Джордж живет в очень длинном и невысоком, ярко раскрашенном бунгало в Ишере. Дом стоит на частной территории Национального трастового фонда — очень похоже на район, где живут Джон и Ринго. С центральной дороги заезжаешь в ворота и оказываешься как будто в лесу громадного имения. Домов поначалу не видно. Они скрыты среди деревьев в роскоши и уединении. Вместо номеров у них названия, поэтому найти нужный дом невозможно. А сложнее всего найти дом Джорджа. Таблички с названием — «Кинфаунз» — нет ни на доме, ни в саду. Даже подъездная дорога замаскирована — на первый взгляд кажется, что она ведет к соседнему дому.

У бунгало два крыла, обнимающие прямоугольный задний двор. Там расположен бассейн с подогреваемой водой. Все наружные стены Джордж собственноручно разрисовал из пульверизатора яркими люминесцентными красками. Из сада дом смотрится как психоделический мираж.

В доме очень красивая кухня с сосновыми стенами, обставленная сосновой же мебелью и оборудованием как из «Хабитата». Она как будто сошла со страниц приложения к журналу об интерьерах. В главной гостиной — два громадных круглых окна, от пола до потолка.

У Джорджа не найдешь ни золотых дисков, ни других битловских сувениров. В этом доме как будто обитает современный молодой архитектор или дизайнер, одно время живший на Востоке. В центре гостиной — очень низкие столики. Вокруг на полу подушки — здесь сидят по-арабски. Стульев нигде не видно.

Возле одного стола — роскошный кальян. Джордж, в длинной белой индийской рубахе, сидел на полу, скрестив ноги, и менял струны на ситаре. В подставке на столе дымилась ароматическая палочка, наполнявшая комнату сладостью благовоний.

«Лично мне больше не нравится быть битлом. Все эти битловские штучки тривиальны и незначительны. Я сыт по горло этими „я“, „мы“, „нас“ и всякой чепухой, которой мы занимаемся. Я ищу решения куда более важных жизненных проблем… Видеть себя битлом — значит двигаться назад. Меня больше интересует будущее, но мне понадобится полгода, просто чтобы внятно объяснить тебе мои верования — индуистские теории, восточные философии, реинкарнацию, трансцендентальную медитацию. Когда начинаешь в этом разбираться, понимаешь, до чего бессмысленно все остальное. Наверное, для обычного верующего в Бога это чересчур радикально».

Зазвонил телефон. Джордж снял трубку. На том конце линии приглушенно захихикали. «Винный магазин в Ишере, — нетерпеливо огрызнулся Джордж. — Нет, извините». И повесил трубку.

На кухне сидели Патти и ее сестра Дженни — та как раз пришла, и они теперь вышивали. Обе в восточных одеждах из «Эппл-бутика». Обе погрузились в работу — очень тихие, серьезные, на губах полуулыбки. Из-за стены зазвучал ситар — Джордж приступил к занятиям. Мизансцена почти средневековая.

У Патти меньше помощниц по дому, чем у других битловских жен, хотя, когда у них с Джорджем появятся дети, ей наверняка понадобится помощь. По дому работает Маргарет. Обычно она ест вместе с ними, по-родственному.

Маргарет в основном занимается уборкой, а Патти готовит еду, вытирает посуду и помогает прибираться. «На самом деле дом не такой уж большой, как кажется. Полно хлама. Будь у нас больше слуг, они бы скорее мешали».

В местный супермаркет Патти тоже ходит сама. Только что купила плитку шоколада и пожаловалась, что на вкус как мыло. Отослала его обратно с жалобой. Правда, подписывать письмо своим именем не стала — Джордж научил ее избегать любой публичности. Патти поставила фамилию Маргарет. Надеялась в качестве компенсации получить несколько бесплатных шоколадок.

Из всех битловских семей Джордж и Патти ближе всех к равноправию. Оба очень современные — ну, как описывают современных супругов в журналах. Патти активнее других битловских жен разделяет интересы мужа. С самого начала она поддерживала интерес Джорджа к индийской культуре.

Однако она отчасти сохраняет независимость и свободу и периодически работает моделью.

Те, кто давно знаком с «Битлз», в один голос утверждают, что Джордж изменился больше всех. Заметили даже фанаты, наблюдающие за его развитием сравнительно недавно. Некогда он считался самым красивым битлом. А сейчас фанаты жалуются, что Джордж запустил усы и прическу и стал неопрятен.

Но это лишь снаружи. Внутренние перемены гораздо серьезнее. Джордж, самый младший битл, долгое время считался несмышленышем. Рядом с Джоном и Полом он многим казался мальчишкой. Джон и Пол были не по годам развиты — и физически, и сексуально, и творчески. Они начали писать песни задолго до того, как Джордж об этом хотя бы задумался.

У него был легкий комплекс неполноценности — впрочем, ничего серьезного. Син вспоминает, что Джордж вечно околачивался поблизости, когда ей хотелось побыть с Джоном наедине. Те же проблемы возникали у Астрид, когда она пыталась уединиться со Стю.

Джордж не особо успевал в школе и не проявлял способностей, какими обладал Пол. Он был простым подмастерьем, когда умный Пол учился в шестом классе, а Джон в Художественном колледже, и многие ошибочно считали Джорджа не столь способным.

Джулия, мать Джона, ужаснулась, когда Джон привел к ней знакомиться очередного друга с совершенно детской физиономией. Ей и Пол-то казался ребенком.

«Он был милый маленький мальчик, — вспоминает Астрид их гамбургские дни. — Просто малыш Джордж. Мы обсуждали ум, способности и таланты Джона, Стю и Пола, а про Джорджа как-то не говорили. Он взрослел не так быстро… Но он был отнюдь не глуп — никому это и в голову не приходило. Очень мило подшучивал над своим возрастом. Как-то на Рождество я им всем принесла подарки. Джон свой развернул первым — там маркиз де Сад, издание „Олимпии пресс“. Джордж берет свой и говорит: „Ну а тут, наверное, комиксы?“»

По крайней мере, у Джорджа всегда была гитара. Он учился играть еще фанатичнее, чем Джон и Пол, и выходило у него гораздо лучше. На сцене почти не улыбался — был очень сосредоточен. Но долгое время не брался больше ни за что, даже за рисование. Считал, что у него нет способностей.

Однако с конца 1966 года жизнь у Джорджа полнее всех. Он первым поднялся над битломанией. Не зная, к чему приложить силы, остальные завидовали его новым хобби. Он даже во многом стал лидером. Он не стремился к лидерству осознанно, как Джон во времена The Quarrymen. Другие сами пришли к Джорджу, привлеченные его новыми интересами.

Джордж сейчас меньше всех нуждается в обществе битлов. Остальные признаются, что скучали друг по другу в те месяцы, что провели сами по себе после прекращения гастролей. «Я вообще по ним не скучал, — признается Джордж. — Но было здорово все им рассказать после Индии».

«Джордж ни по кому не скучает, — говорит Патти. — Он очень независимый и все больше отдаляется от остальных. Он нашел нечто притягательнее, чем „Битлз“, но все равно хочет с ними делиться. Джордж — источник, но хочет, чтобы остальные к нему присоединились».

Итак, сегодня главное пристрастие Джорджа — индийская музыка и религия, а все прочие битловские штучки проходят мимо него. Однако было время, когда он больше других был одержим деньгами и мечтал стать миллионером. Это же он проверял, как Брайан составляет контракты.

Избегать раздачи автографов и телефонных звонков ему тоже не удается. В таких случаях только он временами грубит. Он не сразу вспоминает, почему с ним такое происходит, и кипятится, когда в его жизнь лезут незнакомцы. По дороге в Бангор он страшно рассердился, когда какая-то женщина бесцеремонно попросила у него автограф посреди чаепития. Остальные покорно расписывались — им пришлось успокаивать Джорджа, уговаривать не злиться на фанатов, даже если те назойливы.

От любой публичности Джордж впадает в маниакальную ярость. Если газеты печатают что-то про него лично, он бесится — Патти прекрасно знает, что бывает, если газеты разражаются статьей из-за нее.

Даже после двух с лишним лет супружеской жизни Патти не может привыкнуть к вниманию прессы. «Я все тешу себя надеждой, что на этот раз пронесет. Никто ни о чем не узнает, а если и узнают, им будет неинтересно. В прошлом году ездили в Лос-Анджелес — я надеялась, обойдется. К моему ужасу, нас встретили телекамеры и сотни вопящих поклонниц.

В 1964-м мы поехали на Таити — пик битломании, мы были готовы ко всему. Мы очень ухищрялись, чтобы сохранить поездку в секрете. Мы с Нилом под вымышленными именами вылетели в Амстердам, а потом уже на Таити к Джорджу. И все равно люди проведали.

Сейчас чуть полегче, но за границей всегда хуже, чем в Англии. Можно в Лондоне относительно спокойно сесть на самолет, но английские газетчики телеграфируют коллегам на другой конец света, и все выплывет.

Вечером еще сносно. Можно выйти из ресторана, прошагать пару улиц — и никакой погони.

Но я никак не могу привыкнуть, что фанаты постоянно ошиваются возле дома, даже сейчас. Залезают в сад и бродят там. Могут и в дом зайти. На днях забрались в спальню, стащили мои брюки и пижаму Джорджа».

Несмотря на предостережения Джорджа, иногда Патти невольно дает пищу прессе. Однажды она получила письмо от пожилого человека — он просил присылать ему старые оправы очков. Писал, что собирает их и отправляет нуждающимся в Африку.

Патти решила, что это хорошее дело, и обошла все магазины, скупая старые очки. Стекла вынула, а оправы отослала этому старику.

«И тут же в „Дейли миррор“ раструбили о моем подвиге. И этот старый джентльмен мне написал — поблагодарил, сказал, что реклама очень ему помогла. Джордж просто рассвирепел».

Как и остальные битловские жены, Патти сталкивалась с физической опасностью — просто потому, что замужем за битлом.

«Самый дикий инцидент произошел на Рождество 1965 года. „Битлз“ давали концерт в „Хаммерсмите“. Я пошла с Терри. Зачесала волосы назад, чтоб не походить на себя, чтоб никто не узнал. Не знаю, как им удалось, но меня узнали и стали бить. Сняли туфли и закричали: „А ну, врежем ей как следует“. Окружили меня, никак не выбраться. Все вопят, всякие вещи в меня швыряют. Терри оттащил меня к боковому выходу — мы проталкиваемся, а меня со всех сторон пинают. Кто-то выскочил вслед за нами и опять давай меня пинать. Я их прошу отвязаться, а они в ответ: „Да что ты о себе воображаешь?“ И тут мы сцепились по-настоящему. Одной я заехала по физиономии, а другую Терри прижал к стене и держал. Они орут, матерятся. К счастью, мы в конце концов убежали. Ужасные малолетки. Совсем маленькие, лет по тринадцать-четырнадцать. Не знаю, откуда они такие… Сейчас уже не настолько кошмар, но случается. Недавно на Син напали прямо на улице. Какая-то девчонка пинала ее по ногам, говорила, мол, оставь Джона в покое, а то пожалеешь. Ну вот как это? Син и Джон уже столько лет женаты… Я по-прежнему пугаюсь, увидев на улицах толпу девчонок. Не могу. Обхожу их стороной. Мне все кажется, они вот-вот на меня набросятся».

У битловских жен, как и у самих битлов, немало проблем с друзьями — и новыми, и старыми. Патти тесно дружит с сестрой Дженни — та работает в «Эппл-бутике» и часто приходит к ним домой. Дженни тоже увлеклась индийской культурой и религией. Но в остальном у Патти почти нет близких друзей.

«Многие вдруг начинают ехидничать: „Тебе-то хорошо, ты можешь себе это позволить“. В таком духе. И это старые друзья, от которых никак не ждешь подобных глупостей.

Да и с новыми не лучше. Только подумаешь: „Вот симпатичный человек“, как он тут же как-нибудь дает понять, что считает меня не такой, как все. Я тут на днях позировала для „Вог“, и одна женщина сказала: „Я вас вижу уже не моделью, а знаменитостью“. А я не актриса, не звезда, ничего такого. Я — это я, я всегда такой была.

Женам нужно чем-то заниматься, пока мужья днюют и ночуют в студии. Мы кое-что придумали, а потом раз — и то мы вообще уезжаем из Ишера, на свои сто акров в деревне, то вдруг в Грецию, то еще куда-нибудь. Вечно какие-то сумасбродные идеи.

Я бы хотела что-то делать сама. Решила поучиться игре на фортепиано, брала уроки. Но чтобы получалось, нужно очень много времени. Я верю, что, взявшись за дело как следует, можно научиться всему, но тут было слишком поздно начинать.

Потом я пошла к ясновидящей, и она сказала, что моя бабушка играла на скрипке и мне тоже нужно. Не представляю, как она узнала, что моя бабушка была скрипачка. Ну, решила попробовать. Ходила на уроки. Но это было еще сложнее. Вот скрипке точно надо начинать учиться в детстве.

Сейчас учусь играть на эсрадже — это такой индийский инструмент. И хожу на индийские танцы, нас учит Рам Гопал. Мне очень нравится. Мы с Дженни ходим к нему каждый день, до его балетных репетиций.

Я просто не хочу быть женушкой, которая сидит дома. Хочу заниматься чем-нибудь стоящим».

Индийскими штуками Патти увлечена, а вот Джордж относится к ним так же, как ко всему, за что берется, — практически с фанатизмом. Некогда он упражнялся на гитаре, пока не начинали кровоточить пальцы. Теперь он порой целыми днями играет на ситаре. А если не играет — одну за другой глотает книги по религии.

При этом он не устает и не раздражается. Напротив, чем больше Джордж узнаёт, тем он скромнее, смиреннее и покладистее. Он реже проповедует — хотя, если цитировать, всегда есть риск изобразить его фанатичнее, чем на самом деле. Будь он претенциозен и в плену иллюзий, Пол и Джон первыми не оставили бы камня на камне от его претенциозности и высмеяли бы его иллюзии.

С самого начала, еще до Махариши, когда Джордж открывал для себя буддизм и йогу, все завороженно его слушали.

«Взгляни на эту книгу. На Багамах один индиец подарил нам по экземпляру. Она подписана и датирована 25 февраля 1965 года. Мой день рождения. Я только недавно ее открыл, увлекшись Индией. Это просто фантастика. Тот индиец — это что-то. По его имени понятно: это титул, значит, он очень знающий.

Я теперь понимаю, что это был элемент паттерна. Так и было предрешено, чтобы я открыл эту книгу сейчас. Все идет своим чередом, как в свое время шло у нас. Сначала собрались Джон, Пол и Джордж, потом подтянулся Ринго. Мы участвовали в действии, оно привело к следующему действию. Мы всего лишь винтики в грандиозном всеобщем представлении.

В жизни важна только карма — грубо говоря, наши поступки. Каждое действие вызывает реакцию, которая равна ему и противоположна. Все, что ни делается, вызывает реакцию: вот я роняю подушку — и на ней вмятина.

Сансара — это повторение всех твоих жизней и смертей. Мы все уже были в этом мире. Не знаю кем, хотя друзья из прошлой жизни, скорее всего, остались друзьями и в этой. И ты сейчас ненавидишь тех же людей, которых ненавидел в прошлой жизни. И пока ненавидишь, будет кого ненавидеть. И ты перерождаешься, пока не достигнешь абсолютной истины. А рай и ад — это просто состояние духа. Любой рай и ад ты создаешь сам.

Мы родились Джоном, Полом, Джорджем и Ринго в результате того, что сделали в прошлой жизни; все уже было как на блюдечке. Мы пожинаем то, что посеяли в прошлой жизни.

Мы здесь для того, чтобы достичь совершенства, уподобиться Христу. Любая душа потенциально божественна. Реальный мир — иллюзия. Она творится приземленностью и отождествлением с предметами. Что бы ни случилось, на план это не влияет — даже войны или водородная бомба. Это все не имеет значения. Нет, разумеется, это имеет значение для тех, кого коснется, и бомба — это ужасно, но в конечном итоге важно лишь то, что происходит внутри нас.

Помню, я смеялся, когда прочел, что Клифф Ричард христианин. Мне от этого до сих пор неловко, но я знаю: религия и Бог — единственное, что существует. Я понимаю, многие считают, что я рехнулся. Мне и самому порой так кажется — я еще очень многое вижу в прежнем свете, как все. Но я знаю, что вера — это подлинность и благо. А неверие — пустота и неразбериха.

Жизнь обязательно удастся, если не заниматься ерундой. Вот так я и стараюсь жить. Я вычеркнул из памяти почти все, что произошло со мной где-то лет до девятнадцати. И теперь передо мной открывается столько возможностей. Я начинаю понимать: я знаю лишь то, что ничего не знаю».

Трансцендентальные медитации пришли как раз на этом этапе. Джордж искал то или того, что или кто свяжет все концы. В отличие от других, он ни разу не пропустил ни одной медитации. Остальные иногда забывают или слишком заняты.

Другая важная часть жизни Джорджа — его музыка. Джон и Пол вместе сочиняли песни с первой встречи. А вот Джордж долгое время вообще не брался за композицию, хотя помогал с инструменталом, который они записали в Гамбурге. Свои песни он пишет один, отдельно от Пола и Джона. Абсолютно самостоятельно. И здесь он тоже повлиял на остальных битлов, познакомив их с восточными ритмами и инструментами.

Первая песня Джорджа появилась лишь на втором битловском альбоме — «With the Beatles» — в ноябре 1963 года. Называлась она «Don’t Bother Me». Джордж написал ее на гастролях в гостинице Борнмута. Он тогда заболел и не мог выступать.

«Мне было нехорошо, полагалось пить какой-то тоник и несколько дней отдыхать. Я подумал написать песню, просто шутки ради. Взял гитару, играл-играл, и сочинилась песня. Я о ней забыл напрочь и вспомнил, только когда мы взялись записывать следующую пластинку. Песня вышла довольно ерундовая. Я про нее забыл, как только мы ее записали».

После этого он напрочь забыл и про композицию. «Столько было разных дел, просто руки не доходили».

Джордж склонен принижать свои битловские песни, считает их мелкой побочной линией. Уже не помнит, сколько их написал, и даже путает, в какие альбомы они вошли.

Его следующие песни появились на альбоме «Help!» в августе 1965 года. Он написал две — «I Need You» и «You Like Me Too Much».

Еще две он написал для альбома «Rubber Soul», вышедшего в декабре 1965 года, — «Think for Yourself» и «If I Needed Someone». Вспоминая, в какие альбомы вошли его песни, про эти две Джордж забывает. Однако обе отнюдь не уступают другим песням с альбома.

Для альбома «Revolver» в августе 1966-го он написал больше всего песен — три: «Taxman», «I Want To Tell You» и «Love You To». В последней впервые использовался индийский музыкальный инструмент табла — эту моду вскоре подхватили сотни поп-групп в Британии и Америке.

С тех пор в его творчестве все явственнее чувствуются индийские мотивы — Джордж овладевал ситаром и погружался в индийскую музыку. Пожалуй, лучшая его песня на сегодняшний день — «Within You, Without You»: удачные слова и завораживающая музыка. Песня вышла на альбоме «Sergeant Pepper» в июне 1967 года. К Рождеству 1967-го Джордж написал «Blue Jay Way» для фильма «Magical Mystery Tour», а в марте 1968-го — свою первую песню для сингла «Битлз», «The Inner Light».

«Я стал больше сочинять, когда у меня появилось время, особенно когда стали подходить к концу гастроли. У меня в голове столько всего индийского — оно неизбежно должно было излиться наружу». Найти профессиональных индийских музыкантов для записи в лондонской студии оказалось очень непросто. Записывая «Within You, Without You» и «Blue Jay Way», Джордж неделями подбирал и прослушивал людей, играющих на индийских инструментах. Но в Англии не нашлось настоящих профессионалов, которые ему подходили.

«Днем они работают — например, водят автобус, — а играют вечерами, поэтому у многих получается так себе, и тем не менее нам пришлось с ними работать. У них выходило гораздо лучше, чем у западных музыкантов, — по крайней мере, это их естественный стиль, — но все равно было очень трудно. Одни репетиции отнимали по многу часов».

Сессии Джорджа длятся еще дольше, чем запись песен Леннона — Маккартни. Ему помогают и они, и Джордж Мартин, но руководит Джордж. В студию приходят очень странные индийские джентльмены с очень странными музыкальными инструментами: они садятся на пол, скрестив ноги, и играют Джорджу, а он слушает, на что они способны.

До недавнего времени возникала еще одна проблема — записать ноты. Многие музыканты не умели читать западную нотацию.

На ранних индийских песнях они просто подбирали мелодию, наблюдая за тем, как играет Джордж. Индийской нотации не понимает даже Великий Джордж Мартин.

Теперь Джордж прекрасно в ней разбирается. Он научился записывать свои песни индийскими нотами, чтобы индийские музыканты могли прочесть.

«Вместо точек и палочек на линейках индийцы записывают гораздо проще, типа нашего тонического сольфеджио. Вместо до, ре, ми и так далее они поют са, ре, га, ма, па, дха, ни, са. Часто у них в песнях нет слов, они просто поют ноты. Высота и длительность указываются значками под каждой нотой… Первые ноты „Within You“, когда идут слова „We were talking“, — это га, ма, па, ни. Достаточно написать первую букву. Теперь можно прийти к индийским музыкантам, дать им ноты, сыграть целиком, чтоб послушали, и они смогут исполнять сами».

Джордж играет на ситаре не меньше трех часов в день. Он сидит скрестив ноги, на индийский манер уперев корпус ситара в свод левой стопы. Его тетради исписаны индийской музыкой в индийской же нотации. Это учебные задания. Его учитель Рави Шанкар прислал кассеты с упражнениями, которые Джордж постоянно слушает, когда не играет сам, даже за едой. Джордж очень трудолюбив и усерден. Но, по его словам, ему понадобятся долгие годы, прежде чем он станет играть хорошо. Джордж настолько поглощен своей музыкой, что для «Битлз» сочиняет второпях. Он по-прежнему забывает про свои песни и спохватывается, когда уже начинается запись альбома.

Песню «Within You, Without You» Джордж написал однажды вечером после ужина в гостях у друга Клауса Формана из Германии, который сейчас выступает с Манфредом Манном.

«У Клауса дома стоит фисгармония, на которой я еще никогда не играл. Я с ней баловался просто так, и вдруг стала вырисовываться мелодия „Within You, Without You“. Сначала мелодия, потом появилась первая строчка. Она возникла из того, чем мы занимались в тот вечер, — „We were talking“. В тот вечер я больше ничего не сочинил. Остальные слова написал уже дома.

Вообще, слова мне всегда трудно даются. Поэт я аховый и стихи пишу слабые. Но я не отношусь к ним серьезно. Это все шуточки. Мои личные приколы. Если кому нравится — ну и прекрасно, но я не воспринимаю их всерьез».

Многие критики не поняли, почему в конце «Within You, Without You» на «Sergeant Pepper» внезапно звучит смех. Некоторые считают, что это остальные смеются над индийскими пристрастиями Джорджа. Нет, это Джордж придумал сам.

«Ну, после долгих индийских штук нужно как-то расслабиться. Это разрядка после пяти минут грустной музыки. Вообще-то, знаешь, не надо к этому относиться так ужасно серьезно. И, кроме того, предполагалось, что слышно публику, которая смотрит шоу сержанта Пеппера. Весь альбом про это».

Его песня «Blue Jay Way» для «Magical Mystery Tour» была написана в Калифорнии в начале лета 1967 года. Название песни — это лос-анджелесская улица, где Джордж с Патти снимали дом. Прилетев из Лондона, они ждали своего друга Дерека Тейлора (бывшего пресс-атташе «Битлз», ныне работает в «Эппл»), который обещал зайти.

«Дерек задерживался. Позвонил, сказал, что опоздает. Я ему по телефону назвал адрес: Блю-Джей-Уэй. Он сказал, что нормально, найдет, а если что, всегда можно спросить у полицейского… Я все сидел и ждал. Мне было нехорошо после перелета, но не хотелось ложиться спать до прихода Дерека. На улице туман, час поздний. Чтобы не заснуть и убить время, я для забавы написал песню о том, как жду Дерека на улице Блю-Джей-Уэй… В доме, который мы сняли, был небольшой орган „Хэммонд“ — стоял в углу, я его сперва не заметил. Поиграл на нем, и получилась песня».

Весь текст описывает это ожидание Дерека Тейлора: «There’s a fog upon LA, and my friends have lost their way…» Вернувшись домой в Ишер, Джордж закончил песню. И в сопровождении сохранился орган, очень глубокий и звучный.

В январе 1968 года Джордж впервые согласился написать киномузыку — для фильма «Чудо-стена». Его просили писать и песни для синглов, но обычно он отказывался. Как-то раз Джордж работал над песней для Марианны Фейтфулл. Она просила песню — что-нибудь похожее на «Within You, Without You». Джордж сам толком не знал, что получится. Песня звучала в голове, но слова складывались все шуточнее и шуточнее. Джордж опасался, что, если так пойдет и дальше, песня получится совершенно дурацкая и придется ее выкинуть.

«У меня есть строчка „You can’t love me with an artichoke heart“ — это неплохо». Он спел это и сыграл на электронном органе. «Но я не уверен, стоит ли развивать шуточку. „You can’t listen with your cauliflower ear“ или „Don’t be an apricot fool“. Не знаю. Посмотрим, что получится… У меня невелик вокальный диапазон, и приходится писать очень простые песни. У Марианны то же самое, так что ничего страшного».

Вокальный диапазон у Джорджа скромен, но, судя по письмам в Beatles Monthly, пользуется большим успехом у почитателей. Поклонники «Битлз» постоянно спрашивают, почему Джон и Пол не дают Джорджу петь побольше. «Это неправда, что они не дают мне петь. Я бы пел, если бы хотел. Мне просто неохота».

Джордж считает композиторами и поэтами Джона и Пола. По его мнению, раз у них так хорошо получается, ему можно не напрягаться — разве что его вдруг случайно осенит.

«Я не уверен, какой выберу путь. Настоящие классические индийские песни очень сильно отличаются от той индийской попсы, которая добралась сюда. Это обычные попсовые песни с индийским сопровождением… Насчет тех, что я написал, я тоже не уверен. Если смотреть на них с точки зрения постороннего человека — вроде ничего. Но если смотреть с моей точки зрения, зная, чего я на самом деле хочу, мне не нравится то, что пока выходило. Меня как будто вечно подгоняют. И потом я вижу, что надо было сделать по-другому».

Люди, которые воспринимают музыку «Битлз» слишком серьезно, Джорджа забавляют. Он говорит, текст «Within You, Without You» вполне правдив, но все же это шутка. «Вот этого люди не понимают. Как у Джона в „I Am the Walrus“ — „I am he as you are he as you are me“. Это правдиво, но все равно шутка. Люди искали всевозможные скрытые подтексты. А это серьезно, но при этом несерьезно».

Джордж считает, что и в музыке, и в текстах «Битлз» способны пойти гораздо дальше — и, возможно, пойдут. Ему ужасно нравится строчка Джона в «I Am the Walrus» про «let your knickers down».

«Почему нельзя про fucking? Это происходит всегда и всюду. Почему об этом нельзя говорить? Это просто слово, его придумали люди. Само по себе оно бессмысленно. Попробуй сам — повторяй: fuck, fuck, fuck, fuck, fuck, fuck, fuck. Видишь? Вообще ничего не значит. Тогда почему нельзя вставить его в песню? Рано или поздно вставим. Мы еще не начали».

Это подтверждает теорию Кеннета Тайнена о том, что песни «Битлз» — прямое продолжение английской средневековой песенной традиции. В средневековых народных песнях обильно присутствовали и жопы, и говно, и порево. Так что в некотором роде это правда. Джордж, Джон и Пол еще толком и не взялись за свои песни.

Но вернемся на ранчо Джорджа Харрисона. Эти низкие и светлые деревянные потолки и впрямь напоминают ранчо. Зазвонил телефон. Оказалось, не поклонник, а бывший сотрудник, который поведал очень длинную и запутанную историю о том, как одолжил Джейн Мэнсфилд двести пятьдесят фунтов, но она умерла, так и не возвратив ему долг, а теперь его выселяют из квартиры, и не поможет ли ему Джордж? Да, сказал Джордж, конечно. И, положив трубку, прибавил: «Ну что такое двести пятьдесят фунтов?»

Джордж по-прежнему битл. Это его работа, и, как и при любой другой работе, временами ему приходится думать и о ней, и о будущем. Теперь он стал задумываться и о своих обязательствах. Возможно, у него как поп-кумира есть даже некий долг перед обществом — еще недавно ни одному из битлов такая мысль и в голову не приходила.

Джордж по-прежнему нутром привязан к остальным, несмотря на все уроки игры на ситаре и философские размышления. Битлы — его самые близкие друзья. Они делят с Джорджем его интерес к религии, а он разделяет с ними их пристрастия, даже самые приземленные, от шейных платков до фотоаппаратов.

«Если один что-то пробует, остальные обязательно должны об этом узнать, — говорит Патти. — У них случаются повальные увлечения, как у школьников. Но они от этого счастливы, как дети.

На свои игрушки они транжирят кучу денег. Покупают массу вещей, которые вряд ли будут использовать, но нередко эти вещи пригождаются. Они очень много потратили на фото- и кинокамеры — и так узнали, что можно снимать кино, не очень-то в этом разбираясь.

Теперь я понимаю, что они — одно целое. Выходя замуж, я этого не сознавала. Они все принадлежат друг другу. Ни один не принадлежит кому-то одному. Бесполезно цепляться — только мучиться будешь. Джордж — мой муж, но ему нужна свобода быть с ними, если он хочет. Ему важно быть свободным.

У Джорджа с ними много общих дел, о которых мне не светит узнать. И никто, даже их жены, не может прорваться в их мир или хотя бы его постичь.

Раньше это меня очень задевало — когда я начала понимать, что есть некая часть, к которой я никогда не буду причастна. Син меня предупреждала. Говорила, что они всегда будут частью друг друга».

В жизни «Битлз» есть еще лишь один аспект, который Патти как-то критикует. В отличие от самих битлов, Патти считает, что с такими деньгами хорошо бы что-то выделять на благотворительность. (С лета 1968 года битлы стали жертвовать доходы с нескольких песен определенным благотворительным организациям. «Across the Universe» отошла Фонду защиты дикой природы.)

«Я знаю, они считают благотворительность кормушкой для чиновников. Но ведь мы можем сделать хоть что-то конструктивное. Вот как Марлон Брандо помогает бездомным детям… Беда в том, что в первые годы благотворительные организации просто осаждали „Битлз“, вечно чего-то от них хотели. А эти толпы детей-калек, которых водили к ним в гримерную, будто к целителям… Конечно, битлов теперь тошнит… Я бы не прочь организовать какую-нибудь благотворительность, но Джордж говорит, пресса тут же раздует шумиху и все испортит. Так всегда получается. Найдутся люди, которые скажут, что мы занимаемся этим с каким-то умыслом, — кое-кто ведь не поверил, что они искренне интересовались Махариши. Непонятно, что тут делать».

А вот Джордж понимает, что ему делать. Он о будущем не тревожится.

По словам Джорджа, его интерес к духовности никогда не иссякнет. Циники будут посрамлены. Интерес к индийской культуре — это не мимолетный эпизод.

«Достижение богоподобия важнее всего, но еще у меня есть работа, я по-прежнему битл…

Мы должны работать, потому что теперь мы что-то можем. В нашем положении мы можем экспериментировать, что-то людям показывать. Можем метаться, пробовать новое — то, что другие не могут или не хотят. Например, наркотики. На обычной работе люди просто не могут себе позволить тратить столько времени на эксперименты.

Если бы Мик [Джаггер] загремел в тюрьму за то, что пыхал, лучшего кандидата трудно было бы сыскать. Куда хуже, если б такое случилось с бедняком, которого это совсем бы доконало. Когда ты богат и знаменит, с подобными вещами справляться легче.

Мы только сейчас по-настоящему взялись за кино. „Magical Mystery Tour“ — это ерунда. Но мы еще докажем, что все возможно. Кино может снимать кто угодно — не нужны ни инвесторы, ни компании, ни толпы техников, ни сценарий, вылизанный до последнего слова.

Будем сами снимать фильм-другой в год — не обязательно с нашим участием. Будем сдавать в аренду свои студии и персонал всем, кто захочет. И деньги одолжим. Если придется привлекать инвесторов, мы уж проследим, чтоб они ни на что не влияли.

Будем двигаться по спирали, снимать фильмы, пробовать новое. После фильмов займемся еще чем-нибудь. Не знаю чем. Когда мы взялись записывать пластинки, мы не подозревали, что будем снимать кино.

Все будет как теперь — мы всякий раз станем пробовать новое, делать еще шаг вперед. Потом умрем, продолжимся в новой жизни и там попробуем опять, чтобы с каждым разом получалось все лучше и лучше. Это жизнь. И это смерть.

Но что касается этой жизни, мы пока еще ничего не сделали».