«Битлз» начали 1963 год одной вышедшей пластинкой и одной на подходе. Они нашли Джорджа Мартина и Дика Джеймса. Они предвкушали первое появление на лондонском телевидении. Но пока что они были совершенно неизвестны широкой публике. Брайану Эпстайну толком не удавалось организовать им рекламу — даже местную, не говоря уж о национальной.

Он все пытался достучаться до Джорджа Харрисона из «Ливерпул экоу», но безуспешно. Поэтому он написал Дискеру, музыкальному критику той же газеты. Первый раз Брайан писал ему в 1962 году и очень удивился, получив ответ из лондонской «Декки» от некоего Тони Барроу.

Тони Барроу взял себе псевдоним Дискер в 1953 году, когда был еще семнадцатилетним школьником и учился в школе Кросби близ Ливерпуля. Он сохранил псевдоним и в Даремском университете, и позже, взявшись за сочинение текстов на конверты пластинок в концерне «Декка». Он называет себя Дискером и сегодня, хотя теперь он пресс-атташе «Битлз».

В первый раз Брайан написал ему, будучи в полной уверенности, что прослушивание «Битлз» в «Декке» прошло успешно и концерн выпустит их пластинку. Тони Барроу написал об этом абзац — так «Битлз» впервые были упомянуты в печати. Затем эти планы провалились, и Тони уже не очень-то рвался писать о битлах. Но после выхода сингла «Love Me Do» он снова упомянул их в своей колонке.

Брайан стал чаще наведываться в Лондон. Встретившись с Тони Барроу, он спросил совета по организации рекламной кампании группы.

«Брайан не знал, как рекламировать пластинки, и я связал его с профессиональной прессой. Тут он сказал, что у него нет пресс-агента. Он копирует и рассылает листовки собственноручно. Брайан попросил меня помочь. И я, прямо в кабинете в „Декке“, составил для „Битлз“ их первый официальный пресс-релиз».

Он никогда не встречался с «Битлз» и не мог указать в пресс-релизе свое имя или свой телефон, потому что был сотрудником «Декки». Кроме того, у него не было списка рассылки. «Я встретился с давним знакомым, сотрудником рекламного агентства. Пригласил его на обед за шиллинг и девять пенсов в буфете Би-би-си. Тот согласился поделиться списком рассылки и адресами». Этим рекламным агентом был Эндрю Олдэм, который позднее работал на Брайана, а затем стал менеджером «Роллинг стоунз».

Тогда же, в октябре 1962-го, в EMI для «Битлз» сделали рекламный проспект, который прилагался к их первой пластинке, — в основном переписали листовку Брайана, которую он в свою очередь содрал у фан-клубов. Там сообщалось, что любимый цвет Джона — черный, что ему нравятся карри и Карл Перкинс, что он ненавидит тупиц и традиционный джаз. В графе «Марка машины» он написал: «Автобус». Из этой листовки следовало, что у всех битлов одна мечта в жизни — заработать кучу денег и отойти от дел. Судя по рекламным проспектам того времени, амбиции у них были неправильные. Надо было сказать, что они стремятся на всю катушку развлекать публику.

1 мая 1963 года Тони Барроу ушел из «Декки» в NEMS, в однокомнатную контору на Монмут-стрит, первый лондонский офис Брайана. За полгода он разослал бесчисленное множество пресс-релизов, на которые почти никто не обращал внимания.

Впрочем, в музыкальных газетах о битловских пластинках писали, едва те появлялись на свет, — особенно много отзывов получил сингл «Please Please Me», наконец-то вышедший 12 января. К 16 февраля песня заняла первое место в хит-параде, музыкальные критики приняли ее хорошо, однако национальная пресса по-прежнему отказывалась видеть в группе новостной повод.

Первый и единственный за полгода очерк о «Битлз» в центральной прессе написала Морин Клив для лондонской «Ивнинг стандард» в феврале 1963 года. Тогда «Please Please Me» еще не добралась до первого места, и группа не была широко известна даже в мире звукозаписи. Но мисс Клив услыхала, что в Ливерпуле с «Битлз» все носятся. В статье она рассказала о том, как поклонники группы заставили «Гранада-ТВ» снять музыкантов в передаче, а теперь боятся, как бы те не уехали из Ливерпуля. Она писала, до чего «Битлз» смешные и естественные.

И впервые в прессе она отметила их своеобразные прически. Эту манеру зачесывать волосы вперед она назвала «французским стилем». Вполне справедливо — стиль действительно родился на континенте.

«Поп-газеты кое-что писали, но заинтересовать журналистов или репортеров из центральной прессы мне не удавалось, — рассказывает Тони Барроу. — Все случилось лишь в октябре 1963 года… Я бы с удовольствием объявил, что „Битлз“ прославили мои замечательные листовки, но это неправда. Пресса очень и очень запоздала. Уже все подростки, не только ливерпульские, сходили по ним с ума, а никто как будто и не замечал. Вторая пластинка „Битлз“ заняла первое место в хит-параде, а центральная пресса все не считала их поводом для публикаций».

Простейшее объяснение состоит в том, что в Англии еще никогда не случалось ничего подобного, поэтому пресса и не распознала, что творится. Пришлось ждать, пока новости не свалятся прямо на голову.

Центральные газеты битлов не замечали, зато в Ливерпуле их успехи широко обсуждались в печати. 5 января 1963 года Дискер напечатал большой отзыв на их второй сингл, который вот-вот должен был выйти, — правда, не упомянул, что сам работает на «Битлз».

Известный критик Джордж Харрисон тоже прибился к возникшей моде. 21 февраля он упомянул в своей колонке «Вид со стены Мерси», что скоро «Битлз» появятся в телепрограмме «Спасибо счастливым звездам». Он утверждал, что написал заметку еще до того, как «Please Please Me» стала хитом номер один. В колонке он задавался вопросом: не станут ли «Битлз» «группой одного хита»?

Но уже через пару месяцев он как с цепи сорвался. Настала его очередь хвастаться тем, что он тезка и однофамилец по-настоящему знаменитого Джорджа Харрисона. Он рассказывал, что получает массу поздравительных открыток, адресованных «Джорджу Харрисону, Ливерпуль». Кроме того, его забрасывали письмами с просьбой прислать локон на память — самый ранний симптом стремления фанатичных поклонниц обзавестись кусочком «Битлз». Ему, к сожалению, и для себя шевелюры не хватает — куда уж раздаривать остатки направо и налево.

Начались мучения всех ливерпульских однофамильцев Леннона, Маккартни, Харрисона и Старки — экзальтированные девушки назойливо звонили им дни и ночи напролет.

Но главным итогом попадания в горячую двадцатку стала не публикация в «Ливерпул экоу», а приглашение на национальные гастроли. Оно еще не означало бурного успеха — в череде разовых вечерних концертов по разным городам выступали как большие, так и малые звезды. Но именно сейчас такие гастроли битлам было жизненны необходимы. Вырваться из Мерсисайда, показаться всей стране и посмотреть, воспримет ли их широкая публика так же, как ребята из родного города, с которыми битлы выросли. Кроме того, гастроли были самой верной рекламой пластинки — она дублировалась в живых выступлениях по всей стране.

На первых гастролях «Битлз», начавшихся в феврале 1963 года, звездой была Хелен Шапиро. За пару лет до того она произвела сенсацию, став первой в череде очень юных звездных певиц.

Промоутер Артур Хаус уже прославился как успешный профессионал. Он занимался рекламой всех гастролей Клиффа Ричарда. Хаус очень рано заметил «Битлз», еще до того, как они вышли на первое место в хит-параде, и потому занимался всеми их гастролями за одним-единственным исключением.

Брайан давно пытался связаться с Артуром — с тех пор как узнал, что тот работает промоутером Клиффа Ричарда. В конце концов раздобыв номер телефона Хауса, Брайан с удивлением обнаружил, что тот живет в Питерборо. Было это еще в 1962 году, когда Брайан обивал пороги компаний звукозаписи.

«Как-то в субботу, после обеда, мне позвонили домой в Питерборо. Звонивший представился Брайаном Эпстайном из Ливерпуля. Он сообщил, что у него есть одна замечательная группа, и спросил, не возьмусь ли я за нее. Сказал, что они называются „Битлз“, и я давай хохотать. О боже, думаю, и эти туда же! Еще одна группа с потешным названием… Но я никогда не отказывал, не послушав. Сказал, что в Питерборо скоро состоится шоу, они могут поучаствовать. Не больше двух песен на концерте Фрэнка Айфилда в театре „Эмбасси“». Выступление Хаус им не оплатил — только возместил дорожные расходы.

«Битлз» впервые выступали за пределами Мерсисайда. Вышел полный провал. Как раз в тот вечер публика и «сидела на ладошках», как говорил Артур Хаус. «Ну, ничего удивительного — это же был концерт Фрэнка Айфилда. Публика его так любила, что десять минут выступления плохой группы дела не испортили».

Но Артуру Хаусу «Битлз» понравились. Он пригласил их в другой театр близ Питерборо. И снова провал. Тем не менее он предложил группе контракт. Это особо ничего не значило, но связывало группу обязательствами перед Артуром Хаусом, если бы он захотел их пригласить. «Чисто по-человечески они мне понравились, а Брайана я считал великолепным бизнесменом. Он произвел на меня отличное впечатление».

Артур Хаус вспомнил о контракте с «Битлз» в начале 1963 года, после выхода их пластинки, и позвал группу на гастроли Хелен Шапиро. В феврале 1963 года, когда гастроли начались, «Please Please Me» уже вышла, но мало что предрекало первое место в хит-параде. «Битлз» были просто одной из групп, одним из имен на афише. «Им потребовалось полгода, чтобы расцвести. Я-то думал только о кассе. Если музыканты непопулярны — нет прибыли. Какая романтика у промоутера? Только тяжелая работа».

«На гастролях мы вздохнули с облегчением, — вспоминает Джон. — Наконец-то вырвались из Ливерпуля, открылись новые горизонты. А то мы уже заскучали, стало негде развернуться… Мы все время сворачивали дела. Надоедало выступать в одном месте, мы сворачивались, и тут появлялась новая сцена. Мы переросли этап гамбургских гастролей, хотелось их уже свернуть. Последние два раза мы ехали в Гамбург со скрипом. Эта обстановочка надоела нам до смерти».

«Это было невероятно, — рассказывает Ринго, — гастроли с Хелен Шапиро, концерты в настоящих театрах. Мы однажды выступали в „Эмпайр“ в Ливерпуле, когда Брайан поставил шоу, чтобы хоть как-то нас показать. На афише мы стояли третьими. Какой-то кокни, менеджер так называемых звезд, затеял с нами ссору. Не хотел, чтобы мы вообще выходили на сцену… Но нормальные гастроли по театрам — это было прекрасно. Мы ничего не знали про грим, например, — мы же никогда не выступали на сцене как полагается. Мы еще не скоро начали пользоваться гримом. Наверное, у Фрэнка Айфилда подглядели. У него глаза потрясающе смотрелись. Мы решили тоже попробовать и раскрасились, как индейцы».

Поначалу «Битлз» на гастролях Хелен Шапиро никакой сенсации не произвели. Зрители стали откликаться только потом, когда второй сингл занял первое место в хит-параде.

«Звездой была Хелен, — говорит Ринго. — В гримерной у нее был телевизор, а у нас не было. Просились к ней посмотреть. Мы не собирали полных залов, но, чувак, зато мы были на афишах».

Джон помнит, что в Глазго публика слегка вопила. Он говорит, в Глазго всегда так. Там продолжали любить рок-н-ролл, когда другие переметнулись к The Shadows. «В Шотландии постоянно орали. Им там, видимо, больше нечем было заняться». «Битлз» были, по сути дела, рок-н-ролльной группой. «Twist and Shout», которую они включили в свой репертуар на этих гастролях, была, пожалуй, их самой рок-н-ролльной песней.

Хотя имя Ринго значилось на афишах, он еще долго беспокоился, вписался ли в группу. «В гостиницах я всегда гадал, с кем окажусь в номере. Они так хорошо друг друга знали. Обычно Джон и Джордж селились вместе, а я с Полом. И конечно, никогда не было никаких проблем».

Джон помнит в целом, что «Битлз» гастролировали, но не помнит ни единого города ни одних гастролей. «Мы никогда не знали, где выступаем. Везде одно и то же».

А Ринго из первых гастролей с Хелен Шапиро запомнил только, как их выгнали из бального зала. «Кажется, в Карлайле. В гостинице, где мы остановились, устроили бал, и мы хотели взглянуть. А там полно каких-то недоумков, и все никакие. Они выперли нас вон: мол, мы слишком растрепанные и немытые, что было правдой».

Когда «Please Please Me» вышла на первое место, битлов стали узнавать поклонники поп-музыки. Под конец гастролей им аплодировали не меньше, чем Хелен Шапиро.

Едва закончились эти гастроли, Артур Хаус сразу же послал их на следующие. Звездами второго турне, которое началось в марте 1963 года, были Крис Монтес и Томми Роу. «Битлз» опять значились на афише третьими.

С каждым концертом их принимали все теплее. Их популярность в мире поп-музыки росла. Появление «Битлз» в телепередаче «Спасибо счастливым звездам» поддержало успех пластинки. Многие просили написать для них песни. Одну песню они сочинили и для Хелен Шапиро.

Вскоре «Битлз» уступили первое место в хит-параде Клиффу Ричарду с песней «Summer Holiday», но его сменили Gerry and the Pacemakers с песней «How Do You Do It?», которую в свое время отвергли «Битлз». К марту 1963 года заговорили о «ливерпульском стиле» поп-музыки.

После успеха «Please Please Me» в марте 1963-го «Битлз» записали первую долгоиграющую пластинку с тем же названием. Туда вошли песни с обеих сторон первых синглов плюс «Twist and Shout», «A Taste of Honey» и другие. Альбом продержался в чартах полгода.

В апреле 1963 года группа выпустила третий сингл «From Me to You». Как и «Please Please Me», он занял первую строчку в хит-парадах и стал серебряным.

Тем временем Брайан в Ливерпуле заключал контракты и с другими артистами. Он подписал Билли Крамера, вставил в середину его имени инициал «Дж.» и выделил ему в сопровождение манчестерскую группу The Dakotas. Джон с Полом написали для них песню «Do You Want to Know a Secret». В хит-параде она заняла первое место.

Уже в апреле 1963 года, после выхода третьего сингла «From Me to You», люди сравнивали три пластинки «Битлз» и говорили, что группа, похоже, начала сдавать. Диджей Кейт Фордайс писал, что «вокал и гармония очень хороши и свежести с избытком. Текст коммерческий, но музыка далеко не так хороша, как на первых двух пластинках группы».

Джон с Полом написали эту песню в автобусе на гастролях с Хелен Шапиро. Как всегда, текст был простым, а в названии фигурировали «я» и «ты», с которыми аудитории легко было идентифицироваться.

В мае «Битлз» снова поехали гастролировать — на сей раз с Роем Орбисоном. Это были единственные британские гастроли, которые организовал не Артур Хаус. У него в тот момент гастролей не было, но Брайан решил, что «Битлз» должны продолжать гастроли, капитализируя на успехе пластинки.

До отъезда они передохнули на Канарских островах, на Тенерифе, в доме отца Клауса — их гамбургского друга, с которым они по-прежнему общались. В этот отпуск Пол едва не погиб, заплыв так далеко, что его понесло в открытое море.

При любой возможности во время гастролей или в перерывах «Битлз» в полном составе заезжали в Ливерпуль. «Мы не упускали случая похвастаться, — рассказывает Ринго. — Профессиональная группа, понимаете ли. Большинство остальных по-прежнему работали где придется».

Несмотря на успех, Джону в Ливерпуле было неуютно и неловко.

«Мы не могли признаться, но, вообще-то, нам не очень нравилось возвращаться в Ливерпуль. Быть местной знаменитостью довольно утомительно. На ливерпульских концертах залы были забиты нашими знакомыми. Мы стеснялись, что мы в костюмах и все такие опрятные. Опасались, что друзья решат, будто мы продались. И они, пожалуй, были бы недалеки от истины».

На третьих гастролях в мае 1963 года с Роем Орбисоном на выступлениях «Битлз» начались беспорядки; впрочем, в газеты это особо не попадало: центральная пресса продолжала делать вид, будто «Битлз» не существует. То были первые гастроли, когда «Битлз» значились звездами, и теперь публика встречала их повсюду так же, как в свое время поклонники в «Кэверн».

Хотя Брайан, по мнению Джона, навел на «Битлз» некоторый глянец и приспособил их к шоу-бизнесу, ребята по-прежнему дурачились на сцене, распевали пошлые песенки, когда барахлила аппаратура, и смешно объявляли номера: «А сейчас — любимая песня пламенного госпельного чувака Виктора Сильвестра». Точно так же они резвились, давая интервью журналистам музыкальной прессы. Интервьюировать их, писала Морин Клив в «Ивнинг стандард», — все равно что отправиться кутить с четырьмя братьями Маркс.

Во время гастролей с Роем Орбисоном началась спекуляция билетами на концерты «Битлз», возник черный рынок. Публика кидала на сцену конфеты — Джордж имел неосторожность упомянуть, что любит жевательный мармелад, — и толпилась у театра, перед гостиницей и везде, где бывали музыканты.

На афишах Рой Орбисон и «Битлз» были указаны как исполнители одного ранга, но «Битлз» выступали после него, как главные звезды.

«Выступать после него было ужасно, — вспоминает Ринго. — У публики от него сносило крышу, он уходил, а она кричала, чтоб он пел еще. В Глазго мы стояли за кулисами, слушали, как ему оглушительно аплодируют… А он просто стоял на сцене и пел, даже не двигался. Дожидаясь своего выхода, мы стояли за кулисамии шептали друг другу: „Угадайте, кто сейчас выйдет, — ваши любимчики!“ Но потом мы выходили на сцену, и все получалось нормально».

Только не для Нила Эспинолла, их гастрольного менеджера. В Ливерпуле было еще ничего — одни и те же залы, снова и снова. А теперь каждый день — новые дороги, новые гостиницы, новые театры и новые проблемы.

«Куда ни приедем, там беда с микрофонами, — говорит Джон. — Ни в одном зале их не могли настроить, как мы хотели. Даже когда мы репетировали днем и объясняли, чего хотим, вечером все было не так. То поставят не там, то громкость не та. Они готовили микрофоны как для вечеров самодеятельности. Хотя, может, у нас был пунктик насчет того, что к нашей музыке не относятся серьезно. Очень бесило. Брайан сидел в будке звукорежиссера, и мы на него орали. А он махал руками — мол, на лучшее они тут не способны».

Больше всего шишек валилось на Нила. Это была одна из его обязанностей — вовремя привезти «Битлз» и аппаратуру в нужное место и расставить по сцене. Толпы фанатов росли — они уже представляли физическую опасность для музыкантов и норовили стащить на память что-нибудь из аппаратуры, — и работать Нилу становилось все сложнее.

«За пять недель гастролей я похудел на девятнадцать кило. Никто не верит, но это чистая правда. В начале турне я весил одиннадцать стоунов, в конце — восемь. Я пять недель не ел и не спал — минуты свободной не было».

Пришлось нанять Малколма Эванса, вышибалу из «Кэверн». Он стал вторым гастрольным менеджером и ездил с «Битлз» до самого конца их гастрольного периода. Оба они и сегодня с «Битлз» — их ближайшие компаньоны и друзья.

Нил — худощавый, очень умный, толковый человек с твердыми правилами и не привык всем поддакивать. Он немного похож на Джорджа. Мэл, наоборот, здоровенный, открытый и добродушный. Нил ради «Битлз» отказался от карьеры бухгалтера. Работа Мэла была не такой завидной, но он прекрасно с ней справлялся.

До знакомства с «Битлз», перевернувшего всю его жизнь, Мэл одиннадцать лет проработал инженером связи. Ему было двадцать семь лет, они с женой воспитывали ребенка, выплачивая закладную на дом ленточной застройки по Аллертон-роуд в Ливерпуле. Мэл был гордым владельцем своего первого автомобиля и получал хорошее жалованье — пятнадцать фунтов в неделю. Ему полагались соцпакет, оплачиваемый отпуск и пенсия по старости. Казалось, больше и желать нечего.

Однажды в 1962 году Мэл вышел из почтамта, где тогда работал, и решил пройтись не по Пир-Хед, где обычно прогуливался в обед, а по другой улице. «Я увидел улочку Мэтью-стрит, на которую раньше не обращал внимания, прошел по ней и увидел клуб „Кэверн“. До того я ни разу не бывал в клубах. Я услышал музыку — настоящий рок, немного смахивало на Элвиса. Я уплатил шиллинг и вошел». С тех пор Мэл захаживал в «Кэверн» так часто, что ему предложили поработать вышибалой, постоять в дверях, — тогда он сможет заходить бесплатно.

Месяца три Мэл подрабатывал вышибалой в клубе, а летом 1963 года Брайан предложил ему бросить почтамт и стать вторым гастрольным менеджером «Битлз». На гастролях Мэл перегонял фургон с аппаратурой от театра к театру, вовремя устанавливал ее на сцене и проверял. Потом все аккуратно паковал и следил за сохранностью инструментов до следующего концерта. Самими музыкантами занимался Нил.

По оценкам Мэла, за первую же неделю работы его увольняли раз шесть. «Прежде мне не приходилось близко видеть ударную установку. Я ничего в этом не смыслил. Нил помогал мне первые пару дней, но, как только меня предоставили самому себе, начался кошмар. Сцена огромная, в голове у меня пустота. Куда что ставить, я не знал. Попросил помочь барабанщика другой группы. Не сообразил, что каждый ударник ставит тарелки на свою высоту, как ему удобно. Тот парень поставил их под себя, но Ринго это не подошло.

Самое ужасное случилось в Лондоне в „Финсбери-Эмпайр“, когда я потерял гитару Джона. Он на ней играл годами. А она взяла и пропала. Джон спрашивает: „Где мой „джамбо“?“ А я не знал где. По сей день загадка. Ну и досталось мне в тот день!

Мне жутко нравилось встречаться со знаменитостями, которых я прежде видел только по телевизору. Меня звезды прямо ослепляли. Я и сейчас такой. Но я скоро сообразил, что эти люди ко мне подлизываются и норовят познакомиться, только чтобы подобраться к „Битлз“. Быстро научился вычислять таких за милю».

«Он хорошо устроился, — говорит Нил. — Выходил на сцену, готовил инструменты. Мэл был жутко популярен. Зал кричал и хлопал, а Мэл с ними болтал или отшучивался. Когда начинался концерт, ему не приходилось физически от них отбиваться».

«Мое мнение о ребятах скоро изменилось, — говорит Мэл. — До того они были четыре прекрасных человека. Они были для меня все равно что боги. Но скоро выяснилось, что они самые обычные парни, вовсе не из золота. Они ворчали, а мне оставалось только терпеть и помалкивать».

И Нил, и Мэл говорят, что всего ужаснее на гастролях — столпотворение в гримерной перед концертом. Туда битком набивались журналисты, полицейские и служащие театра, а снаружи ломилась толпа поклонников. «Я должен был со всем этим справляться, — рассказывает Нил, — пока мы не наняли пресс-секретаря. Плюс мне полагалось всех кормить.

Когда обстановка накалялась и события выходили из-под контроля, Джон или еще кто кричал: „Калеки, Нил!“ Значит, от кого-то нужно отделаться. Сначала имелись в виду взаправдашние калеки, а потом уже любые приставалы.

С первых гастролей группу преследовали калеки. Мы приезжаем в театр, а они уже в гримерной толкутся. Их пропускали — думали, мы будем рады, мы же такие славные парни. Кошмар. С ними же ничего не сделаешь. Как их выгнать? Передвигаться самостоятельно они не могли, и мы с Мэлом выносили их на руках. Мэлу один раз пропороли шею клешней.

Поклонников „Битлз“ становилось все больше, и калек тоже. У „Битлз“ создался этакий милый и благостный имидж — уж не знаю почему. Они считали, мы хотим их видеть, а иначе расстроимся».

Некоторым даже казалось, что в присутствии «Битлз» они чудесным образом исцелятся. Этот аспект битловского успеха в газеты не попал. Фотографии калек, которых на руках тащат из гримерной «Битлз», — это было бы слишком.

Беспорядки на концертах начались уже на первых гастролях по стране, однако «Битлз» оставались сугубо ливерпульской группой и между гастролями выступали по всему Мерсисайду. Последний концерт в «Кэверн» состоялся 23 августа 1963 года.

Джон вернулся в Ливерпуль к рождению своего сына Джулиана, названного в честь его матери Джулии. Навещая Синтию в больнице Сефтона, Джон переоделся, чтобы никто его не узнал. Дело было в апреле 1963-го. Их имена знали в каждом ливерпульском доме, но за пределами Ливерпуля они оставались неизвестны. «Кто-то меня узнал. „Слышь, тут этот, из этих“, — закричал кто-то, и мне пришлось спасаться бегством». Спустя несколько дней после рождения сына Джон уехал отдыхать в Испанию с Брайаном.

Синтия переехала из квартирки в центре города к Мими на Менлав-авеню. «Я возила Джулиана по Вултону в коляске, а люди подходили и спрашивали, не я ли Синтия Леннон. Я отвечала „нет“».

В июне 1963 года, когда Полу исполнился 21 год, они все еще были ливерпульской группой. Все фанаты, конечно же, знали о его дне рождения, и отпраздновать дома у Пола на Фортлин-роуд не удалось. Праздник состоялся в доме тетушки Джинни, которая помогала после того, как умерла мать Пола.

Это была грандиозная оргия, где играла куча других групп, как на дне рождения у Ринго и на всех вечеринках по поводу возвращения битлов из Гамбурга. Там играли The Fourmost, тоже подписавшие контракт с Брайаном; выступило только что появившееся ливерпульское трио The Scaffold — поэт Роджер Макгоф, комик и владелец бутика Джон Гормен и Майкл Макгир, в прошлом Майкл Маккартни, брат Пола.

Майкл все еще работал парикмахером, но в свободное время выступал в The Scaffold. Едва Пол прославился в Ливерпуле, Майкл изменил фамилию, чтобы никто не подумал, будто он наживается на популярности брата. Петь Майкл тоже категорически не желал.

На этой вечеринке Джон поцапался с местным диджеем, который некогда, еще до Брайана, устроил им немало концертов.

«Я его страшно отделал, — говорит Джон. — Все ребра ему переломал. Я тогда перепил. По-моему, он обозвал меня гомиком… Он потом подал в суд за нанесение тяжких телесных повреждений. Я ему уплатил двести фунтов компенсации. Мне кажется, это была моя последняя настоящая драка».

Во многих отношениях то был конец эпохи. Для Джона — начало конца жестокого, агрессивного, вызывающего отношения к жизни и к людям. Для «Битлз» в целом — начало конца ливерпульского периода: их гастроли наконец стали привлекать внимание национальной аудитории.

Вернувшись в августе в Лондон, они выпустили четвертый сингл «She Loves You», который положил начало «Yeh Yeh» и всебританской славе. Отныне Ливерпуль стал городом, откуда пришли «Битлз».