Глава девятая. Нежданная гостья из будущего

Фаина приперлась в своем стандартном обличье – клетчатые шерстяные штаны, блестящие коричневые боты на меху, свитер, распахнутая зеленая куртка с большим количеством карманов. Довершал комплект поистине бесконечный шарф из красной нитки – плод маминых трудов. До того как потрясти нас всех своими матримониальными планами, мама вела образ жизни, вполне соответствующий бабушке и вдове: поливала цветы, вышивала их, выращивала их на даче и вязала нам всем шарфы.

Кто-то мог бы решить, что с помощью такого вот абсурдного внешнего вида Фаина Ромашина протестует против окружающей действительности, что она выражает свое весьма странное «я» через это сочетание несочетаемого, однако я-то знала ее всю жизнь, я выросла с нею рядом. Как бы странно это ни звучало, Фаина исходила всегда только из соображений функциональности и надевала те вещи, которые были, во-первых, чистыми, во-вторых, лежали ближе других.

– Ну, здравствуй, сестра, – хмуро поприветствовала ее я, когда она зашла в квартиру, открыв дверь своим ключом. Он – ключ – был ей нужен, так как часто Фая приводила и уводила Вовку в/из садик(-а).

– И тебе не болеть, – так же хмуро отреагировала она. – А то что-то ты неважно выглядишь.

– Да и ты не королева красоты. Что это за штаны? Ты их у Буратино стащила? Как тебя Апрель в таком виде на улицу выпускает?

– Апрель меня просто терпит – от безысходности, несчастный человек. Но я тебе уже много раз об этом говорила, – пожала плечами Фая и скинула боты. Она протянула мне пакет из «Пятерочки». Центр районного притяжения. В пакете были апельсины, кофе, пачка молока, сахар и небольшой плотно пропечённый кекс. Мой любимый.

– Ты же мне сестра, ты можешь к нам и с пустыми руками приходить.

– И с пустым желудком сидеть, да?

– Совсем ты в меня не веришь. Если ты жрать хочешь, я могу тебя покормить макаронами с тушенкой. И вообще, у меня все есть.

– Вот и хорошо. Будет еще больше. Телефон мне дай, плиз.

– Зачем? – сощурилась я. Мне вся эта таинственность не нравилась.

– Кое-что проверить, – не спешила открываться Фая.

– На своем не можешь? У тебя что, сломался он?

– А тебе что, жалко?

– Забавно! – хмыкнула я. – Похоже на наши разговоры в детстве, тебе не кажется?

– Это все потому, что ты ни капельки не изменилась, Лиза. Жадина-говядина.

– Ты сейчас мне опять какой-нибудь гадости накачаешь, а у меня потом памяти на фотографии не хватит.

– Давай уже телефон.

– Да на, держи, – и я сунула ей свой аппарат. Та уселась с ним прямо на кухонный стол – никогда не садилась добровольно на стулья – и принялась что-то в моем телефоне искать.

– Нету. Нету у тебя telegram! – в конце концов сделала она вывод.

– Рыдать обязательно или можно просто немного погрустить? Видишь ли, я телеграммы на почте отсылаю, если надо. Я даже не помню, когда последний раз… – Фая отставила чашку с чаем и некоторое время изучала меня с таким вниманием, словно расшифровывала загадку Дэна Брауна. Потом она покачала головой.

– И ведь ты, сестрица, совершенно серьезна. Вот что поражает. Я просто не устаю изумляться тобой. Я же сказала, это мессенджер.

– Ах да. Как будто это о чем-то мне говорит.

– Караганда. Ты же пользуешься «Viber»? Это тоже мессенджер. Как можно быть настолько далекой от технологий?

– А как можно быть настолько далекой от людей? – невозмутимо парировала я.

– Туше, – рассмеялась Фаина, продолжая крутить мой телефон в руках.

– Ты не любишь людей, я не люблю технологии. Гармония и баланс.

– Да, я не люблю людей, от них одни проблемы. Этого не изменить. Но я люблю вас, разве этого не достаточно?

– Кого это – нас?

– Семью. Тебя. Детей твоих, – Фаина замолчала. Я склонила голову.

– А маму?

– А маму пусть ее Этот… любит, – фыркнула она. – Мне вас хватит – на мою голову.

– Ты нас не любишь, ты нас терпишь, как неизбежное зло, – рассмеялась я.

– Люблю как умею, – пробормотала она.

– А Игоря Апреля ты тоже – как умеешь? Имей в виду, меня не надурить. Я ведь знаю многое.

– Ничего ты не знаешь.

– Я видела даже, что ты его боишься потерять.

– Наветы! – возмутилась Фая. – Никого я не боюсь потерять. Пусть он боится. Хотя ему-то чего бояться…

– Да-да, потому что, и я цитирую тебя, Фая, «все равно он меня бросит, так чего трепыхаться». Так, да? «Такие мужчины, как Апрель, рано или поздно бросают таких девушек, как я. На этом мир держится. Это – его черепахи и слоны».

– Я по-прежнему так считаю, – спокойно кивнула она.

– А он по-прежнему тебя так и не бросил, – засмеялась я, разливая кофе по чашкам. Признаться честно, кекс был более чем уместен в нашей ситуации.

– Еще бросит. Так вот, моя дорогая доисторическая сестра, приложение «telegram» передает вовсе не телеграммы, а сообщения, как и все остальные мессенджеры. Только не спрашивай меня, какие остальные мессенджеры, а то я пойду и повешусь. Ты хоть о скандале с ФСБ слышала, останок мамонта?

– Я ничего не слышала. Какой скандал?

– О боги, за что мне это?! Был большой скандал с «telegram», потому что лондонский офис этого Павла Дурова, его владельца, отказался передавать ключи нашим властям.

– Ключи от города? – ухмыльнулась я.

– Я тебя задушу, – сказала Фаина, откусывая кусок кекса.

– А зачем тебе этот «telegram»? – спросила я. – Тебе мало «Viber»?

– Понимаешь, Лиза, единственная причина, по которой кто-то может захотеть установить «telegram» вместо других мессенджеров, – это когда кто-то хочет обмениваться шифрованными сообщениями. Именно шифрованными, которые, если установить специальный режим, нигде и никогда не сохраняются. Идеальное приложение для террористов и наркоторговцев.

– Ты, случайно, не собираешься взорвать Черемушки? – усмехнулась я, старательно скрывая то, как сильно застучало мое сердце при слове «наркоторговцы». Муженек, муженек.

– Подумываю об этом, – ответила она. – Вот когда Апрель меня уже наконец бросит…

– Зря ты не веришь в себя.

– Я верю в себя, ты зря. Я в других не верю, – покачала головой Фая. Какое-то время мы просидели на кухне молча, я уплетала кекс, Фая продолжала возиться с моим телефоном.

– Ты знаешь, что мне сказала мать твоего Игоря? – вспомнила вдруг я.

– Что? – нахмурилась Фая. – Что я не подхожу ее «мальчику»? Конечно, я не подхожу ее прекрасному «мальчику», я всегда это знала, я сама об этом говорила. Пусть она его попытается в этом убедить.

– Вот! Видишь, как негативно ты мыслишь.

– Зато ты мыслишь позитивно – на десятерых, Лиза.

– Она сказала, что ты можешь даже не волноваться. Даже не так. Она бы не хотела, чтобы тебя это беспокоило. Ей бы хотелось, чтобы ты знала, что тебе нечего опасаться.

– Нечего опасаться? От нее? – Файка отбросила мой телефон и посмотрела на меня так, что я подавилась кексом и закашлялась. Фая так сильно ударила меня по спине, что я вскочила и заорала:

– Свихнулась?

– Ничего себе, мама-жираф тебе такое сказала, и ты молчала? Это же фактически угроза. Нет, ну приехали, а? Я могу ее не опасаться, пока что? Пока веду себя прилично? Я никогда не веду себя прилично!

– Что тебе нечего опасаться Анну, первую любовь Игоря, – уточнила я.

И тут случилось чудо. Фаина Ромашина замолчала. Она пялилась на меня, как будто я неожиданно заговорила на китайском языке. Она раскрыла рот, но так и не нашла, что сказать, и закрыла его обратно. Она сделала так несколько раз. Я наслаждалась тишиной.

– Мама-жираф сказала, что ни при каких обстоятельствах, ни за что и никак эта пресловутая Анна не вернется в жизнь Игоря.

– Как вы вообще пришли к обсуждению этой темы? – речь наконец вернулась к Фаине. Насколько могла подробно, я изложила ей наш разговор. Фая сидела в глубокой задумчивости, а затем протянула руку к последнему куску кекса и съела – нет, не так, заглотнула его целиком.

– Пошли.

– Куда? – опешила я.

– Туда, – и Фая встала. Еще до того, как я успела среагировать, она прошла в комнату и включила спящий компьютер нажатием одной клавиши. Оторопело она разглядывала фотографию Капелина, которая так и осталась «висеть» на экране.

– Это то, о чем я подумала?

– Я не знаю, о чем ты подумала, но – точно нет. Это не то! – пробормотала я, пытаясь вырвать у Фаи мышь.

– Хочешь сказать, сестрица, это не Герман Капелин? Черт, вот же у него странная внешность, да?

– Допустим, да. И что?

– Ничего. Чудо природы. Длинный какой. При этом, знаешь, он такой обаятельный черт, что через какое-то время начинаешь смотреть на него, как на огонь. Можно смотреть вечно. Просто на то, как он двигается или говорит. Папа говорил, что Капелин – это поэзия в рамках двуногого существа. Чего это ты о нем вспомнила?

– Я наткнулась на него случайно – через «Одноклассников», – ложь, снова я вру, как Троцкий. Как много я стала врать. Может быть, я тоже на острове? Лжецы не могут говорить правду.

– О! «Одноклассники» – это, кстати, идея.

– Какая идея? Не нравишься ты мне, Фая. То телеграммы, то одноклассники.

– Анна, – пробормотала моя сестра, вбивая что-то в строку поиска. – Я давно должна была прогуглить эту историю, хорошенько прогуглить. И ты права, это действительно очень странно, что мать моего Апреля так хорошо осведомлена о ее жизни. Я думаю, найти это все будет легко. Найдем класс Апреля, найдем ее – эту Анну. Посмотрим, чем она занимается в наши дни. Может быть, она разжирела? Будем надеяться, потому что я в свое время видела одну ее фотографию и говорю тебе – она настолько красива, что хочется пойти и утопиться.

– Если он ее так любил, то лишний вес ничего не решит. Она была уверена, что Анна не позвонит. Мама-жираф была уверена.

– Да, Лизка, да. Значит – что?

– Что?

– Они общаются, вот что это значит. Так, я нашла номер их школы. И даже – знаешь что? Тут есть фотография их девятого класса. Ну, разве я не хакер? Так, где ты, любительница флоры, но не фауны.

Флора, но не фауна. Анна любила цветы и любила нашего Игоря Апреля. Они вместе разводили зимний сад в доме родителей Игоря. Потом Анна разлюбила их и бросила – обоих: и Игоря, и цветы. В один ужасный день Игорь Апрель получил от Анны короткую записку о том, что она встретила другого мужчину и уезжает к нему в Израиль. Уезжает к жениху, если быть точной.

После стольких лет она обошлась запиской. Цветы остались без оной. Каждый раз, когда Игорь поливал их, они напоминали ему о девушке с янтарными волосами, что оставила его с использованием записки. И все же он не выкинул их, не дал им засохнуть, он поливал их, растил, прореживал, а потом, когда Игорь Апрель принял решение уехать из Владивостока и начать новую жизнь в Москве, он забрал их с собой. Кто, скажите мне, в добром здравии и действуя добровольно, будет носиться с цветочными горшками, если только в сердце его не осталось надежды? И надежды на что?

– Зря я тебе сказала. Не стоит копаться в этой истории, ты можешь сделать только хуже.

– От правды никогда не становится хуже, – сказала Фаина.

– Я не уверена, – пробормотала я. – В последнее время я существенно пересмотрела свое отношение к правде.

– Ого! Ничего себе заявление. Впрочем, я очень рада, что взрослеешь, – присвистнула Фаина, не отрываясь от экрана. Это было выше моих сил. В конце концов, если она хочет быть деструктивной, кто я такая, чтобы ей мешать. Кто знает, может быть, именно это и привлекло в ней Игоря Апреля. А что, противоположности притягиваются. Может быть, ее здоровый скепсис ему нравится. И нездоровый – тоже.

– Это она? – спросила я, когда на экране возник класс Игоря Апреля. Кто-то переснял на телефон старую групповую фотографию – дети с серьезными, неулыбчивыми лицами, все в белых овалах, под которыми были приписаны их фамилии и имена. Я вспомнила, как Фаина бесилась, говорила, что природа – просто стерва: кому-то она дает все, а кому-то ничего. И говорила, что таких, как Анна, невозможно ни забыть, ни пережить. Расстаться – да, забыть – ни за что. И вот я разглядывала фотографию улыбающейся девочки в бежевом платье в цветочек. Девочка была сказочно хороша. Вот черт! Фая не преувеличивала. Анна улыбалась, как волшебная Алиса Селезнева из старого советского фильма. Анна была как «гостья из будущего». Мечта миллионов мальчишек, первая любовь Игоря Апреля, первая его взаимная любовь. Фотография выцвела, но мечтательная улыбка Анны осталась. Она «пробивала», даже несмотря на плохое качество старой съемки.

– Да, – пробормотала Фая и кивнула.

– Ну и ничего особенного, – пробормотала я, стараясь звучать искренне.

– Посмотри вот тут, – и Фая открыла другую фотографию. – Я нашла их вместе. Это они в институте.

– Н-да… – только и смогла сказать я. Да, неудивительно, что Анна была для Игоря незабываемой. На этой фотографии ей было лет восемнадцать, не больше. Высокая и стройная, Анна обладала тем редким типом фигуры, которую так любят дизайнеры. Стройная, гибкая, грациозный изгиб шеи.

– Может быть, и вправду, она пожирнела? – почти безнадежно предположила я. Фая громко хмыкнула.

– А посмотри на него! – сказала она. На фотографии Анна стояла рядом с восхитительно молодым Игорем. Оба – в белоснежных халатах, будущие врачи. Янтарные волосы волнами лежат по плечам. Та же улыбка «гостьи из будущего», но с какой-то новой, взрослой искрой. Игорь обнимает ее так, словно боится, что она ускользнет. Скоро так и случится, она уже наверняка изменяет ему, уже встретила своего будущего жениха из Израиля.

– Вот же стерва. Как так можно было обойтись! Запиской! – возмутилась я.

– Планета Венера, сияющий свет звезды в темной космической пустоте, – пробормотала Фая. – Она выглядит так, словно никогда в жизни никого не обидит. Какой обманчивой бывает внешность!

– Его мать уверена, что она никогда тебя не потревожит.

– Да-да, конечно. Интересно мне знать, почему, – эхом отозвалась Фая. Ее голос шелестел, как страницы книги. – А еще, знаешь, хотелось бы, чтоб Игорь любил меня достаточно, чтобы не бояться таких вот Анн. Но это – утопия. Мир слишком рационален, и он со мной, а она в Израиле, и получается, что Анна решила и его судьбу, и мою. А я только сижу и молюсь, чтобы она не написала ему через «Одноклассники». Какая жалкая роль.

– Так нельзя. У тебя тоже был Юрка Молчанов. У тебя тоже было прошлое. Посмотри, что с ней стало сейчас.

– Ничего я не хочу знать.

– Но ты посмотри, чего уж там. От тебя не убудет.

– Каждый раз, когда я смотрю на Анну или думаю о ней, даже просто вспоминаю о ее существовании, от меня убывает. Понемножку. По кусочку за раз. Я бы точно обошлась без этого.

– Ее полное имя – Анна Штерн, – влезла я. – Дай, я. На чьей странице ты эту фотографию нашла?

– Какая-то ее одноклассница, которая все старые фотки им оцифровала и выложила. Вообще беспечно – вот так в Интернет все бросать. Анна Штерн. Видишь, даже имени не могли ей нормального дать, – Фая явно меня не слушала. – Такое имя только на поэмы приписывать – посвящениями.

– Матерные, – подбросила я дров в топку. Фая рассмеялась. Зло. Я стучала по клавишам. Страницы Анны не было. Ни тут, ни на «Фейсбуке», ни «ВКонтакте» – нигде. Я перепроверила. Попробовала перекрестные ссылки – мало ли, какая у нее теперь была фамилия. Ничего. – Вот странно.

– Что странно?

– Не могу найти ее, ее нет в Интернете.

– Ничего ты не можешь без меня, – покачала головой Фая и отобрала клавиатуру. Мы потратили еще час, не меньше. Мы применили все наше умение и все Файкины знания, но к концу этого часа мы должны были признать – мы понятия не имеем, как ее найти. За исключением фотографии с первого курса и групповой фотографии класса, нигде никакого упоминания об Анне Штерн не было.

– Шифруется, – мрачно подвела итог Фая. – Не нравится мне все это. Ладно, черт с ней, – и Фая снова взялась за мой телефон.

– Да не нужен мне твой дурацкий «telegram».

– Нужен, Лиза, нужен.

– Почему?

– Потому что кто-то хочет связаться с тобой, Лиза, по шифрованному каналу, – пробормотала она.

– По шифрованному каналу? Зачем? Кто?

– Не знаю. Посмотрим, кто, посмотрим, зачем, – Фая что-то загружала на мой аппарат, а я вдруг поняла, кто это мог быть. И тут же прыгнула, пытаясь вырвать у сестры из рук мой телефон.

Она оказалась быстрей.