24. Костров. 16 января 2018 г

— Нет-нет, только не пышки! — засмеялась Лена, когда мы забежали, прячась от ветра и дождя, в кафе. Невский был по-вечернему синий, освещенный яркими фонарями, было очень холодно. — Я сегодня целый день пышки ела! Давай лучше пирожки какие-нибудь, с мясом, например!

Мне было стыдно, что я на весь день оставил Лену одну в продуваемом ветрами мокнущем Петербурге. Зато теперь, когда о работе можно было забыть хотя бы на время, я наслаждался ее обществом, любовался ее нежным румянцем, чудесной улыбкой и чувствовал себя по-настоящему счастливым.

Я знал, что она ждет от меня рассказа, и я, конечно же, собирался ей все рассказать, вот только кое-какие подробности моей встречи с Ларой Михалевой мне пришлось все-таки опустить. Думаю, что жене вовсе не обязательно рассказывать всю правду. Вот у Лены, к примеру, сложился определенный образ меня — такого мягкого и сердечного человека, может, чуть таинственного и закрытого, но уж точно не грубого. Но, к сожалению, иногда в моей работе мне просто приходится быть другим, по-мужски жестким, грубым и даже жестоким. Иногда я становлюсь таким, разозлившись по-настоящему, а иногда — просто играю роль.

Собираясь встретиться с Ларой, я, безусловно, злился на нее. Зачем она солгала мне? Почему сразу не сказала, что ее сестра умерла? И скрыла от меня, что вышла замуж за своего зятя! Но главное — она не сказала мне, что Вадим купил квартиру у ее сестры. Почему так много скрыла? Получается, у нее рыльце в пуху! Да что там в пуху — в перьях!

Если это из-за Вадима ее сестра вскрыла себе вены, то у нее точно есть мотив его убить. И если она это сделала не сама, то могла подсыпать яд чужими руками. А после того как все было кончено и Вадим погиб, она приехала, чтобы лично в этом убедиться, и когда ей представилась возможность позубоскалить на его счет, потанцевать на его костях, то я стал для нее самым благодарным слушателем.

Вот с таким настроением я стоял перед парадным элитного дома на Малой Посадской, держа наготове свое фальшивое удостоверение следователя следственного комитета Москвы, чтобы прорваться через консьержку. Миловидная женщина, источающая запах кофе, без слов впустила меня в подъезд, сообщив с дружеской улыбкой, что «она дома».

Я поднялся на третий этаж и остановился, чтобы перевести дух. Надо ли говорить, что мои дела в последнее время оставляли желать лучшего. По сути, я провалил сразу несколько своих дел. Арестовали Игоря Светлова — раз, оставался на свободе убийца Вадима Соболева — два, исчезла весьма проблемная юная пианистка Таня — три, я не успел ничего предпринять, чтобы как-то спасти ее от обвинений в смерти девушки Оли, — четыре, я чуть было не провалил дело балерины Нины Сквозниковой, и это просто чудо, что мне удалось выяснить все до конца и положить конец сомнениям и мучениям Германа Шитова — пять (мой утренний разговор с Германом сделал его по-настоящему счастливым, что же касается моей просьбы по поводу Тани, то он ограничился сухой фразой «я работаю в этом направлении», из чего я сделал вывод, что он, находясь в глубокой печали, вообще временно отстранился от всех дел).

Словом, как-то все у меня складывалось пока нелепо, глупо, но стыдно мне было за все эти мои неудачи прежде всего перед Леной, моей женой. Вот ее мне уж точно не хотелось разочаровывать.

Возможно, поэтому я, стоя перед дверью квартиры, где проживала Лара Михалева, так нервничал. Да, конечно, это она отравила Вадима! Отомстила за смерть сестры. Все ясно!

Я позвонил.

Сказать, что Лара удивилась, увидев меня, — это не сказать ничего. Она была потрясена моим появлением у нее. Но и не впустить меня в квартиру не могла — тем самым она бы уж точно выдала себя с первой же минуты нашей встречи.

— Вы? Ефим Борисович, какими судьбами? — Она отошла, впуская меня. На этот раз она выглядела просто-таки роскошно. Пушистое длинное платье кремового цвета, на плечах белая вязаная шаль. Волосы красиво уложены, лицо загримировано так, словно она собралась в театр или в гости. Хотя было еще только утро, и она, скорее всего, просто привела себя в порядок, чтобы начать новый день своей новой прекрасной и благополучной жизни, заняв место своей сестры не только в ее квартире, но и в постели ее мужа. Я вспомнил, какой увидел ее в Москве. Женщина-подросток. Короткая стрижка, высокий голос, смешные домашние тапочки в форме игрушечных собачьих морд.

Понятное дело, что волосы ее не отросли и оставались той же длины, но они были иначе причесаны, да и взгляд ее был другой, вполне себе взрослый, и взгляды она на меня бросала уже иные, полные удивления, страха и одновременно презрения. Она уже понимала, что я загнал ее в угол и что теперь, в квартире Гуркина, петербургского чиновника, да еще к тому же в роли его супруги, ей будет очень трудно продолжать играть роль свидетельницы. Я мысленно уже надевал на ее тонкие руки наручники.

— Вы проходите, не разувайтесь… — Она жестом, царапнув розовым длинным ногтем указательного пальца воздух, позвала меня последовать за ней, по нежному лаку паркета, по коврам, в глубь квартиры. — Кофе? Чай?

Я и не стал разуваться. Понимал, что не та ситуация.

Мне показалось, что я вообще попал в миниатюрный музей — роскошь просто поражала: картины в старинных рамах, мерцающие зеркала, канделябры, драгоценная ткань тяжелых бордовых штор на высоких окнах… Интересно, что же такого она могла сказать или сделать Гуркину, что он с такой легкостью сделал ее своей женой? Быть может, она точная копия своей сестры? Я пожелал, что не успел выяснить это до моего появления здесь. То есть снова не подготовился.

Она привела меня в гостиную, усадила за длинный, теплого розоватого оттенка стол красного дерева и сама села напротив. Я сразу же достал свой телефон и положил рядом с собой. Она еще не знала, что это мина замедленного действия.

— Лара, если вы признаетесь, то сами знаете, суд это учтет…

Она сидела напротив меня и смотрела мне прямо в глаза. Молча.

— Когда вам пришло в голову убить его? Сразу после смерти вашей сестры Кати?

— Нет, гораздо раньше, — сказала она тихо. — Тогда, когда она продала ему квартиру за два миллиона рублей. Да, я очень хотела его убить, как хотели этого все те, кого он бросал. Он — хладнокровный, бесчувственный, циничный и больной на всю голову. Он — тварь, понимаете? Настоящая тварь! И я рада, я безумно рада, что его больше нет.

— Кто помог вам его убить? У вас есть сообщники?

И тут вдруг она откинулась на спинку стула и расхохоталась. Я не мог не обратить внимания на ее белоснежные ровные зубы. Не каждая актриса может позволить себе такой чудесный рот. Она была идеальна, в ней все было красиво, чисто, аккуратно и дорого. И она меня не боялась. Должно быть, знала наперед, что с таким влиятельным и состоятельным мужем ей не суждено попасть за решетку. Возможно даже, он в курсе. Или?

— Вам смешно? Должно быть, когда я позвоню и сообщу, что нашел вас и что вы признались в убийстве Вадима Соболева, вы придете в себя, и эта ситуация уже не покажется вам такой смешной.

— Вы что, действительно думаете, что я стала бы марать руки об этого подонка? Вы же спросили меня, когда мне пришло в голову его убить. Я и ответила вам, когда именно. Но я же не призналась вам в том, что это сделала я. Я знала, что когда-нибудь это случится. Что так не может продолжаться всегда. Хотя мысленно я часто, много-много раз его убивала. Просто резала на кусочки. Я ненавидела его. Страшно ненавидела! — И она сжала свои маленькие кулачки, да так, что косточки побелели.

Я взял телефон в руки и сделал вид, что звоню.

И тут она бросилась ко мне, схватила телефон и швырнула куда-то в сторону, я не успел заметить, куда именно, даже звука не услышал.

— Лара!

— Не надо никуда звонить! Не надо хотя бы мне калечить жизнь! Что вам от того, что Борис узнает обо всем этом? Ну, сделаете несчастной еще одну женщину! Нас, счастливых, не так уж и много. Я же рассказывала вам, как измывался над нами Вадим. А таких Вадимов, думаете, мало? Тем более что я не имею к этому убийству никакого отношения. И если вы пообещаете оставить меня в покое, то я, пожалуй, расскажу вам всю правду — обо мне, моей сестре и Вадиме. И о том, каким образом я оказалась здесь.

Она вернулась на свое место, затем, словно вспомнив что-то, ушла и вернулась с сигаретами. Закурила. Она прямо на глазах взрослела, старела, возвращалась в свой настоящий возраст, и даже пудра ее словно стала прозрачной, и я увидел проступившие сквозь нее морщинки. А глаза ее налились такой невыразимой печалью и болью, что я понял: и эта моя поездка, и эта моя версия — все оказалось ошибочным.

— И что же она тебе рассказала? — Лена с аппетитом поедала мясной пирог, запивая его сладким чаем. Она разрумянилась, глаза ее блестели, и выглядела она вполне счастливой. В отличие от меня, история Лары вызывала в ней лишь обыкновенный женский интерес, и ей не надо, как мне, переживать очередное фиаско. К тому же она действительно не знала, что для меня эта поездка должна была сыграть решающую роль — я собирался добиться от Лары признательных показаний.

— Она рассказала мне о своей любви к Вадиму. Даже не о любви, а о страсти. И когда она рассказывала мне об этом, она вспоминала, конечно, того, прежнего Вадима, а не того, каким он стал. История началась тогда, когда Катя, сестра Лары, поручила ей сдать комнату в ее квартире. Катя хорошо устроилась, вышла замуж за Гуркина и, чтобы как-то помочь своей незамужней сестре, сказала, что та может забирать себе деньги, вырученные за аренду. И вот так случилось, что Вадим, обычный механик, автослесарь, снял сначала комнату в этой квартире, а потом и всю квартиру.

— Это ведь Лара сдала ему квартиру? Да еще и денег не брала, я угадала?

— Да, у них был роман. Страстный роман. А когда в один прекрасный день в Москву к сестре приехала погостить Катя и увидела Вадима, тот вцепился уже в нее мертвой хваткой. И Катя, получается, увела Вадима у сестры. По словам Лары, Катя просто с ума сошла от любви. Стала все чаще приезжать в Москву. Чаще всего летала, да так, чтобы буквально на несколько часов, чтобы муж не заметил. Совсем потеряла голову. Она от этой самой любви заболела. Похудела, у нее развилась анемия. Потом она сделала аборт, после операции возникли осложнения…

— Да что же это за Вадим такой был? — всплеснула руками Лена. — От него, похоже, действительно были одни только неприятности.

— А потом он, видимо, сделал предложение Кате.

— Что, серьезно?

— Но Катя, полагаю, не все мозги растеряла. Понимала, что развод с Гуркиным ни к чему хорошему не приведет. Она и так уже запуталась, завралась. С сестрой поссорилась окончательно, просто вдрызг, что называется.

— Конечно! Она же приезжала и останавливалась напротив Лары, чтобы проводить время с ее любовником! Это было очень больно, я лично понимаю Лару. Удивительно, что она так долго терпела, могла бы вообще уехать куда-нибудь. Извини, я тебя перебила. Так что она ответила Вадиму? Отказала ему?

— Он сказал, что раз она ему отказывает, то он не может с ней больше встречаться. А вот этого она как раз больше всего и боялась. Эти встречи составляли смысл ее жизни. Тогда он сказал, что съезжает с квартиры, что ему предложили какую-то другую квартиру, где-то в самом центре и по сходной цене. Но все понимали, что его просто пригласила к себе пожить какая-то другая женщина. И тогда Катя спросила его, останется ли он с ней навсегда, но в качестве любовника, если она подарит ему квартиру. Ну, вернее, не совсем подарит — она назвала за нее смехотворную цену в два миллиона рублей.

— А что это за деньги? И почему именно два миллиона?

— Она знала, что Гуркина вообще не интересует московская квартира жены, она могла с ней делать все, что угодно. Поэтому она ничего не боялась. Однако она все же решила взять с Вадима немного денег, чтобы отдать их сестре. Конечно, это вряд ли могло их помирить, но ей показалось, что так будет справедливо. Она очень сильно переживала разрыв с сестрой и много раз пыталась помириться.

— И где Вадим взял эти деньги?

— Лара говорит, что он их как-то очень быстро нашел. Но когда Лара узнала, что Катя практически подарила Вадиму квартиру, то устроила сестре настоящий скандал. Она сказала, что не возьмет у нее никаких денег, что она сделает все, чтобы эта сделка не состоялась. Она начала рассказывать сестре про любовниц Вадима, стала увещевать ее, чтобы она не доверялась ему. Предупреждала, что, как только он получит квартиру, так сразу же и бросит ее. Но все было напрасно, и сделка состоялась.

— А потом она вскрыла себе вены, да?

— Да. Вадим бросил ее, и она этого не вынесла и покончила собой.

— И ты поверил ей? — усмехнулась Лена.

— В смысле?

— Ты действительно думаешь, что все было именно так? Фима, подумай хорошенько!

— Но я не понимаю…

— Ты же сам рассказывал мне, что она живет с Гуркиным как у Христа за пазухой, что она заняла место своей сестры. Причем они заключили этот союз почти сразу же после смерти Кати. Она же только в прошлом году умерла. Вот что должно было случиться, чтобы Гуркин так быстро забыл свою жену и женился на ее сестре?

— Они не близняшки, если ты об этом. Они вообще разные! Я видел Катины фотографии. Невысокая шатенка с карими глазами.

— Да не в этом дело. Я думаю, что когда Лара пыталась отговорить сестру от ее идеи отдать квартиру Вадиму, она не ограничилась предупреждениями о подлой сущности Вадима. Мне почему-то кажется, что она грозилась все рассказать Гуркину!

— И рассказала?

— Да. Рассказала. Больше того, она, я думаю, показала ему билеты Петербург — Москва, которые ей удалось раздобыть у сестры, плюс какие-нибудь компрометирующие фотографии, чем доказала ее неверность. Она подставила ее капитально и призналась во всем сестре.

— Не понял…

— Она призналась Кате, что Борис все знает. Она убила ее этим признанием. Кате ничего другого не оставалось, кроме как уйти из жизни. Я даже допускаю, что Лара подстроила так, что Катя сама удостоверилась в том, что Вадим ей изменяет — то есть подтолкнула ее к самоубийству, по сути, дала ей в руки лезвие или бритву.

Я поразился тому, как подробно, в деталях Лена все это обрисовала! Словно знала об этом наверняка.

— Она, может, не столько уже хотела вернуть себе Вадима, сколько отомстить сестре. Хотела, чтобы Катя заплатила ей за все — за ее удачный брак, за украденного любовника, словом, за все! По сути, она, я полагаю, и довела ее до самоубийства. Вот почему после ее смерти обманутый Гуркин увидел в ее сестре и красивую женщину, и одновременно близкого человека. Такие, как Гуркин, если не теряют, конечно, голову от любви, то стараются окружить себя своими людьми, понимаешь? Вот Лара была своим человеком, к тому же незамужней, одинокой и вроде бы вполне приличной женщиной. Она оказалась в нужное время и в нужном месте, поддержала Гуркина-вдовца, помогла ему, скрасила его одиночество сразу, я думаю, после похорон. На фоне изменщицы-жены Лара выглядела самой близкой и преданной женщиной. Вот и вся история. Она убила свою сестру, но не Вадима. А Вадима убил кто-то другой, и когда Лара об этом узнала, она приехала, чтобы в этом убедиться. Ну, это ты, я думаю, и так понял.

Слушая Лену, я уже сто раз успел пожалеть, что не надел на Лару наручники, — очень уж правдиво выглядела рассказанная ею история.

Вечер в компании моей прекрасной и умной жены был самым приятным моментом за последнее время — все остальное, что было связано с моими профессиональными делами, казалось мне одной большой ошибкой. Никогда я еще не чувствовал себя таким неуверенным.

— Фима, не грусти, — вдруг услышал я. — Мне кажется, я понимаю, что с тобой происходит. И ты думаешь, что эта поездка сюда не оправдала твои надежды. А я лично так не считаю. Во всяком случае, теперь ты точно знаешь, что Лара не убийца. Зачем ей было так рисковать, да и чего ради, когда она благодаря этому пройдохе Вадиму так ловко провернула свое дельце по присвоению чужой жизни, жизни своей сестры? Ну да, вернулась, чтобы позлорадствовать, да и только! Тебе же нужно как можно скорее найти настоящего убийцу Вадима. И у меня на этот счет есть кое-какие мысли.

Я взял ее теплую ладонь и поцеловал. Слов у меня не было. В который уже раз я поблагодарил бога за то, что он послал мне такую необыкновенную женщину, такого друга!

— Думаю, стоит обратить внимание на одну деталь. Ты сказал, что Вадим купил квартиру Кати Гуркиной за символическую сумму в два миллиона рублей. Я так тебе скажу, Фима. Для простого автомеханика эта сумма — огромна. Думаю, тебе надо бы проверить его счета на тот момент, приблизительно за неделю до сделки. Если ему кто-то перевел деньги, то ты узнаешь, кто именно, я имею в виду, кто из его любовниц. Я просто уверена, что деньги ему давали женщины. Если же никакого перевода не было, значит, их приносили ему наличными. Вот тогда узнать, кто именно передал ему эти деньги, будет практически невозможно. Но все равно, попробовать стоит. Это первое.

Второе. Я до сих пор не пойму, почему следствие так ухватилось за Игоря? Ну, попал человек в объектив камеры. И что? А если бы я вошла в этот подъезд в момент убийства? Получается, и меня бы задержали и постарались бы подогнать под мою личность и мои отношения с жертвой или с кем-то из соседей мотив?

Почему никому не пришло в голову проверить жильцов подъезда?

— Ты думаешь, не проверяли? Но как реально проверить, был ли у кого-нибудь из них мотив?

— Фима, чудес не бывает! Если это не Игорь отравил механика, значит, тот, кто находился в это время в одной из этих квартир. Это мог быть кто-то, повторяю, из жильцов или кто-то хитрый — хорошо подготовившийся к убийству преступник, который зашел в подъезд задолго до момента отравления. Вот почему никто не обратил на него внимания. Вадим мог, к примеру, обмануть и сделать несчастной дочь, племянницу, сестру или подругу кого-то из жильцов, и ему просто отомстили. Войти к нему и подсыпать яд в вино — пустяк для соседа. Или же его отравила одна из его любовниц, предварительно спрятавшаяся где-то в подъезде, предположим, в шахте лифта или на чердаке.

— Ракитин сказал, что чердак проверяли, там нет следов пребывания кого бы то ни было. Там даже эксперты работали, — вспомнил я. — Он сказал, что там, наверху, на площадке возле лифтовой шахты пол покрыт слоем пыли.

— Хорошо, пусть. Но эта женщина могла быть родственницей кого-то из жильцов. Думаю, что твой Ракитин недостаточно внимательно проработал эту версию.

Мне не хотелось разочаровывать Лену, тем более что она была права. Искать убийцу среди жильцов дома — задача не из легких, почти невыполнимая.

— А если допустить практически невозможное, что у Тани, ученицы Игоря, была связь с Вадимом? И это не Игорь, а она сама его отравила. И знаешь, зачем? Чтобы он не помешал ей выйти замуж за Светлова. Предположим, Таня была любовницей Вадима, и когда она переспала с Игорем и он сделал ей предложение, она испугалась, что Игорь узнает о ее связи с соседом. Она пошла к Вадиму, чтобы поговорить, сказала, что выходит замуж, и Вадим, который, как мы уже понимаем, жил за счет женщин, решил срубить деньги и с этой девочки и принялся ее шантажировать. Сказал, что будет молчать, если она даст ему определенную сумму. Кстати говоря, он мог в свое время шантажировать и своих любовниц, тем более ты сам рассказывал, что все они были замужем.

Я не мог не оценить гибкость ума Лены. Что ж, эту версию я действительно никогда не рассматривал. Но по одной причине: ведь Игорь в первую нашу встречу рассказал о том, что переспал с Таней. Он же и обратился ко мне за помощью, уверенный в том, что Таня, в жизни которой он был первым мужчиной, отправилась в полицию заявлять на него за изнасилование. Вот такой мнительный, впечатлительный, чувствительный и неуверенный в себе пианист.

Но как теперь узнать, действительно ли до той роковой ночи Таня была девственницей или нет? Была ли у нее связь с соседом или нет?

— Фима… послушай… — Лена отодвинула от себя чашку с чаем и посмотрела на меня задумчиво, отстраненно. — А почему мы не рассматривали вариант с теми, кто снимал квартиру или комнату в этом подъезде? Помнишь, ты рассказывал, что в квартире, которую снимала и снимает Таня, у нее есть соседка, не старая, как я поняла, женщина. Вы ее проверяли? Кто она такая? Откуда приехала? Почему снимает квартиру? Чем занимается?

И тут я вспомнил, что мне рассказывала об этой соседке Лара.

— Она не живет там! Она встречается там с любовниками.

— Вот как? И много у нее любовников? — Лена закашлялась, смеясь.

— Лара видела двоих. Она сказала еще что-то про тихий омут… Ну, вроде женщина приличная, а сама ведет такой вот образ жизни. И когда я спросил ее, давно ли она снимает комнату, она дала мне телефон хозяйки квартиры. Постой, у меня где-то записано. — Я принялся изучать свои электронные записи в телефоне. — Ну вот, есть! Раиса Дмитриевна, хозяйка.

— Звони! Может, она встречалась там именно с Вадимом? Одним любовником меньше, одним больше.

— Да-да, еще она добавила что-то вроде «на свидания ходит, как на работу. Что за потребность такая у женщины…»

Я позвонил Раисе Дмитриевне, представился, конечно же, следователем следственного комитета, сказал, что занимаюсь расследованием дела об убийстве Вадима Соболева, и как бы между прочим поговорил с ней о Таниной соседке. Узнал, что зовут ее Рита, Маргарита Васильева, что женщина очень приличная, филолог по образованию, работает редактором в каком-то издательстве, что ей эта квартира нужна для того, чтобы работать над рукописями в тишине. Сняла она эту комнату перед самым Новым годом, где-то в двадцатых числах декабря, то есть примерно недели за две до смерти Вадима. Неужели так долго готовилась?

— Да, интересно… — сказала Лена. — Две недели готовилась к убийству, сняла комнату якобы для свиданий. Но свидания точно были?

— Да, были. Лара видела двух мужчин, которые поднимались к ней.

— Надо бы найти эту Риту и проверить ее.

— И еще раз хорошенько поговорить о ней с Таней, может, она видела этих мужчин. Вполне возможно, что один из них и является убийцей.

— Фима, вот скажи мне, только честно. Ты стал бы снимать комнату для свиданий по соседству с пианисткой?

— Там изоляция, Игорь рассказывал.

— Изоляция. Да чушь все это! Все равно будет шум за стенкой, там же постоянно звучит фортепиано! А что, если ей нужен был этот шум? Или я сказала чушь?

Я признался Лене, что понятия не имею, зачем бы этой женщине понадобился шум. В голову ничего дельного не пришло.

— Вот и я об этом же, — произнесла Лена. — Но зачем-то она сняла именно ту комнату!

— Значит, — предположил я, — ей до лампочки был тот шум. Ей нужна была именно эта квартира. Или комната… или подъезд.