За две недели до…

Конечно, можно было спросить напрямую. Подойти к моей начальнице, обсудить проблемы с ее ноутбуком – таковые имелись, вне всякого сомнения, а потом как бы невзначай забросить вопрос, почему это Оксана Павловна все же решила проигнорировать мои рекомендации и обратилась к нашему штатному психологу. Больше того, именно так я и собиралась поступить, хотела обо всем узнать, спросить, все ли ее устраивает в ее старом ноутбуке – я отдала его ей, пока не разберусь с новым окончательно, – а затем аккуратно намекнуть, что между мной и нашим штатным психологом… происходит роман. В настоящем времени и в нашем пространстве, в текущем измерении. Что делать после этого – я не знала, так далеко ситуацию не продумывала. А уж когда увидела Оксану Павловну Метлицкую со слезами на ее красиво накрашенных глазах, то и вовсе настолько растерялась, что, вместо того чтобы признаться ей во всем, дождалась того, что она призналась во всем мне. Мы сидели на подоконнике, как две почти что подруги, и разговаривали о чем-то несущественном, но очень уютном. А потом Оксана Павловна вдруг сказала:

– Расскажите мне о себе. Вы счастливы?

– Счастлива? – опешила я. – В каком смысле?

– В прямом. А в каком еще смысле можно понять этот вопрос? – рассмеялась моя Королева.

– Ну, любовь к родине, профессиональная удовлетворенность, круг общения, – принялась перечислять я, а Оксана Павловна молча смотрела на меня и улыбалась краешками губ.

– Давайте тогда выведем некую усредненную величину вашего удовлетворения жизнью в целом, с учетом коэффициента довольства собой, внутренних и внешних факторов и добавим еще переменную личного счастья.

– Переменную? – усмехнулась я. – Вполне точно, личное счастье – штука весьма переменная.

– Так что? – не выпускала меня Королева.

– Ну, по шкале от одного до десяти я счастлива, наверное, на четверочку.

– Негусто, – пожала плечами она.

– Это в хороший день, – добавила я, усмехнувшись. – Обычно же у меня все плохо.

– Помню-помню, это ваш девиз, да? В таком случае четверочка – не так уж и плохо. Не единица же. А если обобщить, кто-то может быть счастлив на десятку? К примеру, победитель какой-нибудь лотереи на сто миллионов долларов.

– Лотерея, кстати, практически никак не влияет на ощущение счастья.

– Да? Уж позвольте мне с вами не согласиться. Вот сразу видно, что вы никогда не выигрывали, – хмыкнула Оксана Павловна.

– Могу поспорить, что и вы тоже не выигрывали в лотерею.

– С чего вы взяли? – Она сделала вид, что возмущена и даже оскорблена. Я пожала плечами.

– Ну, это, конечно, чистое предположение, но, думается, вы ни разу в жизни даже лотерейного билета по доброй воле не купили.

– Считаете, вы так хорошо разбираетесь в людях?

– Разбираться в людях – это задача для нашего психолога, разве нет? – пробормотала я и почувствовала, как щеки загораются от жара. Заметит? Поняла, отчего я упомянула Апреля? Черная Королева смотрела на меня так, словно я ничего особенного не сказала. Она переменила ноги, положила левую на правую, откинулась спиной к окну и посмотрела искоса на московскую серую даль, в которой еле различались сплетения дорог и домов.

– Я никогда не покупала билетов, как-то, знаете ли, не верю я в чудо. А вы верите? По крайне мере в то, что счастье возможно? Скажите мне, восстановите мою веру в человечество.

– Верить во что-то подобное нет никакой нужды, ведь счастье – вопрос решенный.

– Что вы говорите! – возмутилась, впрочем, без энтузиазма, она. – Решенный вопрос. Может, уже и таблетку можно купить?

– Таблетки – решение временное и ненадежное, – хмыкнула я, вспомнив все разговоры с Апрелем о том, чем обычный психолог отличается от психотерапевта с дипломом медицинского института. Как раз правом выписывать нужные таблетки. У Игоря Вячеславовича такое право было. Может быть, именно это привлекло к нему мою начальницу?

– Таблетки – это для слабых, – кивнула она, словно ответив на мой невысказанный вопрос.

– Значит, я слабая. Пила – от бессонницы. Иногда совершенно не могу уснуть.

– Я тоже, – поделилась она. – Только я так привыкла к этому, что считаю, что это – мой вариант нормы.

– Между прочим, как раз нормальный сон крайне важен для того, чтобы чувствовать счастье.

– Считаете, счастье – это когда удалось выспаться. Тогда оно выше?

– Нет, не выше. Ученые полагают, что счастье – это не совсем переменная…

– Да что вы говорите, – усмехнулась Оксана Павловна. – Твердая постоянная?

– Тоже нет. Но однако исследования показывают, что уровень счастья у каждого отдельно взятого индивидуума – величина более-менее постоянная. Конечно, в отдельные моменты жизни эта величина может меняться. Вот если человек вдруг оказывается в крайне сложной жизненной ситуации, к примеру, заболевает, или теряет работу, или теряет кого-то из близких, то его уровень внутренней гармонии и удовлетворенности жизнью падает. Однако через какое-то время он восстанавливается – даже если ситуация не сказать чтобы улучшилась. Просто люди находят способы свыкнуться, стерпеться с существующим положением вещей, и их уровни гормонов выводятся на, так скажем, привычный эшелон.

– Эшелон?

– Ну да, в этом-то и весь прикол. Есть люди с «эшелоном счастья» на четверку, есть те, у кого это тройка или пятерка. И что бы ни происходило в их жизни – падения или взлеты, они могут испытать волну счастья, подняться на «эшелон» шести или даже семи, но со временем все равно вернуться к своей норме.

– Это какие-то британские ученые? – ехидно переспросила Оксана Павловна.

– Нет, это секретные разработки Сколкова, – в тон ей ответила я, и мы обе хором рассмеялись. Потом мы замолчали, но это было простое молчание двух людей, которым вполне комфортно в обществе друг друга.

– Значит, на четверочку.

– А у вас сколько, Оксана Павловна?

– А у меня, кажется, произошло что-то не то, и этот самый показатель никак не хочет возвращаться в эшелон нормы. Постоянно происходит обрушение данного показателя.

– Может, нужно убрать какой-нибудь внешний раздражитель? Отключиться от всего, позволить организму самому взять все под контроль. К примеру, уехать в отпуск? Сейчас как раз лето, – предложила я с самым невинным видом, втайне потирая ручки. Если мне даже просто удастся отправить Оксану Павловну, ее королевское высочество, в отпуск, это будет отличная передышка. И я смогу придумать, что делать дальше. – К примеру, поехать в этот ваш любимый Пьемонт.

Тут Черная Королева дернулась и чуть не слетела с подоконника. Оксана Павловна смотрела на меня так, словно я была призраком из преисподней.

– Откуда вы… как вы узнали?.. – спросила она. Я аж подавилась слюной от удивления.

– Вы же сами рассказывали. Вы не любите Калифорнию, там жарко, пустыня…

– Ах да, да, – кивнула Королева, чуть успокоившись. – Я же сама говорила. Нет, в отпуск я не хочу. В отпуске слишком много свободного времени, к тому же я уже не помню, когда в последний раз отдыхала.

– Так это ведь и плохо, – осторожно сказала я. Черт ее знает, как она на что отреагирует. – Может быть, все проблемы от того, что вы мало отдыхаете. Вам нужно переключаться.

– Чувствую я, что сейчас я узнаю о каком-то еще исследовании британских ученых, да? О необходимости перемены мест? Знаете, я человек старой закалки и считаю, что от перемены мест сумма не меняется.

– Так то – слагаемые.

– Лучшее средство от любых неврозов – работа. Кстати, что там у нас с вирусом? Удалось узнать что-то еще, или вы его забросили?

– Забросишь его, – фыркнула я. – Между прочим, я как раз хотела с вами поговорить. Буквально сегодня ночью мне удалось окончательно установить, что взлом производился не с целью подключения видеокамеры.

– Ночью? – удивилась Оксана Павловна. – Опять? Потом еще скажете, что в вашей бессоннице виновата я. Нет уж, Фаина Павловна, извольте по ночам во внерабочее время спать крепким сном праведника, как завещали ученые Сколкова.

– Хорошо еще, что я не обязана выполнять ваши распоряжения во внерабочее время, – ехидно добавила я. – Так рассказать вам про ваш вирус? Честно говоря, я думала, что вас порадует эта новость. Что бы вы ни подцепили – это не был маньяк, который подглядывал за вами.

– Точно? Вы в этом абсолютно уверены?

– Мне удалось считать некоторый сегмент кода с нескольких попыток взлома. Я не говорила вам, но я поставила ваш ноутбук под внешнее управление, так чтобы видеть весь трафик, вплоть до байта, даже если он маркирован как системный обмен данными. Чтобы никакие backdoor не ускользнули от моего внимания, знаете ли. Я уже говорила вам, что, как мне кажется, речь идет не о случайном вирусе, таком, какие создаются, чтобы подходить к большому числу аналогичных друг другу систем. Я решила исходить из предположения, что в вашем случае системные сбои вызваны нарушениями в алгоритмах, которые писались специально для какого-то конкретного частного случая. Пусть даже я не имею пока возможности установить специфические особенности этого частного случая, понять задание…

– Так-так, Ромашина, давайте договоримся, что вы сейчас подумаете еще и сократите весь этот текст до чего-то, что я, как профессиональный управленец, который непосредственно в программировании не разбирается, тоже смогу понять. – И Оксана Павловна замахала на меня рукой, словно грозила мне пальцем. – Путаете меня, понимаешь ли. Говорите по-русски!

– Лишь хотела сказать, что этот ваш вирус… – я старательно искала аналоги в разговором языке, – он не для всех, не типичный, не массового производства. Скорее всего, он сделан специально для вас.

– Какая честь.

– Это, кстати, в свою очередь, порождает уже другие вопросы. Зачем кому-то нужно было писать специально такой вот сложный вирус?

– А он сложный? – уточнила Королева.

– Любой вирус, любая ошибка кода, которую так сложно локализовать и идентифицировать…

– Найти и обезвредить? – предложила свои слова она.

– Да, конечно, найти и обезвредить, является результатом продуманной работы. А это – всегда сложно и всегда деньги. Хакеры – тоже люди, они тоже кушают, им нужно платить, плюс секретность, плюс проблемы с законом. Отсюда вопрос – зачем. Как говорится, доколе.

– Фаина Павловна, вот мне интересно, вы с самого детства знали, что станете программистом? Это был такой осознанный выбор? Вы учились в школе, девочки вокруг вас хотели новое платье, красили губы, говорили о мальчишках, а вы писали какие-нибудь программы?

– Не совсем так. Пока девочки говорили о мальчишках, я говорила с мальчишками. Знаете, у таких девочек, как я, в этом смысле всегда есть преимущество. Они со всеми мальчишками – на единой волне.

– Но это преимущество – оно же и слабость. Все они будут воспринимать вас, как «своего парня», как друга и соратника, как равного. Разве это не минус?

– А у вас с мальчишками никогда не было проблем, да? – спросила я, несколько задетая ее словами. Сейчас Черная Королева говорила словами Вити Постникова, смотрела его взглядом. Сколько раз я уже видела этот взгляд, когда люди рассматривали меня со смесью сожаления, непонимания и жалости. Эдакая «девушка с татуировкой дракона», обреченная преодолевать неприятности и отторжение внешнего мира. Ничего общего со мной. Во мне никогда не было «борца», только конформист с шоколадкой в руке перед экраном компьютера.

– У мальчишек были проблемы со мной, – улыбнулась Королева. – Не смотрите на меня волком, Ромашина, я шучу. Вы очаровательны, когда говорите со мной обо всех этих backdoors. Думаете, у меня действительно есть проблемы? Что еще с этим вирусом? Честно говоря, у меня и без вируса полно забот.

И она улыбнулась мне той примирительной, доброй, какой-то проникающей в душу улыбкой, от которой я просто не знала, как защищаться. Если она будет улыбаться так моему Апрелю… Усилием воли я заставила себя не думать об этом. В конце концов, вполне возможно, что моя Королева решила просто пойти к психологу за помощью. Странно? Да. Звучит маловероятным? Тоже да. И все же… Может быть, он ей еще не понравится.

– Мне удалось вполне точно установить, что вирус активируется в определенное время. Ночью, в половине первого, но не только. Еще он был активен рано утром и в середине дня. Время активации не фиксированное, но постоянное – в определенных пределах. При этом фактически все, что делает этот вирус, – это присутствует в системе, так сказать, как сторонний наблюдатель, и ничего больше. Не посылает сигналы, не принимает сигналы – по крайней мере на поверхности. Он пассивен, только активируется и дезактивируется, ничего не меняя, отчего становится крайне сложно спрогнозировать его поведение. Ведь то, что он не делает ничего сейчас, не значит, что наш вирус не способен на что-то. Одно известно более-менее точно: доступ происходит, и происходит не случайно, а по часам.

– Там, на той стороне, этим вирусом управляет человек?

– Скорее всего нет. Вероятно, такое поведение заранее прописано в коде. Хотя в принципе это только мои предположения. Вот вся информация к настоящему моменту. Немного, учитывая, что вы не хотели, чтобы кто-то знал о том, что мы делаем, чем занимаемся. Я двигаюсь куда медленнее, чем мне хотелось бы.

– Вот черт. И ничего больше узнать нельзя? Как именно вирус активируется? Зачем? Каковы его цели?

– Особенности такого рода высокоуровневых backdoor как раз и заключаются в том, что если у нас нет ключа, то не удастся его полностью отследить и расшифровать. По крайней мере не получится сделать это быстро. Я не могу установить ни его цели, ни его способы работы с информацией. Нужно вычислить активатор. Хорошо бы еще понять, как он попал в систему. Уровень, на котором заложен сбой, глубокий. Такое не перебросишь через письмо с порнооткрыткой. Впрочем… Оксана Павловна, к вопросу можно подходить и с другой стороны.

– С какой другой?

– К примеру, забить на все это.

– Серьезно? – рассмеялась Черная моя Королева.

– Вполне. Мы выяснили, что никто за вами не подглядывает, – это как минимум. Мы предполагаем, что это может быть программа, целью которой есть получение какой-то квалифицированной информации, возможно, данных с ваших платежных карт или интернет-банкинга. Вы уже черт-те сколько работаете за моим ноутбуком. От наших изысканий – одни сплошные проблемы, разве нет? С другой стороны, даже если мы установим исходную точку входа, что это изменит? Особенно если учесть, что все эти проблемы можно решить путем переустановки системы. Зачем тратить время?

– Думаете, не стоит? А вдруг это повторится? – Она вытянула ноги и вдруг неожиданно для меня сбросила на пол свои великолепные бежевые туфли на шпильке. Перехватив мой удивленный взгляд, она скорчила грустную рожицу. – Ногу натерла. Даже сидеть больно. Все-таки как удобно, наверное, в ваших этих чеботах.

– Кроксах? – покраснела я, ибо в словах этих я словно увидела свое отражение, как в мутной воде илистого подмосковного озера. Две русалки на одном подоконнике, одна – в изящном, легком летнем платье бирюзового цвета – великолепном, но идеально отвечающем требованиям рабочего пространства, в бежевых туфельках на тонкой, похожей на спицы шпильке, с роскошной гривой блестящих черных волос. Вместо хвоста – длинные ноги, изящные ступни с яркими бордовыми капельками маникюра на пальчиках. Вторая русалка – в солнцезащитных очках, потому что солнечный свет для нее губителен, в поношенной футболке с покемоном, с растрепанными светлыми волосами, с большими наушниками вместо аксессуаров – потому что я люблю отделяться от мира и погружаться в саму себя, мне нравится подпевать в лифте под музыку. Вместо хвоста, как уже было сказано, чеботы.

– Наверное, вы стали программистом, чтобы иметь возможность ходить на работу в растянутом свитере и растоптанных кроксах, – предположила она.

– Ну, это был не основной, но немаловажный аргумент, – кивнула я. – Меня с детства пугали шпильки. Мне казалось, что, если с них упасть, можно сломать ногу. Или нос. Мой бойфренд называет их ходулями.

– У вас есть бойфренд? – спросила Королева, и на лице ее отразилось удивление. Я покраснела и отвернулась. Дернуло же меня за язык, объясняйся теперь. – И кто он? Давно ли вы вместе?

– Ну… не так уж и давно, – пробормотала я, решительно не зная, как теперь выкручиваться. Определенно лучше было бы, если бы я во всем призналась. Да, я отрекомендовала Игоря как плохого специалиста. Но ведь возможно же, что я так считаю и в самом деле? Может быть он плохим специалистом, но хорошим любовником? Ага, так и скажи об этом своей начальнице, пусть она посмеется.

– Надо же, вы полны сюрпризов, Фаина Павловна.

– Вы тоже, Оксана Павловна, – зачем-то ответила я в той же интонации.

– Мне казалось, что вы никогда не покидаете территории нашего предприятия. Иногда – что вы вообще тут живете, и если зайти сюда ночью, то весь ваш отдел будет сидеть в какой-то тайной комнате и обсуждать какой-нибудь код.

– Вы преувеличиваете наше трудовое рвение ровно вдесятеро, – хмыкнула я. Черная Королева вытянула ноги и принялась сгибать и разгибать пальчики, как это делают балерины, разминаясь.

– Я не сказала, что вы обсуждаете что-то, имеющее отношение к работе. Я просто с трудом представляю вас вне этих стен. А может быть, это кто-то с работы?

– С чего вы взяли?

– Просто вопрос. Ого, вы покраснели. Вы очаровательно краснеете. Причем очаровательно как раз то, что вы не утратили саму способность краснеть. Неужели это кто-то из ваших? И кто? Не этот ваш Сашка, нет? Вряд ли он, вы же – просто друзья. Хотя… Не скажете?

– Вы бы мне тоже не сказали.

– Отчего же. Мне нравится один человек, очень даже нравится.

– Кто? – спросила я с интересом, природы которого Королева не знала.

– А кто – ваш?

– Кто-то с работы? – не сдержалась я, с трудом удерживая равномерность дыхания.

– Между прочим, романы на рабочем месте строго порицаются! Хотя ваше рабочее место совершенно безопасно, оно маленькое, серое и из ДСП. Мое рабочее место – другое дело. – Оксана Павловна говорила несерьезно, дразнила меня, совершенно забыв про субординацию. Мои щеки полыхали. Неужели она говорит о моем Игоре? Он нравится ей? А кто еще? Не Постников же! Королева была расслаблена и, кажется, наслаждалась нашей импровизированной посиделкой. Было странно, что ни один телефон не зазвонил, никто не принялся нас искать и загружать какой-нибудь бессмысленной, но очень срочной ерундой.

– Я бы не стала заводить романы на моем рабочем месте. Я стала программистом прежде всего потому, что это звучало достаточно безопасно.

– Серьезно? Безопасно? – изумилась Королева. – Может быть, я неправильно расслышала? Безопасность, в самом деле? В каком смысле?

– Что мне всегда импонировало, так это то, что программист живет сам по себе, как кот в коробке, который и жив, и мертв одновременно. Программист ничего никому не должен, и не нужно мне говорить про должностные обязанности. В девяноста процентах случаев окружающие люди все равно не понимают, чем мы занимаемся. Он все видит, но его не видит никто. Перед ним открыт весь мир, но он смотрит на этот мир с безопасного расстояния. Как когда кто-то испытывает бомбу. Ты чувствуешь отголоски реального мира, тебя даже может немного потрясывать, до тебя может долетать эхо взрывной волны. Но ведь есть же люди, которые мечтают идти вперед, быть первыми, открывать новые континенты. А я не очень-то хорошо чувствую себя в комнате, где людей больше пяти человек. Программист, даже тот, что работает в команде, по сути, совершенно не обязан быть командным игроком. Каждый из нас, так или иначе, сам с собой наедине, когда сидит перед экраном. Вы знали, что программисты даже между собой общаются при помощи текстовых сообщений. Мы любим использовать чат даже в случае, когда мы сидим через три стола друг от друга. Потому что общение и обмен информацией – это не одно и то же. Мы не общительны.

– Вау! – кинула Королева. – Более абстрактного и размытого ответа на вопрос и представить невозможно.

– А вы, почему вы решили идти в мир большого бизнеса? – поинтересовалась я.

– Я думала, что смогу изменить мир, – ответила она и после очень долгой паузы добавила: – Но все получилось наоборот, и мир изменил меня. Ладно, Фаина Павловна, я поняла вас. В принципе эта история с ноутбуками и так затянулась. Вы правы, это нужно заканчивать. Можете сносить систему, – и в один момент веселая, разговорчивая русалка с черными волосами исчезла, и на ее место вернулась деловая, сухая, опасная Королева Субординации. Разговор был явно окончен, и стерва снова была включена в розетку. Я кивнула.

– Я заархивирую все данные, Оксана Павловна.

– Думаете, нужно? – пожала плечами она.

– Я все равно уже это сделала, – ответила я. – На всякий случай.

– Ага, безопасность. Да-да.

Я могла поклясться, что Королева была расстроена, хоть и старалась этого не показывать. Наш маленький заговор подходил к концу, могла ли она быть расстроена из-за этого? Нам больше не нужно будет встречаться, секретничать, болтать о погоде, о смысле жизни и прочей ерунде. Это казалось невозможным и все же вполне вероятным. Мы посидели еще немного, поболтали о жаре в Москве, которая периодически сменялась проливными дождями. Я не знала, можно ли так говорить, но у меня появилось устойчивое ощущение, что она была одинока и несчастна, в точном соответствии с тем, что говорила Машка Горобец о красивых женщинах. Хоть я и отказывалась в это верить.

* * *

Я увидела их вместе в эти же выходные. Они стояли рядом и смеялись, Игорь держал в руках два бокала с вином, один для себя, другой для нее. Мой самый страшный кошмар. Рядом со мной стояла уже изрядно выпившая Машка Горобец и скептически смотрела то на меня, то на Игоря моего Вячеславовича. А тот не сводил глаз с Черной Королевы. Они находились в противоположной части просторного зала – два красивых человека, которым есть о чем поговорить. И я ненавидела каждого из них, но ее все-таки больше.

Я совсем забыла об этом мероприятии, работа не располагала к тому, чтобы помнить хоть что-нибудь. Для кого-то, возможно, лето – пора отпусков и отдыха, но не для нас и не этим летом. Кризис, сокращение кадров, попытки ухватиться буквально за любой контракт в абсолютно любой отрасли – все это привело к тому, что количество программного обеспечения, дающего сбои, уступало только в отношении программного обеспечения, требующего специальной настройки. Мы постоянно сталкивались с так называемой проблемой интеграции, которую у нас называли не иначе как «ужом-ежом» за поразительное сходство с результатом скрещивания представителей данных видов. Как известно, если их скрестить, ничего хорошего не получается, только рулон шипящей колючей проволоки. Интеграция – это когда программа, созданная одной компанией, как правило, на аутсорсинге, должна работать определенным образом, взаимодействуя с другой программой. К примеру, бухгалтерская излюбленная прога 1С (к нашему всеобщему удовольствию, именуемая в нашем отделе как one ass) должна корректно передавать данные операций и транзакций в одну программу наших европейских коллег, с недавнего времени торгующих нашими недрами. Должна – но не обязана, и при перемещении данные превращались в знаки препинания и другую цифровую галиматью. Отчасти парадокс переноса возникал благодаря исключительной одаренности наших бухгалтеров, упорно игнорирующих запрет введения в базы данных информации при помощи кириллицы.

В общем, уровень занятости был совершенно нетипичным для летней поры, и большая часть пчелок из отдела IT наслаждалась летом только из окон нашего улья. Поэтому-то начальство и ожидало от нас счастья и прочего экстаза от новости, что все мы едем на два с половиной дня за город – в очередной раз биться о стену всеобщего равнодушия и непонимания, в попытках выстроить дружную команду. Мероприятия по тимбилдингу – проклятие любой корпорации – в нашем «Муравейнике» в обязательном порядке проводились каждое лето.

Я вспомнила о том, что и нас, компьютерных червей, тоже вывозят «строить любовь и взаимовыручку», только когда Игорь мой Вячеславович – старший по тимбилдингу в этом году – позвонил мне с вопросом, когда я начну собираться, если уезжаем мы, на минуточку, завтра в одиннадцать утра.

– Уезжаем куда? – закономерный мой вопрос вызвал, однако, предсказуемо бурную реакцию со стороны моего «дорогого». Я узнала, что со мной этот вопрос уже обсуждали, что провести три дня на воздухе – это не наказание, а награда, что у меня появилась неприятная способность «фильтровать базар» с тем, что все неприятные вещи или те, которые по каким-то причинам не подходят, я просто блокирую на подходах к сознанию. И что я, оказывается, даже пообещала, что поеду.

– Я не помню ничего из этого, – честно ответила я. – Я никогда – НИКОГДА – не езжу на такие мероприятия. От слова «гори оно в аду» никогда. И не вижу ни одной причины, отчего в этом году должно быть по-другому.

– Может быть, потому, что я там буду? – спокойно поинтересовался Игорь, хотя в голосе его отчетливо звучало бешенство.

– Ты там будешь издеваться над людьми, которые не могут тебе ответить тем же, потому что любят свою работу. Нет, не так. Большая их часть ненавидит свою работу, но привязана душевно и телесно к своему месту и никак не может прожить без зарплаты из-за ипотеки. У многих, Игорь, есть дети!

– А ты считаешь, мы их там пытать будем? Свежим воздухом? Да ты знаешь, как люди бились, чтобы попасть в группу? Между прочим, едут даже не все.

– Ты же психолог! – отвечала я резонно. – Ты же понимаешь, зачем люди рвутся на такие мероприятия.

– Ну-ка, ну-ка, – язвительно потребовал он от меня пояснений. Которые я и дала незамедлительно, напомнив ему о существовании подхалимажа, карьеризма и страха за будущее. Конечно, побежишь перетягивать канат, если вместе с тобой его будет перетягивать начальник отдела кадров. А потом, многие любят халяву. К примеру, от нашего отдела всегда, каждый год на любые корпоративные мероприятия ездил Жорик. Даже если это было бы, как в советское время, сбором картошки, он бы и туда поехал добровольцем, в первых рядах. Потому что для него три дня за счет предприятия, где его будут кормить и, что немаловажно, поить, – это всегда хорошо. Три дня вдали от семьи и детей. И картошечкой можно разжиться. Жорик был крохобором, и мы его за это ценили. Только он умел прокормить себя почти целиком, участвуя в каких-то бесконечных акциях и собирая купоны.

В общем, я не поехала. Сослалась на небывалую загруженность, продефилировала перед Сашкой с кучей распечаток в руках, немного повырывала волосы из головы – и получила традиционное отпущение грехов. Кто бы сомневался. Если бы стало совсем туго, я бы могла и до Черной Королевы дойти. В конце концов, не я ли сидела с ней на подоконнике и разговаривала о мужчинах. Не ей ли мой Апрель нравился? Впрочем, это совсем другая история.

Все утро пятницы Игорь мой Вячеславович со мной не разговаривал, демонстративно проходя мимо меня, как будто я была невидимкой, с чашкой кофе в руках. Я вела себя спокойно, объясняла, что ничего личного. Что это – просто бизнес, который я ненавижу. И что свежего воздуха у него и на балконе полно. А у меня, правда, полно хвостов и вообще, я лучше высплюсь. Жаль, конечно, что мне не удастся вместе с другими дармоедами нашей корпорации строить башню из дров или перетягивать канат, но что поделать. Дела, дела. Игорь мой Вячеславович, безумно красивый в темных джинсах и синей водолазке, отвалил, забрав с собой еще кучу идеально сидящих на нем вещей неформального стиля, уложив их в красивую дорожную сумку из мягкой коричневой кожи – с такой только в «Европы» летать, а не на корпоративную пьянку с дебошем. В том, что наши деятели превратят любой тимбилдинг в дебош, я не сомневалась.

– Значит, откосила? – уточнила Машка Горобец, внимательно разглядывая меня сквозь граненый стакан с компотом. – Ты сама догадаешься или тебя носом ткнуть в твои проблемы?

– Не надо меня ни во что носом тыкать, – фыркнула я. – Хочешь сказать, что ради любви нужно было поехать? Как же это сложно – личная жизнь. Ладно, он там работать будет, а я чего должна страдать? Ничего, поймет и простит. Психологи – они собаку съели на понимании и прощении.

– Поймет? Возможно, – меланхолично пожала плечами Машка. – Простит? Не сомневаюсь. Ты хоть знаешь, что ваша Черная Королева тоже туда едет?

– Что? – вытаращилась на Машку я. По моему разумению, Черная Королева была последним человеком, которого можно было бы заставить попасть на такое вот мероприятие. Как она будет бегать на своих шпильках по траве? Какой, к черту, канат с ее-то маникюром?

– Едет, причем не просто так, а по рекомендации уважаемого специалиста, угадай какого? На «пси» начинается, на «холог» кончается.

– Что?

– Тебя заело? Ты теперь до вечера будешь «чтокать»?

– Малдер? Рекомендовал ей поехать? Не может быть!

– Да, может, – невозмутимо пожала плечами Машка.

– Вот ты откуда знаешь? Не можешь же ты знать все и в таких деталях! Придумываешь, да? Месть за то, что тебя заставляют строить корпоративный душок?

– Во-первых, никакой душок я строить не собираюсь, буду бухать и искать приключений на мою… one ass, так сказать. В моем возрасте любые средства хороши. Во-вторых, я могу все знать и все знаю. Я – как киножурнал «Хочу все знать», моя дорогая. А твоя Черная Королева, между прочим, разместила на нашем корпоративном сайте видеоролик, в котором она призывает относиться к тренингам со всей серьезностью. Если ты сейчас снова выпучишь глаза и спросишь «что?», я тебя задушу. Так вот, если бы я была на твоем месте…

– Я поеду с тобой, – решение пришло мгновенно, к вящей радости Машки Горобец. Как известно, бухать и искать приключений на one ass куда приятнее в хорошей компании. Так я оказалась за городом, в чем мать не рожала, в чем сама оделась с утра, ибо времени заехать домой и собраться не было. Машка уезжала из Москвы сразу после обеда, чтобы избежать пятничных пробок.

Игорь не знал, что я приехала, он был занят, где-то носился, пока мероприятие разворачивалось во всей своей неповторимой уродливости. На поляне перед большим красивым домом из оцилиндрованного бруса – «Муравейник» не пожалел денег, пансионат был просто роскошный – развели костер. Все было организовано идеально: что может лучше сблизить людей, чем совместная варка глинтвейна на костре в огромном чугунном котле. Это было нечто неожиданное, принципиально новое слово в тимбилдинге. Народ одобрял такой корпоративный дух, да еще с гвоздичкой и с корицей, они готовы укреплять и защищать бесконечно. Хотя, как потом выяснилось, варка глинтвейна не являлась частью официальной программы и была скорее инициативой снизу, поддержанной и профинансированной на народные средства. Наши ежегодные корпоративные «голодные игры» под сомнительным названием «построим вместе Корпорацию будущего» должны были начаться только с утра.

Это было по-странному приятно, стоять неподалеку от мерцающего огня, смотреть на эти вечно пляшущие лепестки огненного цвета, слышать шум голосов, приглушенный смех, хлопанье дверей. Кто-то налил мне глинтвейна из котла прямо в Машкин термос для чая. Людей было много, и я знала лично далеко не всех, но все же многих. Потом Машка сказала, что видела моего Малдера внутри, и мы пошли в деревянный дом, где в зале людей было еще больше – настоящее вавилонское столпотворение. Он там был, стоял у противоположной стены с Черной Королевой. Кто бы сомневался. Затем он отошел, взял два бокала с вином и вернулся. Я держалась за свой термос с глинтвейном, как за спасательный круг, так что костяшки побелели. Я просто стояла и смотрела на них из своего укрытия. Они отлично смотрелись вместе.

– И как ты это терпишь? – спросила наконец меня Машка, глядя на то, как я рассматриваю своего бойфренда и начальницу. – Хочешь сказать, это может кончиться чем-то хорошим?

– Смотря для кого, – пожала плечами я, отхлебнув прилично из своего термоса. – Слышала про Эйнштейна, а? Это такой чувак, который придумал теорию относительности. И наблюдателей. В зависимости от того, где стоит наблюдатель и каков он, будут меняться и вещи. Даже законы природы непостоянны.

– Бла-бла-бла, все в мире относительно. Но твоего мужика у тебя уведут. Смотри, как она улыбается. Нужно идти туда и заявить о своих правах.

– Нужно идти… куда подальше, – согласилась я, развернулась и вышла из комнаты обратно на улицу, к костру. Я начала скучать по Сашке Гусеву и по временам, когда думала, что влюблена в него. Это было так спокойно, так безопасно – любить кого-то на расстоянии, особенно того, кто тебе почти безразличен, но при этом вполне приятен. Я вдруг испытала острое желание ударить по волану – мы с Сашкой пару раз в неделю ездили, играли в бадминтон, но в последнее время на тренировки почти не было времени. Вот чего мне сейчас не хватало – ударить по чему-то со всего размаха, чтобы почувствовать инерцию удара всей рукой.

– Значит, будешь просто пить и ничего не делать? – Машка нашла меня и посмотрела с укором.

– Я подумываю об этом, – честно призналась я.

– Вероятно, ей он даже не нужен. Возможно, если Черная Королева узнает, что он – твой, она его просто отпустит.

– А я поймаю и понесу на руках к себе в номер? Ты это хочешь мне предложить? Жить, радуясь, что мой мужчина был отпущен на свободу с чистой совестью?

– А ты, значит, гордая? Хочешь ставить эксперимент на тему «достаточно ли крепка наша любовь»?

– Знаешь, Машка, что прекрасного в экспериментах? Это то, что в них отрицательный результат – тоже результат.

– А как ты сама потом ему объяснишь, что приехала сюда и даже не подошла к нему?

– Что я была слишком занята построением корпорации будущего, – хмыкнула я. – Что осознала и поняла все, чем он мне вчера сносил мозг, и хочу перетаскивать эту дебильную эстафету, прыгать на надувном батуте.

– Ромашина? – услышала я голос из толпы. – Фаина? Ты как тут оказалась? – на меня смотрела Черная Королева, смотрела и улыбалась мне, как родной. Так, словно была в самом деле рада меня увидеть. Я отметила про себя, что никогда еще Оксана Павловна не обращалась ко мне на «ты». Неформальная обстановка давит.

– Я… вот, решила в последний момент. Машка уговорила. Все-таки общее дело… – Я мямлила и мямлила, а потом поняла, что Черной Королеве глубоко наплевать на то, что я говорю. Она мне рада.

– Что ты пьешь? Только не говори, что эту муть из горшка! – воскликнула она. – Пойдем со мной.

– Не из горшка, а из котла, – возразила я.

– Тебя разместили? Ты в каком номере?

– Не знаю. – Я не представляла, как реагировать на то, что Черная Королева ухватила меня за запястье и тащит за собой в зал. – На самом деле я просто заехала повидаться. Меня же не внесли в список, так что места мне нет. Нужно будет уезжать. Или у Машки остановлюсь.

– Не говори ерунды, мы сейчас все решим. Брось эту гадость и пойдем со мной, я знаю, где тут наливают вполне неплохое вино.

– Это только для начальства, наверное.

– Ты что? – Оксана Павловна повернулась ко мне и рассмеялась. – Сегодня у нас начальства нет. Мы же на тимбилдинге. У нас тут демократия и равенство.

– Оксана Павловна, вы думаете, демократию можно включить и выключить, как стиральную машину?

– Ох, я к тебе на «ты» перешла, да? Не заметила. – И она снова рассмеялась. Я подумала – да я ее еще ни разу не видела в таком хорошем настроении. Она выглядит… почти счастливой. Такой, что хочется ее треснуть чем-нибудь тяжелым. Или высыпать ей за шиворот тазик со льдом.

– Ничего страшного, Оксана Павловна, – ответила я все тем же – вот негодяйка – официальным и сухим тоном. Но Черная Королева этого даже не заметила. Вот чего с людьми красное вино делает и теплый летний вечер. Моя начальница, демонстрируя неожиданно доброе и дружеское расположение, тащила меня под белы руки туда, где в темноте, при свете множества неярких светильников, исполнял свои должностные обязанности мужчина моей мечты. Я не знала, как этому противостоять. Я вообще-то не сильна в противостояниях. Сначала Игорь мой Вячеславович нас не замечал, он был занят, погружен в беседу с каким-то длинным, худощавым мужчиной в джинсах и темной хлопковой водолазке. Однако затем громкий королевский смех привлек его внимание, он бросил взгляд на Королеву и улыбнулся. Черт! Помахал рукой. Потом заметил меня и застыл, маска доброжелательности сменилась на что-то другое, непереводимое. Но Оксана Павловна ничего не заметила, она помахала в ответ.

– Смотрите, кого все-таки прибило приливом! – смеясь, громко сказала она, обращаясь к Игорю. – Вы, наверное, не помните, но это тоже ваша клиентка – в прошлом. Фаина Ромашина собственной персоной, наш самый гениальный программист.

– Отчего же не помню, – сощурился Игорь. – Припоминаю. Вроде бы Фаина Павловна не жаловала подобные мероприятия.

– Не жаловала – не то слово. Она буквально устроила DOS-атаку, чтобы не ехать сюда. Представьте себе мое удивление, когда я наткнулась на нее, мирно потягивающую этот самодельный глинтвейн из горшка.

– Из котла, – снова поправила ее я, пытаясь сдержаться и не испепелиться под прожигающим взглядом Игоря.

– Что же привело вас к нам? – спросил меня тот, второй, худощавый, поворачиваясь. Я вроде бы не видела его раньше, но его лицо казалось смутно знакомым. Мужчина не был красавцем, но обладал странной, своеобразной харизмой, он притягивал взгляд и заставлял чувствовать себя немного неуютно, как на приеме у врача. Он обладал внешностью, которую сложно забыть. Крупные черты лица, большие, широкие губы, крупные зубы, делавшие его улыбку хищной. Главная деталь – выразительные, по-анимешному большие голубые глаза, настоящего цвета летнего неба. Красивейший оттенок. У моей сестры Лизаветы почти такой же. От ее глаз мужчины сходили с ума сразу и навсегда. С ее глазами можно было заполучить хоть Брэда Питта, если он был бы ей нужен. Но Лизавета не захотела Брэда, ей полюбился Сережа.

– Чувство долга, – буркнула я, с трудом отведя взгляд от этих странных бездонных голубых глаз. Поразительно, как много всего в этом лице, слишком много. Если бы глаза были чуть меньше, если бы губы не были такими огненно-красными, а скулы – такими остро очерченными, этот мужчина был бы неотразим. А так – от его взгляда становилось не по себе.

– Чувство долга – это мы одобряем, да, Оксана?

– Фая, это Кирилл, мой коллега, Кирилл – Фаина Ромашина.

– Значит, если мне понадобится какая-то компьютерная помощь, ты рекомендуешь мне обратиться к Фаине? – спросил Кирилл и отвернулся к Оксане Павловне. Интересно, они с ней всегда на «ты» или сегодня просто такой вечер? Кирилл не сводил взгляда с Черной Королевы, его глаза полыхали огнем. Я вспомнила – это же тот самый Кирилл Берг, член нашего совета директоров, человек, от слова которого зависит будущее нашего холдинга. Тот, кого мы подозревали в забросе вируса в ноутбук моей Королевы. Влюбленный Кирилл. Неудивительно, что Оксана Павловна не желала, чтобы этот человек наблюдал за ней. И совсем неудивительно, что она его в этом заподозрила. Одного взгляда достаточно, чтобы понять – он способен на все.

– В компьютерных вопросах ей нет равных, – кивнула Оксана.

– Фаина Павловна – человек с большим потенциалом, – кивнул мой Апрель, продолжая смотреть на меня взглядом ученого-естествоиспытателя. Я поежилась, предчувствуя проблемы.

– Вы тоже это заметили? – хмыкнула Оксана. – Впрочем, вы же психолог, вам достаточно одного сеанса, чтобы понять, что за человек перед вами.

– Я считаю, что способность психологов читать людей, как книги о вкусной и здоровой пище, сильно преувеличена, – заявила я из чистого упрямства. – Скорее психологи умеют прекрасно изображать это знание. Выдавать нечто общеизвестное, подходящее к любому человеку, за уникальное знание.

– Вы путаете психологов с цыганами, – невозмутимо отбрил меня он.

– Некоторых психологов с цыганами и не различишь, – ответила я достаточно агрессивно. Кирилл Берг хмыкнул и протянул мне бокал с вином. Я приняла его и выпила залпом, до дна. Оксана Павловна и этот Кирилл многозначительно переглянулись, Кирилл хмыкнул и протянул мне другой бокал.

– Фаина Павловна недолюбливает нашего брата, – улыбнулся мой Апрель холодной улыбкой вежливого менеджера отеля, в чьи обязанности входит улыбаться, но не входит любить людей.

– Думаете? – рассмеялась Оксана. – Не знаю, Фаина, мне кажется, ты несправедлива к Игорю Вячеславовичу, он – прекрасный специалист, я лично могу это подтвердить. – И словно желая показать на деле свою готовность, Оксана Павловна положила свою ладонь Игорю на плечо. Невинный жест заставил меня почти мгновенно прикончить второй бокал. У Черной Королевы были длинные пальцы, на среднем и на мизинце болтались роскошные кольца, в камнях которых плясал, играя, отраженный свет. Черная Королева стояла неподвижно, но ее пальцы жили отдельной от нее жизнью, они словно отбивали такт никому не слышной песни. У меня кровь отлила от щек. Усилием воли я заставила себя посмотреть в сторону и вдруг поймала взгляд Кирилла. Он тоже смотрел на руку Черной Королевы, и я могла с уверенностью сказать – он ревновал смертельно ее.

* * *

– Ты как? – услышала я знакомый голос прямо у себя над ухом. Я обернулась и наткнулась взглядом прямо на обеспокоенное лицо Машки Горобец. Рядом с ней качался на ветру наш сисадмин Рудик. Впрочем, может, он и не качался. Может быть, качалась я.

– Мы прекрасно проводим время, – пробормотала я так четко, как смогла. Результат не устроил меня. Я попробовала еще раз. – Прекрас… Прекрасссно… мы проводим время просто прекрасссно.

– Слово «прекрассссно» тебе особенно удается, – кивнула Машка и заткнулась, так как ко мне возвращался Кирилл Берг – с очередным бокалом вина.

– Расскажите мне, Фаина, как вам нравится работать под началом Оксаны Павловны? – спросил он, продолжая уже начатый допрос. Сама виновница его негасимого интереса стояла чуть поодаль и оживленно обсуждала что-то с моим Игорем.

– Может быть, тебе уже хватит пить? – спросила Машка, неодобрительно поглядывая то на меня, то на Кирилла.

– Ш-ш-ш! – зашипела я, ибо из-за ее бормотания мне было неслышно, о чем говорят.

– Не шикай на меня. Лучше представила бы меня людям. – Машка кокетливо улыбнулась, оборачиваясь к Кириллу.

– Маша – Кирилл, Кирилл – Маша, – представила ее я так, как это сделала бы тезка моей начальницы, Черная Королева с Алисой и пудингом.

– Очень приятно, – бросил Кирилл так, что сразу становилось исчерпывающе ясно, что ему неприятно и вообще плевать. Улыбка сползла с Машкиного лица. Рудик посмотрел на нее томительно и устало. Он хотел уходить, уже устал стоять на ногах. Я его понимала, мне тоже хотелось прилечь на травку и задремать. Оксана Павловна и Игорь мой Апрель, напротив, были бодры, веселы и обсуждали завтрашние планы. Оксана прямо полыхала интересом к тренингам, расспрашивала Игоря о деталях, о целях тех или иных затей. Машка была права, так искренне и с таким воодушевлением женщины слушают мужчин только тогда, когда желают затащить их в постель. Это понимала я, это понимал и тихий, пугающе вежливый Кирилл Берг, этого не понимал, кажется, только сам глупый психолог Игорь Вячеславович. Не понимал или делал вид.

– Мы с Рудиком собираемся к костру, ты пойдешь с нами? – спросила Машка, продолжая обеспокоенно хмуриться.

– Нет-нет, мы вам Фаину не отдадим, – возразила Оксана, к моему вящему удивлению.

– Серьезно? – фыркнула Маша. – Вы ее ни с кем не перепутали? Уверены, что именно она вам нужна?

– Идите, Мария, идите. Здесь костра нет, – ответила Королева сухо.

– Фая? – переспросила Машка строго.

– Иди, Маша. Не волнуйся. Я прекрасссно провожу время, – пробормотала я, забирая бокал у Берга. В дальнем углу комнаты на нас задумчиво смотрел Витя Постников. Тусовка начальников и членов совета директоров – меньше всего он ожидал, что в ней окажется лохматая, пьяная сотрудница отдела IT. Игорь снова скользнул по мне полным непонятных намеков взглядом. Его зеленые глаза полыхали, он явно имел мнение, но какое – я не могла понять. Он оскорблен тем, что я так и не дала никому понять о наших с них отношениях или он доволен этим? Смущен тем, что я застала его с Оксаной Павловной? Считает, что я должна уйти? Или остаться? Зол, что я не поставила его в курс о своих изменившихся планах? Вычеркнуть нужное?

– Значит, вы не уважаете психологов? – спросил меня Кирилл. – Признаюсь честно, я тоже не разделяю Оксаниного оптимизма в этом вопросе.

– Не нужно путать мой интерес с оголтелым одобрением, – резонно заметила та. – Я просто отдаю должное работе конкретного специалиста и признаю, что это эффективно.

– Да, но как ты замеришь эту эффективность? – возразил Кирилл. – Ведь все, о чем мы говорим, исключительно субъективно, разве нет?

– Вот! Я всегда говорила то же самое.

– Что скажете, Игорь Вячеславович? – улыбаясь, обратилась Оксана Павловна к моему бойфренду. Тот улыбнулся одними только кончиками губ, легко, еле заметно кивнул мне и ответил.

– Вы переоцениваете степень объективности объективного подхода, Кирилл Наумович. Подавляющее большинство процессов в нашем мире оценивается, так или иначе, весьма субъективно.

– Позвольте с вами не согласиться, – церемонно ответил тот. – Когда врачи удаляют у пациента аппендицит, этот факт можно вполне объективно оценить – вообще без участия пациента.

– Иными словами, аппендицит либо есть, либо нет, верно? – улыбнулся Игорь. – Но боль, которую причиняет аппендицит, вполне субъективна, разве нет? Каждый переживает ее по-разному и справляется с нею по-своему.

– Однако если следовать логике психологии, боль от аппендицита вполне можно вылечить, если хорошенько покопаться в прошлом пациента. И аппендицит в таком случае можно вообще не вырезать, – усмехнулся Кирилл. – Между прочим, многие шарлатаны сбивают с толку людей, которым нужна помощь настоящих врачей, обещая им исцеление изнутри вместо того, чтобы дать совет и отправить на рентген. Вы знаете, что когда-то даже всем известный Стив Джобс, создатель компании с яблочным логотипом, получив диагноз «рак», вместо того чтобы тут же лечь под нож хирурга, отправился искать просветления и исцеления на Тибет или куда-то еще. Доктора потом говорили, что он «кормил опухоль витаминами». Считаете, духовные учителя, которые приняли его, не должны отвечать за его смерть?

– Совершенно не факт, что он бы не умер, если бы лег под нож.

– Но мы этого уже не узнаем, верно? – хищно улыбнулся Кирилл. Игорь слушал его спокойно. Затем он дождался паузы, вдохнул и склонил голову набок.

– В вопросах личного выбора никогда не бывает простых ответов. Ответственность за каждое слово, за каждое действие – это идеальная утопия, так же невозможная, как и глобальная анархия. Следуя вашей логике, духовные учителя должны отвечать за выбор, который человек делает сам внутри своей головы.

– Но вы так не считаете?

– Я считаю, что в мире всегда есть место ошибке, но не всегда есть время ее исправить. Однако ничто не возникает на пустом месте. С того самого момента, как человек обнаружил, что он смертен, уязвим и лишен даже хилого подобия контроля, он искал и изобретал все новые механизмы, которые бы позволяли ему прожить день и не сойти с ума от этого чувства бессилия. Эти механизмы разнообразны, в чем-то крайне отличны друг от друга, но в чем-то едины и близки. Кто-то ищет спасения, кто-то ответов на вопросы, кто-то бежит за ответом к науке, кто-то хватается за сказки и вызывает приворот. Смысл остается неизменным, человек ищет успокоения, возможности понять непостижимое и принять то, что невозможно. Психология, психиатрия – это попытка человечества понять и начать применять все эти механизмы более эффективно и осознанно. Мне кажется, не стоит винить психологию в том, что человечество способно совершать. А также не стоит валить в одну кучу шаманов, гуру и психологов. Впрочем, как вам будет угодно. Кажется, у нас с Фаиной Павловной уже была одна такая дискуссия.

– Серьезно? – на меня смотрели удивленные глаза Черной Королевы. – А я и не думала, вы в ваших сеансах так далеко продвинулись.

– Я бы сказал, мы продвинулись дальше, чем Фаина Павловна планировала. Кажется, она решила немного притормозить и даже сдать назад. Я вас правильно понял? – Игорь прищурился и посмотрел на меня. Я прикусила губу и покачала головой.

– Но потом я поняла, что лучше все же двигаться вперед, поэтому решила… идти дальше, – ощущения были такие, словно мы с ним оба шли по краю обрыва, и я почти слышала, как сорвавшиеся из-под моих ног камешки летят вниз, в пропасть. Оксана Павловна растерянно переводила взгляд с меня на Игоря и обратно.

– Главное, не лететь на красный свет, верно я понимаю? – хмыкнул Игорь. – Есть вещи, которые Фаина Павловна предпочитает держать в тайне.

– Да уж, тут вы не ошиблись, Игорь Вячеславович, Фаина – персона закрытая.

– Вовсе нет, – возмутилась я. – Я – само дружелюбие и общительность.

– Коммуникабельность – ваше второе имя, – усмехнулся Игорь. – Может быть, расскажете нам о своих друзьях? Мы уже знаем Марию, а кто еще? У вас есть молодой человек?

– Мой молодой человек не так уж и молод, – фыркнула я, глядя Игорю прямо в глаза. – Да, что делать. Ему уже почти сорок.

– Серьезно?

– Ну, по крайней мере он так выглядит.

– Как интересно! – холодно процедил он. – Может быть, вы просто плохо смотрели? Может быть, вы не умеете определять возраст по внешности?

– Конечно, я же не психолог, чтобы определять что-то на глаз.

– Фаина, ничего себе, да вы полны сюрпризов. Кто он? – спросила меня Черная Королева, убравшись наконец от Игоря – по крайней мере на расстояние вытянутой руки. Она смотрела на меня с интересом, явно заинтригованная. – Чего еще мы о вас не знаем?

– Да, расскажите, – ерничал Игорь. – Мне кажется, мы вообще ничего о вас не знаем. Просто не человек, а ящик Пандоры.

– Как его зовут? – потребовала Королева.

– Нет, нет, нет, этого я сказать не могу, – запротестовала я.

– Не можете? Почему?

– Потому что он может обидеться, – пробормотала я, поглядывая на Игоря.

– Думаете? А вдруг он не обидится, а, наоборот, обрадуется? – предположил Игорь и даже выразительно хмыкнул, приставив пальцы к подбородку. – Может быть, ему вовсе не нравится, что вы его ото всех прячете. Вероятно, он думал, что между вами все уже давно открыто.

– Ничего он не обрадуется. Наши отношения могут сказаться на его работе, а свою работу он ставит куда выше, чем наши отношения.

– Да что вы говорите, – холодно процедил Игорь. – Как не похоже на то, что я представлял.

– Да уж, такой вот он трудоголик.

– Постойте, постойте, – улыбнулась Оксана Павловна. – Он что, тоже работает в нашем холдинге? Я его знаю?

– Нет, не думаю. Вполне возможно, он даже сам себя не знает, – ответила я. Оксана Павловна усмехнулась и покачала головой.

– Ладно, не хотите говорить – не надо. Расскажите хотя бы, чем он занимается.

– Ну… как бы сказать… у него работа такая… не бей лежачего. Можно сказать, он не работает, а так – языком треплет, – выпалила я.

– Языком, значит, – холодно переспросил Игорь. Я подумала – вот сейчас. Он подойдет и закопает меня тут, под избой. Но нет, Игорь только сжал кулаки. – А что же вы решили с ним встречаться, если он такой бесполезный, ничего не делает и вообще – старый. Что вы в нем нашли?

– У него есть свои достоинства, – пожала плечами я.

– Может быть, он красивый, – заступилась Оксана Павловна. – Или человек хороший.

– Хороший он человек? – почти бросил мне вопрос Игорь. – Расскажите нам, Фаина Павловна.

– Даже не знаю. Я думала – хороший, а теперь не уверена. Но зато – ЗАТО – у него есть квартира. Да! Я с ним – из-за квартиры. Он ее в ипотеку купил, – выдала я, попутно отмечая, что сегодня я, кажется, в таком ударе, что не выживет никто. Особенно я сама. И, чтобы не быть голословной, я одним махом опустошила очередной бокал.

Игорь смотрел на меня, не отрываясь, кажется, пытаясь нанести мне тяжкие телесные повреждения с помощью взгляда, и я почти чувствовала эти повреждения, но анестезия работала. Еще бы, я, наверное, употребила не меньше полной бутылки вина – все сама, все сама. Ни с кем не поделилась. Игорь молчал. Если бы кто-то спросил меня сейчас, чего я так бешусь, чего я к нему прицепилась, вряд ли я бы смогла толком ответить. Я бы скорее всего сказала, что все это им померещилось, что я вовсе не бешусь, а, наоборот, прекрасссно провожу время. А чего она кладет руку ему на плечо?! И почему он ей улыбается. И нечего. И пошел он знаете куда…

Дальше были бы одни междометия.

Я знала, что это было – перебор. Я знала, и мне уже было немножко совестно, настолько, чтобы попытаться шагнуть навстречу мужчине моей мечты. Но Игорь сделал шаг назад, а затем развернулся и вовсе ушел, немало озадачив этим мою Красавицу Королеву и ее влюбленное Чудовище, Кирилла Берга, весь вечер систематически спаивавшего меня непонятно с какими целями. Твердым шагом Игорь ушел из зала, и хотя никаких особенных дверей тут и не было, но у меня появилось стойкое ощущение, что он чем-то громогласно хлопнул. На несколько мгновений все словно замолчали и посмотрели на меня с осуждением. Хотя, конечно, это мне только показалось.

После ухода Игоря я вдруг осознала, что не так уж и прекрасссно провожу время.

– Какая муха его укусила? – услышала я. Голоса возвращались ко мне так, словно я выходила из глубокого обморока. Говорил Кирилл, он обращался к Оксане. Она смотрела на меня.

– Фаина, ты в порядке? Ты чего-то побледнела, – обеспокоенно пробормотала она. Я молча хлопала глазами, чувствуя, как где-то высоко в горах как раз в это мгновение от скалы отрывается и начинает полет вниз целая лавина слез. Я вдруг поняла, что через буквально несколько минут эта лавина обрушится на всех присутствующих, и тогда нас всех завалит, затопит, промочит. Необходимо было срочно что-то делать. Нужно было уходить с Машкой, когда она звала меня, настоять и уйти, а не стоять тут и дразнить Дракона. Что теперь будет?

– Мне… мне не по себе.

– Тебе плохо?

– Наверное. Да, да, мне плохо. Я… сейчас вернусь, – прошептала я.

– Пойдем со мной. – Оксана кивнула и взяла меня за руку. Ее ладонь была теплой, хват крепкий, не женский.

– Оксана, ты вернешься? – обеспокоенно спросил Кирилл. – Вас с Фаиной проводить?

– Мы тут рядом, Кирилл. Не нужно. Увидимся завтра, – довольно жестко, подумала я. Она отшила его довольно жестко. Оксана Павловна уверенно рассекала людскую толпу, а перед Черной Королевой все расступались, а я шла за ней, как осел на веревочке. Похмелье наступало еще до того, как я успела протрезветь, и я всей душой жалела о содеянном. Прав был чертов Апрель, человечество стоит на том, что совершает ошибки. Сколько бы ни придумывали мы трюков, чтобы обезопасить себя, все равно рано или поздно все кончится ошибкой. Знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Так говорил мой папа, когда в очередной раз какой-нибудь катаклизм ставил все с ног на голову.

– Сюда, – скомандовала мне Королева, показывая на небольшой бревенчатый дом. Воздух был свеж, прохладен и влажен, и я бы побыла еще снаружи, но Оксана Павловна завела меня внутрь. – Заходи, заходи. Переночуешь тут у меня, Фаина. Так, дайте-ка, я посмотрю. – И она, к моему изумлению, склонилась ко мне, оглядела мое усталое лицо. Я старалась не шевелиться и даже не думать ни о чем, я просто смотрела вокруг себя и отмечала детали. Светлые бревна стен, деревянные ставни, льняные полотнища с вышивкой – народный стиль. Если я не буду думать об Игоре, я, может быть, не расплачусь. Стол из натурального дерева, тяжелый, громоздкий, намеренно грубая работа. Кто сидел на моем стуле? Тут вполне мог бы жить медведь. На столе – бумаги, несколько папок с файлами, «спящий» ноутбук, какие-то книги, блокнот с остро заточенным простым карандашом. Кусочек делового мира в этом притоне экологии. Потолок тоже деревянный, по сути, такой же, как пол. В такой комнате спьяну может закружиться голова. Невозможно понять, где пол, а где потолок.

– Кирилла убью. Придумал мне персонал спаивать. Фая, душ – за дверью справа, – ткнула Оксана Павловна, пребывая в полной уверенности, что только о душе я и мечтаю. Я не стала ее разочаровывать, прошла за дверь справа. Там, в такой же безумно деревянной комнате, как и все в этом пансионате, в углу имелась тоже деревянная (!!!) душевая кабина со стеклянными дверями. Единственное, чего не смогли найти владельцы этого экологического рая для хоббитов, – это деревянного унитаза, я удивляюсь почему. Неужели нельзя найти народных умельцев, способных вырубить из бревна унитаз так, чтобы без единого гвоздя?

– Вот же извращенцы, – невольно пробормотала я, поймав боковым зрением деревянную кадку с водой, установленную у противоположной стены. – Достаточно одной спички…

Дерево пахло лесом, природой и паклей – самые что ни на есть натуральные запахи сводили меня с ума, вызывали головокружение. Оксана права, я перебрала, меня споили, да я сама споилась как миленькая. Никакого сопротивления. Не надо было сюда приезжать. Стоя под горячими струями, я с наслаждением терла глаза, подставляя ладони воде. День был безумно длинный, ненормальный, и финал его был таким же абсурдным, как и начало. Я – в коттедже Оксаны Метлицкой, нашей роскошной звезды. Как я тут оказалась? Почему мы с ней перешли на «ты»? Сквозь шум воды до меня долетел даже не звук, скорее порыв ветра, импульс от хлопнувшей снаружи двери. Я прислушалась – тишина. Не выключая воду, я вышла из деревянной кабины и подошла вплотную к двери. Приложив ухо к щели между дверным косяком и дверью, я прислушалась. До меня донеслись приглушенные, нечеткие голоса. Один из них, кажется, мужской. Я тут же испугалась, подумав, что это, возможно, мой Апрель пришел, чтобы продолжить скандал. Или чтобы пообщаться со своей ненаглядной как бы клиенткой, моей Королевой. В конце концов, он же не знал, что я тоже тут. Откуда ему, ведь он ушел раньше, громко хлопнув дверью. Значит, он никак не может искать тут меня. Либо – либо – он все же за мной пришел, просто узнать, куда я делась. Мог он прийти к Оксане Павловне, чтобы разузнать, куда она дела свою глупую растрепанную подчиненную?

– Я подумал, может быть, тебе станет скучно… – услышала я сквозь щель. Вода, которая так и текла в душевой кабине из дерева, ужасно мешала, но я не могла ее выключить. Все тут же поняли бы, что я все слышу. А я этого не хотела. Да, подслушивать нехорошо, я знаю. Но очень даже эффективно.

– Нет-нет, все нормально. Я собиралась еще поработать, – ответила мужчине Оксана. Тон недовольный, раздраженный.

– Я могу помочь, – ответил мужчина. – Над чем ты работаешь? Слушай, да бог с ней, с работой, тут есть залив, мы можем пойти, покататься на лодке. Ты когда последний раз каталась на лодке?

– Я каталась на яхте, на озере Маджоре – буквально прошлым летом. Не думаю, что это сравнимо с этим местным заливом, – холодно пробормотала Оксана. Мужчина замолчал, а затем до меня донеслись звуки какой-то возни, кто-то отодвинул стул. И снова голос моей начальницы.

– Ты знаешь, что из-за тебя мне приходится работать нянькой для собственных подчиненных?

– Из-за меня? – мужчина был, кажется, удивлен.

– А из-за кого? Кто мне Фаину напоил? Теперь мне приходится за ней присматривать, она сейчас в душе. Так что у меня руки полны на сегодняшний вечер, – мне показалось, или в голосе Королевы звучат терпкие нотки злорадства.

– Ты что, привела ее сюда? – изумился мужчина. Теперь у меня почти не осталось сомнений, что это был Кирилл Берг. – Зачем? Давай я распоряжусь, ее разместят… где-нибудь еще.

– Нет уж, не стоит. И потом, мы с Фаиной… подруги, я не собираюсь бросать ее в таком состоянии, – заявила Оксана.

– Подруги? – воскликнул Берг.

– Подруги? – шепотом высказалась я. – С каких это пор?

– А что, ты считаешь, что у меня не может быть друзей? Кирилл, ты извини, она сейчас уже, наверное, выйдет. Я не хотела бы, чтобы нас видели вместе, это может плохо сказаться на моей деловой репутации…

– Мне наплевать на твою деловую репутацию! – бросил Берг. Кажется, он был взбешен. Я встрепенулась, огляделась вокруг. В этой безумной комнате из дерева, кажется, не было ничего, кроме лежащих на полу скомканных вещей, в которых я сюда зашла и которые нужно было по-быстрому простирать – завтра мне предстояло ходить в них же. Я вполне ожидала найти тут лапти и какой-нибудь халат из березовых листьев, это было бы только логично.

– Я знаю, что тебе на все наплевать, а мне нет. Мне важно, чтобы коллектив меня уважал. И я бы хотела, чтобы ты оставил мне хоть немного свободного пространства, чтобы дышать, – тихо, но настойчиво говорила Оксана. Я выключила воду, наскоро обмоталась полотенцем, найденным за дверцей деревянного шкафа, встроенного в стену, и, резко раскрыв дверь, вышла в комнату.

– Привет! – выпалила я, глядя на высокого, худощавого Берга. Он сверлил меня невозможно враждебным взглядом. – Оксана, а у нас нет чая? Во рту пересохло, кошмар.

– Сейчас все найдем, – с ожидаемой готовностью кивнула Оксана Павловна. Я плюхнулась на диванчик перед беззвучно работающим телевизором, затем простонала и выразительно приложила руку ко лбу.

– Пить вредно, – пробормотала я, пока моя заботливая Королева суетилась вокруг чайника.

– Кирилл, ты будешь чай? – спросила она вежливо, но холодно. Тот помотал головой, его лицо было напряжено, его крупные красные губы – плотно сжаты, взгляд – ледяной. Таким даже можно убивать.

– Нет, спасибо, Оксана.

– Что ж… – та пожала плечами. – Тогда увидимся завтра?

– Увидимся, да, – пробормотал он, и это прозвучало больше как угроза, нежели как прощание. Причем не столько Оксане, сколько мне. Затем – аллилуйя – Кирилл Берг развернулся и вышел из коттеджа прочь. И хлопнул дверью. Сегодня все хлопали дверьми. Наверное, просто такой день.

– Извините, – пробормотала я, когда восстановила дыхание и нашла остатки самообладания. – Извините, Оксана Павловна, что я вот так, по-свойски.

– Это ничего, это так и было задумано, верно?

– Верно, – усмехнулась я. – Значит, я для вас – живой щит, которым вы защищаетесь от Кирилла Берга?

– Можешь называть меня на «ты», – ответила она, продолжая заговорщицки улыбаться.

– Я думала, это только для роли, – покачала головой я.

– Ты же все понимаешь, да? – рассмеялась она, оставив в покое чайник. Она плюхнулась в кресло, забросила ногу на ногу и принялась рассматривать свою руку, кажется, у нее сломался один ноготь. – Я терпеть его не могу. Но это не значит, что я соврала насчет тебя.

– Вообще неудивительно, что вы подумали, что он наблюдает за вами через ноутбук.

– Ты подумала, – поправила меня Оксана.

– Я? – вытаращилась я.

– Не «вы», а «ты». Конечно, в офисе, на работе нужно соблюдать соответствующие правила, но тут, когда ты – «ты» – сидишь на моем диване в этом жалком подобии полотенца, мы смело можем называть друг друга «ты». Так что – «ты подумала».

– Ты подумала, – кивнула я. Называть Черную Королеву на «ты» было сложно, требовало определенного насилия над собой. Но результат был какой-то даже психотерапевтический. Высвобождалась какая-то тайная, неизвестная ранее энергия. Я огляделась по сторонам и подтащила к себе бежевое грубое льняное полотно, вышитое красным крестом – оно лежало на столике. Замотавшись в него, сделав нечто наподобие туники, я почувствовала себя гораздо лучше. Оксана протянула мне чашку с горячим чаем.

– Какой же неприятный тип этот Кирилл. Говорила я себе, что десять раз пожалею, что согласилась на эту работу.

– А почему, кстати, ты на нее согласилась?

– Это так удивительно? Занять место руководителя отдела в крупном нефтедобывающем холдинге? – И Оксана удивленно приподняла краешек одной брови. Я покачала головой.

– Просто у нас тут зима по девять месяцев, не то что Пьемонт.

– С Пьемонтом я завязала, – ответила Черная Королева нейтральным, ничего не выражающим тоном. Но каким-то шестым чувством я поняла, что говорить об этом она не очень-то хочет.

* * *

Мы так и сидели, болтали ногами, разговаривали о том о сем, пили чай. Оксана нашла для меня одежду – красные спортивные шорты и красную с белым спортивную кофту, тонкую, но с длинными рукавами. Вещи были невозможно красивыми, словно их только что стащили с манекена в спортивном магазине. Скорее всего и дорогие, наверняка из какой-нибудь новой коллекции, но Оксана бросила их мне так, словно это были какие-то мелочи, не стоящие упоминания. Также, надо отдать ей должное, она не стала терзать меня вопросами, как так вышло, что я нарисовалась в пансионате без вещей, с пустым малюсеньким рюкзачком, с которым я всегда хожу на работу, в общем, как говорится, почти в чем мать родила. Оксана не спросила меня, зачем я вообще приехала после того, как с таким трудом «откосила» от этого пира корпоративного единства.

Возможно, она не спрашивала ни о чем таком просто потому, что ей не было интересно.

Единственное, что у меня было в наличии, – это мобильный телефон, бесполезный ввиду отсутствия зарядки. Я забыла его в карманах брошенной одежды и не вспоминала. Рюкзак валялся рядом со мной, на диване. В нем не было ничего, что можно было ожидать, – ни зубной щетки, ни расчески – ее у меня с собой не было никогда. Как шутила Лизавета, по моему мнению, расческа – глупость, зачем она, если у каждого из нас есть две руки по пять пальцев на каждой. Что ж, факт остается фактом. Расчески не было. Даже денег практически не было. Избалованная цивилизацией, я уже давно не задумывалась о наличных денежных средствах, уверенная, что любые жизненные проблемы можно решить с помощью кредитной карточки. Поэтому-то я и оказалась где-то в лесной глуши с двумя сотнями в кармане – как сказал бы Игорь, это было так типично для меня. Эдакий подкидыш, которого зачем-то подобрала и прикормила Оксана. Я пила чай, она что-то печатала, периодически внимательно вглядываясь в сменяющиеся знаки на экране. Трудоголик.

– Ты всегда была такой? – спросила я, все еще не потеряв всей своей химической алкогольной смелости.

– Прошу прощения? – переспросила Оксана, оторвав взгляд от экрана. Она чуть хмурилась, но мне было слишком хорошо, я надышалась свежим воздухом, меня чересчур расслабил горячий душ, чтобы меня беспокоило хоть что-то.

– Ты всегда была такой помешанной на работе? Просто сейчас уже ночь, тебя звали кататься на лодке… Я понимаю, что звал не тот, кого бы ты хотела, и все равно. Есть же и другие интересные занятия ночью на природе, нежели работать.

– Я не всегда была такой, – ответила Оксана после паузы. Экран мигнул, какая-то картинка всплыла. Кажется, ей пришло письмо. – Когда-то я была еще хуже. Видишь ли, я выросла в достаточно специфическом семействе, и амбиции в нас вливали, начиная с кормления грудью.

– Серьезно? В нас? Ты не одна в семье? – удивилась я. Оксана остановилась, перестав читать, и повернулась ко мне.

– Почему это тебя так удивляет?

– Просто ты не выглядишь, как человек, у которого могут быть братья или сестры. Впрочем, ты вообще-то выглядишь как инопланетянка, как инспектор от высшей расы, спустившийся на нашу грешную землю, чтобы проверить, чего тут и как.

Оксана расхохоталась и отодвинула ноутбук. Она выглядела просто очаровательно в простом трикотажном платье серого цвета, с двумя большими красными вишнями на груди. Высокие стройные девушки смотрятся невероятно эффектно в такой вот мешковатой одежде. Я подумала – если бы Игорь все-таки решил уйти от меня к ней, я бы, бесспорно, была вынуждена его понять.

– У меня два брата. Два старших брата, если уж быть до конца точной. Моя семья… Это сложно объяснить. Сейчас уже почти не осталось таких семей, знаешь ли, в которых образование начинается еще до того, как дети пошли в детский сад.

– Мой папа был академиком, – пожала плечами я.

– Ты шутишь? – воскликнула Оксана, откровенно удивленная.

– Да, понимаю, что никак не тяну на дочку ученого, но поверь, такими вещами не шутят.

– О, поверь, меня вовсе не это удивило. Я и сама… как бы это правильно назвать… профессорская дочка.

– Серьезно? – теперь уже пришел мой черед удивляться.

– В детстве я вместо раскрасок раскрашивала чертежи завода, который тогда строил мой отец. Он – профессор архитектуры.

– Мой – физик.

– Час от часу не легче, – присвистнула Оксана. – Архитектура – это, конечно, не физика.

– Думаю, что тебе тоже мало не показалось.

– Не то слово. У нас дома, к примеру, проводились домашние семинары по искусству. Для нас. Для детей!

– Знаешь, какие мне в детстве читали сказки? – ответила я. – Такие, в которых было «дано» и «надо».

– А мне – типологию строений Древнего мира, – довольно улыбнулась Оксана.

– А моя любимая была – про лжецов и рыцарей. Это персонажи, но не подумай, что из сказки, это из…

– Из логических задач по математике, – перебила меня Оксана с невозмутимым лицом.

– Да! – удивленно пробормотала я. – Причем довольно долго я была уверена, что в сказках всегда так – нужно найти ответ на загадку. На острове Лжецов и Рыцарей путешественник спрашивает встретившегося ему жителя острова, кто он – лжец или рыцарь. Что ему ответить?

– Н-да, проблема, – хмыкнула Оксана. – Скажешь, что ты лжец, будучи лжецом, получается, ты сказал правду, а это невозможно, ибо…

– …ибо лжецы лгут всегда. Скажешь, что ты лжец, будучи рыцарем, – и ты стал лжецом.

– Рыцарь может назваться только рыцарем, лжец – тоже может назваться только рыцарем, чтобы сохранить свою лживую сущность, – улыбнулась Оксана. – Получается, путник не сможет встретить никого, кто бы назвался лжецом. При этом лжецов там полно.

– Все – как у нас в «Муравейнике», – расхохоталась я. – Значит, у тебя есть братья.

– Есть. И оба стали архитекторами. Старший, кстати, живет в Италии. Его назвали Павлом в честь отца, а теперь именуют Пабло. Черт, Пабло. Знаешь, когда он с нами разговаривает, то иногда вставляет такие фразы, как «извини, не уверен, как это сказать по-русски». Как будто можно забыть русский, если ты прожил всего пять лет в Италии.

– Подозреваю даже, что не в Южной, а в Северной или Северо-Западной, – хитро улыбнулась я. Оксана кивнула, но улыбка ее стала рассеянной, ее мысли улетели куда-то. Я пожалела, что снова затронула эту тему. Любопытство, как известно, погубило и кошку. Может быть, даже кошку Шрёдингера.

– В общем, у нас обеих было тяжелое детство, – перевела тему она. – Академики, профессура – они не могут просто дать ребенку поиграть. Каждая ерунда должна быть развивающей, да? – И она рассмеялась.

– Что ты, я ведь только в школе узнала, что логические парадоксы математики – это не то, чем обычно усыпляют детей.

– Ты выросла здесь? – спросила меня Оксана. Я растерянно оглядела коттедж, и та расхохоталась. – Я имею в виду – в Москве?

– А-а-а! Да, в Москве. Я сегодня совершенно невменяемая. Непереносимость мозгом свежего воздуха, не иначе. А ты откуда? Не из Москвы?

– Есть на земле только Москва и ничего, кроме Москвы, а кто не из Москвы, тех как бы и нету вовсе. Так примерно? – Оксана улыбалась. – А я вот из Питера. Родилась там и выросла, и училась тоже там. Только не в архитектурном, а в университете, изучала управление и интегрируемые технологии. И спортом занималась. У меня дядька тоже был спортсменом.

– А я в бадминтон играю, – зачем-то ляпнула я.

– Ну, тоже хорошо, – пробормотала Оксана, явно не представляя, что под словом «бадминтон» я вовсе не имею в виду дачную игру с воланом.

– Значит, ты нарушила семейную традицию, пошла в менеджмент вместо архитектуры? Почему?

– Мне всегда казалось, что двух детей из трех вполне достаточно, чтобы продолжить семейную традицию. К тому же, чтобы стать архитектором, сначала необходимо научиться рисовать, я же рисовать всегда ненавидела. Этот запах краски, которым у нас пропахла вся квартира, – у меня на него развилась аллергия. Мама тоже писала, причем маслом. Нет, я положительно не была готова к такой судьбе. Мне даже сейчас нравятся самые лаконичные типы дизайна. Если бы дизайн делала я, это был бы просто стол и стул, и белые стены.

– Возможно, даже стеклянные, – добавила я. – Сейчас, я смотрю, вообще мода пошла на моноотделку. То все из дерева, с ног до головы, то из стекла.

– Что, тоже произвел впечатление мой столик? – ехидно подмигнула Оксана. – Такие столы всегда и всех нервируют, для этого и покупаются. Люди вообще ненавидят пространства без ограничений, без стен и дверей. Нам нужно, чтобы было то пусто, то густо. Чтобы ощущать размер пространства, нужно видеть, где начало, а где конец. Поэтому нас так пугает космос, что нет там ни конца, ни начала.

– В настоящий момент над этим тезисом, между прочим, как раз работают. Говорят, есть у нас и начало, и конец. Что наша вселенная – это воздушный шар, по поверхности которого скользит наш трехмерный мир. А внутри и снаружи шара – другие измерения. Причем из одного в другое можно перейти так, чтоб не повредить шар. Но – только если ты рубишь фишку, если ты – крокодил Тессеракт, который пожирает себя и тут же идет дальше, целый и невредимый.

– Крокодил Тессеракт – это хорошо. Но что делать с людьми? Мы сами себя, если пожрем, уже никуда не дойдем. Для нас и трех-то измерений много, не согласна?

– Нам измерения – не помеха, просто мы их не можем никак ощутить, так как нас на следующее измерение наматывает лентой Мебиуса, как грязь на гусеницу трактора. Мы не можем заметить перехода, ибо у нас данных мало. Там, где предположительно находится точка перехода, уже не может быть ни времени, ни пространства, ни наблюдателей, ни Рыцарей, ни Лжецов. Появление наблюдателя там меняет контур границы шара. Только мысль может проникнуть туда безнаказанно, да и то это пока только предположение, – добавила я и загрустила, ибо размышления о нелинейности пространства-времени всегда вызывали у меня тоску, ностальгию и желание поесть.

– Вау! – пробормотала Оксана. – Ты сейчас говоришь, совсем как один мой… скажем так, хороший знакомый.

– Знакомый? – прищурилась я, подумав, что единственным человеком, с которым я лично разговаривала о Тессеракте, был Игорь, мать его, Вячеславович Апрель. Она что, о нем говорит?

– Ну, не знакомый. Мужчина, к которому я была в некотором роде неравнодушна, – согласилась Оксана.

– Была? Больше нет? – тут же поинтересовалась я.

– Я не знаю, – Оксана нахмурилась. – Честно, не знаю. Не важно. Ты просто напомнила мне о нем. Он тоже любит смотреть на звезды и говорить о том, что никогда и никак не влияет на нашу жизнь. Нет, я ничего не говорю, он очень умный, а разговоры эти заставляют нас чувствовать себя бессмертными, по крайней мере на некоторое время.

– Почувствовать бесконечность – это уже немного сумасшествие, не считаешь? Мой молодой человек в этом уверен.

– Мой знакомый, напротив, считает, что я слишком приземленная, рациональная и расчетливая. И самое обидное, то, что он говорит, часто оказывается правдой.

– Ты так расчетлива? – хмыкнула я, вытягивая ступни на манер, как это делают балерины.

– Я рациональна, но я не считаю, что это плохо, – ответила Оксана.

– Больше всего бесит, когда твой мужчина оказывается прав, а ты нет.

– Хуже этого нет ничего, правда? – рассмеялась она.

– Мой лично считает, что он всегда прав. Он говорит: «Если я не прав, я всегда готов признать свою неправоту». А еще – что он всегда готов к диалогу. Только ни черта он не готов. Привык, чтобы все было так, как он хочет. И его главный аргумент – что он хочет ровно тех вещей, что положено хотеть в нашем возрасте, поэтому я должна хотеть того же.

– Квартиру в ипотеку? – прыснула Оксана. Я кивнула.

– И вообще, меня бесит тот факт, что все, что он делает и желает, – нормально.

– Да ладно тебе. Кто вообще сказал, что такое – норма? – кивнула Оксана.

– Мой уверен, что все знает про все нормы и про все отклонения. И что он открыт к диалогу! – повторила я. – Боже мой, какое счастье на меня свалилось. Он открыт к диалогу.

– Взять хотя бы счастье, – зло добавила Оксана. – Кто сказал, что счастье – это обязательно влюбиться в кого-то на улице и тут же уйти в закат? И вся эта чушь про вторые половинки? Ну да, допустим, почувствовала ты нечто. И вот сердце бьется, глаза горят, и вы держитесь за руки и говорите часами обо всем на свете, и вам не становится скучно. Нет, вы не одинаковые, у вас разные вкусы, разные представления о жизни, образование опять же. Профессии разные. Но вам хорошо вместе, и даже больше – вам интересно вместе и не скучно. Что это значит? Что у вас есть шанс. Но это не утверждает, что все сложится. Что обстоятельства не могут обернуться против вас. И что потом? Неужели кто-то всерьез считает, что такой шанс дается только один раз за жизнь? Не стоит обольщаться, такая концепция даже статистически неверна. В мире еще много мужчин такого же возраста, примерно такого же воспитания и представлений о жизни. Не стоит биться намертво за отношения, ради которых придется жертвовать всем, что дорого. Понимаешь? Это повторится, да? Такое еще случится, ведь да?

Оксана смотрела на меня, как будто я была спасателем, и она ждала, барахтаясь в ледяной воде, что я брошу ей спасательный круг. Я не понимала, о чем она говорит. Не понимала в целом и не понимала отдельные предложения. Я только знала, что все это – вряд ли она говорила о моем Апреле. Либо если она говорила о нем, то за последнюю пару недель они продвинулись в отношениях настолько несоизмеримо далеко, что все это выглядит как фарс.

– Может быть, случится. Смотря что. Со мной в жизни если что и повторяется, то только проблемы, – пробормотала я. Оксана отвернулась и вздохнула. Я поняла, что сказала не то, что она ждала от меня услышать. Мне захотелось крикнуть: «Эй, алло! Я понятия не имею, чего ты от меня ждешь!» Вместо этого я сказала зачем-то, что все-таки не люблю стеклянные столы, потому что через них видны ноги, а это, по моему взгляду, тоже почти извращение. Оксана повернулась ко мне и долго пристально разглядывала меня почти тем же самым взглядом, которым на меня воздействует Малдер, когда уверен, что прав.

– Так уж мы устроены с древнейших времен, – развела руками она, прервав паузу. – Человечество вышло из пещер, но так и не избавилось от искренней к ним привязанности.

– Мне кажется, что оно на самом деле никуда особенно и не вышло, – возразила я, вытягиваясь в полный рост на диване. Чай почти остыл, но я все держала чашку в руке, мне нравилось так лежать – уютно, по-домашнему. Кажется, уже было очень поздно, но сна не было ни в одном глазу.

– Считаешь, этот дом похож на пещеру? – покачала головой Оксана. – Если только на крайне комфортабельную.

– Считаю, что просто сами пещеры модифицировались и приводились в соответствие с вечно меняющимися ГОСТами. Что мы, если не куча первобытных людей, забившаяся в свои уютненькие, малогабаритные пещеры? Да, раньше мы искали расщелины в скалах, а теперь мы научились сами возводить скалы. Где у нас сегодня самая высокая скала? Кажется, в Дубае? Твоя семья, наверное, тут же дала бы ответ на этот вопрос. Слушай, у тебя ничего тут нет пожрать? Честно говоря, не глинтвейном единым…

– Из еды у меня только вода «Сан Пеллегрино», газированная.

– Невкусно и несытно, – огорчилась я.

– Насчет скалы, мои братья бы не только сказали тебе, какое здание самое высокое на земле на данный момент, строительство чего, по моему мнению, чистейшей воды фаллический батл по принципу «у кого больше». Но они бы тебе еще полдня рассказывали, отчего его нужно было строить иначе, какие в нем конструктивные дефекты и почему все сделано не так, – смеясь, кивнула Оксана. – Значит, считаешь, мы мало продвинулись со времен первобытно-общинного строя?

– Признаться, честно, когда я вижу какие-то извращения от современного дизайна, когда все стены круглые и бетонные, мне кажется, что человечество отчаянно пытается обрести утерянный им первобытно-пещерный рай.

– Определенно тебя надо познакомить с обоими моими братьями. Безо всяких сомнений, это было бы великолепно! – Оксана встала и пошла в деревянную душевую, включила воду и принялась чистить зубы, не закрывая двери.

– Они что, тоже сторонники уютных, человеческих дизайнов? – поинтересовалась я. И подумала – интересно, а братья у Оксаны Метлицкой такой же, как и она, королевской породы людей?

– Нет, что ты! – услышала я. Вернее, Оксана сказала что-то наподобие «ет фто фы», потому как говорила с щеткой в зубах. Затем рассмеялась, сплюнула и сполоснула рот. – Мой средний брат, он тот еще эстет. Я говорю не о том, который в Италии, а о том, который в Питере, Илья. Он даже для себя лично выбирал квартиру, чтобы она отражала его дикую, импульсивную сущность. В конечном итоге его дикая импульсивная сущность оказалась эквивалентна старой, узкой дыре в доме неподалеку от Невского проспекта. Это даже не квартира, это в чистом первозданном виде пещера. Дыра в стене, в которой он сделал стеклянную дверь, а дальше узкое помещение из старинного кирпича, бетонный пол, повороты, закоулки. У него гардеробная так и встроена в этот кирпич. Мне все время кажется, что до него в этом каземате держали каких-нибудь преступников.

– А окна там есть? – поинтересовалась я.

– Окна есть. В спальне, к примеру. Даже дворик есть, эта его пещера выходит во дворик, где можно делать барбекю, что, бесспорно, роскошь – особенно в двух минутах от Невского. И заметь, Фая, я не возражаю против самой по себе его дыры, она в замечательном месте, и в этом есть своя сермяжная правда. Но я возражаю против этого кирпично-бетонного дизайна. Я постоянно ловлю себя на том, что ищу взглядом Равшана и Джамшута. Будто пещера не готова, но мой братец живет там. Увешал стены фотографиями своих работ.

– Наверное, он не женат, – предположила я. – Или у него должна быть очень покладистая жена.

– Нет, он не женат. Любая женщина сбежит оттуда через сутки, даже покладистая. Никаких денег не надо. Хотя место хорошее. И он не лишен своеобразной привлекательности. Но его дом…

– Когда я впервые попала в дом к моему молодому человеку…

– …к тому самому, который не так уж и молод? – подколола меня Оксана. Я кивнула, хихикнув. Игорю было всего тридцать три, он был старше меня, но всего на пять с половиной лет, мелочь, право слово. Конечно, он не был стар, но зачем об этом знать Оксане Павловне?

– Так вот, когда я оказалась в его доме, я решила, что он – маньяк.

– Маньяк? Там что, были трупы?

– Как раз нет, ничего там не было. Не знаю, видела ли ты старый фильм с Джулией Робертс, я забыла, как он называется, – я щелкала пальцами, вспоминая фильм. – Она там еще совсем молоденькая… ага, вспомнила. «В постели с врагом».

– Хороший фильм, – кивнула Оксана.

– Так вот, там, в доме был идеальный порядок. Буквально баночка к баночке, пылинка к пылинке.

– Пыли там не было, только идеально висящие полотенчики, – улыбнулась Оксана. – Так что, у твоего парня такая чистота? Ужас, но я сама люблю порядок.

– Да? – огорченно воскликнула я. – Никогда, никогда я вас не пойму, люди. В том фильме муж бил Джулию Робертс каждый раз, когда она забывала выровнять полотенца в две идеально параллельные прямые. Бил жутко. Вот такой маньяк. И ты тоже? И ты, Брут? – Я скорчила рожицу, полную деланного отчаяния, а Оксана расхохоталась.

– Я убираюсь, чтобы успокоиться. Снять напряжение и отвлечься, чтобы занять руки и освободить голову. То, что ты не любишь порядок, я заметила еще в первый день. Достаточно одного взгляда на твой рабочий стол. Там может мышь жить, и ты не заметишь.

– Это ты мой стол путаешь с Жориковым. У него мыши живут. У меня – только призраки. Мыши с голоду умрут. Но у моего немолодого мужчины в квартире было не просто стерильно чисто, у него там было безжизненно, как на Марсе. Заметь, даже не в пустыне, потому что в пустынях нет-нет да и пробежит какая-нибудь игуана. А на Марсе вообще нет ни атмосферы, ни воды, ни азота, поэтому там не стоит даже ожидать бактерий. Вот такая чистота. Потом, правда, выяснилось, что он эту квартиру арендует, пока строится его ипотечный замок из песка и бетона.

– Честно говоря, я впервые вижу женщину, столь радикально возражающую против ипотеки. Почему ты так против?

– Честно? – спросила я, перебарывая усталость.

– Желательно, честно. Хотя в принципе как тебе самой удобно. Ты для меня сегодня, как ты правильно заметила, живой щит от Киры Берга, будь проклята его целеустремленность и вера в себя. Поэтому можешь говорить что захочешь. Даже врать.

– Тогда совру, – радостно кивнула я. – Так вот, я возражаю, потому что все это – совместные квартиры, планы на будущее, попытки что-то просчитать, запланировать – все это, по мне, те самые благие намерения, которыми вымощена дорога в наш персональный ад. Потому что, знаешь ли, сегодня он меня любит, а завтра встретит кого-то еще, кто ему подойдет больше меня. А мы уже в одной квартире, мы уже ведем это чертово совместное хозяйство, у нас уже дети, мы, может быть, уже женаты.

– Только не говори мне, что ты не хочешь жить, потому что боишься, что придется умирать. Это же просто глупо.

– Значит – я дура, – обиделась я. Главным образом на то, что Оксана была права, но я не видела этого столь четко, пока она мне об этом не сказала. Я не хочу жить, потому что потом, рано или поздно, придется умирать. И это глупо еще и потому, что я как раз и боюсь ее, Оксану. Черноволосый палач, возможно, сегодня ты говоришь мне о ком-то другом, возможно, сегодня для тебя Игорь Вячеславович Апрель просто хороший знакомый, но твоя рука у него на плече – и это не нравится ни мне, ни Кире Бергу. Может быть даже, что у тебя там, в глубине твоей темной памяти, притаилась какая-то твоя персональная катастрофа, которую ты пережила и последствия которой еще сказываются в твоих жестах, в сменах настроения, нежелании говорить о Пьемонте. И все же что будет завтра? Любить – это постоянно рисковать, постоянно ставить на зеро.

– Давай спать, а то мы так черт-те до чего договоримся, – пробормотала Оксана. – И не дури, живи себе спокойно в своем ипотечном гнездышке, пока можешь. Проблемы нужно решать по мере поступления, поверь мне. Бессмысленно защищаться от возможных опасностей. Так можно помереть в бетонном бункере под землей, а тогда зачем все это вообще нужно.

– И тем не менее ты тоже здесь, не в Пьемонте, разве нет? – спросила я. Оксанина спина вдруг выпрямилась, превратившись в очень ровную прямую линию. Она застыла на несколько мгновений, а затем легла на кровать и отвернулась к стене. Разговор был окончен, Оксана была на меня зла. Отличная идея – сблизиться с твоей начальницей, чтобы потом взбесить ее и разозлить. Я лежала и смотрела в потолок, прокручивая в голове все случившееся сегодня. Затем я вспомнила, что так и забыла спросить Оксану про зарядку к телефону. Удобство «яблочных» аппаратов в том, что практически в любом месте и в любое время можно найти зарядку у кого-то с таким же аппаратом, как и у тебя. Я встала, огляделась и удовлетворенно кивнула. На столе валялась зарядка. Она не была ни к чему подключена, просто лежала – словно ждала меня. Я тихонько достала из рюкзачка мой безвременно погибший телефон и пошла к столу, чтобы забрать зарядку. Я шла тихо, на цыпочках, чтобы не разбудить Оксану. Она спала, как настоящая спящая красавица, – только хрустального гроба не хватало. Прямая как палка, лежит, вытянувшись, на спине, дыхание тихое, ровное. Я ненавижу спать на спине, я кручусь, как вентилятор, Апрель миллион раз жаловался, что у него от меня в постели кружится голова. А Черная Королева словно встала в автономный режим, на перезарядку. И я не хотела нарушать ее цикл, ибо кто знает, как киборги реагируют на это. Я кралась, как могла тихо, но еще до того, как я успела подключить вилку в розетку, случилось нечто, заставившее меня обеспокоиться всерьез.

Была половина первого ночи. Экран ноутбука моей Королевы вспыхнул уже знакомым мне светом. И это был другой ноутбук, а не тот, который она отдала мне на проверку. Тот все еще лежал у меня дома, пустая машина с переустановленной операционной системой. Я села за деревянный стол и принялась проводить проверку. На этот раз мне было чуть проще, я уже знала, что и где искать – если, конечно, мои подозрения справедливы. Сканирование тут же выдало мне те же куски «неродного» кода – в уже другом ноутбуке. Все-таки получалось, что дело было в самой Черной Королеве.

* * *

Это было серьезно. Куда серьезнее, чем я могла предполагать. В начале третьего, пока я захлебывалась в бушующем океане программного кода, на мой свежезаряженный телефон пришла эсэмэска от Игоря. Звук поезда, которым у меня доставлялись сообщения, прогремел так, словно он прошел по безмолвной пустыне Дикого Запада. Я вздрогнула, подпрыгнула на деревянной лавке. Это было так неожиданно, что я даже перепроверила несколько раз, что отправителем был именно он.

– Что там такое? – спросила Оксана, сонно щурясь. Конечно, звук разбудил и ее.

– Ничего особенного, – пробормотала я. – Просто мой парень написал мне.

– Который час?

– Время делать кофе, – хмыкнула я и еще раз бросила взгляд на сообщение. Оно было двусмысленным. Может быть, там было даже больше смыслов, чем два. Игорь написал:

«Как может так быть, что я одновременно почти ненавижу тебя и при этом чувствую себя в чем-то виноватым?»

– И что он написал… в начале третьего? – полюбопытствовала Оксана, посмотрев на часы на своем телефоне, который она держала тут же, рядом с подушкой. Два чокнутых трудоголика, но Оксане хотя бы платят за это хорошие деньги. Она подняла голову, а затем и вся приподнялась и оперлась на локоть. Она с интересом рассматривала меня, сидящую около ее ноутбука.

– Написал, что я негодяйка, – пожала плечами я.

– Негодяйка? В каком смысле? Слушай, а он вообще знает, где тебя носит? Ты ему хоть сказала, что решила уехать на тимбилдинг?

– Все он знает, – усмехнулась я.

– Слушай, а ты его вообще-то хоть любишь? – полюбопытствовала Оксана. Я еще яростнее набросилась на клавиатуру, словно ответ на этот вопрос был запрятан там, в недрах системных файлов. Оксана хмыкнула и присела на край кровати. – Если бы ты не делала это так открыто, я бы сейчас решила, что это ты взламываешь мой компьютер. Что ты делаешь, Ромашка?

– Ромашка, ромашка. Все вам ромашка не угодила, – проворчала я. – Этот ноутбук тоже инфицирован, понимаешь? Тем же самым вирусом. Просто брат-близнец.

– Что? Но я… этого не может быть. Я ничего не закачивала через него, не устанавливала никаких программ, он вообще у меня работал как печатная машинка и проектор. Я даже в сеть выходила только по защищенным каналам.

– Я уловила идею. Вы предохранялись как могли. И тем не менее контрацепция эффективна только в 99% случаев, – развела руками я, радуясь, что вопрос о моей любви, кажется, отпал сам собой. – Этот ноутбук имеет все те же признаки, в тех же местах, и он включился в половине первого.

– Вот черт, – Оксана встала с кровати и подсела ко мне. – Покажи мне.

– Я не совсем понимаю, что я могу вам показать.

– Слушай, а если переставить часы на компьютере, интересно, он снова включится? – спросила она, и я испытала нечто вроде острого приступа разочарования в самой себе. Идея была простой, но гениальной, как и все простое. И она – идея – пришла не в мою дурную голову. Обидно! Просто вот на самом деле обидно. Я бьюсь тут уже третий час, а Королева просыпается, потягивается и тут же выдает нечто по-настоящему интересное и нужное. И сразу становится понятно, почему она, а не я у руля. Такой тест запросто мог показать, что именно активирует машину – нечто извне или нечто изнутри поврежденного кода. Конечно, наиболее вероятной была активация изнутри, ибо в этом случае для активации не потребовался бы ни Интернет, ни какой-либо еще доступ. Если мы сможем активировать машину, отключив местные сети и переставив время, нам станет куда легче локализовать и вычислить механизм этого вируса. Если же нет…

– Секундочку, сейчас попробуем. Давайте переставим машину в авиарежим для чистоты эксперимента. Сменим дату и время, повернем все вспять, а затем все отрубим, – бормотала я, одновременно закрывая приложения и окна на экране. – Почувствуем себя богами, которым подвластны и материя, и время, и пространство. Вуаля!

– Отключила?

– Сейчас посмотрим. Пять минут до того, как карета превратится в тыкву, а кучер в крысу.

– Я боюсь крыс, – призналась Оксана неизвестно зачем. Затем помолчала, тряхнула плечами, словно стряхивая неприятные мысли. – Так ты собираешься ему ответить?

– Ответить? Кому? – Я смотрела на часы в нижнем уголке экрана.

– Своему немолодому человеку? Чего он хотел от тебя так поздно?

– Покаяния и признания его правоты, как всегда. Мой немолодой человек, он очень болезненно относится к моим вспышкам неповиновения, знаешь ли. При этом его крайне сложно вывести из себя.

– Но тебе удается, – усмехнулась Оксана.

– В этом смысле я почти гений. Я могу вывести из себя любого. Вот черт, – это я сказала уже в отношении компьютера. Экран погас, машина задремала, а когда пришло время просыпаться и потягиваться, ничего не произошло. Ни малейших изменений. Никакой активации.

– И что это значит? – обеспокоенно спросила Королева.

– Несколько вещей, – пробормотала я, восстанавливая доступ к сети. – Во-первых, программа, которую я ловлю, не просто что-то случайное, в этом есть система, связующих точек которой я пока не нашла – кроме времени активации. Значит, нужно искать связь. Нужно понять, как вирус попал на второй уже ноутбук – ваш ноутбук, Оксана Павловна.

– Твой.

– Мой? – вытаращилась я, а затем кивнула. – Да, мы же на «ты». Твой, Оксана. Твой ноутбук – связующее звено. Пока – единственное. А еще получается, что вирус активируется извне, причем в строго определенное время. В одно и то же время – для обоих ноутбуков. Значит, и его назначение, и его исполнение – все гораздо сложнее, чем я думала.

– Все очень сложно? – усмехнулась Оксана. – Так ты любишь его, да?

– Я этого не сказала, – возмутилась я. – Я отказываюсь отвечать на этот вопрос без своего адвоката.

– Можешь ничего не говорить. А сколько лет твоему немолодому человеку?

– Тридцать три, – призналась я. – А выглядит он, наверное, на двадцать семь. А я в свои двадцать семь выгляжу на все тридцать пять.

– Кто тебе сказал? – возмутилась Оксана.

– А на сколько? Вот на сколько я выгляжу? Только, чур, говорить честно, раз уж мы перешли на «ты»! – потребовала я. И повернулась к ней. Оксана осмотрела меня со всем вниманием стилиста с Первого канала.

– Ты выглядишь как молодой хипстер, – заявила она после некоторых раздумий. – Вопрос тут не в возрасте, а в том, что тебе, очевидно, наплевать на то, как ты выглядишь. Я знаю, знаю, у вас, айтишников, так принято. Чем больше вы напоминаете лешего после ядерного взрыва, с похмелья и при смерти, тем лучше. Эдакая корпоративная фишка, код «свой-чужой», что было бы неплохо, если бы и твой немолодой человек был из ваших. А он – нет, не из ваших, верно?

– О да! Он – из чужих. Чужой «два». Чужой – «возвращение».

– Я уловила идею, – рассмеялась Оксана. – Может быть, он еще и красавчик?

– Есть такое дело. Он не урод, каюсь.

– Небось он и деловые костюмы носит?

– Все очень плохо, да? Просто ужасно? – кивнула я. – Носит он эти проклятые костюмы. Больше того, он в костюмах смотрится просто роскошно. Выглядит так, словно он в этих самых костюмах родился. А когда надевает футболку и джинсы, выглядит, как молодой аристократ на пикнике. И все его футболки – поло. Не обычные человеческие растянутые размахайки, как у нормальных людей, а такие, с воротничком.

– Я прямо вижу это, как вживую, – рассмеялась Оксана. – Как денди лондонский одет, а рядом с ним ты, ветреная Ромашка, одетая в свойственной тебе манере. В одной из твоих неповторимых футболок. Постой, какая последняя твоя футболка меня буквально убила? Сейчас, сейчас, меня сразила наповал… что-то про работу.

– Про работу? – удивилась я.

– Ах да, сзади на футболке была надпись – «мы уже работаем над этим».

– Да, моя любимая, – усмехнулась я, вспомнив ее – подарок от Сашки Гусева. Такая футболка была у всех в нашем отделе. Простая темная, с белой надписью шрифтом Inconsolata, специальным шрифтом для кода – «мы уже работаем над этим». Чтобы не задавали вопросов, не торопили, не просили разъяснений. Когда будут результаты? Смотри на футболку – «мы уже работаем над этим». Что именно произошло? Смотри туда же.

– Представляю, как вы смотритесь вместе.

– Мы – как представители флоры и фауны. Он говорит, что его это не трогает. Что ему нравится то, какая я есть, и что он не хочет и не будет меня менять. Но ведь это неправильно, люди, которые живут вместе и как бы любят друг друга, должны нормально смотреться вместе. Разве не так?

– Не знаю. Я правда не знаю. Тот мой знакомый, о котором я тебе говорила, – он совершенно не подходит мне. Он постоянно небрит и растрепан, у него большие руки, он вечно закатывает рукава рубашек, никогда не носит галстуков, только джинсы. Вечно одни только джинсы. Он даже в театр пришел однажды в джинсах. Можешь себе представить, я – в вечернем платье с открытой спиной, на высоких каблуках, с прической, над которой мы с парикмахером из Турина корпели чуть ли не весь день. А он пришел в джинсах. И рубашке. Хорошо хоть не в футболке. И что мне делать?

– Может быть, нам нужно было бы ими махнуться? Ваш парень, кажется, выглядит так, как должен выглядеть мой. Мне кажется, мы бы с ним, с вашим, хорошо смотрелись вместе, – рассмеялась я.

– Наверное, вы бы смотрелись идеально. А я – с вашим немолодым человеком.

– Вы бы с ним легко смогли бы попасть на обложку какого-нибудь «Vogue» как самая стильная пара года. А со мной у него шанс только попасть в раздел «безвкусные мезальянсы года». Иногда я его просто не понимаю. Ну как он мог со мной связаться?

– А я его вполне понимаю. Наверное, с тобой не скучно.

– Тут ты права, – рассмеялась я. – Скучно – это не мое. К примеру, однажды я пошла по просьбе моей сестры за ее пьяным мужем – привезти его домой. А вместо этого получила в глаз. Потом ходила на работу с синяком. Все считали, что меня муж бьет. А у меня и мужа-то нету. И даже не муж сестры меня приложил.

– А кто? – сквозь хохот спросила Оксана. – Кто же тебе залепил?

– Охранник.

– Охранник чего?

– Да охранник в ларьке с продуктами, где Сережа – это муж моей сестры – демонстрировал свою готовность добывать семье пропитание, а конкретнее, молоко.

– Ничего не понимаю, честно, Фая, требуются пояснения. Какое, к черту, молоко?

– Обычное, трехпроцентное, «Коровка». Или «Домик в деревне», я не помню. Сережа был пьян как сапожник и воровал молоко из холодильника. Охранник пытался его остановить, а попал кулаком в мое лицо. Сашка Гусев говорит, это все оттого, что у меня реакция плохо натренирована. Другие бы успели увернуться, но не я. Мы и сейчас работаем над моей реакцией, когда я успеваю на тренировки. Однажды я получила воланом в спину. Тоже не увернулась…

– Зачем он воровал молоко? – опешила Оксана.

– Чтобы показать, что он готов стать отцом, конечно! – невозмутимо пожала плечами я. – А ты? Какая история у тебя?

– У меня? Никаких историй, – мгновенно насторожилась Оксана. Но я решила ковать железо, пока горячо. Никаких поблажек.

– Значит, твой парень из Турина? Рассказывай уже.

– Нечего рассказывать.

– Ну почему же. Он красив?

– Красив ли? Наверное, – пожала плечами она. – Да, он очень даже красив, но я как-то не об этом думала. Честно, мне это было без разницы. Он… он был всегда таким искрящимся, как только что налитое в бокал шампанское. Знаешь, он всегда смеялся. Даже во сне улыбался. Такой большой, как медведь. Только вот что, он уже не мой парень.

– Он тебя бросил? Невозможно! Немыслимо! – ахнула я.

– Почему невозможно? – тихо спросила она.

– Я не знаю. Просто невозможно – и все. Как изменить вектор полета фотона. Свет всегда улетает прочь, он и есть – время. Его невозможно обратить вспять. Человек это чувствует, создает множество продуктов творчества, таких как стихи, песни, даже частушки. Всякие там «остановись, мгновенье, ты прекрасно», – теоретизировала я. Оксана молчала. В конце концов и я замолчала и уставилась на ее бледное лицо. Она смотрела на меня так, словно была оленем, и я сбила ее на машине. – Все, что я хочу сказать, – что некоторые вещи просто невозможно изменить.

– Тут ты права, изменить ничего невозможно. Я его бросила, – ответила она, а ее голос был – мертвая вода, сухой лед. – Я сама его бросила. Вот так.

– Ты? Из-за чего? Изменил?

– Нет, не изменял. Никто никому не изменял. Просто… иногда одной любви недостаточно для счастья. Иногда нужно принимать такие вот решения.

– Бла-бла-бла! Все это – просто пустые слова. У всего на свете есть простые и логичные причины. Если ты его бросила, значит, это было кому-нибудь нужно. Вероятнее всего, тебе.

– Зря тебя Берг вином поил! – хмуро пробормотала Оксана. – Эка тебя развезло.

– Ничего и не развезло. Скажешь, просто так ушла? Просто развернулась и все? Безо всяких причин?

– Конечно же, причины были! – вдруг рявкнула она, глядя на меня так, словно собирается перейти от слов к действиям и ударить меня чем-нибудь тяжелым по голове. – Иногда, если любишь, необходимо просто отойти в сторону.

– Это что такое? Статус из социальной сети? Если любишь – отпусти? Тебя трудно найти, легко потерять и невозможно забыть? В принципе с тобой – возможно, что и невозможно. Я уверена, что тебя этот твой парень из Турина будет помнить.

– Ни черта он не будет помнить, – прошептала Королева. – Ни черта подобного. Он уже забыл.

– Откуда такая уверенность? Вот когда меня бросил мужчина, которого я любила, я не могла дышать, наверное, месяц. Так и ходила, как рыба, рот открывала, закрывала. Даже говорить было трудно. Потом как-то рассосалось, прошло, затянулось – но не забылось. Так и помню до сих пор. А ведь в нашем случае я сама понимала, что ничего не получится. То есть не питала никаких надежд. Но ты – ТЫ – совсем другое дело. Такие, как ты, не забываются.

– Почему же?

– Да потому что это – как изгнание из рая! И как забыть того, кто остался за воротами, помахивая ключами?

– Так было нужно. Ты ничего обо мне не знаешь, Ромашка, НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ! – Королева почти кричала на меня. – Думаешь, я этого хотела? Думаешь, это я осталась с этой стороны рая? Ничего подобного! Все наоборот. Я сделала это, чтобы никому не портить жизнь. Сделала это, потому что так было лучше – не для меня, для него. Потому что это был единственный выход, и нужно было кому-то из нас посмотреть на вещи объективно. Думаешь, это было легко – просто встать и уйти? Сказать, что это все – я, что это все – из-за меня, что я не люблю его больше, что у меня другие планы. У меня! – Оксана расхохоталась, и я всерьез испугалась, что сейчас с нею случится какой-нибудь настоящий нервный срыв. Но с другой стороны, я видела, что ей необходимо выговориться.

– Но почему? Почему это было так необходимо? – тихо спросила я.

– Потому что иногда сказка просто не складывается, понимаешь ты, Ромашка?

– И что, ты просто ушла от него?

– Я просто ушла, да.

– Ты разбила ему сердце?

– Он, наверное, так считает. Но ты не права в одном, он не просто пережил это, он уже забыл меня. Он – мужчина, у них все по-другому устроено, они легче переносят такие вещи и быстрее забывают. Забываются – в объятиях других женщин.

– Может быть, его сердце и уцелело, но твое – нет, – заметила я. – Разве можно вот так себя терзать?

– Мое сердце в полном порядке, – пробормотала Оксана. – Черт, я совершенно не собиралась это с тобой обсуждать. Почему я разболталась, как какая-то кумушка на завалинке?

– Кумушка, – хихикнула я. – Слово-то какое смешное, кумушка. Наверное, это оттого, что мы сидим в до неприличия деревянном доме. И даже не на стульях, а на лавке. Меня тоже так и тянет употреблять слова типа «ежели» или «давеча».

– Ежели мы сейчас не пойдем спать, завтра нам на тимбилдинге смерть, – улыбнулась устало Оксана.

– Если честно, я слишком стара для тимбилдинга. Я подумываю сбежать, – призналась я. – Я ведь даже не предполагала, что все так далеко зайдет.

– Ладно, тогда спать. И черт с ними, с вирусами. Разберемся в понедельник, да?

– Разберемся в понедельник, – согласилась я. – А понедельник начинается в субботу.

– То есть завтра, – продолжила мою мысль Оксана. Я покосилась на свой телефон. За всеми этими разговорами я так ничего и не ответила Игорю моему Вячеславовичу. Нехорошо как-то получилось. Чего я в самом деле на него накинулась? Ну, стоял он рядом с Оксаной нашей Павловной, ну, положила она ему руку на плечо. Так ведь без злого умысла. Просто по-дружески.

– Спишь, Ромашка? – спросила меня Оксана из темноты. За окном начало светлеть.

– Нет, не сплю.

– О нем думаешь? О своем немолодом человеке?

– Стараюсь не думать. Ну их, мужиков. Особенно красивых. В костюмах и без.

– Ну их, – согласилась Оксана и повернулась на бок. Я выдохнула с облегчением. Все-таки не киборг, все-таки человек.

Утро настало неожиданно и внезапно, как только может удивить утро после почти бессонной ночи. За мной пришла Машка Горобец. Такой энтузиазм был бы необъясним, но тут я понимала – ей было интересно, правда ли то, что я ночевала в коттедже самой Черной Королевы, великой и ужасной, как Гудвин. И если да, то жива ли я еще, или меня уже скормили ее ручным бесам из нижнего мира. Так что в восемь утра субботы в нашем окошке нарисовалось невозмутимое лицо моей подруги. Она делала вид, что просто прогуливается мимо, что просто вышла покурить свою электронную пыхтелку. Оксана наша Павловна, заметив чужое любопытное лицо за пластиковым (надо же, хоть что-то недеревянное) окошком, повернулась ко мне и швырнула в меня своим резиновым тапком.

– Это к тебе, Ромашка, – пробормотала она. – Просыпайся и скажи своей дурацкой подруге, чтобы она провалилась в ад.

– С превеликим удовольствием, – фыркнула я, бросая тапок обратно. – Машка, проваливайся в ад, – сказала я, открывая пластиковое окно.

– Значит, это правда, – просто проинформировала меня та. – Ты перешла на темную сторону силы. Малдер знает?

– Малдер за меня не в ответе, – возмутилась я. – Ночую где хочу.

– Вы в курсе, что от этого умирают? – спросила Оксана у Машки, высунувшись из-за деревянной двери душевой. В руке у Оксаны была ее электрическая щетка. Они были – как антиподы нашей цивилизации, одна использовала технологии для разрушения себя, другая – для укрепления эмали. Машка демонстративно выдохнула огромный клуб пара и посмотрела на Оксану. Та покачала головой и покосилась на меня.

– От этого вашего тимбилдинга тоже можно помереть, – заявила Машка. – Вы видели, чего там понастроили? У меня вообще нехорошее предчувствие. Это же сколько деньжищ всажено в этот их тимбилдинг? Как бы нас всех премии не лишили для компенсации этих затрат. Вот тогда, уверена, весь наш team взбунтуется и пойдет штурмовать нашу несчастную бухгалтерию в поисках справедливости. Это вам будет не просто как перетягивание каната. Может пролиться кровь.

– Скажите, Фаина, а ваша подруга обязательно должна разговаривать с нами через наше окно? – поинтересовалась Оксана, уже умытая, причесанная, свежая, как майская роза, и такая же очаровательная в свободной спортивной одежде. Она прошла в комнату и встала напротив открытого окна. – Я просто всегда считала, что если уж общаться, то нужно обязательно убедиться, что с тобой хотят разговаривать. Стоять под чужим окном и вот так просто вещать в прямом эфире – это все-таки неправильно. Вы не считаете?

– Бухгалтерия всегда страдает больше других. С другой стороны, никаких бонусов и повышающих коэффициентов за вредность нам не дают. А теперь еще и по надувным горам карабкаться.

– Что? – скривилась я и моментально побежала туда, наружу, посмотреть, о чем говорит Машка. Идти далеко не пришлось, коттедж Оксаны располагался буквально в трех шагах от большого, вчера еще пустого поля для игр. Теперь от поля не осталось и следа.

– Вот такая жуть, – развела руками Машка, а затем снова подкурила свою пароварку.

Я смотрела на поле, не в силах подобрать слова. Оксана тоже подошла вслед за нами, но она довольно улыбалась, и по ее виду можно было исчерпывающе понять, что ей было прекрасно известно о тайном городе, созданном для того, чтобы люди в нем терялись и пропадали. Тимбилдинг в этом году действительно проходил с размахом. Я знала о такой штуке, как надувной батут для детей, но никогда не думала, что можно буквально пытать усталых, не выспавшихся, похмельных взрослых людей, запуская их внутрь надувного резинового города размером с футбольное поле.

– Не может быть! – Это было первое, что я сказала, когда увидела черно-оранжевое чудовище, раскинувшееся под голубым небом Подмосковья.

– Апокалипсис сегодня, – пробормотал кто-то из отдела финансирования. В резиновом городе было все. Там нужно было карабкаться, продираться, перелезать через, под и вокруг препятствий, висеть на волоске, срываться в пропасть, проплывать, перескакивать, выворачиваться, проходить в миллиметре, помогать другим, приносить себя в жертву и местами героически погибать. Я так и стояла с открытым ртом, когда к нам подошел Сашка Гусев с алюминиевой ложкой в одной руке и металлической чашкой в другой. Он выглядел обратно пропорционально его вчерашнему оживлению у котла с глинтвейном.

– Привет, Гусев, – грустно бросила я.

– И тебе не болеть, Фая. Вот только, знаешь что, Фая, я никогда не думал, что твой Малдер способен на такое, будь он неладен, – простонал Сашка Гусев, прикладывая ложку ко лбу. – Слушай, не знаешь, где раздобыть лед? А еще лучше, пива.

– Лед, кажется, был в холодильнике коттеджа, – пробормотала я, обернулась и тут же наткнулась на полный любопытства взгляд Оксаны.

– Малдер? Кто такой Малдер? – спросила она.

– Никто, – буркнула я, прикидывая, настало ли время паниковать.

– Вот же он! – воскликнул Саша, показывая пальцем куда-то в небо. Я подняла взгляд и была вынуждена прикрыть глаза ладонью, такой яркий был свет. Но, разглядев то, на что указывал Сашка, я пожалела, что вообще вышла из дома. На надувной стене этого замка корпоративной экзекуции стоял мой драгоценный Апрель собственной персоной. Он осматривал пейзаж и своих жертв, не иначе.

– Малдер? – ухмыльнулась Оксана. – Наш психолог?

– Ну, это его так Фая зовет – ласково, любя, – осклабился Сашка. – Господи, как пива хочется.

– А еще спортсмен, – выпалила я, стараясь не обращать внимания на то, каким полным подозрений взглядом смотрит на меня Черная Королева. То на меня, то вверх, на Игоря, мать его, Вячеславовича. Я пыталась в срочном порядке придумать, как мне заткнуть Гусева и потихоньку сбежать из этой преисподней, когда настоящий черт подкрался незаметно, сзади.

– Слушай, Ромашка, – услышала я из-за спины и обернулась так резко, что толкнула в плечо Витю Постникова. – Эй-эй, осторожнее. Ты чего на людей бросаешься, Ромашина?

– Постников? Уйди, а?

– Ну, разве так здороваются со старыми знакомыми? Я больше скажу, с коллегами, с которыми ты вот-вот собираешься туда, на верную смерть. Ого, а вон и Цезарь, – и он показал пальцем на черно-оранжевое надувное чудовище с Апрелем наверху. – Эй, Игорь Вячеславович! Идущие на смерть приветствуют тебя!

– Постников, угомонись, – прошипела я, пока Постников махал ладонью моему Апрелю. Тот улыбнулся и помахал в ответ.

– Вот скажи, Ромашина, почему тимбилдинг никогда не включает в себя игры на бильярде? Так было бы хорошо! Или покер. Ведь отличная же игра. Вполне командная. Слушай, Фая, будь другом, замолви за меня словечко, по-братски, своему «благовредному»? Он же тебе все позволяет, все разрешает. Пусть твой Апрель меня от игр этих дурацких освободит? По дружбе, а?

– Твой Апрель? – переспросила Оксана, бросив еще один взгляд на стену надувного городка. Игорь смотрел на нас сверху, и глаза его были холодны и злы. Оксана повернулась ко мне и посмотрела совсем другим взглядом. – Немолодой человек? Да?

– Ну а что, разве молодой? – пробормотала я. – Тридцать три.

– Серьезно? – И Оксана отвернулась в сторону. Затем она повернулась обратно, словно желая что-то сказать, но не нашла слов и снова отвернулась.

– Оксана…

– Вы, Ромашина, просто полны сюрпризов, да? Действительно, как с вами соскучиться.

– Я хотела сказать раньше, только все как-то язык не доходил… – начала было я, но тут Оксана оборвала меня исчерпывающим жестом руки.

– Не трудитесь, это ведь не мое дело, верно? – С этими словами она повернулась и пошла прочь. Я увидела, что с другой стороны к нам идет Кирилл Берг. Он был хмур и сосредоточен, шел быстро.

– Оксана, я уеду после обеда. Мне нужно в Смоленск.

– Опять? – хмыкнула Оксана.

– Ты, конечно, как всегда, не полетишь со мной, – скорее сказал, чем спросил, Кирилл Берг так тихо, как только смог, чтобы я не услышала. Но я услышала все равно. Оксана посмотрела на меня, затем на Кирилла.

– Я должна еще закончить отчет. Ты знаешь, как сейчас много беготни, – ответила она.

– Скоро беготни станет еще больше, – спокойно ответил Кирилл Берг. – Мы запускаем новые станции, ты помнишь?

– Я, кстати, слышала, что ты вроде собирался лететь в Нефтеюганск, нет? – спросила Оксана. – Туда бы я с тобой полетела. Давно хотела посмотреть, как у нас там все организовано. Тем более пока лето.

– Ты бы полетела? – переспросил Берг удивленно.

– Пойдем, расскажешь мне все, – промурлыкала Оксана и взяла Кирилла под руку. В отличие от вчерашнего вечера, сегодня она предпочла пойти к нему, чем остаться со мной. Я почувствовала, как кровь отливает от моих щек. Игорь тоже исчез из-за стены в недрах надувного города. И только моя верная подруга Машка стояла рядом и смотрела на меня со смесью сожаления и понимания.

– Ну что, программисты и прочие айтишники, не говоря уже о финансистах, – сказала Машка Горобец. – Пошли строить любовь. Только, чур, меня там, внутри, не бросать. Я буду для вас – как рядовой Райан. Меня обязательно надо спасти.

Назад: Часть 2 Другой

Дальше: Сейчас