. Потом, упершись локтями в ноги, обхватив голову и вперив взгляд в пол, говорит мне ледяным голосом, тщательно подбирая слова:

– Вирхиния, с болью в сердце, я должен сказать тебе: этот человек, которого ты называешь неблагодарной свиньей, связывает меня с политической элитой страны – с Альфонсо Лопесом и другими, с Департаментом вооруженных сил и органами безопасности, которые не состоят с нами в «MAS». Я не смогу обойтись без Сантофимио. Именно отсутствие совести делает его труд таким бесценным. Действительно, не знаю, кто такой Яго, но если ты говоришь, что Сантофимио на него похож, так оно и есть.

Мое уважение к Пабло разбивается вдребезги, словно зеркало, в которое только что выстрелили. Раздираемая болью и рыдая, я спрашиваю его:

– Эта канализационная крыса, возможно, намекала, что мне уже пора подыскать другие варианты… потому что ты уже нашел мне замену, любимый? В этом смысл его публичных объятий?

Пабло встает и смотрит в окно, потом, вздыхая, обращается ко мне:

– Вирхиния, мы с тобой великие и свободные люди – мы оба можем рассматривать любые варианты, какие захотим.

Впервые в своей жизни, не задумываясь, что могу потерять навсегда того, кого люблю больше всего на свете, я закатываю сцену ревности. Не контролируя себя, разрывая воздух резкими фразами, я кричу:

– Ты настоящий козел, Пабло Эскобар! Хочу, чтобы ты знал: в день, когда я променяю тебя на другого, он не будет бедной свиньей, как твой любезный кандидат! Ты даже не представляешь, сколько я натерпелась от мужчин! Могу заполучить самого богатого или красивого парня, и мне не придется платить ему, как ты платишь своим девкам! Я отношусь к королям, как к пешкам, и наоборот. Если и променяю тебя на свинью, то уж побогаче тебя! Выберу того, кто тоже хотел бы стать президентом! Нет, лучше – диктатором! Ты ведь всегда ценил меня по достоинству и знаешь, именно так я и поступлю. Променяю тебя на диктатора, не на такого, как Рохас Пинилья! Не такого, как он, а как… как… как Трухильо! Или как Перон! Кто-то из двух, клянусь богом, Паблито!

Услышав последнее, Пабло начинает смеяться, поворачивается и, не переставая хохотать, подходит ко мне. Он хватает меня за руки, не позволяя бить его кулаками в грудь, обвивая их, словно петлю, вокруг шеи. Потом крепко берет за талию и, прижимая к себе, говорит:

– Проблема твоего гипотетического мужа в том, что мне придется его спонсировать. А когда он пошлет тебя за деньгами, мы немедленно наставим ему рога, не так ли? Еще одна твоя проблема… – две таких же богатых свиньи, как я, – Хорхе Очоа и El Mexicano… и ни один из двух не в твоем вкусе, так ведь? Видишь, я – единственный вариант для такой, как ты? Ты моя. Где еще я найду такое сокровище, способное рассмешить меня… с огромным сердцем? Еще одну Мануэлиту… с коэффициентом IQ, как у Эйнштейна? Еще одну Эвиту… с телом, как у Мэрилин, а? И ты оставишь меня именно сейчас на милость могущественных, неумолимых врагов… Все закончится скоропостижной смертью, мое бренное тело упокоится под какой-нибудь жуткой, выкупленной у кого-то могильной плитой? Поклянись, что пока не уйдешь к Иди Амину, который экстрадировал бы меня… или превратил бы в бифштекс! Поклянись, мое сладкое страдание, тем, что больше всего тебе дорого! А больше всего ты любишь… меня, правда?

– И когда предлагаешь тебя бросить? – отвечаю я, пока ищу «клинекс».

– Ну, через каких-нибудь… сто лет. Нет, лучше – шестьдесят, чтобы не казалось, что я перегибаю палку!

– Даю тебе только десять! – заявляю я, вытирая слезы. – Ты говоришь, как Августин Иппонийский. Перед тем как стать служителем церкви, он произнес: «Услышь меня, Господь, но не сейчас!» Предупреждаю: на этот раз я точно вытрясу все магазины на Пятой авеню, просто опустошу их!

Пабло смотрит на меня с чувством глубокой благодарности и, выдохнув с облегчением, с улыбкой отвечает:

– Уффффф! Опустошай, на здоровье, когда захочешь, моя обожаемая пантера. Только обещай, что мы никогда-никогда больше не заговорим об этом. – Потом Эскобар смеется и спрашивает:

– И в каком возрасте этот святой стал импотентом, всезнайка?

Представив себе гардероб от Шанель или Валентино, какая нормальная женщина станет беспокоиться о том, что Сантофимио лгун? Вытирая остатки слез, я отвечаю: в сорок. А также сообщаю, что никогда больше не поеду в политические турне. Пабло начинает ласкать меня. Для него важнее всего – чтобы я всегда была рядом, в его постели. Он перечисляет каждую частичку моего тела, здесь есть только мы, наши тела.

Пабло, кажется, забыл: я никогда не прощаю. Что касается противоположного пола, любой из моих кандидатов гораздо интереснее его претенденток. В следующие выходные я сдаюсь, приняв приглашение, которое постоянно отклоняла на протяжении восемнадцати месяцев: билет в первом классе до Нью-Йорка, огромный номер люкс в отеле «The Pierre» и пылкие, элегантные руки Дэвида Патрика Меткалфа. На следующий день я иду в торговый центр «Saks» на Пятой авеню и закупаюсь на тридцать тысяч долларов. Оставляю сумки в лимузине Робаллино и вхожу в церковь Святого Патрика, чтобы поставить свечку святому покровителю Ирландии и Деве Гваделупе, покровительнице генералов Мексиканской революции, моих предков. Всю оставшуюся жизнь я буду испытывать ностальгию по тому, что потеряла навсегда в ночь обсуждения «диктаторов и свиней». Я уже не буду переживать о модели, которую Пабло купит на одну ночь, или принцесске с моста, и уж тем более о паре лесбиянок где-то в джакузи в Энвигадо.

Однажды в центральном книжном магазине моих друзей Ханса и Лили Унгар я познакомилась с первым в моей жизни телепродюсером Карлосом Лемосом Симмондсом. Сейчас – бывшим министром иностранных дел. Он настаивает, что мне необходимо вернуться на радио, рекомендуя начать с колумбийской «Grupo Radial» (четвертая по популярности радиосеть в стране) и ее звездным составом. Ею заведует семья Родригес Орехуэла из Кали, которая также владеет банками, сетями аптек, косметических лабораторий, представительством «Chrysler» в Колумбии и еще дюжиной предприятий.

– Они скромные люди. Хильберто Родригес невероятно умен и скоро станет самым богатым человеком в стране, кроме того, он очень представительный господин.

Несколько недель спустя поступило предложение работать в «Grupo Radial». Я приятно удивлена, а поскольку рекомендации Карлоса Лемоса были столь великодушными, я с удовольствием соглашаюсь. Мое первое задание – осветить ярмарку в Кали и конкурс на звание «королевы тростникового сахара», который проходит в последнюю неделю декабря и первую неделю января. Пабло проводит каникулы с семьей в асьенде «Наполес» и прислал мне на Рождество прекрасные часы из золота с двойным рядом бриллиантов от «Cartier». Он купил их у Беатрис, девушки Хоако Буилеса, бизнес-леди, продающей драгоценности медельинским наркоторговцам. Она предупреждает меня:

– Вирджи, не вздумай когда-нибудь отдать их в ремонт в «Cartier» в Нью-Йорке! Признаюсь, часы, которые мы с Хоако продаем, – краденые, их могут конфисковать, а тебя отправят в тюрьму. Потом не говори, что я тебя не предупреждала. Во всяком случае, Пабло уверен, что подаренные часы приносят удачу!

Однажды ночью я ужинаю в Кали с Франсиско Кастро, молодым и красивым президентом «Banco de Occidente» – «Западного банка», самого прибыльного из всех банков Луиса Карлоса Галана Сармьенто. Когда двое мужчин входят в ресторан, наступает тишина, все оборачиваются и смотрят, а дюжина официантов бросаются их обслуживать. Тихо, полным презрения голосом, «Пакико» Кастро обращается ко мне:

– Это братья Родригес Орехуэла, «кокаиновые короли» долины Каука, пара отвратительных, грязных мафиози. У каждого из них – миллиард долларов и сто предприятий. Они относятся к тому типу клиентов, которых Луис Карлос выгнал бы взашей из своих банков!

Я удивлена не потому, что узнаю о них от какого-то финансового вундеркинда. Думаю, на данный момент, уже познакомившись с влиятельными людьми из «профсоюза» Пабло, очень странно, что я никогда не слышала этих имен. На следующий день директор радиостанции сообщает: Хильберто Родригес с женой хотят познакомиться со мной и приглашают в президентский люкс отеля «Интерконтиненталь», их штаб-квартиру на ярмарке, чтобы лично вручить мне билет на корриду в первый ряд. На арене первый – это третий, за вторым барьером и ограждением, что выходит прямо на проход, где ждут команды тореадоров, заводчики быков и журналисты, все – мужчины, женщин там нет. Считается, что они приносят неудачу, к тому же иногда быки попадают в проход, бегают и поднимают на рога всех, кто там находится.

Внешний вид Родригеса Орехуэлы очень отличается от того, как выглядят крупные боссы Медельина. В нем нет их простоты – лишь изящество. Он выглядит как обычный бизнесмен, и в любом другом месте, не в Кали, остался бы абсолютно не замеченным. Орехуэла очень вежливый и добродушный, как и все богатые мужчины с красивыми женщинами. Есть в нем некая изворотливость и хитрость, которую менее зоркий наблюдатель мог бы спутать с застенчивостью или даже скромной демонстрацией элегантности. Я бы дала ему немного больше сорока. Орехуэла невысок, у него круглое лицо и округлые плечи, ему не хватает мужественности Пабло. У Эскобара и Хулио Марио Санто Доминго есть то, что на колумбийском побережье называют «mandarria». Звучание этого слова говорит само за себя. Когда Пабло или Санто Доминго где-нибудь появляются, все в их жестах и поведении так и кричит:

– Сюда прибыл король мира, самый богатый человек Колумбии! Дорогу! И не вздумайте путаться под ногами! Я ходячая угроза и сегодня встал не с той ноги!

Жене Родригеса тридцать семь лет, ее лицо достаточно заурядно, со следами от подростковых угрей. Она выше нас обоих, под туникой с зеленым принтом угадывается хорошая фигура, почти как у всех женщин в долине реки Каука. У нее глаза рыси, каждый сигнал, который они посылают, доказывает: муж и пальцем не может пошевелить без ее разрешения.

Я всегда была уверена: за каждым несказанно богатым мужчиной стоит великая женщина-союзник или рабыня.

– Это не Тата Эскобара… – приходит мне в голову. – А «La Fiera» Родригеса. Похоже, она управляет генералом!

По возвращении в Боготу меня застает звонок Хильберто, который приглашает посмотреть на быков в компании спортивных комментаторов из «Grupo Radial». Я отвечаю:

– Спасибо, но помните, я сажусь только в первых рядах, в конце площади, с бедняками. Особенно когда эксплуатируемая радиосетью какой-нибудь президентской семьи или банкира с сотнями аптек, работаю на ярмарке, как каторжная. Так как у меня совсем плохо со зрением, единственное место, откуда мне все видно и видно меня – за ограждением. Увидимся в воскресенье!

После корриды компания подвозит меня домой. Через несколько дней звонит Мириам де Родригес, спрашивая, что я делала на корриде с ее мужем. Я недовольно замечаю: это она должна спросить у владельца колумбийской «Grupo Radial», почему он послал спортивных комментаторов и издателя международного уровня освещать сезон корриды. И перед тем как положить трубку, даю ей подсказку:

– В следующий раз можете попросить взять вас с собой. Но не забудьте взять с собой микрофон. Тогда, может быть, поймете почему, когда Сильверио выходит на арену, никто не променяет свое место в тени даже на трон!

Потом я задаюсь вопросом: почему еще больше не подколола эту ведьму, почему не сказала, что никогда в жизни не заинтересовалась бы ее мужем? Сдался он мне! Неужели он до сих пор не сказал ей, что я безумно люблю его конкурента, который намного богаче и, в отличие от него, удачно женился, который обожает меня и ждет не дождется возвращения из своего поместья, чтобы растаять в моих объятиях? Он станет президентом с послужным списком или диктатором без уголовного досье. Нравится ей это или нет, он единственный, истинный, бесспорный и всемогущий «кокаиновый король». Почему я не спросила ее, какой процент с рынка получает Хильберто, если в прошлом году у Пабло уже было восемьдесят процентов, а в этом он удваивает производство? Чтобы на радость мне она ответила: «У моего мужа восемьдесят процентов, как и у твоего любовника!»?

Успокоившись, я вспоминаю четырех влиятельных магнатов, их привилегированные умы, каменные сердца, неспособность проявлять сочувствие и удивительную способность мстить. Потом, радостно улыбаясь, я вспоминаю Пабло, его талант убеждения, его смех, слабости, его ненависть, тайны и уроки… невероятную работоспособность, страсть, амбициозность, взгляд… способность к обольщению, его президентов…

Как бы они отреагировали, если бы знали, что Пабло Эскобар стремится занять пост президента? Если он уйдет из дела, кто из них станет его союзником? Кто соперником или врагом, кто представляет для Пабло смертельную опасность? Честно, думаю, – никто. Все уже знают, что он богаче, хитрее и храбрее… И на двадцать или двадцать пять лет моложе… В любом случае, Макиавелли сказал: «Держи друзей близко, а врагов еще ближе».

И я продолжаю размышлять: тела женщин не просто проходят по рукам мужчин, ведь в конечном итоге мысли мужчин – дело рук женщин.