30
«Битлз» и их музыка
Их музыка всегда находилась в движении. Время от времени казалось, что битлы ходят по кругу, но вскоре они вновь срывались с места и неслись вперед, осваивать новое. Невзирая ни на какой успех, им скучно повторять уже сделанное.
Но с каждым новым шагом им удавалось вплетать новое в традиционное, как с «Eleanor Rigby» и «Yellow Submarine» или «I Am the Walrus» и «Hello, Goodbye».
Любители искать четкие творческие этапы найдут у «Битлз» немало переломных моментов. Первый рок-н-ролльный этап закончился где-то весной 1964 года, после «Can’t Buy Me Love». Этап просто бит-группы завершился в августе 1965 года песней «Yesterday» и появлением новых инструментов. Серьезные эксперименты начались в августе 1966-го с последним треком на «Revolver» и продолжились в «Sergeant Pepper».
Объяснимы даже явные аномалии, вроде «All You Need Is Love». Песня появилась в середине 1967 года и на первый взгляд лучше вписывается в период 1963–1964 годов. Но тогда она не могла быть написана — это сатира, ребята смеялись над собой, а до этой стадии они добрались только к 1967 году.
Впрочем, оставим все это музыковедам — пусть они режут песни на кусочки и раскладывают по полочкам. И не только мистер Манн из лондонской «Таймс», который поэтапно описал всю карьеру «Битлз». Серьезная американская музыкальная критика «Битлз» составила бы целую книгу — наверняка эта книга уже существует.
Простейший способ посмотреть, как создавалась их музыка, — не анализ, а разделение их творчества на гастрольный и послегастрольный периоды.
Джон и Пол начали всерьез записываться в 1962 году — к тому времени они вместе сочиняли и играли свои песни шесть лет. До 1962 года они написали сотни песен — большинство сейчас забыты или потеряны. У Пола до сих пор хранится тетрадка — там этих песен полно, но они мало о чем говорят. Слова незатейливы — все те же «love me do» и «you know I love you». Музыка под стать словам — до-ре-ми. Как из этого получалась мелодия, в то время понимали только они. А теперь уже забыли.
Все эти «оригинальные произведения Леннона — Маккартни», записанные в тетрадке, объяснялись тщеславием либо неудовлетворенными профессиональными амбициями Пола. Битлы и так знали свои песни наизусть — они же сотни раз играли их в «Кэверн».
Записав на пластинку «Love Me Do» — очень давнюю, еще времен The Quarrymen и скиффла, — битлы могли вернуться и к другим своим старым песням, но не вернулись. К тому времени они этих песен написали столько, что им почти ничего не стоило сочинить новые.
В те дни Пол и Джон сочиняли вместе, в гостиницах или в дороге, играя на гитарах, — просто смотрели, что получается. «She Loves You» была написана в автобусе по пути в Йоркшир. Каждый пробовал свои аккорды, свои фрагменты, следуя ходу своей мысли, пока им не начинало нравиться то, что наигрывал другой. Тогда он вступал, они вместе развивали тему, затем другой пробовал свой вариант.
Сегодня они отрицают, что нарочно выбирали простые эмоциональные слова — «я», «мне», «ты». Просто так получалось. Они считают, в тексте «Love Me Do» философской глубины не меньше, чем, скажем, в «Eleanor Rigby».
Но в те дни их песни были проще. Да и сами «Битлз» были простыми ребятами и писали песни, которые можно весь вечер играть перед толпой орущих фанатов, вызывая простую же и мгновенную реакцию.
Песни сочинялись, обрабатывались и обкатывались на гастролях. Когда приходило время записываться в студии, битлы знали их досконально.
«Наше развитие застопорилось, — рассказывает Джордж, — потому что надо было постоянно выступать с одним и тем же репертуаром и все с теми же гитарами, басом и ударными. Приходилось держаться простейших инструментов… Долгое время мы не знали, что еще возможно. Мы были пацаны с севера, которых пустили поиграть в больших студиях EMI. Все записывалось наскоро, с первого раза, на одну дорожку, вот как „Love Me Do“. На сцене она у нас получалась в сто раз лучше, чем на пластинке».
Их первый альбом «Please Please Me» был записан за один день и обошелся в четыреста фунтов. «Sergeant Pepper» они писали четыре месяца, и стоил он двадцать пять тысяч.
Теперь, когда гастроли позади, их сессии очень длительны и ужасно сложны.
«Сейчас мы играем в студиях и больше нигде, — рассказывает Джордж. — Мы даже не представляем, что будем играть. Начинаем с нуля, все утрясаем прямо в студии — это адская работа. Например, Пол написал песню, пришел в студию, но песня только у него в голове. Ему очень трудно передать ее нам, а нам очень трудно ее воспринять. Мы что-то предлагаем, но ему может не понравиться, потому что в голове у него другое. Времени уходит уйма. Никто не знает песню, пока мы ее не запишем и не послушаем».
И никто не знает, как вообще они сочиняют музыку. Они сами не знают или не помнят, как и почему что-то написали. Допрашивать бесполезно — если песня не из последних, все уже ушло и забыто. Единственный способ — присутствовать на записи, но и тогда не видно, что у них в головах, — виден лишь результат.
«A Little Help From My Friends»
В марте 1967 года «Битлз» подбирались к финалу альбома «Sergeant Pepper». Они уже наполовину сочинили песню для Ринго — типично его песню, — которую начали записывать накануне.
В два часа дня Джон приехал к Полу в Сент-Джонс-Вуд. Они поднялись в студию Пола. Это узкая прямоугольная комната, забитая стереофонической аппаратурой и усилителями. На стене висит большой триптих Джейн Эшер, на полу — большое серебряное изваяние Паолоцци: камин с макушками далеков.
Джон играет на гитаре, Пол бренчит на рояле. Так проходит два часа. Оба словно в трансе, пока один не находит что-нибудь стоящее; другой тут же вылавливает находку из какофонии и пробует сам.
Мелодия у них родилась еще вчера: нежная переливчатая мелодия, а также название — «A Little Help From My Friends». Сейчас они ее шлифуют и придумывают к ней слова.
— Are you afraid when you turn out the light? — спел Джон.
Пол за ним повторил и кивнул. Джон сказал, что можно ту же идею использовать во всех куплетах, если придумается побольше вопросов такого типа.
— Do you believe in love at first sight, — пропел Джон. И остановился. — Нет. Слогов не хватает. Ты как думаешь? Разбить и вставить паузу? Будет лишний слог.
И он спел с паузой в середине:
— Do you believe — э — in love at first sight.
— Может, «do you believe in a love at first sight»? — спросил Пол.
Джон попробовал, согласился и допел еще строчку:
— Yes, I’m certain it happens all the time.
Потом оба пропели две строчки, заменяя недостающие на «ла-ла-ла». Кроме этих строк у них был только припев: «I’ll get by with a little help from my friends». Джон поймал себя на том, что поет «Would you believe», и решил, что так лучше.
Потом они поменяли строчки местами: «Would you believe in a love at first sight? / Yes, I’m certain it happens all the time», а затем: «Are you afraid when you turn out the light?» Вместо четвертой строчки оставалось «ла-ла-ла» — пока ничего не приходило в голову.
Дело шло к пяти вечера. Приехала Синтия, в солнечных очках, а с ней Терри Доран, старый ливерпульский друг битлов (и Брайана Эпстайна). Джон и Пол продолжали играть. Син вынула книгу в мягком переплете и углубилась в чтение. Терри достал журнал с гороскопами.
Пол и Джон без конца повторяли три строчки в поисках четвертой.
— Что рифмуется с «time»? — спросил Джон. — «Yes, I’m certain it happens all the time». Нужна рифма.
— Может, «I just feel fine»? — предложила Син.
— Нет, — возразил Джон. — Нельзя никакого «just». Оно ничего не значит. Это словесный мусор.
Джон пропел: «I know it’s mine», — но поощрения не заслужил. Строчка не клеилась к «Are you afraid when you turn out the light?». Кто-то заметил, что вышло неприлично.
Терри спросил, когда у меня день рождения. Я ответил, что 7 января. Пол прервался — а казалось, он занят песней и ничего вокруг не замечает, — и сказал: «Ха, у одного из наших ребят тоже». Он послушал, как Терри читает гороскоп, и опять забренчал на рояле.
Из бренчания неожиданно всплыла «Can’t Buy Me Love». Джон тут же присоединился, и они спели вместе, смеясь и перекрикивая друг друга. Пол перескочил на «Tequila». И они снова исполнили ее дуэтом, еще громче крича и смеясь. Терри и Син продолжали читать.
— Помнишь, в Германии? — сказал Джон. — Как мы орали все что ни попадя?
Они сыграли песню снова; на этот раз вместо пауз Джон выкрикивал все, что в голову взбредет. «Панталоны», «епископ Эдинбургский», «сиська», «Гитлер».
Вопли и дурачество прекратились так же внезапно, как начались. Оба спокойно вернулись к песне, над которой им полагалось работать.
— What do you see when you turn out the light? — пропел Джон, слегка изменив слова и выкинув «afraid». А потом следующую строку: — I can’t tell you, but I know it’s mine. — Чуть изменив слова, он добился своего.
Пол сказал «пойдет». Записал все четыре строки в нотную тетрадь на пюпитре рояля. Теперь у них были готовы первый куплет и припев. Пол встал и принялся бродить по комнате. К роялю сел Джон.
— Хочешь дивный торт из Бейсингстока? — спросил Пол, достав с полки кусок твердого как камень торта.
— Сойдет за десерт, — отозвался Джон.
Пол скривился. Терри и Син продолжали читать.
Пол взял в углу ситар и принялся его настраивать, велев Джону минутку помолчать. Джон застыл за роялем, невидящим взглядом уставившись в окно.
В переднем дворе над оградой виднелись глаза и лбы шести девушек. Потом силы их оставили, и девушки спрыгнули на тротуар за оградой. Затем появились снова и висели, пока не затекли руки. Джон пусто глядел в никуда сквозь стекла круглых очков. Потом заиграл на рояле гимн, на ходу сочиняя слова:
— Backs to the wall, if you want to see His Face.
Потом взвился и забарабанил бешеную питейную песню регбистов.
— Давай напишем песню для регбистов, а?
Но никто Джона не слушал.
Пол настроил ситар и наигрывал несколько нот, снова и снова. Потом опять встал, побродил по комнате. Джон взял ситар, но приноровиться не смог. Пол объяснил, что надо сесть на пол, скрестить ноги и упереть ситар в ступню, — Джордж всегда так делал. Сначала очень неудобно, но спустя пару столетий привыкаешь. Джон попробовал, но бросил это дело и прислонил ситар к стулу.
— Эй, — сказал он Терри, — так ты туда добрался?
— Да, купил вам три пальто, как у Джорджа.
— Здорово, — сказал Джон, крайне воодушевившись. — И где они?
— Я расплатился чеком, и мне отдадут их только завтра.
— Ну вот, — расстроился Джон. — А нельзя было сказать, для кого они? Надо было объяснить, что это для Годфри Уинна. Я хочу сейчас.
— Ничего с ними до завтра не случится, — вставил Пол. — Успокойся, завтра надо еще кое-что прикупить.
Пол опять взял гитару и запел очень медленную прекрасную песню о дураке, который сидит на холме. Джон молча слушал, все так же пусто глядя в окно, словно и не слушает вовсе. Пол спел несколько раз, заменяя на «ла-ла-ла» слова, которые не успел придумать. Когда закончил, Джон посоветовал записать слова, чтоб не забыть. Пол сказал, что ничего, и так не забудет. Он впервые сыграл эту песню Джону. На том дело и кончилось.
Было уже около семи — пора перебираться в студию EMI поблизости. Они решили позвонить Ринго и сказать, что его песня готова — хотя готова она не была — и что сегодня вечером они ее запишут. Джон взял телефонную трубку. Долго провозившись с телефоном, он обнаружил, что у Ринго занято.
— Если я буду держать трубку, он в конце концов подойдет?
— Нет, нужно повесить трубку, — ответил Пол.
«It’s Getting Better»
В один прекрасный — первый по-настоящему весенний — полдень Пол вышел погулять со своей собакой Мартой. Пол и Джон продолжали работу над «Sergeant Pepper», но Джон еще не приехал.
Пол запихнул Марту в «астон-мартин», сел рядом и попробовал завести машину, но она не заводилась. Он пару раз пнул автомобиль, надеясь, что поможет, но потом сдался и пересел в «мини-купер» с тонированными стеклами. Мотор взревел, привратник открыл черные ворота, и Пол лихо вылетел за ограду, застав врасплох фанатов. Пока они сообразили, что он выехал из дому, он уже был далеко.
Пол приехал на Примроуз-Хилл, припарковался и ушел, не заперев машину. Он их никогда не запирает.
Марта носилась вокруг, выглянуло солнце. Наконец-то весна, подумал Пол. И сказал себе: «It’s getting better».
Он имел в виду погоду, но над этой фразой улыбнулся: так говаривал Джимми Николс в Австралии, и они над ним посмеивались.
Однажды в турне по Австралии Ринго заболел и не мог играть, а Джимми Николс его подменял. Каждый раз, когда у Джимми спрашивали, как ему нравится турне и как он справляется, он неизменно отвечал: «Все лучше и лучше».
Когда в два часа Джон приехал писать новую песню, Пол предложил:
— Давай напишем песню «It’s Getting Better».
И они взялись за дело — пели, играли, импровизировали и валяли дурака. Когда наконец мелодия стала вырисовываться, Пол сказал:
— Нельзя не признать: все лучше и лучше.
— Ты сказал: «You’ve got to admit, it’s getting better»? — переспросил Джон.
После чего пропел и это. Так продолжалось до двух часов ночи. Приходили люди — кое-кому была назначена встреча. В ожидании они сидели и читали внизу или их отсылали прочь. Джон и Пол прервались разок, чтобы наскоро перекусить.
На следующий вечер они отправились в студию. Пол играл новую песню на рояле, вставляя «ла-ла-ла» или стуча в такт, чтобы остальные поняли, как должно звучать. Ринго и Джорджу понравилось, и Джорджу Мартину тоже.
Первым этапом их новой многодорожечной системы была запись сопровождения.
Они обсудили общий характер звучания и какие инструменты использовать. Заодно поболтали и о многом другом. Когда им становилось скучно, они расходились по углам и играли поодиночке на любом инструменте, какой подворачивался под руку. После чьей-то сессии в углу осталось электронное фортепиано. Кто-то на нем побренчал, и решено было использовать и его.
Ринго сел за установку и сыграл вроде бы подходящий бит — Пол ему пел. Стоял ужасный шум, и Полу приходилось кричать Ринго в ухо.
За два часа перепробовав такое и сякое сопровождение, они кое-что подобрали. Джордж Мартин и двое ассистентов, которые все это время сидели и ждали, ушли в звуконепроницаемую стеклянную аппаратную, сели там и стали ждать дальше, когда «Битлз» начнут работать всерьез.
Нил и Мэл расставили в углу инструменты и микрофоны, и четверка наконец заиграла «It’s Getting Better». Слегка растерянный Ринго сидел чуть в стороне среди барабанов. Трое других склонились к одному микрофону.
Они спели песню раз десять. В звуконепроницаемой аппаратной записывалась только музыка, без вокала. Время от времени Пол предлагал: «Еще раз, давайте вот так», или «Давайте немного уберем басы», или «Прибавим ударные». К полуночи они записали сопровождение.
На следующий день Джон и Джордж собрались у Пола. Ринго не пришел. Записывался вокал — участие Ринго не требовалось. В доме был и Айвен Вон, друг детства Джона и Пола. В половине восьмого все пошли в EMI, где их ждал гостеприимный хозяин — все понимающий Джордж Мартин — и все было готово к записи.
Вчерашнюю запись сопровождения к «It’s Getting Better» прокручивали снова и снова. Джордж Харрисон и Айвен отошли в угол поболтать, а Джон и Пол внимательно слушали. Пол объяснял технику, где что подкрутить, что он хочет услышать, как это сделать и какие фрагменты ему больше всего понравились. Джордж Мартин наблюдал, иногда что-нибудь советуя. Джон витал в облаках.
Прибыл музыкальный издатель Дик Джеймс, в пальто из верблюжьей шерсти. Страшно веселый и оживленный, со всеми поздоровался. Пошутил, что слухи, будто EMI покупает Northern Songs, явно преувеличены.
Послушал сопровождение к «It’s Getting Better», но остался бесстрастен. Потом они поставили ему другую песню — о девушке, покидающей отчий дом. Джордж Мартин признался, что чуть на ней не расплакался. Дик Джеймс послушал и сказал, что да, очень хорошо. Ему бы пригодилось еще что-нибудь в таком духе. «Что, чокнутые штуки тебе не нравятся?» — «Нет-нет, — ответил Дик Джеймс, — я вовсе не то имел в виду». И уехал.
Они прослушали сопровождение к «It’s Getting Better» уже примерно в сотый раз, но Пол все не мог успокоиться. Надо звать Ринго и сыграть заново. Кто-то пошел звонить Ринго.
Приехал Питер Браун. Он только что вернулся из Америки. Привез американских битловских пластинок, и все тут же на них накинулись. Поставили Питеру «She’s Leaving Home» и еще несколько уже записанных песен с «Sergeant Pepper». Потом поставили музыку к «It’s Getting Better». Пока музыка играла, Пол поговорил с техником, велел ему опять смикшировать иначе. Тот смикшировал, и Пол сказал, что получилось намного лучше. Это пойдет. Ринго звать ни к чему.
«А мы только что заказали бутерброд с Ринго», — сказал Джон. Но Ринго успели перезвонить, а студия стала готовиться к записи вокальной дорожки. Нил все устраивал, Мэл тем временем притащил чай и апельсиновый сок на подносе. Пока Пол играл с найденным в углу звуковым генератором, чай остыл. Балуясь с переключателями, Пол извлек из генератора шесть разных шумов. Сказал одному из звукоинженеров, что, если бы выпускали звуковые генераторы со строго разделенными звучаниями, получился бы новый электронный инструмент.
Наконец они были готовы. Склонившись втроем к микрофону, они пели «It’s Getting Better», а в аппаратной Джордж Мартин и два ассистента записывали. Битлы не играли, только пели, через наушники слушая записанное вчера сопровождение.
А в студии звучали только их голоса, без всякого аккомпанемента и электричества. Получалось фальшиво и невыразительно.
Они спели песню раза четыре, а потом Джон сказал, что неважно себя чувствует. Надо воздухом подышать. Кто-то пошел открыть служебный вход. Снаружи раздались грохот и громкие вопли. Дверь слегка поддалась под натиском фанатов, которым каким-то чудом удалось проникнуть в здание.
Спустившись из аппаратной, Джордж Мартин посоветовал Джону подышать воздухом на крыше и не выходить на улицу.
— Как там Джон? — спросил Пол в микрофон у Джорджа Мартина, когда тот вернулся в аппаратную.
— Смотрит на звезды, — ответил Джордж Мартин.
— На Винса Хилла? — переспросил Пол. И они с Джорджем, хохоча, запели «Edelweiss». Вскоре Джон вернулся.
В углу сидели Мэл, Нил и Айвен — они были без наушников и шуток не слышали. Они допили чай. Айвен писал письмо матери. Нил записывал что-то в дневник. Дневник он вел всего две недели. Жалел, что не начал пять лет назад.
Приехал некий Норман, в лиловой рубашке. Когда-то он был одним из битловских звукоинженеров, а теперь у него была своя группа. Группа называлась «Пинк Флойд». Он очень вежливо спросил у Джорджа Мартина, нельзя ли его ребятам заскочить и посмотреть, как работают «Битлз». Джордж улыбнулся, но ничего толкового не ответил. Норман сказал, что, наверное, стоит попросить о таком одолжении лично у Джона. Джордж Мартин ответил, что не надо, не поможет. Но если Норман с ребятами зайдут часов в одиннадцать, он, вероятно, сможет им чем-нибудь помочь.
Они и впрямь забежали около одиннадцати и робко поздоровались. «Битлз» в который раз записывали вокал к «It’s Getting Better». К двум часам хотя бы записали версию, от которой их не воротило.
«Magical Mystery Tour»
Мелодию и слова «It’s Getting Better» битлы сочинили до того, как пришли в студию. Но когда в один прекрасный день они явились в EMI в половине восьмого вечера записывать песню «Magical Mystery Tour», у них за душой были только название и пара тактов.
Как обычно, у входа толпились фанаты. Они не вопили. Стояли тихонько, смиренно, точно скромные подданные, покоренные присутствием кумиров. Когда битлы входили, одна девушка застенчиво протянула Джорджу значок «Джорджа — в премьер-министры».
— Зачем бы Полу Маккартни голосовать за тебя? — спросил Джорджа Джон.
Пол сыграл вступительные такты «Magical Mystery Tour» на рояле — показал, как это должно выглядеть. Он оживленно размахивал руками и кричал: «Следующий кадр!», «Следующий кадр!» — в смысле, должно быть похоже на рекламу. Джон пришел в оранжевом кардигане, лиловых бархатных брюках и с шотландской меховой сумкой. Из сумки достал сигарету, закурил. Кто-то крикнул, что Джону звонит Энтони.
Они все склонились над роялем, пока Пол играл раз за разом вступление. Пол велел Мэлу составить порядок записи песни. Очень медленно, школьным почерком Мэл записал название и приготовился записывать инструкции. Пол сказал: трубы, да, в начале нужны трубы, такие как бы фанфары под текст «Roll Up, Roll Up for the Magical Mystery Tour». И пускай Мэл эту строчку тоже запишет, а то у них больше никакого текста нет. Пол велел записать первые три аккорда — D, A, E. Мэл мусолил карандаш в ожидании дальнейших указаний, но таковых не последовало.
Затем установили инструменты и приготовились записывать сопровождение, — как обычно, битлы начинали с этого. Вернулся Джон и спросил Мэла, не связался ли он еще с Терри. Мэл ответил, что не дозвонился. Джон возразил, что работа Мэла — дозваниваться. Давай звони, пока не дозвонишься.
Запись первой звуковой дорожки заняла пару часов. Затем Пол поднялся к Джорджу Мартину в аппаратную. И там вновь и вновь прослушивал, что получилось.
Пока Пол наверху командовал техниками, Джордж в студии вынул из дубленой жилетки коробку с карандашами и стал рисовать. Ринго, с сигаретой в зубах, смотрел в одну точку и выглядел очень несчастным — его нормальное выражение лица, когда он молчит. Джон сидел за роялем — то тихонько что-то наигрывал, то вскакивал и изображал паралитика, то бренчал пошлые шлягеры. Никто не обращал на него внимания. Он злодейски улыбался сам себе, щурясь сквозь очки, точно японский гном. Нил читал кипу Occult Weekly, которую они все успели полистать. Мэл куда-то исчез.
Пол наконец остался доволен звучанием первой дорожки. Спустился из аппаратной и сказал, что теперь можно к ней добавить еще кое-что.
Появился Мэл с большим коричневым пакетом носков — все сплошь разноцветные. Сначала Мэл вручил пакет Джону. Тот схватил пакет в невероятном восторге. Выбрал несколько пар оранжевых махровых носков. Пакет пошел по кругу, и каждый выбрал себе что-нибудь. Накануне вечером Джон мимоходом сказал Мэлу: «Носки, Мэл».
Когда все обзавелись носками, Пол спросил Мэла, нашел ли тот стоящие рекламные плакаты для таинственного путешествия. Мэл ответил, что обошел все автобусные станции, но ничего не нашел.
Они надеялись, что настоящие плакаты подкинут им какие-нибудь идеи для текста песни. Теперь все опять стали придумывать еще хоть какие-нибудь слова помимо «Roll Up, Roll Up…».
Битлы выкрикивали идеи, Мэл аккуратно записывал. «Заказ билетов», «приглашение», «путешествие всей жизни», «удовольствие гарантируется». Вскоре им надоело. Они решили спеть, что в голову придет, и посмотреть, что получится. Так они и поступили.
Когда закончили, Пол сказал, что в следующей звуковой дорожке он добавит басов. Надел наушники, чтобы послушать то, что уже записали, и нацепил бас-гитару. После чего объявил, что надо добавить еще инструментов. Все, кто был, — Пол, Ринго, Джон, Джордж, Нил и Мэл — похватали все, что валялось в студии: маракасы, колокольчики, тамбурины. Джордж Мартин ни на чем не играл, хотя на битловских пластинках за этим замечен. Все надели наушники и принялись звенеть и бренчать под музыку.
К двум часам ночи они записали основную дорожку и наложили на нее басы, всякие крики и бессвязные слова, а также кое-какую перкуссию. После чего «Magical Mystery Tour» была забыта на полгода.
Создается впечатление, будто «Битлз» записывали свою музыку в полнейшем хаосе. Это, конечно, очень затратный метод проб и ошибок — сочинять на ходу. Было время, когда их песни записывались одним махом, на одной, максимум двух дорожках. Сейчас обычно запись идет на четырех — битлы постоянно добавляют новые инструменты или эффекты. А когда привлекается оркестр из сорока инструментов, как в «A Day in the Life», расходы просто колоссальные.
Если слушать записи поэтапно, после прослушивания первых двух дорожек трудно понять, чего еще они добиваются, — песня же вроде закончена? Зачастую окончательная многослойная версия как будто поглощает изначальную простую мелодию. Но они понимают, когда что-то не так, даже если не могут объяснить словами. Их самоотдача впечатляет — над одной песней они могут трудиться до изнеможения часов по десять подряд.
Зачинщиком обычно выступает Пол. В основном потому, что кто-то должен сказать: вышло нехорошо, пробуем снова. Все это сознают. Но кто-то должен и озвучивать инструкции. У Пола это выходит лучше всего — он же по сей день весь такой рьяный. Однако в серьезных вопросах право голоса имеют все. Если песню написал Джон, главным образом он и режиссирует; то же касается и Джорджа. Джордж всегда полностью отвечает за свои песни.
Процесс записи происходит примерно по вышеописанному шаблону. Но нет никакого шаблона в написании, в создании песен. Это может происходить как угодно.
«Последние четыре песни альбома — обычно чистая пахота, — признается Пол. — Если нужно еще четыре песни, придется сесть и сочинить. Они не обязательно хуже тех, которые написаны по вдохновению. Нередко они даже лучше, потому что мы уже некоторое время записываем альбом и понимаем, каких песен хотим».
Около трети их песен так и написано — в силу необходимости, когда нет времени ждать вдохновения. Джон и Пол могут придумывать эти пахотные песни поодиночке, но в основном сочиняют вместе, с двух часов дня, давая себе сутки на доведение песни до ума.
Остальные песни порождены вдохновением — хотя бы крохотной искрой. Но даже если их вдруг осенит идея, они редко тут же садятся и принимаются над ней работать. Чаще всего откладывают, хранят ее где-то на задворках сознания, пока не понадобится. Даже работая над альбомом, приносят неоконченные песни друг другу или прямо в студию. Лень тут играет не последнюю роль. Они хотят, чтоб остальные помогли.
Песня «Eleanor Rigby» пришла к Полу, когда он смотрел на витрину в Бристоле. Ему понравилось имя — Дейзи Хокинс. Пол мысленно им жонглировал, в имени проступил ритм, затем оно превратилось в «Элинор Ригби». Мелодию Пол придумал, но к моменту записи не закончил текст. Последний куплет сочиняли все вместе в последнюю минуту.
Они вспомнили только одну песню, которая родилась целиком и была записана без изменений, — «Nowhere Man» Джона. Он не особенно ею гордится.
«Я сидел, сочинял песню и подумал вдруг, что вот сижу я здесь, ничего не делаю, никуда не движусь. Дальше все было просто. Песня написалась сама. Хотя нет, я сейчас вспомнил: я тогда вообще бросил думать. Ничего не выходило. Я взбесился, решил прилечь, плюнул на все. И тут подумал, что я — Человек Ниоткуда, который сидит нигде».
Очень редко вдохновение приходит просто из воздуха. Но многое дарит окружение — прошлое (как в «Penny Lane») или настоящее («Lovely Rita»). Джон, ища идеи для песен, нередко черпает их из актуальных медиа.
«„Mr. Kite“ я просто-напросто спер. Искал песню, и весь текст прямо посмотрел мне в лицо… Это со старого плаката — я его купил в антикварной лавке. Мы ездили в Саррей, что ли, снимали ролик для „Strawberry Fields Forever“. В перерыв я зашел в лавку и там купил плакат: реклама варьете, гвоздь программы — мистер Кайт… Там также сообщалось, что выступят Хендерсоны, которые раньше выступали на ярмарке Пабло Фанка. Обещали лошадей, прыжки через горящий обруч. И коня Генри. Оркестр начинал без десяти шесть. И все это в Бишопсгейте. Вот афиша, смотри. Бенефис мистера Кайта. Я почти ни слова не сочинил, только склеил списки. Буквально, слово в слово… Я этим не очень гордился. Вообще-то, это не работа. Все на автомате, потому что нам тогда срочно нужна была новая песня для „Sergeant Pepper“».
Почти на таком же заимствованном вдохновении была написана и «A Day in the Life» — лучшая, по мнению многих, песня с альбома «Sergeant Pepper».
Песню Би-би-си запретило на том основании, что там якобы упоминаются наркотики («I’d love to turn you on»). Даже самому Джону эта песня нравится.
Большинство слов в первой части — в куплетах, начинающихся с «I read the news today, oh boy», — взяты из настоящих новостей, которые Джон читал в тот день, когда писал песню.
«Я писал, и передо мной на рояле лежала „Дейли мейл“. Я ее открыл на „Кратких новостях“ — или „Далеко и близко“, как они называются? И там был абзац про то, что в Блэкбёрне, Ланкашир, обнаружено четыре тысячи ям. Когда мы стали записываться, в том куплете не хватало одного слова. Я знал, что строчка должна быть: „Now they know how many holes it takes to… что-то… Albert Hall“. Куплет абсурдистский, но почему-то никак не приходил на ум глагол. Какая связь между дырками и Альберт-Холлом? А Терри сказал „fill“ — влезет в Альберт-Холл. И сложилось. Наверное, я это слово и искал, но не мог нащупать. Другие необязательно подсказывают — они просто говорят слово, которое ты и так искал».
О фильме, упомянутом в песне, газета не писала — это отсылка к фильму, в котором только что снялся Джон, «Как я выиграл войну». Речь в нем о победе английской армии в войне. Фильм был снят по роману.
«The lucky man who made the grade» косвенно отсылал к другу Джона и остальных битлов Таре Брауну, погибшему в автокатастрофе. Особенно с Тарой дружил Майкл Маккартни. В тот день в газете сообщалось о гибели Тары.
«Я не описывал аварию точно. У Тары все нормально было с мозгами. Но я думал про это, когда писал куплет. И Тара не был в палате лордов, но он сын лорда Оранмора и Брауна, из рода Гиннессов, — а это практически пэр».
Слова «Goodmorning, Goodmorning» пришли из телевизионной рекламы хлопьев. «Я часто фоном включаю телевизор, когда сажусь за фортепиано писать песни. Когда я не в настроении и мало что могу из себя выжать, до меня долетают слова из телевизора. „Goodmorning, Goodmorning“ я так и услышал».
Очень часто песня рождается из ритма, в который потом вставляются слова, — первоначальные три-четыре ноты повторяются и развиваются в уме либо за роялем.
Однажды дома в Уэйбридже Джон услышал где-то вдалеке полицейскую сирену. Две ноты, верхняя и нижняя, раз за разом, — примитивные завывания. Ритм застрял у него в голове, и он стал обыгрывать его, подбирая слова.
«Mis-ter, Ci-ty, p’lice-man, sit-tin, pre-tty».
Он слегка переставил слова — «Sitting pretty, like a policeman», — но дальше у него не пошло. Он сказал, из этого вырастет песня, но прямо сейчас ею заниматься ни к чему. Можно вытащить ее в следующий раз, когда понадобится. «Я записал на какой-то бумажке. Я всегда боюсь, что забуду, и поэтому записываю, но не забываю».
В тот же день он записал еще несколько слов, совершенно нелепых, просто под ритм.
«Sitting on a cornflake, waiting for the man to come». Мне послышалось, он сказал «van» вместо «man», — я ошибся, но так ему понравилось больше, и он сказал, что использует «van».
У него в голове была еще одна мелодия. Она возникла из фразы «sitting in an English country garden». Так Джон проводит минимум два часа каждый день — сидит на крыльце под окном своего дома и смотрит в сад. На сей раз, думая о том, как он это делает, он повторял фразу, пока не родилась мелодия.
«Я не знаю, во что это выльется. Может, это будут части одной песни — „sitting in an English country garden, waiting for the van to come“. Я не знаю».
Так и получилось. Он составил фрагменты вместе, и вышел «I Am the Walrus». Фоном слышна полицейская сирена, которая первой Джона и вдохновила. И такое происходит сплошь и рядом. Бессвязные обрывки склеиваются в одно, когда Джону пора освободить голову и найти новую песню.
Джона в основном заводят ритмы, но теперь он все чаще кладет на музыку свои стихи или просто беспорядочные мысли. У Пола обычно все начинается с мелодии. Однажды Джон проснулся в семь утра и больше не смог заснуть. В голове у него крутились слова «pools of sorrow, waves of joy». Он встал и записал их, а потом и еще строк десять, которые в итоге превратились в «Across the Universe». В этой первой утренней версии, когда он понимал, что записывает небрежные пошлые фразы, просто чтобы перейти к следующей строке, почерк у него хуже, еще неразборчивее — от смущения, что строки, которые ему самому не нравятся, кто-нибудь увидит. Так он поступал со своими стихами в детстве или в письмах к Стю — пытался спрятать собственную сентиментальность от Мими или еще от какого читателя.
В итоге песня ему не понравилась. Он сказал, в голове звучало иначе. Когда битлы в апреле 1968-го вернулись из Индии, Джон решил снова ее записать — его посетили свежие идеи.
Когда Джон обсуждает свои песни с Джорджем Мартином, только и слышишь всякие «вж-жик» и «бау-бау-бау» — он пытается передать, что звучит у него в голове. И он не так решителен, как Пол, — во всяком случае, так кажется: когда другие прослушали трек, он спрашивает их мнения. Пол склонен без обиняков говорить: давайте еще раз.
«Hey Bulldog» — тоже песня Джона, которая началась с набора слов, которые потом положили на музыку. В смысле записи это, пожалуй, их самая шустрая послегастрольная песня. Записали ее в феврале 1968-го, практически за день, с начала до конца. Как-то в воскресенье битлы пришли в студию — надо было сняться для трехминутного рекламного ролика «Lady Madonna», песни Пола с первой стороны сингла, который выходил в марте.
«Пол сказал, раз уж мы в студии, нечего тратить время зря, надо по правде записать песню. Может, я что-нибудь сварганю? А у меня как раз дома были какие-то слова — ну, я и принес». Текст закончили в студии, при участии Нила и прочих. Джон им приблизительно объяснил, как он эту песню слышит, и они все скопом сочинили сопровождение — разобрали инструменты и играли, а киношники тем временем снимали свое кино.
Слова поменялись прямо на ходу: Пол не разобрал почерк Джона. Написано было «measured out in news», а вышло «measured out in you», и оба решили, что так лучше. Когда они приступили к записи, никакого бульдога в тексте вообще не было. Упоминалась «bullfrog», и Пол в шутку залаял, стараясь рассмешить Джона. Лай они оставили в песне и сменили название. Джон сказал, что собака отлично вписалась. Может, это такая собака, которая тявкает не затыкаясь, достает тебя, тащит куда-то, прямо как девчонка в песне. Затем он запел с ланкаширским акцентом, бренча на ситаре, как Джордж Формби, но это в песню вставить не удалось.
Джон в основном сочиняет за фортепиано, часами перебирая клавиши, — мысли блуждают в некоем трансе, а пальцы понемножку нащупывают мелодию. «У меня тут еще кое-что есть — слова, которые я, кажется, урвал из какой-то рекламы: „Cry baby cry, make your mother buy“. Я все наигрывал их на фортепиано. Сейчас бросил. Если сильно захочу, они вернутся. Это правда, из-за фортепиано я встаю как после транса. Иногда знаю, что какие-то штуки упустил, но я бы их поймал, если б хотел».
Пол чаще работает над песней целиком, чем над фрагментами. Но нередко его песни так и остаются неоконченными. А даже если окончены, порой так и валяются без дела. «When I’m Sixty-Four» (возраст — в честь отца Пола) была написана еще во времена «Кэверн», а потом опять всплыла, и битлы сочли, что она идеально подойдет для «Sergeant Pepper».
Иногда, если у обоих есть незаконченные песни, они сплавляют их в одну. Классический пример — «A Day in the Life».
«Я написал первую часть, дал послушать Полу. Теперь, говорю, нам надо середину. А давай, говорит, так: „Woke up, fell out of bed, dragged a comb across my head“. Это была песня, которую он сам написал, не зная, над чем работаю я. Ага, говорю, в самый раз… Потом мы решили, что нам нужна связка, нарастающий шум, который вернет нас к началу. Мы хотели хорошую концовку, и надо было придумать, какое там подойдет сопровождение и инструменты. Как и все наши песни, не получается ничего цельного до самого конца. Они по ходу дела постоянно развиваются… Часто так бывает, что я придумываю музыкальное сопровождение сразу, но оно не подходит. Когда записывали „Tomorrow Never Knows“, мне представлялось, что там фоном должны распевать тысячи монахов. Это, конечно, неосуществимо, и мы сделали иначе. Надо было мне поближе подобраться к этой идее с поющими монахами. Я теперь понимаю, что этого песне и не хватает».
Длительная поездка в Индию к Махариши весной 1968-го подарила им идеальную среду для сочинения песен — и вовсе не индийских. Странная чуждая обстановка Гамбурга вызвала к жизни их ливерпульское звучание. (Маршал Маклюэн, полагающий себя специалистом по «Битлз», утверждает, будто это доказывает его теорию о том, что, когда новая среда охватывает старую среду, эта старая среда становится формой искусства.) Индия подействовала на них схожим манером, во всяком случае на Пола: она вернула его к сильным детским впечатлениям, голливудским мюзиклам и вестернам.
Так или иначе, возвратившись в Англию, Джон и Пол написали по шесть-семь песен — хватало на новый альбом. Они даже придумали формат: альбом будет состоять из песен несуществующего мюзикла. Называться он должен был «Doll’s House», где «Долл» — девичье имя, а дом ее — обитель наслаждений, в которой собираются все действующие лица этого фиктивного мюзикла. Но выяснилось, что названием «Doll’s House» уже воспользовались до них.
Пол, вернувшись, играл свои песни (под «ла-ла-ла» Джейн) всем друзьям, которые к нему заходили, особенно когда они норовили поведать ему сагу обо всем, что пошло коту под хвост, пока его не было: «Нет-нет, не рассказывай, лучше послушай». Затем он приступил к песне про Rocky Racoon, который вселился в номер и нашел там только Гидеонову Библию. На рифме «Bible» и «rival» Пол покаянно кривился. Еще он написал песню про мусор на свалке. Посреди строки про «broken hearted jubilee mug» он прервался и сказал, что «jubilee» ужасно приятно петь, правда? Еще у него была песня про девушку, которая сидит вдалеке под красным зонтиком. Там было несколько слов, но в основном «ла-ла». Больше всего Полу нравилось исполнять всем подряд композицию под американский псевдофолк о том, как шикарно опять вернуться в СССР. На припеве он изображал The Beach Boys. Его брат Майк сказал: может, самих The Beach Boys на припев пригласить? Но Пол сказал «нет». Ему еще оставалось заполнить в этих песнях немало лакун, но, исполняя их перед кем-то, он не просил советов, как Джон, и даже не выпендривался. Он просто делился радостью от зарождения новых песен — пока не закончил их и не забыл навеки.
Джону, Полу и Джорджу нелегко воспроизвести то, что вроде бы звучит у них в головах, но Джорджу Мартину приходится попотеть больше всех. Они вываливают на него куски фонограммы, которые порой невозможно увязать, или ставят перед ним неразрешимые задачи, отнимающие не один час работы. На съемках «Magical Mystery Tour» они решили, что можно снять павильон «Студий Шеппертона», предупредив об этом за неделю; теперь им вдруг на завтрашний вечер занадобился оркестр из сорока человек. И ожидается, что Джордж Мартин раздобудет им оркестр.
Джордж Мартин иногда посмеивается над недостатком их музыкального образования. «Они хотят, чтобы скрипка взяла фа малой октавы, а скрипки, сами понимаете, так не умеют».
Однако он одобряет их способ наложения звуковых дорожек для получения нужного звучания. В звукозаписи ему всегда нравилась электроника, еще с тех времен, когда он записывал разные смешные шумы для Питера Селлерса. По оценкам Джорджа, битлам зачастую не помешали бы не четыре, а шестьдесят четыре дорожки, чтобы вместить все звуки, каких им хочется.
«Однажды я видел фильм о Пикассо за работой. Он начинает с основной идеи, а потом ее дополняет. Ключевой замысел остается, но видоизменяется, потому что он много всего добавляет поверх. А иногда изначальная идея просто исчезает».
Сложности возникают, когда надо не просто добавлять что-нибудь на записанную дорожку, а сопрягать фрагменты двух дорожек. Одной из самых сложных в техническом плане была «Strawberry Fields». «Битлз», как всегда, записали свои дорожки, а потом Джон, прослушав их дома, решил, что всё нужно переделать.
«Он хотел, чтобы песня была нежной и мечтательной, — вспоминает Джордж Мартин, — а получилось, сказал он, слишком сумбурно. Попросил новую партию струнных. Я написал новую партитуру, мы ее записали. А ему опять не понравилось. Все равно не то. Теперь он захотел соединить первую часть ранней записи со второй частью новой. Нельзя ли их совместить? Я сказал, что это невозможно. Они в разных тональностях и в разном темпе».
Джордж Мартин бился над решением этой задачи, чтобы не записывать все заново, и заметил, что, если ускорить первую часть на пять процентов, она совпадает со второй не только по скорости, но и по тональности. Ему ненароком и без лишних сложностей удалось их соединить.
Когда битлам говорили, будто что-то невозможно, они это пропускали мимо ушей. И ни капли не переживали, если Джордж сообщал, что их новые идеи — на самом деле старье. Под конец «She Loves You» они родили идею — им казалось, новую: спеть последнее «yeh yeh» с добавленной секстой. «Я им сказал, что это пошлость. Гленн Миллер так делал двадцать лет назад. Они сказали: „Ну и что? Мы так хотим“».
Свою работу с битлами Джордж Мартин разделяет на два этапа. «Поначалу они ужасно во мне нуждались. Они ничего не знали и целиком полагались на меня — это я должен был воспроизводить их звучание, этот оглушительный звук, с которым они выступали в „Кэверн“ и которого никто еще не записывал. Клифф с The Shadows и им подобные играли тихо-смирно… Второй этап — это сейчас, когда они знают, что хотят записать, но предоставляют мне аранжировку. А в промежутке я превратился из великого звукорежиссера перед четырьмя пацанами из Ливерпуля в нынешнего себя, который цепляется за остатки былого звукорежиссерского могущества».
Джордж Мартин надеется, что это отчасти шутка. Он и «Битлз» вообще любят друг над другом подшучивать. Битлы его слегка подкалывают. Его в свою очередь забавляют их простодушие и наивность. Он боится, что эти свойства однажды заведут битлов слишком далеко — не в музыке, а, например, в кино, где они не захотят слушать советы опытных людей. Он считает, с телефильмом они слишком замахнулись. И судя по отзывам британских критиков, он прав.
По мнению Джорджа Мартина, самый выраженный многогранный музыкальный талант — у Пола, который умеет практически довести мелодию до ума. «Он из них двоих — Роджерс и Харт. У него бывают прекрасные поделки. Вряд ли он сильно этим гордится. Вечно старается сделать лучше, сравняться с Джоном талантом к слову. Познакомившись с Джоном, Пол стал добиваться более глубоких текстов. Если бы не Джон, сомневаюсь, что Пол написал бы „Eleanor Rigby“… Полу нужна аудитория, а Джону нет. Джон очень ленив, а Пол наоборот. Если бы не Пол, Джон все бросал бы на полпути. Джон пишет для забавы. Ему хватило бы играть свои песни для Син. А Пол любит зрителей… У Джона очень любопытное представление о музыке. Однажды я поставил ему „Дафниса и Хлою“ Равеля. И он признался, что не понимает, потому что мелодические линии слишком длинные. Сказал, что для него писать музыку — это придумывать фрагменты, а потом их соединять».
И у Пола, и у Джона есть природный музыкальный талант и оригинальность, но выражаются они по-разному. Пол сочиняет легкую приятную музыку — «Michelle», «Yesterday», — а у Джона музыка агрессивнее, не так ровна — скажем, «I Am the Walrus». Отчасти это диктуется характером. Задолго до того, как они стали писать музыку, Джон был агрессивнее и грубее, а Пол мягче и гибче.
Но наверное, удивительнее всего в этом композиторском дуэте то, что после десяти с лишним лет тесного сотрудничества оба сохранили яркую индивидуальность. У каждого свой уникальный облик.
Мало того, у обоих индивидуальность за эти годы стала только ярче. В рок-н-ролльный период их песни были очень похожи, но после «Yesterday» песню Пола не так уж трудно отличить от песни Джона. Друг на друга они влияли: Пола подстегивало желание лучше писать тексты, Джона подгоняла рьяность и самоотверженность Пола. Но они все равно очень разные.
Их музыку постоянно анализировали, восхваляли и интерпретировали — с самого начала, с 1963 года, когда музыкальный критик «Таймс» восторгался их «пандиатоническими кластерами». Считается, что на них самих повлияло все на свете, от негритянского блюза до венгерских танцев.
Едва стало известно, что они употребляют вещества, в песнях тут же стали выискивать всевозможные наркотические аллюзии. Утверждалось, что даже слово «help» в песне для Ринго «A Little Help From My Friends» обозначает марихуану. И что в названии «Lucy in the Sky with Diamonds» зашифрована ЛСД, хотя это чистое совпадение. Сын Джона Джулиан нарисовал картинку — его одноклассница Люси в небе. В Америке под фразой из песни «meeting a man from the motor trade» понимали подпольного акушера.
Они, конечно, используют наркотический сленг, но не так часто, как многим кажется. Как ни странно, несколько сознательных сленговых непристойностей прошли незамеченными. В «Penny Lane», например, выражение «finger pie» — старая ливерпульская похабщина: так ливерпульские парни говорят о ливерпульских девчонках.
Все эти интерпретации «Битлз» страшно веселят. Джон нарочно оставил словесные игры и абсурдный поток сознания в «I Am the Walrus», понимая, что куча народу станет анализировать эту белиберду.
Но битлов не волнует, правда ли они величайшие авторы песен в современном мире и даже лучше Шуберта. Они никогда не обсуждают, не пытаются оценить свою музыку. Если их прижать к стенке, Пол просто отвечает, что музыка у них неизбежно все лучше и лучше.
«Мы каждый раз хотим что-то сделать по-новому. После „Please Please Me“ мы решили, что в следующей песне нужно сделать как-то иначе. Развлеклись эдак, надоело — стали придумывать, как еще развлечься… А зачем нам оглядываться назад? Это глупо. Это как из серых костюмов всю жизнь не вылезать… Наверное, всем бы так хотелось — в любой работе всякий раз пытаться что-то сделать по-новому. Мы так делаем, потому что для нас это хобби, вот и все. Мы не напрягаемся, и нам всегда по кайфу».
Джордж считает, что в их репертуаре пока не так уж много песен, о которых стоило бы разговаривать (о том, как он пишет песни сам, мы поговорим ниже).
Но время от времени Джордж тоскует по старым временам. «Я все чаще думаю: было бы здорово опять вместе поиграть. Мы этого не делали с тех пор, как бросили гастролировать. Может, однажды арендуем студию и просто поиграем для себя».
«У нас неплохие песни, — комментирует Джон, — но ничего особо выдающегося. Когда их ставят по радио, меня они не трогают. Я даже не вслушиваюсь. Наверное, если б их ругали, говорили, что они никуда не годятся, я бы тогда как-то на них отзывался».
Свои пластинки битлы никогда не слушают — ну, разве что когда готовятся записывать новый альбом. Тогда могут поставить предыдущий — посмотреть, докуда добрались в прошлый раз. Ни один из них своих песен не поет — ни до записи, ни после. Разражаясь, скажем, припевом из «She Loves You», Джон и остальные словно насмехаются над чужим шлягером.
«Мы их заслушали до дыр, пока записывали, — говорит Джон. — Когда песня закончена, уже все равно.
Мне отчетливо неприятно слышать фрагменты, которые не удались. В „Lucy in the Sky“ мне кое-что не нравится. В „Mr. Kite“ не везде удалось звучание. „A Day in the Life“ хорошо получилась, хотя, когда мы записывались, я ожидал гораздо большего. Наверное, можно было поработать над ней посерьезнее. Но меня никакими пинками не заставишь опять за нее взяться.
Я не считаю, что наши старые песни сильно отличаются от новых, как все вечно твердят. Слова другие — ну так они и сделаны иначе. А мелодии почти такие же.
Видимо, я к нашей музыке так равнодушен потому, что другие воспринимают ее слишком всерьез. В некотором роде приятно, но в основном бесит.
Хорошо, когда людям наша музыка нравится, но когда они начинают ее „ценить“, находить там какие-то глубины, раздувать из нее неизвестно что — тогда это все дерьмо. Очередное доказательство, что мы не ошибались по поводу так называемого искусства. Это куча дерьма, и больше ничего. Мы терпеть не могли весь этот бред, который несут про Бетховена и балет, теша себя мыслью, будто это все важно. Теперь и до нас добрались. А это все ерунда. Стоит нескольким людям завестись, они давай врать себе, будто это важно. И все превращается в одно большое вранье.
И мы тоже вранье. Мы знаем, что врем, — мы знаем, что люди этого и хотят. Люди дали нам свободу им врать. И мы такие: а давай вставим вот это сюда — то-то они озадачатся. Я уверен, что все художники так делают, как только осознают, что все это вранье. Наверняка Пикассо тоже вставлял что-нибудь куда-нибудь. Он, наверное, уже восемьдесят лет живот надрывает со смеху.
Однако это все очень грустно. Когда мы не смеемся, мы врем себе, будто мы важны. Но люди не воспринимают смешное. Если сказать, что мы, когда писали „She’s Leaving Home“, на самом деле думали о бананах, никто не поверит. Они не хотят верить.
Очень печально, что тогда, много лет назад, мы были правы. Бетховен — вранье, как и мы сейчас. Он просто что-то накропал, и все.
Вопрос вот в чем: понимал ли Бетховен и всякие такие люди, что они вранье? Или правда считали, что они важные? Понимает ли премьер-министр, что он просто какой-то мужик? Вот я не знаю. Может, он уже совсем погряз, пока притворялся, будто знает, что делает. Фигово то, что, по виду судя, он правда считает, будто понимает, что творится, а он не понимает ни шиша.
Люди думают, что „Битлз“ всё понимают. А вот и нет. Мы просто что-то делаем. Люди желают знать, в чем скрытый смысл песни „Mr. Kite“. Не было никакого скрытого смысла. Я взял и написал песню. Напихал в нее кучу слов, потом напихал разного шума. Я в нее не врубался, пока писал. Я в нее не верил, когда мы ее записывали. Но никто мне не поверит. Они не хотят верить. Они хотят, чтоб это было важно».
