Часть третья
Настоящее

Мэнди ждала психотерапевта, Дебби Ховард, в кафе на Холлоуэй-роуд. Перед ней стоял напиток, к которому она даже не прикоснулась. В ожидании она уже в сотый раз взглянула на открытку, которую получила почти две недели назад. Осмотрела каждую деталь. Такую картинку можно увидеть на календаре или поздравительной карточке – обычная ваза с красными розами. Мэнди обвела пальцем вазу и коснулась каждого цветочка, пытаясь найти в них скрытый смысл. На обратной стороне было написано: «Пожалуйста, никому не говори, что видела меня. Я свяжусь с тобой». Ни подписи, ни других признаков отправителя, но Мэнди точно знала, кто это написал.

Она подняла голову и увидела входящую в кафе Дебби. Девушка закрыла зонтик и стряхнула капельки воды. Затем направилась прямиком к ней, чтобы оставить мокрый зонт у стула.

– Возьму попить и присоединюсь к тебе, – сказала она. – Сейчас вернусь.

Дебби снова была в черном: черные джинсы и кожаная куртка. Эта встреча была четвертой за две недели, и она каждый раз приходила в черном. Может, Дебби носила траур, или же ей просто нравилось так одеваться. Мэнди посмотрела, как та беседует с баристой. С Дебби легко общаться, но это их четвертая встреча, и Мэнди не знала, что сказать. Она представила, как здесь сидит Томми и дружелюбно болтает с психологом, его кожаный портфель стоит на полу возле мокрого зонтика Дебби. Они бы точно сошлись, нашли бы тысячу общих тем. Мэнди тут же пронзило ревностью, она выпрямилась и, сделав глоток, попыталась вернуть на лицо улыбку.

– Как ты? – спросила Дебби, поставив на стол высокий стаканчик и положив рядом один пакетик сахара.

– Нормально.

Дебби тщательно встряхнула пакетик, оторвала уголок и высыпала сахар в напиток (в кофе – черный, как ее одежда). Затем залезла в сумку и достала блокнот и ручку.

– Чем занималась? – спросила она, перелистывая страницы.

– Всяким разным. Повседневными делами. Школа, дом, школа.

– М-м-м…

Дебби наконец отыскала нужную страницу и посмотрела на Мэнди. Ее волосы ниспадали на плечи, и она, словно вдруг осознав это, старательно убрала их за уши. Но стоило ей опустить руки, как они снова упали вперед.

– Итак, в прошлый раз мы немного обсудили недели перед исчезновением твоих подруг. Я сделала заметки. Еще я пообщалась со своим научным руководителем, и она подсказала мне недавно опубликованную литературу о чувстве вины…

Дебби продолжила говорить о чувстве вины. И все листала блокнот. Мэнди вспомнила доктора Шуклу и ее заметки. Вспомнила картину на стене кабинета, которая называлась «Автомат» и на которой молодая женщина сидела в кафе глубокой ночью и пила из чашки. Мэнди окинула взором столы и кабинки и задалась вопросом, каково сидеть в этом кафе ранним утром, выглядывать в окно на темную улицу и видеть ночной город. Это навело на мысли о выходящей ранним утром из машины Петры, ее визите к дому, из которого она когда-то пропала. Она стояла у проволочного забора и как призрак смотрела на руины. Услышав, что ее окликнули по имени, Петра скрылась в машине, в которой приехала.

– Ты как будто витаешь в облаках!

На нее пристально смотрела Дебби. Она была права. Мыслями Мэнди находилась далеко. Так частенько происходило в последнее время: ей было сложно сосредоточиться на чем-то одном.

– Извините, у меня сейчас стольким голова забита.

– Да, вот поэтому мы здесь. Ладно, на чем мы остановились? Расскажи о первых неделях школьного семестра, о дружбе с девочками.

Мэнди в очередной раз проговорила события первых семи недель средней школы, когда она подружилась с Петрой и Тиной. Дебби делала в блокноте заметки. Иногда задавала вопросы, но потом возвращалась к заметкам. Когда Мэнди закончила рассказывать все, что помнила, Дебби закрыла блокнот. Мужчина за стойкой косо подглядывал на них. Мэнди задумалась, не рассердился ли он, что двое людей так открыто используют кафе в качестве переговорной, но Дебби говорила, что практикует это и с другими пациентами. «Очень важно избавиться от обстановки клиники и просто поговорить», – частенько повторяла она.

– У меня возникли кое-какие мысли, которыми я поделилась со своим научным руководителем…

Под словом «руководитель» Мэнди представляла начальника, но в данном случае это был профессор, курирующий докторскую диссертацию Дебби.

– И она предложила мне изучить некоторые исследования, в частности случаи в Америке…

– Вы имеете в виду кливлендских девочек? Их похитили и удерживали десять лет…

– Нет, не этот случай… – Дебби немного смутилась. – Нет, она предложила просмотреть исследования по подросткам, которые страдали от депрессии, вызванной социальной неустроенностью. Думаю, кое-что имеет отношение к твоему случаю.

– Не понимаю.

Дебби пролистала блокнот и остановилась на исписанной странице. С минуту читала, и Мэнди почувствовала, что в ней разрастается разочарование. Она согласилась на эти встречи только потому, что психотерапевт была не отсюда, она не видела ее прежде. Но сеансы не привели ни к чему новому. Дебби задавала все те же старые вопросы, а она рассказывала все ту же старую историю. И теперь она думает, что Мэнди в депрессии? Она это знала!

– Если разделить события пятилетней давности, получится три пункта. Первый: твоя дружба с девочками. Второй: твой отказ войти с ними в тот дом. И третий: ты пять часов никому не говорила, куда они пошли.

Теперь Мэнди стало интересно. Перед ней никогда так это не раскладывали.

– Давай начнем с третьего. Ты никому не сказала, что девочки пошли в тот дом. И это действие, совершенно очевидно, имело серьезные последствия. Тебе было двенадцать, и твои причины ясны. Ты не хотела неприятностей. «Я знаю, что Петра и Тина в том доме и что с ними происходит что-то ужасное, но никому не скажу» – не твой случай. Нет, ты просто поступила, как многие, и позаботилась о себе.

Звучало резко, жестко и эгоистично. Мэнди осмотрелась, опасаясь, что кто-то услышит Дебби, но рядом никого не было. Мужчина за стойкой сосредоточенно полировал кофе-машину, вырисовывая тряпкой круги.

– Давай рассмотрим второй пункт. Ты отказалась войти в дом. Я хочу, чтобы ты это обдумала. Ты ощущаешь вину за то, что каким-то образом их подвела? Возможно, думаешь, что должна была пойти с ними. Или, может, тебе кажется, что нужно было убедить их не ходить, и это причиняет тебе боль.

Мэнди задумалась. Что конкретно она ощутила, когда они пошли в дом без нее? Обычно ее чувства походили на тугой шарик, но сейчас их просили разделить – это как сорвать лепестки с закрытого соцветия.

– И наконец, первый пункт. Твоя дружба с девочками. До трагедии ты старалась стать частью команды, и сказанное тобой в прошлом доктору Шукле указывает на то, что ты обиделась, когда они не приняли тебя с распростертыми объятиями. Могу предположить, что значительная часть ощущаемой тобой боли – депрессии – связана с этим неразрешенным чувством отказа от девочек. Или как минимум от одной из них – Петры. Вот почему, я думаю, ты видела Петру в автобусах. Тина, которая приняла твою дружбу и тепло к тебе относилась, не преследует тебя так, как Петра. «Преследует» – это я метафорически.

Мэнди откинулась на спинку стула и скрестила руки. Она ничего не ответила. Разочарование испарилось, и она обдумывала слова Дебби. Ей всегда было интересно, почему все эти разы она видела именно Петру, а не Тину. Неужели все из-за того, что ее расстроила отставка от Петры? Но что она тогда за человек? Ее больше тяготили задетые чувства, чем пропавшие девочки?

– Я хочу, чтобы ты это обдумала. Внутри тебя много боли. И нужно выделить то, что можно исправить.

– А как быть с тем, что исправить нельзя?

– С этим ты должна научиться жить. Тебе было всего двенадцать. Если девочки и правда мертвы, как все думают, тогда ты должна понять, что не виновата в их смерти.

Дебби закрыла блокнот и убрала его в карман сумки. Затем размешала оставшийся кофе и допила его залпом.

– Мне пора выдвигаться, – сказала она, взяла зонтик и затеребила спицы. – У меня лекция. Но увидимся в четверг после школы? В то же время и на том же месте?

Мэнди проводила ее взглядом до двери кафе. Дебби казалась слегка отстраненной, словно ее никогда не трогала ни одна из эмоций. Может, поэтому Мэнди было с ней комфортно. Она устала утопать в чувствах, хотела получить ответы, и Дебби, похоже, могла ей их дать. Она увидела в окно, как девушка открыла зонтик и ушла. После этого Мэнди еще немного посидела, обхватив чашку ладонями, хотя уже давно все допила.

«Если девочки и правда мертвы, как все думают…»

Теперь появилась другая проблема. О которой она не могла рассказать Дебби. Одна из девочек не мертва, Мэнди это знала. Видела ее собственными глазами. Это не проявление ее вины, а настоящая Петра. И она прислала ей открытку. «Я свяжусь с тобой» – было написано на ней. С тех пор прошло две недели.

Мэнди ждала, когда девочка с ней свяжется: позвонит, напишет письмо, предстанет воочию.

Она все еще ждала.

Мэнди получила сообщение от Джона Уоллиса.

«Вспомнил кое-что о той девушке, о которой ты спрашивала».

Мэнди искала его весь день. Его не было в общей комнате, и она спросила о нем у ребят, те с хитрецой посмотрели на нее, но ответили, что он опоздает. Она проигнорировала их пошлые намеки. Во время ланча она отправилась в столовую и поискала его взглядом за столиками. Затем вышла из школы и направилась к местным магазинчикам и кафе, куда ходили многие ученики. Джона нигде не было.

Она отправила ему три сообщения с просьбой найти ее как можно скорее.

После обеда у нее стоял урок истории, и она нарочно на него опоздала, чтобы занять место у двери и не сидеть рядом с Томми. Он помахал, она улыбнулась в ответ и принялась делать заметки. Похоже, он понял, что она его избегала. Вернувшись в школу после каникул, она сказала: «Я так отстала, что теперь придется всю неделю торчать в библиотеке!» Он посмотрел на нее с сочувствием, но она в этот момент поймала его взгляд и осознала, что он обо всем догадался. Ее лицо вспыхнуло, и она взволнованно начала перечислять предметы, которые нужно подтянуть, но его взгляд говорил сам за себя. Он знал о ее чувствах к нему. Знал, почему она его избегала.

Первым утром после каникул она увидела его и Лиэнн в общей комнате. Они сидели вместе, и девушка что-то шептала ему в ухо, ее губы почти что касались его кожи. Лиэнн выглядела, как обычно, точно кукла, волосы перекинуты через плечо. Несмотря на то что на улице уже похолодало, она надела блузку с короткими рукавами и легкую курточку, а значит, мерзла. Позже в тот день Мэнди увидела, как она прогуливалась по школе, накинув на плечи один из джемперов Томми – крепко связала рукава, манжеты свисали на грудь.

Она не испытывала ненависти к Лиэнн. Просто злилась на себя, потому что не поняла, какие девушки нравятся Томми. Не такие как Мэнди. Когда она сталкивалась с ним в коридоре или вне класса, они болтали, как прежде: о фильмах и книгах, но позже, когда она видела, как он обнимает Лиэнн, ее пронзала острая боль.

После истории у Мэнди было окно, и она пошла в библиотеку. Отыскала свободную кабинку и положила перед собой раскрытую книгу, создавая иллюзию занятости. Вскоре ее мысли перетекли на Петру и на то, что прошли две недели и один день, а с ней так никто и не связался. Мэнди просыпалась каждый день и гадала, получит ли сегодня от нее телефонный звонок или какое-нибудь послание. Апогей наступал, когда она выходила из дома; она была уверена, что тогда Петра подойдет к ней. Представляла, как идет по Холлоуэй-роуд и кто-то зовет ее с другой стороны улицы, или, возможно, она будет выбирать себе в кафе ланч, кто-то похлопает ее по плечу, а за спиной окажется Петра, и Мэнди скажет: «Господи, я думала, ты мертва». Но прошло пятнадцать дней – ни ответа ни привета, и теперь Мэнди начинала думать, что та вообще с ней не свяжется. Ее появление на месте того дома две недели назад останется такой же загадкой, как и исчезновение на том же самом месте пять лет назад.

Могла ли Мэнди что-нибудь сделать? Она знала, что видела. Она получила открытку. Стоило ли обратиться в полицию? Найти офицера Фаррадея и поговорить с ним? Хотя он решит, что она сошла с ума, особенно когда она расскажет, что ранним утром ходила к снесенному дому. А если дойдет до доктора Шуклы, та скажет им, что Мэнди и прежде чудилась Петра, и упомянет о ее визитах к психиатру на почве депрессии. Никто не поверит Мэнди. Пять лет назад они хотели, чтобы она заговорила, рассказала, куда пошли девочки. А теперь захотят, чтобы она молчала, оставила свое воображение при себе.

Она немного позанималась, сделала заметки по первой сцене «Кошки на раскаленной крыше». Прочитала диалог и проанализировала характеры персонажей. Затем подперла подбородок рукой и осмотрела библиотеку. За компьютерами работали парни из выпускного класса. Один из них – тот, которого она спрашивала о Джоне Уоллисе, – лукаво посмотрел на нее. Она сердито отвернулась. Но, вспомнив о Джоне, достала телефон, чтобы проверить, не прислал ли он сообщение. По нулям. Что он хотел ей рассказать? В тот день, когда он отдал ей конверт от Петры, она забросала его вопросами. «Что сказала девушка? Дословно? Как она выглядела? Во что была одета? В какой машине приехала?» Он признался, что как-то не придал этому значения. Девушка подошла и попросила передать конверт Мэнди Кристал. Затем вернулась к машине, вроде белой. Она была молодой, с рыжими волосами до плеч, в темных брюках и топе, похожих на какую-то униформу. Вот и все, что он смог вспомнить.

– Привет, Мэнди, – произнес чей-то голос.

Она повернулась и увидела возле кабинки Люси – девушку, с которой общалась на вечеринке у Зоуи. Она видела ее на ланче пару дней назад, и они немного поболтали, в основном о плохой еде. Люси не упоминала ни вечеринку, ни то, что знала, как сильно расстроилась Мэнди. Девушка это ценила, но чувствовала себя рядом с ней неловко. Она даже не знала ее фамилии.

– Чем занимаешься? – спросила Люси.

– Просто делаю заметки. Нагоняю программу.

– Я тоже отстала. Столько нужно прочитать…

– Знаю.

Люси окинула взглядом библиотеку и открыла рот, будто хотела что-то сказать. Мэнди растерянно ждала, глядя на свои заметки.

– Я тут думала, – неуверенно произнесла Люси, – ты не хочешь прийти ко мне на выходных? Мама будет дома, и она заверила, что с удовольствием покажет тебе, как делать серьги.

– Ох.

Мэнди смущенно отвернулась, посмотрела на книгу, на заметки. Люси пыталась завести дружбу. А в ее жизни не было места для нового друга.

– Всего на пару часов. Я живу недалеко от тебя.

– Звучит здорово, – сказала Мэнди, взяв себя в руки. – Я согласую с мамой? Не знаю, есть ли у нее планы на выходные. Можно я напишу тебе позже?

– Конечно, – ответила Люси.

– Вот, напиши мне свой номер. – Мэнди подтолкнула блокнот к краю стола и протянула ручку.

Та взяла ее и написала свой номер.

– Увидимся, – прочирикала Люси и ушла.

Когда дверь закрылась, девушка почувствовала себя ужасно. Люси была к ней добра. Вероятно, она думала, что теперь, раз Мэнди потеряла Томми, у нее появилось вакантное место для друга. А Мэнди меньше всего этого хотелось. В этот момент загорелся экран ее телефона. Пришло сообщение от Джона.

Она написала ответ:

Собрала вещи и вышла.

Джон Уоллис сидел у окна и смотрел в телефон. В комнате находились еще ребята, но рядом с ним – никого. Когда она вошла, он поднял голову и улыбнулся, затем нагнулся вперед и положил телефон на низенький столик перед собой. Его волосы выглядели длинными, слегка лохматыми. А ей помнилось, он носил короткую стрижку. Когда они отросли? Она и не заметила.

– Привет, – сказала она, положила сумку на стул возле него, а сама села рядом.

– Как дела? – спросил Джон.

– Нормально.

– Видел, твой лучший друг завел себе девушку.

– Да…

Мэнди посмотрела на свою сумку. Низ был пыльным, и она его вытерла.

– Я думал, вы с ним…

– Нет, вовсе нет. Мы просто друзья.

– В любом случае, я думал, что он гей.

– Почему? Из-за того, как одевается?

– Нет. Ну и из-за этого тоже. Просто есть в нем что-то такое.

– Он не гей.

– Да плевать, гей он или нет.

– Ладно, – произнесла Мэнди, намереваясь повернуть разговор в нужное русло, – ты сказал, что вспомнил что-то о той девушке, которая передала мне письмо.

Джон кивнул. Мэнди ждала.

– Хотя я кое-чего не понимаю, – признался он. – Почему ты ее не знаешь? Зачем какой-то незнакомке передавать тебе в школе письмо?

Мэнди нахмурилась. Буквально почувствовала, как ее лицо напряглось, потому что она реально не знала, что ему ответить. Почему она об этом не подумала? Что он будет озадачен, даже заинтригован. Но она не могла сказать ему правду. Девушка вздохнула.

– Если расскажу, ты должен пообещать, что никому и словом не обмолвишься.

Джон подался вперед, на лице отразилось любопытство. Она понизила голос, хотя рядом с ними никого не было.

– Помнишь то письмо? Это была анонимная записка о пропавших девочках. Я не знаю, обманка это или шутка. Не хочу, чтобы кто-то отнес ее в полицию, на случай если она ничего не значит и даст всем ложную надежду. За все эти годы я много получала писем и телефонных звонков о девочках.

Ложь выходила легко. Джон выпрямился и стал серьезным. Вот что происходило с большинством ребят, когда она упоминала «девочек-мотыльков». Годы печали не прошли просто так. Ребята всегда напрягались, смотрели на нее по-доброму, но отстраненно. Вот почему она так быстро сошлась с Томми. Он реагировал иначе.

– Если мне удастся выяснить, кто передал тебе письмо, тогда станет понятно, подлинное ли оно…

– Ясно. Ну, я никому не расскажу, – заверил он. – Вчера мы ездили в Британский музей. Знакомились со всем, смотрели на старые рукописи. Все шло хорошо…

– И? – спросила Мэнди.

– В общем, во время ланча мы с ребятами вышли прогуляться, и я увидел припаркованную на тротуаре машину. Это была машина, не фургон, а на заднем окне надпись курсивом. Что-то связанное с тортами. Я записал.

Джон достал что-то из кармана брюк – клочок газеты, оторванный уголок страницы. По краю шла надпись. Он зачитал вслух:

– «Парижская кондитерская». Мы доставляем до двери». Тут еще номер телефона.

Мэнди ничего не ответила, не понимая, к чему он ведет.

– Как только я увидел машину с надписью, она показалось мне знакомой. А затем я вспомнил. То же самое было написано на машине, в которую садилась та девушка. Что передала тебе письмо. Я отметил слово «кондитерская».

– Ты снова видел девушку?

– Нет, машина была пустой. Может, они что-то доставляли. Не знаю. Но я подумал, надо рассказать тебе. Можно легко найти магазин в Интернете.

– Да, – согласилась Мэнди.

– Тогда ты сможешь поехать туда и поспрашивать. Посмотришь, кто там работает. Если это правильное место, то найдешь ее. Хочешь, я поеду с тобой? Я могу поддержать, если боишься идти сама.

Мэнди удивилась. Второй раз за день ей предложили своего рода дружбу. И она ее отвергнет. Она не собиралась брать с собой компанию на поиски Петры, но не хотела показаться неблагодарной.

– Может быть. Или лучше после того, как я все проверю, мы выпьем кофе. Так я выражу тебе свою благодарность.

Джон кивнул.

– Напиши позже.

Он взял со столика телефон, поднял рюкзак и ушел. Мэнди осталась сидеть, глядя на клочок газеты в руке. «Парижская кондитерская». Больше не придется ждать, когда Петра с ней свяжется.

«Парижская кондитерская» оказалась не магазином, а пекарней, расположенной в Кентиш-Таун. Мэнди легко отыскала ее сайт и прочитала, какие услуги они предлагают. «Мы доставляем кондитерские изделия по всему Северному Лондону и для любых мероприятий. Регулярно привозим в офисы, кафе и конференц-центры. Также предлагаем изделия премиум-класса для особых событий: свадеб, вечеринок, дней рождений и корпоративов. Заказ можно оставить на нашем сайте или по телефону». На сайте выставлялись фотографии широкого ассортимента выпечки и тортов вместе с ценами и описанием. Еще фотографии с улыбающимися поварами, с фургоном и машиной, даже мопедом, похожим на те, которыми пользуются доставщики пиццы. Курсивный логотип располагался на фургоне и мопеде сбоку, но на машине – на заднем окне, как и говорил Джон Уоллис.

Мэнди вбила индекс в гугл-карту. Она показала почти заброшенную дорогу в паре кварталов от станции метро Кентиш-Таун. Мэнди поедет туда завтра вместо уроков. Она не знала, что станет делать, добравшись до места, но хотя бы посмотрит, где расположена пекарня и есть ли там девушка с рыжими волосами, которую она посчитала (почти со стопроцентной вероятностью) Петрой.

Она услышала внизу трезвон звонка.

– Я открою, – крикнула мама.

Мэнди сложила книги в стопку и задумалась о Джоне Уоллисе и его предложении поехать с ней. Ее это тронуло. Она знала, что давненько нравилась ему. Он жил примерно в десяти домах от нее, но, когда она была в младших классах, по большому счету ее игнорировал. Мальчишка не хотел водиться с девчонкой помладше. Когда она сдала экзамены в средней школе, он изменился и стал дружелюбным, иногда присоединялся к ней по дороге домой. Рассказал, каково быть старшеклассником, и предложил тусоваться с ним и его друзьями. Мэнди это польстило, и она могла бы принять его предложение, если бы не Томми, который ворвался в школу и увлек ее в свою компанию. Джон Уоллис был общительным и открытым, но людей в Томми притягивала какая-то искорка. Хотя она действовала не на всех. На тех, кто экстраординарно выделялся своей одеждой и личностью, с подозрением смотрела длинная череда выпускников, которым нравились футбольные команды, музыка и видеоигры. Такие, как Джон, не понимали людей вроде Томми. Томми проявлял интерес к книгам, искусству и фильмам. Ему нравилось спорить о политике и философии, и он гордился своей странной одеждой.

Томми был уникальным.

Мэнди присела на край кровати и почувствовала слабость. Ей нужен был Томми. Не Джон Уоллис. Не Люси (какой бы ни была ее фамилия). Но Мэнди не для него. Он предпочитал типичных девчонок.

Она услышала шаги на лестнице, а потом дверь в ее комнату слегка приоткрылась. Заглянула мама.

– Пришла Элисон. Я готовлю чай. Спустись поздороваться.

Мэнди вздохнула.

– У меня куча заданий…

Мама окинула комнату взглядом. Сумка валялась на полу, школьные вещи еще не разобраны. Но ноутбук был открыт на сайте «Парижской кондитерской». Мэнди с виноватым видом закрыла его.

– Мне кажется, ты просто торчишь в Фейсбуке. Спустись всего на пять минут. Ты не видела Элисон с тех пор, как она вернулась из Франции. Пожалуйста! Ты же знаешь, как ей нравится с тобой разговаривать!

Мэнди кивнула, и мама пошла вниз. Она раздраженно закрыла глаза. Зачем ей всегда присутствовать, когда приходила Элисон? Она устала разыгрывать перед ней веселушку, тем более что сейчас ее голова занята другим. Как она могла смотреть на Элисон, когда в ее мыслях Петра? Она так и представила, как женщина внимательно смотрит на нее и считывает ее мысли.

Встречи с Элисон всегда походили на тяжелое испытание, и она устала наблюдать за ее страданиями. Поездка во Францию ни к чему не привела. Девочка из гаража оказалась не Тиной, а обычной туристкой, которая ненадолго задержалась в той местности. Элисон провела там пять дней. Связалась с полицией, и те проверили другие сайты. Она дала интервью на французском телевидении, а еще встретилась с группами поддержки родителей пропавших детей. Вернувшись, она побеседовала с одной из утренних программ новостей. Она казалась спокойной и четко выражала свои мысли: «Мы должны следовать за каждой ниточкой, неважно, насколько она тонкая». Мэнди немного посмотрела, а потом переключила канал. Элисон накрасила губы темной помадой, которая отлично гармонировала с ее бледной кожей. Она выглядела первоклассно и уверенно, но Мэнди показалось, что ее рука дрожала, когда она жестикулировала, излагая свою точку зрения, словно все эмоции подкатили к кончикам пальцев.

Где Тина? Должно быть, Элисон задавала себе этот вопрос каждый час каждого дня.

Мэнди тоже задавала себе этот вопрос. Где Тина? Если Петра работала в пекарне в Кентиш-Таун, тогда где Тина?

Она услышала, как ее зовет мама. И подошла к двери.

– Мэнди! Чай готов. Спускайся.

Мэнди не ответила. А затем услышала другой голос.

– Выходи. Я расскажу тебе о своей поездке во Францию! – крикнула Элисон.

Она вздохнула и пошла вниз.

Мэнди нашла пекарню спустя десять минут после того, как следующим утром добралась до Кентиш-Тауна. Она прошла по оживленной дороге, затем свернула в переулок, который заканчивался магазинами и домами. Напротив располагался склад с высоким проволочным забором. Сбоку от него стояло кирпичное здание, которое, похоже, когда-то было начальной школой. На нем висела большая табличка с различными названиями компаний, и внизу Мэнди увидела надпись – «Парижская кондитерская». Пекарня находилась за железными воротами, рядом с которыми висел домофон. Внутри, на месте прежней игровой площадки, Мэнди увидела несколько припаркованных транспортных средств – среди них фургон и машина «Парижской кондитерской». Пока она стояла там, из входной двери вышли мужчины в белых брюках и футболках и устроили перекур. Интересно, они работали в пекарне или в другой компании, арендующей помещение?

Она отвернулась от здания и задумалась, что делать дальше. Через дорогу располагалось кафе. Она пошла к нему. Решила посидеть там и подумать о дальнейших действиях. Через пять минут она расположилась у окна с чашкой черного кофе и смотрела на вход прежней начальной школы.

Возможно, придется просидеть здесь весь день.

Не было гарантий, что Петра придет на работу или выйдет из здания. Может, у нее выходной. Или она вовсе сегодня не здесь. Если она доставляла выпечку, ее могли забирать из дома, а потом объезжать офисы и магазины. Может, она вообще никогда не приходила в это здание. Мэнди могла проторчать тут целую неделю и не увидеть ее.

Если это вообще была Петра. Глупая идея – приехать сюда.

И вот через пять минут, не успел кофе Мэнди остыть достаточно для того, чтобы можно было сделать глоток, из здания вышла девушка с рыжими волосами и направилась к железным воротам. Мэнди смотрела на нее, не веря своим глазам. Девушка была одета в короткую зеленую стеганую куртку и джинсы. Блестящие и прямые волосы с косым пробором лежали на ее плечах. Они были коричневато-красного оттенка. Девушка с секунду постояла у ворот, а потом, когда открылась дверь, вышла на улицу. Мэнди подскочила, взяла сумку и оставила кофе на столе. Она приостановилась в дверях кафе, чтобы дать девушке с рыжими волосами (Петре?) пройти вперед. И как только та свернула на оживленную улицу, Мэнди направилась за ней. Она держалась чуть позади. Зеленая куртка выделялась из толпы, ее легко можно было заметить издалека. Мэнди надеялась, что девушка не сядет в автобус или не спустится в метро. Через некоторое время она остановилась и вошла в магазин. Мэнди притормозила, рассматривая висевшие на стене постеры. Кинула взгляд на магазин, в который заскочила девушка. Та вышла оттуда с чем-то похожим на большую упаковку молока. Мэнди продолжила идти за ней. Вскоре та свернула с улицы на проулок между двумя возвышающимися домами. Мэнди замедлилась, ощущая волнение. Она жила здесь? Ее было так легко найти?

Девушка вошла в сад перед домом, после чего постучалась в дверь. Мэнди слышала глухие удары дверного молотка. Хлопнула дверь. Мэнди перешла дорогу и оказалась напротив дома. Номер тридцать четыре. В саду стояла табличка о его продаже, и дом выглядел слегка обветшалым.

И что теперь делать?

Мэнди чуть прошла вперед, теряя уверенность с каждым шагом. Тот ли это человек? Она видела знакомое лицо в луче света от фонарика. Позвала ее по имени, а потом через Джона Уоллиса получила открытку. Конечно, это Петра. Что ей сказать? «Где ты была все эти пять лет? Где Тина?»

Внутри разрослось другое чувство. Она возненавидела себя за эти мысли. Петра так и не стала ее подругой. Всегда держалась особняком в их троице, иногда практически не скрывая свое презрение к Мэнди. Разве сейчас она не сделала то же самое? Девушка видела ее, и Петра сказала, что свяжется с ней. Но не связалась. Вероятно, как и пять лет назад, не хотела, чтобы Мэнди была в ее жизни.

Мэнди коснулась запястья, но не нашла там браслета. Ей здесь не место. В голове вдруг всплыла Элисон Пойнтер. Она сделала бы что угодно, чтобы найти Тину, и возможно, то же можно сказать о Петре. А Петра была ключом к местонахождению Тины, если та все еще жива. Теперь у Мэнди был адрес, и она, вероятно, должна все рассказать психологу или хотя бы пойти в полицию. Пусть зададут пару-тройку вопросов девушке с рыжими волосами.

Открылась дверь дома, и на улицу вышли двое мужчин. Они громко разговаривали на иностранном языке, один из них смеялся и хлопал другого по спине. Они пошли дальше по улице.

Мэнди не знала, что делать.

Она вспомнила своего психотерапевта, Дебби. Та в последнюю их встречу сказала, что одна из причин ее подавленности – неразрешенная обида на то, что Петра ее отвергла. Именно это мешало ей подойти к дому, поднять дверной молоток и позвать ее? Мэнди привалилась к садовой ограде. Она утратила веру. Дала слабину. Она представила, как Петра открывает дверь и вздыхает. «Опять ты! – может сказать она. – Не можешь уже завести своих друзей? Всегда нужно ошиваться около меня?»

Наверное, и Томми так о ней думал. Возможно, считал ее слишком приставучей и поэтому переключился на Лиэнн. Мэнди всегда будет жить с этой проблемой? Всегда будет остро нуждаться в людях?

В нижнем окне дома показалось лицо. Не девушки с рыжими волосами, а какой-то женщины. Она смотрела на Мэнди, даже не пытаясь спрятаться за занавеской. Открыто смотрела на нее, более того, сверлила взглядом, будто злилась.

Мэнди перешла дорогу. Через считаные секунды она стояла у входной двери и, подняв молоток, с грохотом его опустила. Дверь открылась, на пороге стояла та же женщина. Она была невысокой, волосы перевязаны на макушке. Незнакомка заняла оборонительную позицию: плечи расправлены, шея вытянута, на лице возмущение, она была готова к скандалу.

– Я хочу поговорить с Петрой, – сказала Мэнди.

– С кем? – переспросила женщина и качнула головой, будто Мэнди сказала, что хочет поговорить с Дедом Морозом.

– Я знаю, что она здесь. Мне нужно с ней поговорить. С Петрой Армстронг.

– Вы ошиблись адресом! – с акцентом воскликнула женщина, ее слова отдавались в ушах тяжелым гулом.

– Я знаю, что она здесь. Видела ее. Она отправила мне открытку. Мне нужно с ней поговорить, иначе я пойду в полицию!

– Здесь нет никого с таким именем. Никого. В доме полно поляков. Мы не знаем Петру.

– Ладно, тогда я звоню в полицию.

Мэнди достала из кармана телефон. Она отчаялась и понятия не имела, что делала, но нажала девятку, после еще одну. Не успела нажать еще раз, как из глубин дома раздался голос:

– Все нормально. Я с ней поговорю.

Женщина повернулась. Там, в конце коридора, была Петра.

Мэнди стояла на пороге. Петра направилась к ней по коридору. Мэнди затаила дыхание, ее взгляд скользил вверх-вниз по девушке, которую она когда-то знала. Она была высокой, худенькой и с рыжими волосами, зачесанными на одну сторону. Одета в узкие джинсы, кеды и мешковатую кофту. На запястье несколько браслетов, на шее цепочка с крестиком. Она выглядела взрослой, но в ее чертах лица Мэнди видела ту самую девочку. Подойдя к входной двери, она скривила губы, и Мэнди словно вернулась в прошлое.

Петра заговорила с женщиной на другом языке. Та пожала плечами. Девушка приобняла ее за плечи и тихо сказала: «Będzie wszystko w porzadku». Женщина разразилась длинной тирадой, а Петра слушала и кивала, временами бросая взгляд на Мэнди. Женщина все говорила. Петра что-то прошептала и показала гостье палец, как бы прося подождать минутку.

В этот момент Мэнди заметила ее ногти. Выкрашенные в серебристый цвет, длинные, изящно изогнутые, как бусины, из которых плетут браслеты. Затем посмотрела на свои обгрызенные ногти и сложила руки на груди, чтоб их спрятать. Женщина замолчала и зло посмотрела на Мэнди. Затем развернулась и поплелась к лестнице. Петра дождалась, когда она поднимется, и только тогда заговорила.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она. – Как узнала, где я живу?

– Привет, – ответила Мэнди, проигнорировав вопрос.

Петра с подозрением посмотрела на нее, будто ее только что посетила какая-то мысль. Вышла за порог и окинула взглядом улицу.

– Ты никого с собой не привела?

– А кого я должна была привести?

– Policja, – сказала Петра. – Полицию.

– Ты просила никому не говорить, и я молчала. Ты обещала, что свяжешься со мной, и не связалась. Я никого не привела, но, если ты не расскажешь мне, что тогда произошло, я отправлюсь прямиком в полицию.

Взгляд Петры сканировал дорогу за спиной Мэнди.

– Я не вру. И до сих пор говорила только правду. Это ты соврала.

Петра прислонилась к перилам. Напряжение ее отпустило.

– Я собиралась с тобой связаться. Если бы ты сегодня не появилась здесь, я бы написала тебе и передала письмо в школе. Все некогда было. У меня много работы.

– Где ты была, Петра? – прошипела Мэнди. – Вся страна тебя ищет. Твой папа…

– Тебе нужно объяснение. Но в этом доме полно людей…

В этот момент открылась дверь на кухню, молодой парень высунул голову и позвал кого-то по имени. Петра что-то сказала ему на другом языке, и дверь закрылась.

– Ты сменила имя.

– Разумеется.

Снова это презрение. Взгляд девушки сместился в сторону, словно она делилась с кем-то, насколько гостья тупая. С таким же успехом она могла сказать: «Прикинь!» Мэнди внимательно посмотрела на нее: челюсть напряглась, черты лица заострились от злости. Петра тут же закрыла глаза и прошептала: «Przepraszam». А затем сказала:

– Извини.

Протянула руку и коснулась рукава пальто Мэнди.

– Я расскажу тебе, но не здесь. Чуть дальше по дороге есть парк. Ты иди, я буду через пять минут.

– Я никуда не пойду.

Петра стояла неподвижно, но в ее голове явно крутились мысли – уголки рта подергивались, глаза бегали туда-сюда.

– Я была к тебе несправедлива, – наконец сказала она, взяв себя в руки. – Захвачу куртку, и вместе пойдем в парк. Там мы сможем поговорить.

Она вернулась в дом и поднялась наверх, куда ушла женщина. Состоялся быстрый разговор, Мэнди слышала перебивающие друг друга голоса. Затем Петра вернулась в зеленой стеганой куртке. Она не стала ее застегивать, и полы куртки разлетались при каждом движении.

Мэнди последовала за ней по улице, Петра шла впереди на пару шагов. Мэнди не могла поверить, что эта девушка была здесь; она словно воскресла из мертвых. Дойдя до парка, она направилась к скамье.

– Где ты была? – перешла она сразу к сути, как только уселась.

Парк казался сырым и коричневым, к скамье слетелась куча листьев. Некоторые из деревьев обнажились, клумбы засадили анютиными глазками. Детская площадка стояла пустой, за исключением девушки с коляской. Мимо них на скутере проехала женщина, рядом с ней бежала собака.

– Я все объясню, – начала Петра. – Но сначала скажи, ты видела моего папу?

Мэнди кивнула, вспомнив Джейсона Армстронга на сносе дома.

– Как он?

– Не очень.

Мэнди вцепилась в край скамьи и почувствовала, как под пальцами крошится дерево. Почему Петра просто не могла все рассказать?

– Что случилось,? В тот вечер? Когда вы вошли в дом?

– Все просто. Мы с Тиной вошли. Ты знала это. Была там. И спрятались на кухне. Там было темно, а дверь в гостиную – приоткрыта, так что мы смогли заглянуть внутрь. Мистер Мерчант – тот старик – сидел в кресле. Тина нервничала. Ей не хотелось идти. Она сделала это из преданности мне.

Это правда.

– Мы пробыли там всего пару минут. Тина вся издергалась. Я чувствовала напряжение в ее руке, беднягу будто парализовало от страха. Она сказала: «Мне нужно уйти». Поэтому я отпустила ее и слегка подтолкнула к двери. Тине словно нужно было мое разрешение, чтобы сбежать, и я дала его ей. И она ушла. Оставила меня там. Я немного обиделась. Как только она ушла, мне не было смысла оставаться. Я подождала еще с минуту. Подумывала осмотреться, но не стала. Было темно, а одной это делать страшно. Поэтому я тоже ушла. Тины нигде не было, и я пошла домой.

– Того старика убили.

– Я знаю. Читала об этом в Интернете. Мистер Мерчант… – она замолчала, – был жив, когда я уходила.

– А Тина…

– Я думала, она пошла домой или, может, к тебе.

Могло ли все быть так просто? Они обе вышли из дома по отдельности?

– Я целых пять лет винила себя за то, что никому не сказала о вашем походе в дом. А теперь ты говоришь, что никто из вас там не остался?

– Тут нет твоей вины.

– Но если бы я все сразу рассказала полиции…

– То ничего бы не изменилось. Тина вышла из дома, и я тоже. С ней произошло что-то снаружи, на улице, по пути домой или к тебе. На самом деле, именно там полиция и начала поиски – на улицах. Тебе не в чем себя винить.

Мэнди заерзала. Это никогда не приходило ей в голову. Что бы она ни сделала тем вечером, ничего бы не изменилось.

– Ты же никогда не видела моего папу? – вдруг спросила Петра.

– Видела пару раз.

– У него были проблемы с управлением гневом. Когда он раздражался или расстраивался, то кого-нибудь бил. Мою бабушку, своих подружек и меня. Может, даже маму, когда она была жива. Социальные службы об этом знали. Они тщательно следили за тем, чтобы он не пил. Мне с ним было нетрудно. Я хотела жить с ним. Он проявлял агрессию, только когда напивался. Но после всегда извинялся. Социальные службы заключили с ним своего рода договоренность. Он ходил к психотерапевту, не пил и обещал меня не трогать. Как правило, ему это удавалось. А если он причинял мне боль, я прикрывала его и никому не говорила. Как я могла сказать? Иначе меня бы отдали на попечение государству, а я этого не хотела. Я справилась. Я была достаточно счастлива. После смерти бабушки мало что имело для меня значение. Ну, кроме Тины. Тина была мне как сестра. В тот день, в тот четверг, папа был в запое. Он очень рассердился на меня тем утром и ударил. У меня остались синяки по всей руке и на ребрах. Ты не видела, потому что я их скрывала.

Мэнди молчала. Петра всегда что-то скрывала.

– Тина тоже их не видела, но знала, что у меня тяжелые времена. Тем вечером, выйдя из дома мистера Мерчанта, я пошла домой. Папа спал на диване, на полу перед ним в ряд стояли пивные банки, а на кухне – полупустая бутылка водки. Я чувствовала себя ужасно и не могла ждать всю ночь, когда он проснется и снова начнет строить из себя святошу. Поэтому ушла и осталась у его бывшей девушки. Сказала ей, что он не против. Мы посмотрели телевизор, легли спать и проснулись поздно. А затем увидели новости и поняли, что произошло.

– Почему ты не вышла на связь?

– Потому что знала: это конец. Я вся была в синяках и отсутствовала целую ночь. Меня бы отправили в приют.

– Ты пять лет скрывалась, чтобы избежать этого?

– Я не собиралась скрываться вечность. Я… мы жили с этим изо дня в день. Я думала, синяки сойдут. У меня даже возникла безумная мысль, что можно через пару дней пойти в полицию и сказать, что потеряла память.

– А как же его девушка? Она бы точно заставила тебя пойти в полицию.

– Она знала, каким мог быть папа. Она заботилась обо мне и так или иначе планировала вернуться в Польшу, чтобы не быть частью этого. А еще я беспокоилась за Тину. Думала, если пойду в полицию, тогда история станет еще запутанней. Будут думать обо мне, когда надо о ней. Я понятия не имела, что с ней случилось, а в голову лезли страшные мысли. Эти несколько дней были ужасными.

– Но ты не вернулась…

Петра покачала головой.

– Ты поехала с папиной бывшей девушкой в Польшу?

Петра сжала губы.

– Больше я ничего не могу сказать. Не хочу, чтобы у кого-то еще возникли неприятности. Она заботилась обо мне. Я приняла решение, что хочу жить с ней, а не с папой. Шли дни, объяснения того, что произошло с Тиной, так и не нашли, и я поняла: если вернусь, мне придется жить либо с отцом, либо в приюте, и в обоих случаях я буду без Тины. Мне показалось, что моя старая жизнь закончилась. Петра Армстронг пропала, и я начала все с чистого листа.

Мэнди не знала, что сказать. Нельзя просто так принять решение оставить прошлое. Просто нельзя.

– Звучит неправдоподобно.

– Ничего не могу с этим поделать. Это правда. У меня хорошая жизнь. Я живу с тем, кто любит меня. Мы как сестры.

– Но ты вернулась.

– Ненадолго. Нам нужна была работа. Деньги – это хорошо.

– Ты не боялась, что тебя узнают?

– Я выросла. Прошло пять лет. В любом случае, в Лондоне восемь миллионов жителей. Вряд ли я столкнулась бы с папой.

– Ты поехала к дому. И столкнулась со мной.

– Так и есть. Я не ожидала увидеть там кого-то в пять утра.

Мэнди смутилась. Странно оказаться на улице в такой час. Она не могла объяснить, зачем пошла туда.

– Я удивилась, что дома больше нет. И впала в шок, когда ты неожиданно вышла из тени.

Раздался гудок машины. Мэнди посмотрела на вход в парк. У ворот стояла машина. А рядом – женщина, которая открыла ей дверь. Она была в длинном пальто, руки воинственно скрещены на груди. Петра поднялась и затеребила молнию куртки, пытаясь ее застегнуть. Сделала пару шагов. Мэнди тоже встала и, догнав ее, взяла за руку, чтобы остановить.

– Ты уходишь?

– Да.

– Прямо сейчас? В эту минуту?

– Я не могу рисковать…

– Думаешь, я расскажу полиции?

– А расскажешь?

– Не знаю.

– Мэнди, я просто не могу рисковать.

Девушка посмотрела на женщину и на машину. И представила спешно упакованные чемоданы в багажнике. Наверное, именно это Петра сказала ей на польском. «Пакуй чемоданы, мы уезжаем», потому что Мэнди нельзя доверять.

– Я никогда тебе не нравилась, да? – спросила она.

Петра вздохнула.

– Не особо. Но могла бы…

– Я была одинокой. Нуждалась в друзьях.

– Поэтому влезла в нашу компанию, – произнесла Петра с ноткой злости в голосе. – Тина была для меня всем, а ты увела ее.

– Ты всегда была для нее на первом месте.

– Возможно, – уже мягче сказала она. – За те недели ты много времени провела с ней. Она говорила о тебе. Я знала, что ты ей нравилась.

Машина снова загудела. Женщина что-то крикнула.

– Как думаешь, что случилось с нашей подругой? – спросила Мэнди.

– Наверное, ее кто-то увез. Я не думаю, что она жива.

Глаза Петры остекленели. Мэнди притянула ее к себе. Неуклюже обняла, а потом, отпустив, отступила.

– Мне пора. Прощай. Пожалуйста, никому не рассказывай обо мне.

Мэнди смотрела, как Петра подошла к женщине. Та встала на цыпочки и обняла ее. Они сели в машину и через минуту уехали.

Мэнди достала открытку из кармана и подумала о «Красных розах». Она стала бы хорошим членом группы. Петра ошибалась.