Как и предвидел Брайан в Сан-Франциско, прекращение гастролей подвело итог целой главе в жизни «Битлз». Но, как рассказывал Нэт Уайсс, Брайан был полон решимости не бросать работу и заняться чем-нибудь другим. И поначалу занимался.

NEMS Enterprises превратилась в громадную организацию, которая работала со многими другими артистами — Силлой Блэк, Gerry and the Pacemakers и так далее. Компания занималась агентским бизнесом, арендовала театр «Сэвилл», продолжала и расширяла свою деятельность в области менеджмента.

С ливерпульских времен штат Брайана значительно вырос, но самые важные посты занимали старые друзья и знакомые из Ливерпуля. Поработав в Pye Records, в компанию вернулся Алистер Тейлор, бывший помощник Брайана за прилавком NEMS, подписавший первый контракт с «Битлз».

Что важнее, к лондонской конторе NEMS присоединились Джеффри Эллис и Питер Браун, два старых ливерпульских друга Брайана.

Джеффри Эллис, выпускник Оксфорда и нью-йоркский страховой агент, часто встречался с Брайаном, когда тот приезжал в Америку, и в конце концов дал себя уговорить перейти в NEMS в Лондоне. Его юридическому образованию цены не было при составлении контрактов. Он пришел в NEMS в октябре 1964 года руководителем высшего звена, а в следующем году стал одним из директоров.

Питер Браун работал в ливерпульском отделении NEMS до середины 1965 года. До этого ему не приходилось работать с «Битлз» — он управлял магазинами грампластинок, которые Брайан на него оставил. Но в июне 1964-го Гарри Эпстайн, отец Брайана, бо́льшую часть своих магазинов решил продать, оставив управляющим младшего сына, Клайва.

Питер Браун еще поработал, но отношения с новыми хозяевами у него не сложились. Брайан предложил ему перейти в NEMS Enterprises в Лондоне. «Поначалу я опасался, что, если буду работать с Брайаном в тесном контакте, снова начнутся ссоры. Но все шло прекрасно». Он стал личным помощником Брайана, сменив на этой должности Уэнди Хэнсон.

В начале 1967 года Брайан купил загородный дом в Сассексе, который подыскал ему Питер. Большой особняк, просто памятник архитектуры, в Кингсли-Хилл, неподалеку от Хитфилда. Дом обошелся ему в двадцать пять тысяч фунтов.

Брайан взял на работу личного секретаря Джоан Ньюфилд, племянницу Джо Лосса. Работала она в офисе на верхнем этаже лондонского дома Брайана на Чепел-стрит в Белгравии. Это было необходимо, так как Брайан очень много работал дома.

Так сложилась жизнь Брайана Эпстайна к лету 1967 года. Тридцать два года, богач, красавец, обаяшка, звезда и гей. Его имя было на слуху, все ценили его дар «открывателя талантов», связывали с его именем успех «Битлз». С ним сотрудничали многие артисты, у Брайана была масса затей и интересов — особенно театр «Сэвилл». Его деятельность постоянно привлекала внимание прессы.

Со стороны казалось, что Брайан абсолютно счастлив и нашел себе место в жизни. Летом 1967 года «Файнэншл таймс» оценила его состояние в семь миллионов фунтов. Реальная цифра, как потом выяснилось, была намного меньше, но Брайану хватало средств, чтобы не думать о деньгах до конца жизни.

14 августа 1967 года миссис Куини Эпстайн, мать Брайана, на десять дней приехала к старшему сыну в Лондон, в его дом в Белгравии. В Ливерпуль она возвратилась в четверг 24 августа.

В Лондон она приехала в унынии. Месяц тому назад умер ее муж, что глубоко опечалило и Брайана. Брайан отвлекал и развлекал мать как мог. Он снял для нее квартиру в Найтсбридже: было решено, что мать переедет из Ливерпуля в Лондон. Брайан хотел, чтоб она была как можно ближе к нему.

Ради матери он изменил свой образ жизни. Обычно Брайан поздно вставал и поздно ложился, но сейчас умудрялся просыпаться по утрам к тому моменту, когда мать входила в спальню и раскрывала шторы. Около десяти они с матерью вместе завтракали у него в спальне. Затем мать провожала Брайана в контору в Мэйфере, что тоже давным-давно не входило в его привычки.

Все эти десять дней Брайан каждый день приходил в контору и усердно работал там до вечера. После работы он возвращался домой — в час, когда все нормальные люди возвращаются домой с работы, — и ужинал с мамой. Они смотрели цветной телевизор, выпивали какао и ложились спать задолго до полуночи.

И Джоан, и Питер Браун считают, что новый распорядок Брайана не тяготил. Естественно, старые привычки ему были милее, но Брайан очень старался сделать матери приятное. Он любил ее, знал, что она любит его, и хотел, чтобы матери понравилось у него в гостях.

Я навестил ее через пять дней после приезда в Лондон, в пятницу 18 августа. Мы пили чай и разговаривали о детстве Брайана. Было видно, что у сына с матерью очень близкие и теплые отношения.

Брайан вышел меня проводить. Говорил о предстоящей поездке в США и Канаду. Собирался там конферировать большое телевизионное шоу и предвкушал это с нетерпением. Мы договорились, что по его возвращении я съезжу к нему в Сассекс на выходные.

На следующей неделе, в четверг, миссис Эпстайн уехала в Ливерпуль. Вечером Брайан впервые за две недели решил куда-нибудь сходить. Впрочем, дело ограничилось скромным ужином в ресторане «Кэрриерз» в Ислингтоне с Саймоном Нейпиром-Беллом. Брайан очень ждал длинных августовских выходных, которые хотел провести в своем загородном доме. Он пригласил и Саймона Нейпира-Белла, но тот отказался — уезжал в Ирландию.

«Брайан уехал в пятницу около половины четвертого, — вспоминает Джоан. — Он был совершенно счастлив, просто сиял. Пожелал мне хороших выходных, попрощался до вторника. Потом сел в свой „бентли“, опустил крышу и мне помахал».

Джоан знала, что два его старых близких друга, Питер Браун и Джеффри Эллис, тоже собирались на выходные в Сассекс. Питер сказал ей, что поедет гораздо позже, чем планировал. Джоан сообразила, что несколько часов Брайану придется пробыть одному. Она надеялась, что Питер не слишком опоздает к ужину.

«К ужину я успел, — рассказывает Питер Браун. — Отлично поужинали втроем, выпили бутылку вина и пару бокалов портвейна… Я обещал привезти с собой еще кое-кого, но в последний момент они не пришли. Брайан сильно огорчился. Ему давно не выпадало отдыха за городом, и он надеялся хорошенько развеяться, познакомиться с новыми людьми. Его не очень вдохновляла перспектива провести выходные со старыми и хорошо знакомыми друзьями».

Брайан набрал несколько лондонских номеров, пытаясь кого-нибудь выловить, но был вечер пятницы перед длинными выходными, все уже разъехались. Около десяти вечера Брайан решил вернуться в Лондон.

Не такое странное решение, как может показаться. Брайан вообще то и дело менял планы. Часто уходил в разгар вечеринок, которые неделями сам же готовил. Брайан решил, что долгожданные выходные в Сассексе получаются скучными. А повеселиться можно только в Лондоне.

«Я проводил Брайана до машины, — вспоминает Питер Браун. — Сказал, что он из ума выжил — ехать в Лондон в такой час. Брайан сказал: не переживай, со мной все будет нормально. Он был слегка навеселе, но плотно поел, ничего такого. Велел не волноваться. Обещал вернуться наутро, еще до того, как я проснусь».

Едва он уехал, прибыло такси с кучей гостей, откликнувшихся на один из его звонков. Но было поздно — хозяин уже отбыл, хотя Питер Браун надеялся, что Брайан прокатится по окрестностям и скоро вернется. К половине первого Брайан не появился, и Джеффри позвонил на Чепел-стрит, спросил, там ли Брайан. Трубку поднял Антонио. Этот испанец работал у Брайана дворецким, а его жена Мария была экономкой. Антонио ответил, что Брайан дома. Переключил телефон на спальню Брайана, хотел сообщить, что звонит мистер Эллис, но никто не ответил. Джеффри и Питер не нервничали. Брайан доехал благополучно и, видимо, уснул.

Утром в субботу Питер Браун и Джеффри Эллис в Сассексе встали поздно. Брайан не появился, но они особо и не рассчитывали. Даже не позвонили ему, решив, что он еще спит. Однако около пяти пополудни Брайан позвонил Питеру сам.

«Он очень извинялся, что не приехал утром, как обещал. Сказал, что проспал весь день, но его все равно клонит ко сну. Я посоветовал не ехать на машине. Пусть сядет в поезд до Льюиса, а там я его встречу. Брайан согласился, что так будет лучше, но он еще обдолбан и не может выехать сразу. Он пил снотворные и всегда просыпался вялым. Обещал перезвонить, когда ему станет получше, и предупредить, что выезжает. На том и порешили». Но Брайан не перезвонил.

В воскресенье Брайан не проснулся к обеду, и Антонио с Марией заволновались. В том, что Брайан мог проспать до обеда, не было ничего странного, но Брайан не выходил из спальни с тех пор, как вернулся из Сассекса в пятницу вечером. «Бентли» простоял все выходные на месте — Антонио и Мария специально отметили. После завтрака в субботу утром сверху не доносилось ни звука — разве что Брайан позвонил Питеру. Они говорят, что услышали бы, если б он встал или вышел.

В половине первого они позвонили Питеру Брауну в Сассекс, хотели поделиться своими тревогами, но Питер ушел в паб. Тогда они позвонили Джоан домой, в Эджвер.

«Мария ужасно волновалась. Сказала, что Брайан давно не выходит из комнаты, и это очень странно. Я тоже занервничала. Позвонила Питеру, но не смогла его выловить. Тогда связалась с Алистером Тейлором и рассказала ему. Мы договорились встретиться у Брайана. Я позвонила врачу Брайана, но тот уехал в Испанию. Я села в машину и поехала».

Питер и Джеффри вернулись из паба около двух, и в доме их ждал ворох сообщений.

«Я позвонил на Чепел-стрит, — вспоминает Питер, — и Антонио сказал, что они все беспокоятся за Брайана. И что вот-вот приедут Джоан и Алистер. Я ему внушал, что беспокоиться нет причин. Я думал, Брайан где-то гулял всю ночь и сейчас отсыпается. Сказал, что они зря паникуют. Велел отменить приезд Алистера, если еще не поздно».

На Чепел-стрит прибыла Джоан. Антонио и Мария не находили себе места, несмотря на заверения Питера. Джоан ему позвонила. Питер по-прежнему считал, что паниковать незачем, но, может, стоит позвонить его врачу — пусть приедет на всякий случай.

Когда врач приехал, Джоан опять позвонила Питеру Брауну и сказала, что они тут выламывают дверь. Питер так и сидел с телефонной трубкой — ждал результатов.

«Мы с врачом вошли в спальню, — рассказывает Джоан. — В комнате было темно, я увидела Брайана на кровати. Он лежал на боку, спиной к нам. Доктор вытолкал меня из комнаты. Я вышла и сказала Марии с Антонио, что всё в порядке — Брайан просто спит… Потом вышел врач. Он был очень бледен и весь дрожал. Сказал, что Брайан мертв. Пошел сообщить Питеру по телефону».

«Он ни слова не мог выдавить, — говорит Питер. — И я понял, что произошло».

Питер и Джеффри немедленно связались с Бангором, куда «Битлз» уехали к Махариши. Через час после того, как было обнаружено тело, позвонили из «Дейли экспресс» и поинтересовались: правда ли, что Брайан Эпстайн умер. Нет, ответили им.

Назавтра эта новость украшала первые полосы всех газет. Некролог в «Таймс» занимал три колонки наверху полосы. Люди с улицы считали, что это самоубийство. Тем, кто никогда не был богат, знаменит и могуществен, всегда приятно думать, будто те, у кого все это есть, конечно, не по-настоящему счастливы.

Брайан Эпстайн бывал очень счастливым и очень несчастным. Его несчастье не было связано с «Битлз» или даже с деловым успехом. Его несчастье — симптом болезни, которая терзала его многие годы.

«В Ливерпуле на него постоянно накатывали депрессии, — вспоминает Питер Браун. — Не такие затяжные и серьезные, как позднее, но тем не менее, и было это задолго до „Битлз“».

Причины и истоки психического состояния, в котором Брайан пребывал на момент смерти, сопровождали его всю жизнь. Но именно в течение последнего года они навалились на него все сразу.

«Когда у Брайана случалась депрессия, — вспоминает Джоан, — хватало мелочи, чтобы выбить его из колеи. Как-то раз Нэт Уайсс приехал в Лондон из Нью-Йорка, и Брайан хотел с ним связаться. Поехал к нему в гостиницу „Гроувнор-Хаус“, но не смог его найти. Вернулся в ярости и стал звонить в гостиницу. Не знаю, что на меня нашло, но я перепутала и дала ему неправильный номер: MAY6363 вместо GRO6363. Естественно, он не дозвонился. Я разобралась, где напортачила, и Брайан ужасно рассердился».

По словам Питера Брауна, одна из проблем Брайана состояла в том, что он был перфекционистом. Если что-то не ладилось или кто-то вмешивался и портил его детально разработанные планы, его это порой абсолютно выводило из равновесия. Сам он был очень педантичным, точным и организованным. Первые памятки для «Битлз», с указаниями, в каком зале предстоит выступать, и призывами не сквернословить на сцене, — образчик его эффективного подхода к делу.

По мере того как компания NEMS разрасталась, Брайану приходилось делегировать полномочия, и что-нибудь неизбежно шло вразрез с его желаниями — особенно потому, что зачастую он назначал людей на должности не на основании их знаний и опыта, а просто по настроению. Но ключевых артистов Брайан оставлял себе. Битлов он сильно ревновал — раздражался, когда с ними любезничали даже секретарши. И Питеру Брауну, своему личному помощнику, позволил общаться с битлами лично только за несколько месяцев до своей смерти.

С начала 1967 года Брайан отказался от оперативного руководства NEMS — за вычетом «Битлз». Содиректором он назначил австралийца Роберта Стигвуда. Роберт с другими директорами — Виком Льюисом, Бернардом Ли, Джеффри Эллисом и Клайвом Эпстайном — занимались повседневными делами NEMS.

Брайан отошел от руководства NEMS вскоре после того, как «Битлз» прекратили гастролировать. Кроме театра «Сэвилл», который никогда не приносил прибыли, заменить «Битлз» ничто не могло. Но Брайан продолжал что-то искать, как искал нечто, когда бросил торговлю и поступил в Королевскую академию драматического искусства, а потом снова оставил все ради «Битлз». Очередной приступ все того же творческого голода. Его терзали нереализованный творческий потенциал и отсутствие надежд на новые свершения. Так нередко случалось и с романами Брайана, и с любыми его человеческими радостями.

Правда, ему выпал шанс творить, когда Джон Ферналд, бывший глава Королевской академии, который когда-то принял Брайана на учебу (и которого Брайан впоследствии принял на работу в «Сэвилл»), заболел во время репетиций пьесы «Потрясающий день», и Брайан взял режиссуру на себя.

«Он и сам тогда был нездоров, приходил в себя после желтухи, но погрузился в репетиции с головой, — вспоминает Джоан. — Я работала с ним три года и не помню, чтобы он бывал так счастлив. Он проводил с труппой дни и ночи, с нетерпением ждал отзывов и наслаждался каждой минутой». Однако пьесу скоро прикрыли.

Его творческие стремления так и не нашли другого выхода. Брайан сам не знал, что ищет, и ему не попадалось ничего сравнимого с «Битлз». В результате его все больше отвращал жестокий мир бизнеса. Отчасти поэтому он и самоустранился из NEMS.

«Вообще-то, быть бизнесменом ему не нравилось, — рассказывает Джоан. — Он не выносил совещаний. Он хотел творить. Имел обыкновение отменять даже самые важные деловые встречи. Иногда мне приходилось сочинять, будто он болен или у него срочные дела. А на самом деле Брайан отсыпался, промучившись всю ночь от бессонницы. Это было ужасно. Он оставлял мне записки, в которых указывал, от каких встреч его избавить. Однажды я отменяла встречу с Бернардом Делфонтом четырежды за неделю. Уж не знаю, что он про нас думал».

Но кое-что доставляло Брайану истинное удовольствие. Он обожал Кингсли-Хилл, свой дом в Сассексе. Любил бой быков. Спонсировал одного тореро и незадолго до смерти финансировал фильм о бое быков.

Были у него и временные увлечения, вроде наркотиков и азартных игр. Несколько раз он принимал ЛСД, наслушавшись от битлов, как она действует. Впрочем, то были редкие эпизоды. Похоже, он это дело бросил почти одновременно с «Битлз», то есть задолго до смерти.

Временами на него накатывали приступы азарта. Брайану нравилось рисковать, и ему везло. С утра на работе Джоан нередко находила записку с кучей денег, фунтов под триста, которые он выиграл за ночь. «В записке Брайан просил меня зайти в банк и положить его удачу на счет».

Питер Браун, который обычно ходил с ним, говорит, что Брайан был хорошим игроком: он знал, когда пора остановиться. «Это потому, что он никогда не терял головы. Азартные игры — это просто повод закатиться куда-нибудь на ночь глядя и пообщаться с людьми».

Кроме «Битлз» и Силлы Блэк, никто из музыкантов Брайана не продержался долго в звездах первой величины, и многие очень быстро исчезли с небосклона. Кое-кому, естественно, не нравилось, что Брайан носится только с «Битлз», а когда он отстранился от NEMS — что он вообще ни с кем не работает. Брайан тоже об этом жалел и очень угрызался. «Он в самом деле во многих из них верил, — объясняет Джоан. — Взаправду. Абсолютно искренне сулил им золотые горы. Они уходили от него, полные надежд. А через несколько месяцев возвращались, обвиняя Брайана в том, что он их подвел».

Как ни странно, единственная крупная ссора случилась у него не с теми, кому действительно приходилось туго, а с Силлой Блэк, самой удачливой его звездой-одиночкой.

Силла уже давно считала, что заслуживает куда большего внимания от Брайана. В начале лета 1967 года она решила, что с нее хватит. Брайан опять куда-то уехал, бросив ее на произвол судьбы. Чаша ее терпения переполнилась. Силла решила с ним порвать.

Так как Брайан был в отъезде, первым об этом узнал Питер Браун. Он понимал, что это станет для Брайана тяжелым ударом, и боялся его расстроить. Он посоветовался с врачом Брайана, и тот рекомендовал сообщить эту весть Брайану по возможности постепенно и деликатно. Брайан сделал ошибку, решив для начала послать к Силле на переговоры других. В конце концов они встретились лично на Чепел-стрит. Проговорили несколько часов, заключили соглашение, все вернулось на круги своя. Они подружились еще крепче и дружили до самой его смерти. Силла поняла, что никогда не смогла бы уйти от Брайана.

Брайан ни разу в жизни не ссорился ни с кем из «Битлз». Он любил их всех не меньше прежнего, и они любили его. Но с прекращением гастролей исчезла их основная точка соприкосновения.

Они по-прежнему часто виделись. Любое деловое решение проходило только через его руки. Но в конце 1966 года, бросив гастроли, ребята были заняты собой — придумывали, как будут жить, что станут делать, в чем смысл их существования. Тогда в их жизнь вошли наркотики и религия. На несколько месяцев они стали практически отшельниками и общались только друг с другом.

Тем временем Брайан пошел своей дорогой, которая и раньше во многом отличалась от выбранного ими пути. Не будь Брайан их менеджером, вряд ли битлы с ним подружились бы. Он был старше, другого происхождения и класса, что важнее — питал другие пристрастия. Но пять лет вся его жизнь была посвящена работе с «Битлз». Когда этот период закончился, у «Битлз» остались они сами и их семьи. А Брайан остался наедине с собой, со своими терзаниями и переживаниями, над которыми в эти пять лет ему некогда было думать.

«Битлз» не имели представления, как он жил этот свой последний год, как постепенно сел на таблетки, как его тревоги, мнимые и настоящие, взяли над ним верх. Они были поражены, спустя годы после смерти Брайана узнав, что последние месяцы он почти не показывался в конторе и редко выходил на люди при свете дня. О его личной жизни они не знали ничегошеньки.

Они слыхали, что в начале 1967 года у Брайана была легкая депрессия, но считали, что он с ней справился. С ними он почти всегда был счастлив. И это правда. Находиться рядом с «Битлз» было для него наивысшим наслаждением. Он готов был сделать для них что угодно.

«В 1966 году он пригласил нас с Патти недельку отдохнуть на юге Франции, — вспоминает Джордж. — Мы приехали — а у него все подготовлено и продумано до мелочей на неделю вперед: каждая трапеза, каждый визит, каждая поездка. В один прекрасный день за нами прилетел частный самолет и отвез нас на корриду… Он всегда был таким. Брайану так хотелось доставить людям удовольствие, что он продумывал все до мельчайших деталей». Устраивая званый обед, он через десятые руки выяснял, у кого какие любимые сигареты, и выкладывал их перед тарелкой гостя.

По словам Патти, Джоан ей говорила, что Брайан глотает колеса горами. «Я спросила, почему она или Питер его не остановит, но Джоан ответила, что это невозможно. Я попросила Джорджа поговорить с Брайаном, но Джордж тоже сказал, что это бесполезно».

С первых дней, еще со времен «Кэверн», Брайана больше всех привлекал Джон. Только с Джоном он ездил отдыхать наедине — в Испанию, оставив Син в Ливерпуле.

Тоньше и сложнее всего строились его отношения с Полом — так, во всяком случае, казалось Брайану. Перед Полом он чувствовал себя в долгу. Однажды признался: «Мне кажется, Пол считает, что я ближе с Джоном, чем с ним. Но это неправда. Раньше — да, а теперь я одинаково люблю их всех». Он всегда дарил Полу особенно щедрые подарки. А вот «Битлз» редко дарили что-нибудь Брайану.

«Мелкие беспокойства ему причинял только Пол, — говорит Джоан. — Пол звонил, на что-нибудь жаловался, чего-то просил. Другие могли попросить ровно того же самого, но Брайан особенно переживал, как угодить Полу. После беседы с Полом мог расстроиться — от разговоров с остальными такого никогда не случалось».

Возможно, причина заключалась в том, что в 1967 году Пол впервые заинтересовался деловой стороной их отношений. Раньше только Джордж допрашивал Брайана по поводу контрактов — сколько они зарабатывают, нельзя ли побольше. Но когда Джордж увлекся религией, материальные вопросы перестали его волновать.

Брайан всегда принимал участие во всех делах группы, и иногда решения битлов ему не нравились, например сложный — с юридической, экономической и художественной точки зрения — конверт «Sergeant Pepper».

По словам Нэта Уайсса, весной 1967 года, приехав в Нью-Йорк, Брайан предчувствовал близкую смерть. В аэропорту Кеннеди он вбил себе в голову, что его самолет потерпит аварию над Атлантическим океаном. Перед отлетом он написал на обрывке бумаги записку и попросил Нэта Уайсса передать «Битлз» как его последнюю волю. Записка до сих пор хранится у Нэта. Там сказано: «Пакеты из коричневой бумаги для „Sergeant Pepper“».

Самолет благополучно долетел до Лондона, и «Битлз» так и не узнали, как Брайан переживал из-за обложки к «Sergeant Pepper». Они вообще были не в курсе многих событий последнего года его жизни.

8 сентября 1967 года Вестминстерский коронерский суд постановил, что смерть Брайана Эпстайна была несчастным случаем. Брайан умер от суммарной дозы бромидов, содержащихся в таблетках карбитрала, которые он принимал уже некоторое время. Содержание бромидов в организме оказалось на «нижней границе смертельно опасного уровня», но Брайан то и дело «неосмотрительно превышал дозу», и его убил кумулятивный эффект.

Вскрытие показало, что Брайан ни разу не принял смертельной дозы, но было несколько крупных передозировок. На суде сообщили, что Брайан принимал лекарство в качестве снотворного, так как постоянно страдал от бессонницы.

Кроме бромидов, в крови обнаружили антидепрессанты и барбитураты. Полиция доложила, что при обыске в доме найдено семнадцать пузырьков с таблетками — семь у кровати, восемь в ванной и два в портфеле.

Медицинская экспертиза показала, что от принятого количества бромидов Брайан мог стать вялым, невнимательным и неосторожным. Он умер от случайной передозировки.

Сомневаться в этом нет ни малейших оснований. Экспертиза также показала, что Брайан принимал очень большие дозы три дня подряд. При самоубийстве, как правило, однократно принимают смертельную дозу.

Маловероятно, что Брайан хотел покончить с собой, тем более в такой момент, когда его мать только что потеряла мужа. Пара мелких обстоятельств остались неясны, но, насколько можно судить, у Брайана не было особых конфликтов или конкретных причин для глубокой депрессии. Депрессия просто обострилась, когда длинные августовские выходные, которых Брайан так ждал, оказались настолько скучными.

Панихида по Брайану Эпстайну проходила в Новой лондонской синагоге на Эбби-роуд, Сент-Джонс-Вуд, 17 октября 1967 года.

Символичное место — в нескольких шагах от студии EMI, где при жизни Брайана записывались все песни «Битлз», и поблизости от дома Пола на Кавендиш-авеню.

Неподалеку и станция метро «Сент-Джонс-Вуд», где находятся ближайшие от дома Пола телефоны-автоматы. За всю жизнь Брайан воспользовался ими дважды. Первый раз — в 1962 году, когда, стремглав выбежав из студии EMI, бросился телеграфировать в Гамбург, спеша сообщить «Битлз» хорошую новость: у них будет пластинка! А второй раз — пять лет спустя, незадолго до смерти. Он оказался у дома Пола, но не мог зайти. Пола весь день осаждали фанаты, и он вообще перестал подходить к двери. Брайану пришлось найти телефон-автомат и позвонить Полу, чтобы тот его впустил. Брайан всегда считал эту историю очень символичной.

Джордж говорит, что весть о смерти Брайана сразила его, как старое кино. «Знаете, как там переворачивали страницу — показывали, что часть закончена и сейчас начнется следующая? Вот такой была смерть Брайана. Конец главы».